– Я не осмелюсь противоречить Его Святейшеству, если он настаивает на своей правоте. Пусть поступает так, как считает нужным.
Священники были благодарны Сфорца за этот поступок, потому что разбираться в его отношениях с супругой с опасностью для собственной жизни не хотелось никому.
– Вы должны подписать вот этот документ…
– Да, конечно.
Граф Пезаро быстро поставил свою подпись в углу присланной бумаги, снова коротко и ни на кого не глядя поклонился и быстро вышел. Священники вздохнули с облегчением – желание Папы выполнено.
Следом за племянником из кабинета вышел и Лодовико Сфорца, он догнал несчастного Джованни и тихо посоветовал:
– А теперь женись и как можно скорее рожай ребенка. Другого выхода нет.
Тот снова коротко кивнул.
А Лукреция в это время коротала последние дни перед рождением ребенка в монастыре Сан Систо.
…Родился мальчик, которого назвали в честь погибшего дядюшки Джованни. Фамилию понтифик дал свою. Чтобы Лукреция не страдала, ей даже не позволили увидеть малыша, его сразу передали на воспитание в чужую семью.
Дочь понтифика увидела своего старшего сына нескоро, когда у нее был уже второй сын от второго мужа, а замуж она собиралась в третий раз. Обоих мальчиков воспитывали другие люди, но если второго – Родриго – она всегда помнила и любила, то первый действительно остался чужим.
С графом Пезаро их развели именно по причине «отсутствия супружеских отношений», весь Рим потешался над вердиктом кардиналов о невинности Борджиа. Но дело было сделано.
– Джоффредо так подражает Чезаре… как бы беды не вышло…
– Вы о чем?
– Ваш младший сын слишком старается походить на старшего, он и раньше смотрел Чезаре в рот, копировал его поведение, а теперь особенно.
Борджиа усмехнулся:
– В чем это выражается?
– Во всем. Любовниц, правда, нет, но задирист стал, ночами ходит по улицам, ко всем пристает, словно нарываясь на неприятности, норовит показать владение оружием. Он и раньше старался подражать Чезаре и во всем тому угодить…
– Чем?
– Всем и во всем. Кажется, пожелай Чезаре, Джофре самого себя не пожалел бы. А сейчас, когда брата нет в Риме, будто стремится его заменить…
Кардинал говорил еще что-то, но Папа уже не слушал. Его осенило, словно вышел из темноты подвала на яркий дневной свет: Джоффредо! Он прекрасно знал, что Джованни мешает Чезаре, что братья всегда соперничают, что его любимый Чезаре мечтает занять место Джованни. Джофре готов отдать не только собственную жену Санчу, но и собственную жизнь, только чтобы обожаемый им Чезаре был доволен! Готов отдать собственную жизнь? А чужую? Это подарок посерьезней Санчи, подарок, за который нельзя быть неблагодарным, но и благодарным тоже.
Неужели Ваноцци своей запиской просто отвела подозрения от сына, а Джофре действительно убил Джованни ради того, чтобы услужить Чезаре?!
Кардинал заметил, что понтифик его не только не слышит, но и вообще забыл о существовании собеседника. Что же такое поразило Папу, неужели сообщение, что его младший сын настолько неосторожен? Кардинал решил распорядиться присматривать за Джоффредо получше, чтобы тот не попал в какую-нибудь историю. Всем известно, что Папа не считает Джоффредо Борджиа, хотя и дал ему свое имя, но сейчас Джованни убит, а Чезаре во Франции, и неизвестно, когда вернется. Рядом из сыновей только Джоффредо. Может, потому Папа так беспокоится за младшего из сыновей?
Кардинал ошибся, Родриго не волновался за Джофре, он прекрасно понимал, что это не его сын, не только по крови, но и по духу не его. Родриго признал бы Борджиа скорее Санчу, внучку презираемого им Ферранте и дочь ненавистного Альфонсо II, чем сына Ваноцци, носившего по его милости имя Борджиа. Это была насмешка судьбы: Чезаре, более всего достойный называться Борджиа, носил имя Ариньяно, а Джофре, который явно сын Джоржо ди Кроче и размазня в папашу, зовется Борджиа!
Но сейчас Папа размышлял даже не о том, чей сын Джофре, он пытался понять, верна ли его догадка и если да, то как относиться к случившемуся.
Если Джованни убил Джофре, то явно чтобы помочь своему обожаемому Чезаре. Только это медвежья услуга, убийство незамедлительно приписали Чезаре, ему не отмыться… Чувство было двояким, причем меньше всего Родриго думал о самом Джофре.
