Группа, в которой находился прокурор, пришла в движение, когда до нее донесся голос осажденного. Эвакуированные жильцы, сдерживаемые жандармами, тоже зашевелились. Вержа пожелал про себя, чтобы оратор не берег красноречия…
Сначала послышался тонкий голос мальчика лет тринадцати-четырнадцати, кричавший до хрипоты: «Шайка подлецов!» А затем подключился отец, с ликованием в голосе прооравший первые слова:
— Все вы сволочи!
Реакция толпы была злобной, и жандармы на всякий случай подняли винтовки.
— И все вы подонки! — последовало продолжение.
Прокурор отделился от группы и направился к Вержа, который не без злорадства следил за ним краем глаза.
— Эта шлюха, моя жена, всех вас перезаразила, всех мужей, а мужья — своих потаскух, а они — своих сопляков.
Толпа застыла, обеспокоенная. Прокурор подошел к машине.
— Полицейские тоже заболеют, — продолжал голос радостно. — И судьи, и этот идиот прокурор, которого я только что видел!
Прокурор вытянул палец по направлению к Вержа. Он был мрачен.
— Может быть, хватит? — сказал он.
Вержа покачал головой.
— Чтобы излить все, что скопилось за целую жизнь, нужно время, господин прокурор!
Выступление продолжалось. Понимать говорящего стало труднее. Он так торопился выдать каждому его порцию, что слова не успевали друг за другом. Отчетливо слышалась только брань, беспощадно клеймящая местные нравы. Он начинал повторяться. Вержа взял трубку.
— Ну как, легче стало?
— Я мог бы говорить часами, и то было бы мало!
— Даю тебе еще три минуты!
Прокурор стал возражать. Но Вержа не обратил на него внимания. Голос из громкоговорителя «сменил пластинку». Теперь бранил себя. Он идиот, безнадежный идиот, им и останется. Каждый раз он позволял обвести себя вокруг пальца. Его дурачили как хотели, Вот почему он хочет подохнуть и своих детей взять с собой, чтобы они не стали такими идиотами, как он. Вержа внимательно слушал, стараясь различить в голосе признаки ослабления напряженности. Прокурор хотел заговорить, но Вержа остановил его нетерпеливым жестом. Он вновь взял трубку.
— Ты согласен, чтобы я пришел к тебе?
Застигнутый врасплох, мужчина замолчал.
— Я буду один, без оружия. Даю слово!
— Слово полицейского?!
— Не знаю, долго ли я им еще останусь. Прокурор очень сердит на меня за то, что я позволил тебе высказаться!
Мужчина сказал, что прокурор кретин, и потребовал, чтобы ему привели жену. Он ей намылит шею. Вержа ответил, что этого нельзя сделать, пока они не поговорят как следует, по-мужски.
— Я — тебе, ты — мне. Я оказал тебе услугу, теперь твоя очередь.
На мгновение наступила тишина, необычно зазвеневшая после всего этого шума.
— Приходи, — сказал мужчина.
Вержа повесил трубку. Прокурор посмотрел на него с затаенной злостью.
— Вам это все еще и удовольствие доставило! — прошипел он.
— Да, — сказал Вержа, выходя из машины.
Раздвинув полы пальто, он засунул руки в карманы брюк и медленными шагами направился к дому. Полицейские и жандармы, стоящие группой, в которой находился и прокурор, посторонились, чтобы дать ему пройти. Кто-то сказал: «Будьте осторожны, господин комиссар». Вержа узнал голос молодого инспектора, который ему очень нравился, потому что искренне верил в свою пропащую профессию.
Следят ли за ним из-за железной шторы? Несколько недель назад в Лилле его друга застрелил бандит почти в такой же ситуации. Ощущение опасности. Оно заставляло сердце Вержа биться сильнее. Он любил это ощущение. Только определенная порода людей в состоянии понять его. Разумеется, прокурор не относился к ней.
Он подошел к грязной деревянной двери и толкнул ее. Перед ним была лестница с испачканными ступеньками. Тишина была абсолютной. Осажденная квартира находилась на четвертом этаже справа. На третьем Вержа услышал звук быстрых шагов и шепот. Не готовилась ли эта милая семейка к стрельбе залпом? Полицейский, скатывающийся с лестницы, разбрызгивая во все стороны свою кровь, — редко представляется случай устроить для своих детей такой спектакль. Его нельзя пропустить.
Едва он ступил на предпоследнюю ступеньку, как дверь напротив внезапно раскрылась. Вначале он увидел карабин. Действительно американский. Его держал лохматый, плохо выбритый, одетый в комбинезон мужчина. Рядом с ним парнишка лет четырнадцати-пятнадцати размахивал охотничьим ружьем. Вержа остановился, поднял руки.
