— Вы кажетесь огорченным, — заметил мандарин Тан. — Что случилось?
Доктор Кабан заерзал на стуле, брови его гневно выгнулись.
— Не думал, что это заметно. Но раз вы догадались… Да, я раздосадован. Можете себе представить — на семинаре, где я председательствую, все пошло вразброд.
— Этого не может быть! — насмешливо воскликнул Динь.
— Его тема — современное состояние медицины, и, естественно, участники имеют разные мнения по этому вопросу. Те, кто занимаются акупунктурой, придерживаются одних взглядов, травники им противоречат, а что касается меня — я придерживаюсь основных принципов великой классификации. Все должно было идти по правилам: противники высказывают свои мнения, а я резюмирую, стараясь примирить различные направления. Такова моя роль.
Он сжал пухлые кулачки и стукнул себя по ляжке.
— Но представьте себе, что бессовестный господин Головастик, так называемый врач, вполне годный на то, чтобы лечить заключенных в тюрьме принца, начал сеять раздор, утверждая, что все болезни происходят по воле духов и демонов.
— Как участник семинара, он имеет право на свою точку зрения, — парировал Динь.
Врач наклонился к ним, обнажив ровные острые зубы.
— Вы не поняли, ученый Динь. Он может выражать свои мысли, это верно, но он же объявил себя приверженцем истины. Если верить ему, наше благополучие зависит от расположения добрых духов, а наши беды — результат дурной судьбы, уготованной демонами. Следовательно, говорит он, к ним и нужно обращаться, чтобы вылечиться. Это же предрассудки, вот что я вам скажу!
Мандарин Тан поставил локти на стол.
— Вы слишком категоричны, доктор Кабан. Вполне разумно утверждение, что злые духи нас постоянно преследуют и нужно пытаться защитить себя от их гнева с помощью талисманов и подходящих к случаю молитв.
Раздраженно вращая глазами, врач заворчал:
— О нет, вы неправильно говорите, господин! Господин Головастик, злоупотребляя своим авторитетом, которым он пользуется у простаков, посеял сомнение в душах травников — они теперь думают, что растения тоже управляются целящими духами. Приверженцы акупунктуры, к счастью, менее легковерные, высмеяли эту болтовню, они открыто насмехались над травниками, называя их торговцами овощами. После выступления доктора Головастика эти партии раскололи семинар, что угрожает единству нашего профессионального союза. Это недопустимо!
Мандарин, не желая себя компрометировать — а вдруг духи услышат его — воскликнул:
— Вы преувеличиваете, доктор Кабан! Всемогущество демонов не нуждается в доказательствах, я никогда не сомневался в их существовании.
Динь иронически улыбнулся. Он вспомнил рассказы своей кормилицы о сверхъестественных силах, когда человек был лишь игрушкой в руках злобных духов, которых нужно во что бы то ни стало умилостивить. Но он не сказал ни слова, чтобы не оскорбить чувств доктора Кабана.
А тот уже не сдерживался, размахивая руками, он почти кричал:
— Как вы можете верить в такую ерунду? Разве мы можем предаться племенным предрассудкам после стольких веков конфуцианской мудрости? Я вас уверяю, что доктор Головастик почерпнул свои нелепые убеждения у горных дикарей. Они все считают живым, боятся любого камня, дрожат даже перед маленьким листом!
Мандарин Тан осторожно возразил:
— Мы ничего не знаем в действительности, доктор Кабан. Вот в эту минуту вас, может быть, слушает демон горшка с рисом — и он отомстит за неуважительные речи. Он нашлет на вас зверскую колику. Что до меня, я разделяю с вами пищу, но не убеждения.
— Хорошо, значит, вы полагаете, что для того чтобы исцелить несварение желудка, нужно принести жертву оскорбленному вами духу, а не применить классическое лекарство?
Динь внутренне улыбнулся, когда его друг ответил:
— Не всегда должно приносить жертвы, иногда достаточно и простой молитвы. Зачем убивать курицу, если дух готов удовольствоваться курительными палочками?
— В случае сомнений, лучше принести дары божеству: оставить монету на алтаре или поставить курительную палочку перед маленьким каменным храмом при дороге. Это принесет больше пользы, чем притирания или иголки, воткнутые в чувствительные места.
Эти провоцирующие слова оратора вызвали гневное возмущение в стане акупунктуристов, они стали грозить ему кулаками. Но человек одним спокойным взглядом призвал их к порядку и прикусил губу, прежде чем продолжать речь.