С одной стороны, была радость, что это сделал не Чезаре, ведь убийство брата не красило никого. Когда-то, чтобы расчистить себе путь к папскому трону, Родриго сделал такой шаг, и его брат отправился к праотцам, правда, все было чисто и не столь жестоко, но пятно на совести осталось навсегда. Как бы ни считали, что у Борджиа совести никогда не было в помине, в глубине души что-то лежало тяжким грузом. И Родриго не хотел, чтобы его сын имел такой же груз.
С другой – досада на глупого Джофре за этакую услугу.
После всех неприятностей и бед сначала из-за французского вторжения, потом бегства супруга, развода и тайного рождения законного ребенка Лукреция не скоро пришла в себя. Но она была молода и очень любила жизнь.
Возраст и любовь окружающих постепенно делали свое дело – Лукреция ожила, в конце концов, когда тебе всего шестнадцать, а на дворе весна, жизнь не может долго казаться ужасной.
Найден и новый муж для дочери понтифика, им оказался брат Санчи Альфонсо Арагонский. Альфонсо не чета Джованни Сфорца, он молод, красив, богат и сразу же по уши влюбился в будущую супругу. Влюбленность оказалась взаимной.
Свадьба получилась на славу, семнадцатилетние новобрачные были красивы, восторженны и уверены в прекрасном будущем. Этот муж все ночи проводил в спальне супруги и никаких подозрений, что брак мог не состояться, не было. Альфонсо, как и все, не поверил в невинность Лукреции, но вопросов не задавал. Не те времена, чтобы интересоваться лишним. Он был влюблен и счастлив.
Чезаре тоже собрался жениться, именно ради его успеха была задумана свадьба Лукреции. Если Джованни и Лукреции полагались незаконнорожденные отпрыски благородных фамилий, то Чезаре должен жениться на законной – Шарлотте Арагонской.
Невеста воспитывалась при дворе французской королевы Анны. Туда и пришлось отправиться сыну понтифика. Все было кстати, ведь Людовик XII просил разрешения Папы на брак с Анной, бывшей супругой собственного брата – короля-неудачника Карла. И хотя все прекрасно знали, что Карл принудил Анну согласиться на брак с собой и брак этот состоялся лишь формально, за такое согласие понтифик помог и поторговаться.
Король Людовик страстно желал Анну и был совсем не против женитьбы графа Валентинуа, как теперь все чаще называли Чезаре на французский манер (в Италии его звали герцогом Валенсийским), на арагонской принцессе, ему не жалко.
Чезаре прибыл во Францию во всеоружии. Столь разряженной процессии французы не видели в жизни, даже подковы у лошади графа Валентинуа были золотыми, попона из золотых листиков, а хвост оплетен жемчужной сеткой. О его собственном наряде не стоило говорить. Бриллианты и золото прекрасно смотрелись на черной парче.
Правда, это не могло отвлечь внимания от лица самого герцога, а вот тут природа с Чезаре сыграла злую шутку. Его лицо было покрыто сыпью из-за обострения давнишнего заболевания – французской болезни. Где и когда подхватил сифилис сын понтифика, неизвестно, он не знал и сам, но временами болезнь переходила в атаку, уродуя его красивую внешность. Рядом находился врач, умевший лечить эту напасть. И хотя такая болезнь никого не удивляла и мало кого миновала, даже считаясь признаком мужественности, дам она все же приводила в ужас.
Неизвестно, из-за этого ли или еще почему, но Шарлотта Арагонская категорически отказалась становиться супругой герцога Валентинуа! Она не поддавалась ни на какие уговоры и держала оборону так стойко, что оставалось даваться диву. Поговаривали, что ее поддерживала сама Анна, в свите которой Шарлотта и находилась. Как бы ни злился Чезаре, изменить положение дел он не мог.
Прибывшему с такой помпой во Францию сыну Папы оставалось отбыть обратно ни с чем. Видимо, предвидя такую возможность, понтифик настоятельно советовал не отдавать королю согласие на брак с Анной до тех пор, пока не пройдет обручение самого Чезаре с Шарлоттой. Что произошло во Франции, не знает никто, то ли Чезаре все же поспешил и отдал столь желанное разрешение, то ли его вынудили отдать, то ли король женился и без разрешения, только королевская свадьба состоялась, а Чезаре остался с носом.
Но Людовик прекрасно понимал, что отправить ценного молодого человека ни с чем из Франции нельзя, это чревато самыми непредсказуемыми неприятностями, понтифик еще не разучился их делать. К тому же королю была нужна помощь Чезаре в будущем завоевании Неаполя, а теперь герцог Валентинуа был на Неаполь не просто зол, он это королевство ненавидел. Ненависть одного сильного итальянца к другому очень полезна для французов.