— Подойдите, — сказал мужчина.
Под дулами двух ружей Вержа ступил на лестничную площадку. Он улыбался.
— Веселенькую историю ты мне устроил с прокурором, — сказал он.
Мужчина собирался ответить, но в этот момент Вержа с молниеносной быстротой схватил ствол карабина. Подумав, что полицейский будет вырывать оружие у него из рук, мужчина отклонился назад. Но Вержа, наоборот, упер приклад ему в грудь и отвел дуло. Пуля полетела в потолок. Одновременно другой рукой комиссар оттолкнул ружье, которое держал мальчик, и парнишка потерял равновесие. Ногой Вержа ударил человека в пах, и тот скрючился на полу от боли. Вержа подобрал карабин и ружье и вошел в квартиру. Перед ним стоял, застыв в оцепенении, мальчуган со старым охотничьим ружьем в руках. Он без сопротивления отдал оружие. Его брат поднимался с пола вне себя от злости.
— Успокойся, — тихо сказал Вержа. — Все кончено.
Он подошел к корчившемуся у дверей мужчине и втащил его в гостиную, освещенную подвешенной к потолку лампой.
— Открой окно, — скомандовал он младшему мальчику.
Ребенок послушался. Держа карабин так, чтобы он был виден с улицы, Вержа подошел к окну и широко взмахнул рукой. Он услышал победный возглас. Наверняка Мора. Уж, конечно, не прокурор.
Вержа присел, глядя на поверженного противника.
— Вы сделали ему больно! — угрожающе сказал старший из братьев.
— Очень, — подтвердил Вержа. — Уж я в этом деле разбираюсь. Однажды во время игры в регби мне так же влепили.
— Что ему будет? — спросил младший.
— Побранят.
— А нам?
— Вас вернут матери. Ты ее любишь?
— Мы любим их обоих.
«Черт!» — подумал Вержа. К счастью, это не его дело. И, к счастью, у него нет детей. Иначе он бы, вероятно, два раза подумал, прежде чем пускаться в такую авантюру.
Он услышал глухой топот на лестнице: там устремились на штурм. Первым появился Мора. Он сказал:
— Браво, патрон. — Взглянув на тихо стонущую жертву, прокомментировал: — Как всегда, точное попадание.
Показался прокурор. Он заметил, что так-то лучше. И Вержа так думал. Отдав приказание, чтобы отца и парнишек отвели в полицейский участок, Вержа кивнул прокурору и взял за руку Мора.
— Идем, — сказал он, — мне нужно с тобой поговорить.
* * *Мора вел машину с большой скоростью. В этом крупном городе на юго-западе страны, как и везде, разумней было бы отказаться от автомобиля. Но теперь, когда человек перестал любить человека, люди предпочитали проводить два часа в одиночестве в своих клетках на колесах, отделенные от других прочным кузовом, нежели полчаса в автобусной давке.
— Мора, мы продажные полицейские. Это сказал мне начальник полиции. Он говорил обо мне и косвенно о тебе.
— Клод?
— Да, наша подружка Клод. Подложила мне свинью. Она сказала судье, что давала мне взятки.
— Это неправда.
— Это неправда. Но правда то, что я с ней спал, а ты устраивал у нее ложные облавы.
— Прокурор вас терпеть не может.
— Он с радостью потребует для меня «примерного» наказания.
Они замолчали. Мора размышлял, время от времени поглядывая на Вержа.
— Вы позволите им сделать это?
— Нет.
— Что же тогда?
— Устрою им веселую жизнь! На это у меня уйдет несколько дней. Надеюсь, лучших в моей жизни.
* * *Сильвеной звали высокую блондинку с длинными, до плеч, волосами. У нее были серо-зеленые глаза, и она была очень красива. Вержа любил ее. Уже почти полгода она была его любовницей. Он познакомился с ней во время проверки, предпринятой по требованию какого-то завистливого конкурента. Сильвена была управляющей «Плэйбоя» — комплекса (единственный ее комплекс, говорила она, смеясь) ночных развлечений в центре города. На втором этаже здания располагался огромный бар, где подавали легкую закуску студентам, на первом — довольно дорогой ресторан, а в подвале находилась дискотека, которая закрывалась только на рассвете. Все это принадлежало компании, в которую с помощью подставных лиц вложили долю некоторые именитые граждане. Официально они игнорировали это место или осуждали его, что не мешало им регулярно получать с него доходы, значительно превосходившие те, что могли дать обычные банки.
Вержа застал Сильвену за завтраком в обществе кассирши. Они сидели в глубине бара, где были заняты лишь несколько столиков. Зал был большой, но уютный, сиденья сделаны из искусственной черной кожи, свет давали прожекторы. По мере их вращения цвет освещения менялся. Вержа это не очень нравилось, но нравилось клиентам, что было главным.
Вержа застал Сильвену за завтраком в обществе кассирши. Они сидели в глубине бара, где были заняты лишь несколько столиков. Зал был большой, но уютный, сиденья сделаны из искусственной черной кожи, свет давали прожекторы. По мере их вращения цвет освещения менялся. Вержа это не очень нравилось, но нравилось клиентам, что было главным.
Он сел рядом с Сильвеной, которая подставила ему губы для поцелуя. Она ела аппетитно пахнущее рагу. Вержа зачерпнул ложкой из глиняного горшочка, стоявшего на столе, попробовал, затем положил себе рагу в тарелку. Кассирша, толстая девица в очках, быстро поздоровалась с ним и положила себе на тарелку внушительную порцию фасоли и мяса.
— По радио только что опять передали, будто ты герой, — заговорила Сильвена.
— Скоро это кончится, — спокойно произнес Вержа.
— Когда-нибудь тебя убьют.
Она смотрела на него и грустно улыбалась.
— Возможно, это будет не так уж плохо! — сказал он со смехом и вновь принялся за рагу. — Успокойся. У меня еще столько дел, что пока со мной не может ничего случиться.
Вержа выпил полный стакан воды. Он избегал алкогольных напитков, хоть и любил. Но надо было выбирать: начиная с определенного возраста нельзя позволять себе все удовольствия.
— Пойдем, — сказал он, опустошив тарелку, и поднялся.
Сильвена последовала за ним. За баром находилась маленькая комната, которая служила ей кабинетом. В ней стоял диван. Иногда Сильвена проводила здесь ночь или послеобеденный отдых.
Вержа присел на диван, Сильвена устроилась рядом.
— Они собираются разделаться со мной, — сказал он.
— Почему? — удивилась она.
— Клод.
Сильвена не смогла скрыть торжества: она ненавидела Клод по многим причинам.
— Сказала, что платила мне.
— Каким образом? — спросила Сильвена с иронией.
Вержа расстегнул пиджак.
— Возможно, я доверю тебе кое-какие бумаги, — сказал он. — Ты сможешь спрятать их в надежное место? Завтра я принесу все, ты немедленно спрячешь.
— Они дорого стоят?
— Неслыханную цепу — моей свободы. И твоей соответственно.
— Они меня арестуют? — спросила Сильвена.
— Надеюсь, что нет.
Он обнял ее.
* * *На улице, мощенной круглыми, стертыми от времени камнями, сохраняющимися скорее из экономии, нежели из любви к старине, стоял обшарпанный отель. Тяжелая дверь из черного дерева всегда была приоткрыта. Вержа толкнул ее ногой, очутился в слабо освещенной прихожей и направился к другой двери, скрытой драпировкой. Не успел он взяться за ручку, как дверь открылась и появилась высокая крупная женщина. Всему городу она была известна как Маржори, а заведение ее пользовалось популярностью. Она протянула Вержа руку без особого восторга.
— Очень мило, что вы зашли ко мне, — сказала она.
Но любезности в ее голосе не слышалось.
— Справедливые слова, — произнес Вержа и последовал за Маржори.
Они вошли в довольно просторную комнату, обставленную дешевыми креслами, с баром в углу. Вержа прошел к бару и занял место, предназначенное для бармена. Маржори вскрикнула:
— Куда вы?
Он не ответил, открыл ящик, в котором еще торчал ключ, взял черный блокнот и показал его Маржори.
— Я пришел вот за этим.
Маржори залилась краской. Однако она скорее испытывала удивление, чем какое-либо другое чувство.
— Зачем вы делаете это, комиссар?
— Где эта стерва, твоя компаньонка?
— Я не собираюсь вам докладывать.
Она старалась понять. Обычно о визитах полицейских было известно заранее. Этой любезностью она была обязана одному местному депутату. Маржори почуяла ловушку.
Верша взял ее за руку не грубо, но с такой силой, что она оказалась вплотную прижатой к нему.
— Отведи меня к ней, — сказал комиссар.
Он слегка вывернул ей руку. Маржори поморщилась.
— Плохи дела, комиссар? — спросила она.
— Великолепны!
Она больше не сопротивлялась, и, держась за руки, они направились к двери, которая вела в коридор, обитый довольно уродливыми деревянными панелями. Они прошли его, и Маржори открыла другую дверь, ведущую в кухню. На стуле сидела женщина помоложе, с дряблым розово-белым лицом и раскладывала пасьянс. Она подняла голову и с удивлением посмотрела на вошедших. Вержа быстро засунул руку в карман ее жакета и вытащил набитый деньгами бумажник. В нем был также листок с фамилиями и цифрами.
— Не обращай внимания, — сказала Маржори, — он спятил!
— Справедливые слова, — сказал Вержа.
Он обратился ко второй женщине:
— Арлет, ты пойдешь с нами. Осмотрим комнаты.
Маржори решила перейти к открытому сопротивлению. Она отказалась подчиниться.
— Согласно хорошо известному выражению, которое я обожаю, ты усугубляешь свою вину! — сказал Вержа.
— Я должна, позвонить, — потребовала Маржори.
— После обыска ты можешь звонить хоть архиепископу, если тебе захочется.
Слово «обыск» произвело впечатление.
— И правда, — сказал Вержа, — я забыл вас предупредить. Это действительно обыск.
— Чье это приказание?
— Мое.
Комиссар взял под руку с одной стороны Маржори, с другой — Арлет.
— Пошли. Сколько сейчас клиентов?
— Двое, — ответила Маржори.
— Успокойся. Я не помешаю им закончить свое дело. Простая констатация факта.
Женщины стали упираться. Вержа пожал плечами и напряг мышцы. Несмотря на сопротивление, они сделали шаг вперед. Он нажал сильнее, и Маржори сдалась.
— Вам это дорого обойдется, — сказала она со злостью.
Они подошли к лестнице, ведущей из коридора.
— Я не Клод, — продолжала она. — Если вы хотите денег, комиссар, то зря стараетесь.
Он засмеялся.
— Пока что я хочу бросить взгляд!
На втором этаже находилось шесть комнат, по три, одна напротив другой. Маржори подвела их ко второй по правой стороне. Она высвободилась, чтобы достать из кармана дежурный ключ. Постучала и сейчас же открыла. На кровати лежали молодая женщина и седой мужчина лет пятидесяти, который сердито приподнялся на локтях. У него был вид сенатора, но только вид, к большому сожалению Вержа, знающего всех местных сенаторов в лицо.
— Полиция, — сказал комиссар.
Он подошел к постели, поприветствовал лежащего мужчину, извинился вполне искренне. Мужчина сказал, что будет жаловаться.
— На вашем месте я бы реагировал так же, — сказал Вержа очень вежливо.
Он обратился к девице:
— Патриция или Морисет?
Эти два имени были записаны на листке, найденном в бумажнике Арлет.
— Патриция, — ответила девица.
Вержа велел ей прийти вечером к нему на службу, чтобы дать «кое-какие показания». Он заметил, что Маржори исчезла. Он это предвидел.
Выходя из комнаты, он кивнул мужчине. Арлет ждала его, слабо улыбаясь.
Вержа схватил ее за руку.
— Следующая комната, — сказал он.
— В ваших интересах повременить, мой вам совет.
Маржори бегом поднималась по лестнице. Она запыхалась.
— Вас просят к телефону, — сказала она.
— Сейчас, скажи, чтоб подождали.
Маржори колебалась. Лицо комиссара приняло жесткое выражение.
— Никому не понравится, что ты препятствуешь проверке. Даже тому, кто на другом конце провода.
— Негодяй, — процедила она.
Вержа искоса взглянул на нее, забавляясь.
— Оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей. Ты распустилась, Маржори.
В другой комнате молоденький юноша забавлялся с брюнеткой, которая думала в этот момент о чем-то совсем другом и не скрывала этого. Юноша пытался возмущаться. Вержа задал брюнетке те же вопросы, что и предыдущей девице. И она ответила, что ее зовут Морисет, уточнив даже, что так же звали ее бабушку, у которой была аналогичная профессия после войны 1914–1918 годов. Она добавила, что в те времена полицейские не совали нос не в свое дело, против чего Вержа не стал возражать.
Он нашел Маржори в гостиной на первом этаже. Не говоря ни слова, она протянула ему телефонную трубку, откуда несся разъяренный крик.
— Вержа у телефона, — сказал комиссар.
— Кто тебе велел идти к Маржори?
— Никто, — ответил он спокойно. — Мне стало известно, что в этом доме занимаются сводничеством. Я офицер полиции и счел своим долгом произвести проверку.
— Ты что, сошел с ума?
Это был Герэн, его преемник по отделу «общественной профилактики» — это благородное название заменило «полицию нравов», звучавшее оскорбительно. Герэн, весь круглый, напоминал шар из одних мускулов. Он катился вверх по службе с удивительным постоянством. Вержа терпеть его не мог. У Герэна не было недостатков, если не считать душевной подлости, которая служила ему добрую службу.
— Я вернусь и напишу рапорт.