— Ну а Касваллон что поделывает?
— Держится наособицу, как всегда. Он мне как сын, он избавляет меня от стыда, который я претерпел…
— Ты рассказывал ему о своих прошлых делах? — Талиесен подался вперед и впился глазами в Оракула.
— Нет. Я сдержал обещание и никому не открыл тайны иных миров. Ты сомневаешься?
— Нет. Ты упрям и горд, но клятвопреступником не был никогда.
— Зачем тогда спрашивать?
— Затем, что в старости люди дряхлеют и становятся слабыми.
— Я пока еще не одряхлел, — с негодованием заметил Оракул.
— Верно, не одряхлел.
— Что будет теперь с королевой?
— Она умрет, как все люди, — пожал плечами друид. — Она стара, устала от жизни, ее время прошло. Один колдун когда-то послал демона с наказом убить ее и по ошибке сделал это у самых Врат. Демон почти уже настиг свою жертву.
— Не могли бы мы как-то спасти ее?
— Здесь речь о роке! — отрезал Талиесен. — Демон должен явиться за ней. Даже если он потерпит неудачу, ей недолго осталось жить, — уже мягче добавил он. — Ее сердце совсем износилось.
— По крайней мере она чего-то добилась в жизни. Она спасла свой народ, я свой погубил.
— Это правда, и мне нечем тебя утешить. Теперь уж ничего не поделаешь.
— Неужели ты лишаешь меня всякой надежды? — с мольбой произнес Оракул.
Друид вздохнул, поднялся, взял посох.
— Надежда всегда остается, какой бы эфемерной она ни была. Не ты один сожалеешь о содянном. Фарлены — и мой народ тоже, тебе не понять, до какой степени мой. Когда их не станет, уйду из жизни и я, а со мной пропадут все мои труды. Ошибку совершил ты, а я за нее расплачиваюсь. Надежда? Я скажу тебе, в чем она. Представь себе человека, стоящего в лесу Атта осенью, перед началом листопада. Он должен поймать один лист, не какой-нибудь, а особенный, не зная, на каком дереве тот растет. Вот она, надежда Фарлена. Думаешь, ваш недоумок Камбил способен на такое?
— Касваллон сумел бы.
— Касваллон не лорд-ловчий. И даже будь он им… кланы разобщены и раскиданы далеко друг от друга. Им не под силу обратить вспять столь сильного врага, как аэниры.
— Ты пришел, чтобы меня наказать?
— Наказать? Я частенько жалею, что тебя не убил, — грустно признался друид. — Проклятие на твою голову, смертный! Да и я хорош. Угораздило же меня показать тебе Врата!
Оракул нагнулся подбавить дров в огонь. Когда он выпрямился, друида в пещере не было, и меч исчез вместе с ним.
— Ты не совсем честен по отношению к Касваллону, — сказала Мэг своему отцу.
Тот, сидя в кожаном кресле, держал на руках внука, который таскал его за бороду. Маггриг давно уже достиг средних лет, но в бороде, густой и рыжей, не было проседи. Донал зевнул, и паллидский лорд-ловчий стал качать его, прижимая к себе.
— Не совсем честен? — повторил он вполголоса. — Он женился на моей единственной дочери, но по-прежнему ворует мой скот.
— Нет, не ворует.
— Признаю, что последнее время он в Паллид не суется, но это лишь потому, что аэниры перебили ему всю торговлю.
— Традиция такая, отец. Чужие кланы грабить не возбраняется.
— Перестань, девочка. Традиция давно умерла. Ему нет никакой нужды воровать скот у меня или, скажем, у Ларика. Рано или поздно он попадется — думаешь, мне собственного зятя охота вешать?
Мэг взяла у отца спящего мальчика, уложила в люльку, укрыла.
— Жизнь без риска скучна для него. — Эта отговорка даже ей показалась нелепой. Касваллон, несмотря на весь свой недюжинный ум, так и не стал взрослым.
— Раньше он, слыхать, рисковал, заводя шашни с чужими женами.