Но Людовик прекрасно понимал, что отправить ценного молодого человека ни с чем из Франции нельзя, это чревато самыми непредсказуемыми неприятностями, понтифик еще не разучился их делать. К тому же королю была нужна помощь Чезаре в будущем завоевании Неаполя, а теперь герцог Валентинуа был на Неаполь не просто зол, он это королевство ненавидел. Ненависть одного сильного итальянца к другому очень полезна для французов.
Людовик бросился подыскивать Чезаре другую невесту. Оскорбленный итальянец отказался, не желая выглядеть нелепо и, конечно, сгорая от жажды мести. Но довольно быстро понял, что улыбки и торжественный прием значат так же мало, как и слова. Его попросту посадили под почетный арест! Чезаре понял, что иначе как женатым, а еще лучше предварительно обрюхатив свою супругу, он Францию не покинет.
Сын понтифика умел трезво смотреть на вещи и также оценивать положение дел. Он согласился на брак с семнадцатилетней красавицей Шарлоттой д’Альбре – дочерью герцога Гиены и сестрой короля Наварры. Неплохой брак, жена красавица, но ощущение позора все равно осталось.
Что бы там ни думал Чезаре, он сумел справиться, рассказ о его мужской силе, проявившейся в первую брачную ночь, потряс французов, а за ними и римский двор. Людовик в письме Папе восторженно описывал неутомимость герцога, выраженную в семикратном исполнении супружеского долга. Чувства Шарлотты при этом в расчет не брались.
Семейное счастье было совсем недолгим, и уже скоро герцог, оставив в наследство юной супруге беременность и завещание на случай своей гибели, вдел ногу в стремя. Больше они не виделись, Шарлотта родила дочь. На удивление, некрасивую при таких красивых родителях. Позже эту дочь совсем крохой Чезаре умудрился сосватать сыну маркиза Мантуи Франческо Гонзаго, бывшему в еще более нежном возрасте. Сватовство удалось, а вот сам брак, конечно, нет, потому что за эти годы произошло много чего.
Вот теперь король Неаполя сполна мог вкусить последствия строптивости собственной дочери. Отказ Шарлотты Арагонской стать супругой Чезаре сделал его мужем Шарлотты д’Альбре и врагом Неаполя. Герцог Валентинуа в стане французов и против Неаполитанского королевства – это уже серьезно.
В Риме две семейные пары живо почувствовали угрозу. Брат и сестра Альфонсо и Санча стали не нужны Ватикану. Но если Санча с Джофре жили почти врозь и не особо интересовались друг дружкой, то Альфонсо с Лукрецией были в браке счастливы, она очень любила юного мужа и была беременна.
Первая беременность закончилась выкидышем из-за неосторожности – дамы, резвясь, сбегали по склону холма, Лукреция поскользнулась и упала, а на нее сверху повалилась еще одна женщина. Никто не виноват, но доносить девочку не удалось, та родилась до срока и мертвой. Теперь Лукреция снова была беременна.
Казалось, браку Лукреции и Альфонсо ничто не угрожает. Влюбленный муж не изменял супруге даже тогда, когда посещать ее спальню перед родами было нельзя. Альфонсо действительно любил, и Лукреция отвечала тем же. Она снова купалась в обожании, рядом не было двух братьев – Чезаре и Джованни, но были отец и Альфонсо, а еще будет ребенок.
Красивый, молодой, сильный, влюбленный Альфонсо давал Лукреции столько счастья, что иногда ей даже становилось страшно. Муж читал стихи Лоренцо Великолепного, пел для нее, рассказывал всякие занимательные истории… Но главное, он не ходил по проституткам, хватало обожаемой супруги.
Глаза Лукреции сверкали ярче любых драгоценных камней, которыми ее щедро осыпал за внука понтифик.
Но давно замечено, что темнее всего перед рассветом, а счастье кажется самым большим перед бедой.
БРОШЕННАЯ ЖЕНА
Никто не знал о тайной беседе между Асканио Сфорца и Альфонсо Арагонским, да и ни к чему знать, это слишком опасно. Рядом с Борджиа опасно все, и хотя Альфонсо был зятем Папы, а Асканио его большим сторонником, оба чувствовали растущую угрозу из-за разворота Борджиа в сторону Франции. Папа постоянно твердил, что короля Людовика интересует только Милан и ему не нужен Неаполь. Но все прекрасно знали цену заверениям Родриго Борджиа. Его сын Чезаре шел вместе с французской армией и вовсе не был настроен останавливаться на владениях Милана. После отказа Неаполитанского короля выдать свою дочь Шарлотту за Чезаре тот мог мечтать только об одном: уничтожить короля вместе с самим Неаполем!
Июльская жара не так сильна, как августовская, когда, кажется, даже камни Рима раскаляются и от них идет поток горячего воздуха, как от каминов. Ночи в это время черны и опасны, хотя когда они в Риме безопасны?