— Духи повсюду, не обманывайтесь, дорогие братья: в ветре, облаках, молниях и даже в предметах ежедневного пользования. Они следят за соблюдением космической гармонии, управляют временами года, ходом звезд, судьбой людей. Гений солнца отвечает за плодородие полей, и вы зависите от милости духа смерти. Не становитесь у них на дороге!
Это предупреждение повергло аудиторию в состояние хаоса. Произошел раскол, нарушивший плавное течение заседаний первых дней. Травники, соблазненные идеей духа в каждом из их излюбленных растений, сплотились, победно кивая головами и заговорщицки улыбаясь. Приверженцы акупунктуры возмущались высказываниями оратора и делали презрительные лица. На заседание пришли и аптекари, хоть они и не имели медицинских дипломов. Они намеревались потолкаться среди врачей и разнюхать, какие новые тенденции позволят им расширить дело. Вынужденные сохранять нейтралитет в этом споре, они молчали и не соглашались ни с травниками, которых считали простаками, ни с приверженцами акупунктуры, которым продавали золотые иглы. На кафедре, испытывая неловкость и гнев одновременно, сидел в величественном кресле доктор Кабан: он воздерживался от того, чтобы прервать коллегу, и без конца двигал своими маленькими ножками в великолепных сапогах.
Мандарин Тан повернулся к Диню и выдохнул:
— Нашего друга доктора Кабана сейчас хватит апоплексический удар, как ты думаешь?
— Он сдерживается, стараясь до конца выслушать доктора Головастика, но дух его башмаков явно неспокоен.
— Если демоны разорвут тебе брюхо и сожрут селезенку, не рассчитывай на мое вмешательство.
Два друга беспрепятственно проскользнули в комнату заседаний в тот момент, когда доктор Головастик взял слово. Доктор Кабан ледяным тоном предварил его выступление. Они выслушали маленького кудрявого человечка с выпяченной губой, который проповедовал принципы анимизма и тем самым отвергал значение лекарств, введенных когда-то китайцами. По его мнению, секрет здоровья зависел от добрых отношений с духами, хотя их настроения переменчивы.
Достаточно совершить ошибку в отношении всезнающих демонов, сознательно или нет, и они немедленно накажут виновного или его близких. Поэтому он призывал вести себя с духами как полагается, чтобы не навлечь на себя гнев божеств. Мандарин Тан увлеченно слушал его, вспоминая, что не совершал смертельных грехов, оскорбляющих духов.
— Если в вашей деревне свирепствуют ужасные болезни, если младенцы внезапно умирают без видимой причины, а традиционные средства — кровопускания, припарки, компрессы — не помогают, да и помочь не могут, потому что они не лечат истинную природу заболеваний, становится ясно: кто-то совершил грех и злой гений явился отомстить за это.
— Что требуется для его изгнания? — спросил один из травников, делая рот бантиком.
Господин Головастик устремил на вопрошавшего свои странно-светлые, как будто бесцветные глаза, а доктор Кабан поперхнулся от глупости вопроса. Ровным голосом оратор отвечал:
— В этом случае есть только один способ: жертва.
— Как! Нужно приносить в жертву больных? — воскликнул аптекарь, вращая глазами от ужаса.
Доктор Кабан внутренне усмехнулся. О эти аптекари! Они славятся неслыханной глупостью. Единственное, что они умеют, и в этом на них можно положиться, это продавать на вес золота всякую ерунду. Но золото не сделало их умнее. Тот, кто задал вопрос, явно опасался за судьбу своих пациентов: живой больной стоит дороже мертвого, жертвоприношения больных могут серьезно ударить по благосостоянию всей их гильдии.
Господин Головастик глубоко вздохнул, прежде чем ответить:
— Жертвоприношение больных — это уж самое крайнее средство, успокойтесь. Нет, чтобы искупить вину, достаточно принести в жертву собаку, обезьяну или буйвола, судя по степени серьезности вины. Приношение сердца, печени или другого органа высоко ценится оскорбленными духами, так как в них содержится частичка жизни и они являются высшими дарами. Если в вашей деревне поселился дух болезней, надо взять красного петуха, красного, как кровь, — демоны обожают этот цвет, — посадить его в клетку и вынести через западные ворота. Вас должны сопровождать жители, со знаменами и зонтами, сопровождая шествие ударами гонга. Как только петуха выносят из деревни, его убивают и бросают в реку. Дурной дух, вошедший в петуха, уносит течение. Таким образом, больные возвращают себе здоровье.
В зале повисло молчание: акупунктуристы остались непоколебимы в своей вере в космический принцип дао, от которого зависит состояние нервных центров и потоков энергии; травники же полагали, что наконец поняли всю подноготную анимистической теории, наделяющей каждое растение и животное своей жизнью; аптекари, самые практичные, задавали себе вопрос — раз дано такое указание, не нужно ли немедленно приступить к продаже красных петухов и покончить с женьшеневыми корнями?
Прежде чем врачи успели поднять привычный гвалт, доктор Кабан вскочил на ноги. Властным голосом он объявил перерыв, чтобы участники могли подкрепить силы. Он не удовольствовался лишь словами, а настежь распахнул окно, из которого тянуло заманчивыми запахами благовонного супа и жареного мяса — торговцы готовили их прямо под окнами, на площади под навесом. Тогда, внезапно вернувшись к реальности, участники семинара ринулись к выходу, одержимые одной мыслью: выбрать лучший стол и как можно скорее пообедать. Удовлетворенный тем, что господину Головастику вопросов задавать не будут, доктор Кабан присоединился к остальным, торопясь настолько, что полы его одежды развевались, как паруса.
Мандарин Тан поднялся и потянулся так, что суставы захрустели. Динь уже направлялся к выходу, когда он попридержал его за локоть.
— Давай поговорим с господином Головастиком, у меня к нему есть вопросы.
Динь подавил зевок.
— Ты что, думаешь, он откроет тебе все средства борьбы со злыми духами?
— Не забывай — мы ведем расследование, — ответил его друг с каменным лицом.
Они приблизились к сцене, где господин Головастик спокойно прихлебывал чай, осторожно окуная выдающуюся верхнюю губу в дымящуюся жидкость.
— Господин Головастик, — церемонно начал мандарин Тан, — мы с интересом выслушали ваше выступление, но просим некоторых разъяснений по этой теме.
Докладчик поднял выпученные глаза с тяжелыми веками и отставил чашку.
— Говорите, господин, мне льстит ваша заинтересованность.
Мандарин поклонился.
— Вы упомянули о том, что в жертву приносят части тела животного, но возможно ли подобное с органами человека? — спросил он, недолго думая.
Удивление молнией промелькнуло в бесцветных зрачках господина Головастика. В недоумении он захлопал ресницами, а потом засмеялся.
— Я не спрашиваю, какой запрет вы нарушили, мандарин Тан, но сомневаюсь, что проступок настолько тяжел, что требует человеческих жертв.
Динь отвернулся, чтобы скрыть улыбку, а мандарин только тряхнул головой.
— Вы неправильно меня поняли, господин Головастик, речь не идет о личном деле, хотя, впрочем, я стараюсь не гневить божеств лишний раз. Они всемогущи и достойны нашего почитания, — заявил он, повышая голос.
Он наклонился ближе к докладчику, убедившись, что в зале никого нет.
— Вы размышляли об убийстве двух заключенных?
— Убийствах нищего и крестьянина, хотите сказать? Хотя я являюсь главным тюремным врачом, я их не осматривал ни при освобождении, ни когда они уже оказались в морге. Вы знаете об этом лучше меня.
— Именно, — ответил мандарин. — Но вы, конечно, знаете, что оба были убиты умелой рукой с помощью ножа?
— Нет, мне это неизвестно, господин.
— Но вот что странно — и я прошу вас не разглашать этих подробностей, дабы не возбуждать ненужные толки среди населения: нож был всажен точно в селезенку крестьянина и легкое нищего.
Врач побледнел, его серая кожа стала пепельной. Но мандарин не закончил.
— Вот почему я задаю вам следующий вопрос: возможно ли, что эти убийства носили ритуальный характер?
Динь удивленно поднял бровь. А, вот что было у мандарина на уме! По крайней мере, день, проведенный в обществе лекарей, послужит разрешению загадки.
Напряженное лицо господина Головастика несколько расслабилось, и он твердо ответил на вопрос правителя:
— В любом случае, господин, это не ритуальное жертвоприношение. Для жертвы нужен целый орган, а не его ошметки. Духам они не нужны. То есть если орган не извлечен, то речь не идет о даре демонам.
— А! — воскликнул мандарин разочарованно, поняв свою ошибку.
— Жаль, — пробормотал Динь, — хорошая была мысль.
Почувствовав огорчение молодых людей, господин Головастик продолжил:
— Действительно, хорошая была мысль, я согласен. Очень давно, во времена китайской династии Цинь, случались человеческие жертвоприношения: для ритуальных целей использовали военнопленных, иногда зарывали в землю живых людей, чтобы они сопровождали покойного императора и служили у него во дворце в царстве мертвых. Заклание иногда допускалось и при возведении особо значимых строений. Да, чтобы задобрить духов и демонов, человек не останавливался перед жертвоприношением себе подобных. Врач выпил глоток чаю и долго держал его во рту, прежде чем продолжить.
— Эти древние ритуалы давно уже исчезли, но человеческие жертвы все равно считаются самыми ценными, хотя убивать человека — это преступление. Что же может быть заманчивей, чем выдать простое убийство за якобы жертвоприношение? Смотрите, даже в этой части страны существует обычай охотиться на дикарей в горах.
Он горько улыбнулся, поджав мясистые губы. Проведя рукой по подстриженной шевелюре, он сказал:
— Я сам очень хорошо знаком с этим обычаем, господа, поскольку являюсь незаконнорожденным — меня зачали в джунглях беззвездной и безлунной ночью. И это тоже было преступлением, не правда ли? Смешение двух рас — ведь вьетнамцы считают жителей гор почти что животными.
Взволнованные правдивостью этих слов, друзья хранили молчание.
Господин Головастик беззаботно налил себе еще чашку чая, которым и наслаждался, пока мандарин, уставясь на носки собственных сапог, предавался размышлениям.
— Вы меня спрашивали о жертвах, но мы рассуждаем о преступлениях, — продолжал оратор. — Думали ли вы о том, какое преступление считается самым страшным после убийства? — Инцест? — предположил мандарин.
— Конечно, оно одно из самых серьезных, но я все же думаю…
Господин Головастик смотрел на мандарина глазами прозрачней колодезной воды. Он видел, что чело мандарина нахмурено, что мысли, сменяя друг друга, мелькают, как молнии. Стоя на фоне окна против света, что еще больше подчеркивало его худобу, Динь состроил безразличное, слегка ироничное выражение лица. Но господин Головастик понял его притворство и насмешливо улыбнулся. Помолчав, врач снова заговорил:
— Отправиться в Страну Желтых Источников — разве это не ужас?
— Я думаю, — пробормотал мандарин Тан. Наказание, назначенное семье Дэй, было самым ужасным, потому что тела и головы казненных расстанутся навеки. И что может быть трогательнее отчаяния евнуха Сю, потерявшего свои Драгоценные? Если он не обретет их снова, то будет похоронена лишь часть его.
— Но тела убитых, хотя они и ужасно изрезаны, все-таки остались целыми, — заметил ученый Динь.
— Вы уверены, что остались? Доктор Кабан их не трогал?
— Вы говорите о нашем докторе Кабане? — спросил пораженный мандарин.
— Именно о нем, господин. Я с ним общался довольно долго. Он гораздо сильнее, чем вы думаете. Он блестящий теоретик, но если он говорит о жизненной силе, меридианах и жизненных дыханиях, то — и я это часто замечал — у него возникает желание заглянуть глубже, а точнее — внутрь вещей. Не надо его недооценивать из-за его добродушия и мерзкого дыхания, отдающего запахом падали: он очень опасный мыслитель.
Мандарин Тан и ученый Динь обменялись взглядами, которые стоили всего разговора. Они уже собрались распрощаться с господином Головастиком, когда тот удивил их в последний раз:
— Кстати, господа, вы заметили в ходе расследования — с какого именно момента начались убийства?
— В мою комнату сюда, господин Динь, — сказал Главный воспитатель Сю, ведя ученого по галерее. — Немного ветрено, может быть, но зато прекрасный вид во двор — особенно весной, когда все расцветает, а кроме того, мои ученики живут совсем рядом, как, впрочем, и слуги. Это очень удобно для тех, кто приставлен к супругам и наложницам принца. Видите, вот уже и женское крыло дома.
Павильоны, некогда изящные, сильно пострадали от ливней, покосились и как будто замкнулись, утонув во влажном одиночестве среди одичавших и разросшихся деревьев. Ученый Динь молчал, сердце его опечалилось от зрелища тоски, которую источал дворец.
Старый евнух долго возился с многочисленными запорами, хотя в его комнате больше уже не было ничего, что могло возбудить алчность окружающих. Его шумное дыхание свидетельствовало о сильном чувстве, которое одолевало его всякий раз, как он вспоминал о своей утрате:
— Видите, я немного прибрался после того, как сыщики все здесь перевернули.