— Ну, довольно! — сверкнула глазами Мэг. — После свадьбы он ни на одну женщину даже и не смотрел… то есть смотрел, но и только.
— Не могу взять в толк, зачем ты пошла за него. Известно тебе, что на лужайке у вас за домом стоит племенной бык, которого он у меня увел? Хорошо гостя встречаете, нечего сказать!
— Забери его с собой, как уезжать будешь, — улыбнулась Мэг.
— На глазах у Фарленов? Ладно, сделаем вид, что это подарок. Я думал, женитьба исправит его. Думал, ты его заставишь остепениться.
— Так и есть. Он замечательный муж.
— Страх как не хотелось бы его убивать. Этот парень, признаться, мне по сердцу. Пусть поищет свой риск в другом месте.
— Хорошо, я поговорю с ним еще раз. Ты уверен, что это твой бык?
— Еще бы я не уверен! В ночь его пропажи Интош с семерыми людьми шел по пятам за твоим муженьком, но тот передал добычу своему Арсису, а Интош остался с носом.
— Вот бесился-то он, должно быть, — пряча улыбку, сказала Мэг.
— Он поклялся, что отрежет Касваллону уши и будет носить их на шее.
— Это не из-за быка. Говорят, как-то раз, вернувшись домой, Интош увидел, что постель его смята, а лучший меч бесследно исчез.
— Нехорошо. — Маггриг сам не сдержал усмешки. — Этот меч я подарил Интошу после победы на Играх.
— Хочешь, я отдам тебе и его? Интош наверняка будет рад получить меч обратно.
— Теперь он скорей зароет его у свинарника под навозной кучей, чем хоть раз возьмет в руки.
— Касваллон хотел его взять на Игры.
— Боги, женщина! У него что, вовсе совести нет?
— Я ничего такого не находила.
Дверь внизу хлопнула, и стало слышно, как кто-то насвистывает.
— Что ж, пойду поздороваюсь, — сказал Маггриг.
— Будь с ним полюбезнее, — попросила Мэг, взяв отца за руку.
— Полюбезнее — это как? Спросить, много ли добра он награбил?
Мэг обняла его за шею, поцеловала в бородатую щеку.
— Я люблю тебя.
— Ох, не в строгости ты росла, — усмехнулся отец. — Всегда получала то, что хотела.
Они сошли вниз. Касваллон, гревший руки у огня, лукаво сощурился:
— Как поживаешь, отец?
— Да уж чего хорошего, когда у тебя зять ворюга! — рявкнул Маггриг.
Мэг вздохнула и оставила их одних.
— Можно ли так говорить с мужем собственной дочери?
— В злосчастный день ты переступил мой порог. — Маггриг прошел к столу, налил себе меду, посмаковал. — Знакомый вкус. Такой мед Интош варит.
— В самом деле?
— Только этого мне и не хватало для полной радости. — Маггриг скорбно смежил глаза. — Под окном пасется мой племенной бык, в кубке плещется мед моего доброго друга.
— Поздравь его от меня. Лучшего я не пробовал.
— Непременно. А Гаэлен где же?
— Я отправил его в деревню знакомиться с другими ребятами.
— Разумно ли это?
Касваллон, посерьезнев, налил и себе.
— Этого все равно не минуешь. — Он предложил Маггригу стул, сел напротив, отпил глоток. — Он парень хороший, Маггриг, но много испытал на своем веку. Как бы они его не обидели. Агвейн у них верховодит.
— Зачем же ты послал его к ним?
— Поучиться. Человек только и делает, что учится выживать. В городе он прошел неплохую школу — теперь должен усвоить, что в горах жизнь точно такая же.
— Горькие слова. Будто и не твои.
— Все меняется, и я тоже. Я видел, как аэниры разграбили Атерис. Они орудовали, как лисы в курятнике.
— Я слышал, ты встречался с ними в горах?
— Было дело, — хмыкнул Касваллон.
— Двоих убил, говорят.
— Убил. Поневоле.
— Как думаешь, они нападут на нас?
— Война неизбежна.
— Согласен с тобой. Ты уже говорил с Камбилом?
— Он на дух меня не выносит, — засмеялся Касваллон. — Если я говорю «добрый день», он это принимает за оскорбление.
— Так поговори с Леофасом. Подумайте, как вам быть.
— Да, пожалуй. Он человек сильный.
— Больше того, он хитрый.
— Прямо как ты.
— Точно. Как я.
— Я повидаюсь с ним. А за свои стада можешь не беспокоиться, я этим больше не занимаюсь. Атерис отбил у меня вкус к подобным делам.
— Рад слышать.
Касваллон вновь наполнил их кубки.
— Разве что за Интошевым медом еще наведаюсь.
— Я бы не советовал.
3
Агвейн обсуждал, как им проучить низинника. Еще с десяток парней — сыновья старшин, которые сами со временем станут старшинами — сидели около сына лорда-ловчего широким кружком и слушали молча, без возражений. Гвалчмай тяготился этим. Сам сирота, он знал, что такое одиночество и холод внутри. Его не обижали лишь потому, что он всегда забавлял других и состоял на побегушках у старших мальчиков. Страх прочно сидел в его сердце. Когда Гвалчмаю было семь лет, его отца убили за браконьерство на землях Паллидов, мать сгорела от легочной болезни всего через год. Мальчика взял к себе Бадрейг, чей сын был ровесником Гвалчмая. В их доме Гвалчмаю жилось хорошо, но он очень любил родителей и несказанно горевал, потеряв их.
На пороге пятнадцати лет он был самым низкорослым из своих сверстников. Гвалчмай хорошо бегал и метко стрелял, но для первенства в этих искусствах ему недоставало силенок. В беге на короткие расстояния он побивал самого Агвейна, из детского лука на двадцати шагах попадал в цель лучше взрослых фарленских лучников — но большой лук он просто не мог согнуть, да и стреляли на Играх самое малое с тридцати шагов.
Агвейн, высокий, пригожий, с ослепительной улыбкой, не был вообще-то злым, но сегодня, расписывая, как они будут мучить низинника, так и кривился от злости. Гвалчмай не понимал этой жестокости и жалел, что ему не хватает смелости высказаться. Остальные ребята слепо повинуются Агвейну — вся надежда на Лейна. Сын Леофаса пока что молчал, и его точеное лицо оставалось бесстрастным. Молчал и его здоровенный брат Леннокс. Скажи что-нибудь, молил взгляд Гвалчмая — и серые глаза Лейна, будто в ответ на его мольбу, улыбнулись.
— Думаю, этому Гаэлену и так порядком досталось, Агвейн. Зачем еще добавлять? — На душе у Гвалчмая стало легче, но Агвейн не собирался никому уступать.
— Я же не предлагаю его убивать. Это всего лишь шутка, что тут плохого?
Лейн, глядя ему в глаза, запустил руку в свои длинные волосы.
— А хорошего что? Такие шутки недостойны тебя, родич. Всем известно, что твой отец Касваллона не любит, но это их дело, не наше.
— Мой отец здесь совсем ни при чем, — сердито ответил Агвейн. — Ты, Леннокс, тоже на стороне брата?
— Как всегда, — повел широченными плечами Леннокс.
— А своей головой ты когда-нибудь думаешь, дубина?
— Бывает, — улыбнулся Леннокс миролюбиво.
— Послушаем остальных. Что скажете?
— Да ну, позабавимся, — отозвался Дрейг, названый брат Гвалчмая. — Какой от этого вред? А, Гвалч?
Все посмотрели на Гвалчмая, и душа его ушла в пятки. Всю свою жизнь он избегал споров, а тут куда ни кинь, всюду клин. Лейн и Леннокс — его друзья. Лейн суров по натуре, но своих в беде не бросает, а Леннокс при всей своей силище очень добр. Агвейн, с другой стороны — сын Камбила и признанный вожак фарленских подростков. Дрейг Гвалчмаю вроде бы брат, и нрав у него горячий. Остальные пятеро, кого ни возьми, выше и сильней Гвалчмая.
— Ну, так что? — налегал Дрейг.
— Я как все, — промямлил Гвалчмай. Он не хотел смотреть на Лейна, но все-таки посмотрел. Лейн ничего не сказал, только улыбнулся — и жалость, которую Гвалчмай разглядел в этой улыбке, больно задела его.
— Значит, договорились, — широко усмехнулся Агвейн.
Его план был прост. Карен без всякого злого умысла проговорилась, что Касваллон сегодня пошлет Гаэлена на луг, где собирается деревенская молодежь. Агвейн предложил раздеть парня догола и прогнать домой, настегивая березовыми прутьями.
Лейн и Леннокс, отошли в сторону и растянулись на травке. Гвалчмай сел на бревно, горько сожалея, что не остался дома.
Услышав, что остальные замолкли, он поднял глаза. К ним шагал рыжий худенький мальчик в зеленом, отороченном кожей камзоле. Над левой стороной лица, где багровел свежий шрам, виднелась седая прядка. На широком поясе висел охотничий нож. Видно было, что парню не по себе. Лейн с Ленноксом пропустили его беспрепятственно, и Гвалчмай заметил, как стиснуты у него зубы.
Он подошел к ребятам, глядя прямо на Агвейна. Гвалчмай передернулся, разглядев налитый кровью белок его левого глаза.
— Меня зовут Гаэлен, — представился мальчик.
— Что мне до этого? — отозвался Агвейн.
— Я вижу, что главный здесь ты.
— Молодец, низинник. Приметливый.
— А ты мне свое имя не скажешь?
— Зачем? Ты нас по именам звать не будешь. Ты как волчонок, принесенный из леса — породистые собаки с ним не станут водиться.
* * *Гаэлен молча соображал, как быть дальше. В Атерисе много воров и много воровских шаек, но он всегда промышлял один. Ему уже не раз приходилось бывать в таких переделках. Еще немного, и его начнут бить. Плохо, что это не Атерис. Там он знал каждый дом, каждый закоулок, знал, куда удирать и где прятаться. Подходя к мальчишкам, он заранее прикинул, кого надо бояться, а кого нет. Двое лежали на траве в стороне от других: один тонкий, но мускулистый, с волевым лицом, другой настоящий великан — таких горцев Гаэлен еще не видывал. Ничего. Раз они отделились, то драться не будут. Тот щуплый коротышка сам, похоже, боится. Его тоже можно не брать в расчет. Остальные последуют примеру своего вожака — значит, с ним и следует вести разговор. Лицо у него сильное, глаза темные, взгляд уверенный. Сразу видно, что гордый. Такого не напугаешь и словами не проймешь, понял Гаэлен и пал духом.
В жизни, однако, он крепко усвоил, что нельзя позволять врагу диктовать условия.
— Чего ж мы стоим-то? — сказал Гаэлен, заставив себя усмехнуться. — Делайте с волчонком то, что задумали.
— Что? — опешил на миг Агвейн.
— Ты ведь уже сговорился со своими дворнягами, так что валяйте. Я вам сейчас помогу. — Гаэлен медленно, обманывая противника, подошел к Агвейну и двинул его кулаком в лицо.
Тот свалился, а Гаэлен отскочил и выхватил нож. Агвейн, поднявшись, достал свой клинок.
— За это я тебя зарежу, низинник! — Агвейн двигался грациозно, соблюдая безупречное равновесие. Другие мальчишки, тоже вооружившись, раскинулись полукругом у него по бокам.
— Ну, довольно! — Стройный парень, лежавший поодаль, встал рядом с Гаэленом. — Больше чем довольно, я бы сказал. Твоя шутка не удалась, Агвейн. — Его громадный спутник подошел к Гаэлену с другой стороны.
— Не вмешивайся, — предупредил Агвейн. — Я ему сердце вырежу.
— Стань позади меня, — велел Гаэлену главный из двух заступников.
— Я его не боюсь.
— Стань, я сказал. — Парень говорил негромко, но властно. Гаэлен заартачился, и великан, сдавив своей ручищей его плечо, произнес тихо: — Лучше тебе послушаться. Лейн — он знает, что делает.
Гаэлен повиновался, а Лейн, выйдя вперед, уперся животом в лезвие Агвейна.
— Хочешь и меня зарезать, родич?
— Ты знаешь, что нет.
— Ну так подумай. Парень не промах, он смелый. Понял, что вы собираетесь его вздуть, и не дался. Не годится его за это наказывать, правда ведь?
Агвейн спрятал нож.
— Он низинник. Я никогда его не приму, и друзья мои тоже. Кто за меня, тот ему враг.
— Только не мы с Ленноксом.
— Тогда ты мне больше не друг. Пошли отсюда! — Все потянулись за Агвейном.
— Я после вас догоню, — сказал отставший Гвалчмай, когда Дрейг окликнул его.
— Не вздумай, Гвалч! — подбежал к нему Дрейг. — Ты же слышал, что Агвейн сказал.
— Я остаюсь со своими друзьями.
— Ну и дурак. Пеняй потом на себя, — бросил Дрейг и ушел.
Гаэлен тоже убрал нож.
— Я Лейн, сын Леофаса, — назвался его темноволосый, сероглазый защитник, протянув ему руку. — А это мой брат Леннокс и мой кузен Гвалчмай.
Гаэлен пожал руки всем троим и спросил:
— Почему ты за меня заступился?
— Дело не в тебе, а в Агвейне.
— Не понял.
— Он храбрый парень и друг хороший. Прирезал бы тебя со злости, а потом бы раскаивался. Так-то он не вредный, не злой. Просто чересчур высокого о себе мнения, весь в отца, и любит командовать.
— Выходит, я тебя с ним поссорил. Прости.
— Ты не виноват. Они отца твоего хотели унизить, а не тебя. Касваллона у нас не любят.
— За что?
— Не хочу сплетни передавать. Мне он нравится, но другим нет, а в кланах такие дела обычно заканчиваются кровной враждой. Мы люди воинственные, как ты уже понял.
— Касваллон не такой.
— Может, и не такой, но ты должен был видеть в горах, на что он способен.
— Ты слышал, да?
— Кто ж не слышал? Мой отец возглавлял охотников, провожавших аэниров за пределы Фарлена.
Ребята уселись на траву. Солнце ласково пригревало их. Леннокс и щупленький ярко-рыжий Гвалчмай все больше помалкивали, а Лейн расспрашивал Гаэлена про городскую жизнь и про вторжение аэниров. Гаэлену больно было вспоминать об этом, и он вновь перевел разговор на Касваллона.
— Я понимаю, что тебе неохота сплетничать, но я здесь чужой, и мне надо знать, почему моего… отца так не любят в клане.
— Касваллон самый богатый у нас в долине. Скота и пшеницы у него больше всех, если не считать Камбила. При этом он держится особняком, и лорд-ловчий его ненавидит.
— Он не похож на богатого. В Атерисе у богачей… были мраморные дворцы и золотые кареты. И много слуг. А ходили они в перстнях, браслетах и ожерельях.
— У нас так не принято. Мы вольный народ. А у Касваллона больше сотни издольщиков. Захоти он, мог бы основать новый клан. Он очень богат, поверь мне.
— Почему ж он тогда не отделится? Раз его тут невзлюбили… взял бы и сделался сам лордом-ловчим.
— Ему пришлось бы оставить все свои земли в долине и поселиться где-то еще, а это теперь непросто. На северо-востоке до самых нижних земель сидят Хестены, к северу от них Паллиды. Остальная земля на шесть дней пути вся фарленская, а дальше грызутся между собой мелкие кланы — Лода, Дунильд, Ирела. Кроме того, Касваллон — Фарлен и Фарленом останется.
— Ох, как есть хочется, — сказал вдруг Леннокс.
Гаэлен выудил из кошеля на боку ломоть мясного пирога и дал ему. Леннокс, поблагодарив, тут же расправился с угощением.