Но эти двое встретились днем на охоте, то, что Альфонсо уехал на целый день, никого не удивило, герцог часто и подолгу охотился. И что встретился с кардиналом, тоже неудивительно. Проехали рядом, поговорили…
Конечно, у Альфонсо нашлись слуги, которые донесли Папе об этом разговоре, но шли дни, ничего не менялось, и следить за Альфонсо перестали. Правда, немного погодя Асканио Сфорца уехал в Милан для поддержки своего брата Лодовико Моро, которому откровенно угрожало французское нашествие.
Папа знал другое: Альфонсо каждую ночь бывает в спальне жены, а сама Лукреция светится от счастья. Похоже, этот супруг столь пришелся по вкусу дочери Борджиа, что она не променяет его ни на кого другого. К тому же Лукреция была беременна… И хотя сам Альфонсо уже вовсе не был нужен Родриго Борджиа в качестве зятя, Папа прекрасно понимал, что расставание с мужем станет для Лукреции слишком тяжелым ударом, Альфонсо Арагонский не Джованни Сфорца, и на развод с ним Лукреция не пойдет. Приходилось такого зятя терпеть… Пока терпеть, Папа прекрасно понимал, что как только вернется Чезаре, проблема будет решена. Но сына не было в Риме, дочь носила ребенка своего законного супруга, претензий не могло быть, вернее, они были, но их не высказывали.
Зная строптивый нрав своей дочери, Папа беспокоился, что та может просто удрать вместе с мужем в Неаполь. Лукреции уже не тринадцать лет, она способна постоять за себя, потому предпринимать ничего нельзя. Размышляя об этом, Борджиа невольно вздыхал, он чувствовал, как не хватает рядом сыновей, даже не просто сыновей, а именно Чезаре…
– Дорогая, я не приду сегодня, ты не обидишься?
– Почему? – Нет, Лукреция не обиделась, но в ее голосе сквозило откровенное беспокойство. Альфонсо постоянно посещал ее спальню, был нежен и по-мужски силен, если муж «пропускает» свой визит, значит, что-то случилось.
Альфонсо постарался усмехнуться как можно беззаботней:
– Подвернул ногу, больно наступать… Прости…
– Тебе нужен врач!
– Уже был, велел немного поберечь ее, и все. Потому завтра до полудня буду просто валяться в постели.
– Валяйся в моей! – рассмеялась Лукреция. – Я разрешаю.
– Разве я смогу валяться рядом с тобой? Нет уж, если хочешь поберечь здоровье, надо держаться от тебя подальше.
Обеспокоенная здоровьем любимого мужа женщина не уловила в его голосе натянутости. Альфонсо сумел убедить супругу, что ничего страшного не произошло и это просто предосторожность.
Целуя перед сном супругу в ее золотистые волосы, Альфонсо прошептал:
– Надеюсь, что очень скоро смогу держать тебя в объятьях каждую ночь…
В его голосе слышалась такая любовь, что Лукреция даже всхлипнула. Альфонсо постарался поскорее скрыться за дверью. При этом он заметно хромал.
Почему он хромает на правую ногу, если сказал, что повредил левую? Но Лукреция постаралась выкинуть эту мысль из головы. Наверное, она ослышалась или просто Альфонсо оговорился. Как жаль, что он болен… Но Альфонсо молод и силен, он быстро поправится, и они снова будут проводить жаркие ночи в объятьях друг друга!
Впервые за время, прошедшее после их венчания, Лукреция спала одна.
Служанки переглянулись между собой, с удивлением наблюдая, как их хозяйка устраивается в постели. Прикрыв дверь в спальню, одна кивнула другой:
– Герцога сегодня не будет у госпожи?
– Нет, он сказал, что повредил ногу.
– Странно, я видела, как он шел сюда, он не хромал.
– Неужели отправился к проституткам?
– Жаль будет, если и он заведет себе любовницу, наша Лукреция так любит своего супруга…
Утром оказалось, что Альфонсо Арагонского в Риме нет. Он уехал ночью, тайно, даже не простившись с любимой женой.
На Лукрецию было страшно смотреть, у нее остановившийся взгляд и глаза плачущие, но без слез. Плакать сухими, широко распахнутыми глазами еще страшней.
Ее придворные даже обрадовались, когда слезы, наконец, появились, пусть лучше ревет, чем сидеть вот так, уставившись в никуда.
Адриана тоже уговаривала:
– Поплачь, поплачь, полегчает…
Санча с тоской и сочувствием смотрела на подругу. Она даже забыла о собственном положении, прекрасно понимая, каково сейчас Лукреции.
Сама Лукреция растерянно развела руками: