– Как это «был»? – сказал я.
– Я оговорился. Это именно Лаварак, вы видели его только что. Очень хорошо держится.
Зазвонил телефон.
– Что-что?! – закричал Грэм. Бросил трубку и побежал к двери. – Господа, быстро, перехват что-то обнаружил!
Мы побежали за ним. За поворотом коридора стоял военный пост.
VI
Маленькая комната была буквально завалена аппаратурой. В углу ревел генератор. За столом, заставленным часами и катушками, от которых во все стороны бежали разноцветные провода, сидели два человека с наушниками на головах. Третий стоял рядом, вглядываясь в полукруг пеленгатора, и внимательно следил за движением стрелки, вращая верньер конденсатора.
На полке стучал аппарат Морзе, из его латунных зажимов медленно выползала лента, спускаясь на пол.
– Черт побери! – крикнул стоявший, стягивая с головы наушники. Я узнал его: это был старший лейтенант Фолстоун. – Еще чуток, и мы бы его взяли.
– Что произошло? – спросил я. – Откуда шла передача?
– Представьте себе, с завода.
– Не может быть! – Грэм, красный как помидор, подскочил к столу.
Фолстоун пожал плечами, развернул план строений и приложил к нему угломер. Карандашом начертил две красные линии, которые пересеклись на блоке А-1.
– Должен быть где-то там. Точнее не удалось запеленговать, потому что сообщение было очень коротким. Около тридцати знаков.
Я остался в комнате перехвата, а Грэм и несколько людей из охраны отправились в блок А-1. Вскоре они вернулись.
– Вот этот проклятый передатчик, – сказал Грэм и положил на стол плоский сверток величиной с портсигар, завернутый в промасленную бумагу.
Я взял его в руки, он легко открылся. Это был шедевр. Лампы величиной с пальчик младенца, миниатюрные конденсаторы, катушечки.
– Какой-то новый тип, – сказал Фолстоун. – Смотрите, а это что?
В аппаратике был часовой механизм, который вдруг заработал. Фолстоун остановил его пальцем.
– Хитро придумано, черт побери, – вскрикнул он. – Здесь есть проводок с соответствующими метками. Его вставляют в отверстие, и через минуту аппарат начинает автоматически передавать азбукой Морзе текст сообщения. Тому, кто это отправляет, вовсе не нужно находиться рядом при передаче…
– Это я по крайней мере понимаю, – сказал Грэм. Он тяжело дышал и вытирал лоб большим платком.
– Где вы нашли аппарат?
– Он был в распределительном щите, представьте. Какая наглость! Попросту на глазах у всех. Мы поочередно осмотрели все щиты, но аппарат был лишь в одном. Но как он туда попал, минуя наши посты?
– Как-то его протащили. Сообщение зашифровано так же, как и предыдущее?
– Да, – сказал старший лейтенант, – но, видимо, прервано на половине. Наверное, часовой механизм подвел. Это настоящее чудо, что мы его услышали. В соседнем зале находится бетатрон, который во время работы так искрит, что заглушает абсолютно все. Сигнал можно запеленговать на расстоянии ста километров, не меньше.
– Бетатрон перестал работать, потому что из-за перенагрузки сработал главный предохранитель, – сказал Мейкинз. – Я уже узнавал у дежурного электротехника.
Я всматривался в знаки, которые телеграфист записывал на листке бумаги, и меня вдруг озарило.
– Грэм, – крикнул я, – мне нужны ваши люди из шифровального отдела.
Толстяк выглядел расстроенным, но резвости не потерял. Мы вернулись в кабинет, а по дороге Мейкинз спросил меня:
– Думаешь, двойная система?
– Именно, – ответил я.
Не зря я считал его одной из самых светлых голов в министерстве.
В комнате был Гримшо с двумя помощниками. Один из них, с ястребиным носом, в очках с толстыми стеклами, был известным математиком.
– Господа, вы уже пробовали использовать метод подстановки при расшифровке сообщения? – спросил я. – Например, таких слов: изотрон, бетатрон, негатрон, циклотрон, кенотрон…
Гримшо самодовольно кивнул.
– Конечно, пробовали… Окончание «трон» легко удалось бы идентифицировать. К сожалению, попытки ничего не дали. Правда, в первом сообщении два раза встречается сочетание TVC, которое на худой конец можно было бы принять за «тро» или «рон», но четвертая буква отсутствует.
– Те два сообщения передавались через короткий промежуток времени?
– Да. Не знаю в точности, это не наш перехват…
– Этого достаточно, – сказал я. – Думаю, можно попытаться расшифровать. Вы, наверное, не знаете о новом немецком методе параллельной передачи?
Мои слова взбудоражили их. Сидевший Гримшо встал, а Грэм беспокойно заерзал.
– Принцип прост, – сказал я. – Передают на двух разных частотах. Шифровку разбивают определенным способом на две группы букв. Часть передают на одной частоте, остальное – на другой. Таким образом, сообщение, полученное на одной частоте, никак нельзя расшифровать. А вот имея обе части, можно это сделать, даже не зная ключа, хотя это и трудоемкий процесс. Особенно если имеем в распоряжении такое коварное слово, как этот «трон».
– Черт побери, – вырвалось у Гримшо, – это в самом деле новость. Откуда вы это привезли?
– Действительно привез. Вот видите, и в нашем старом Лондоне царит трудовой энтузиазм. Это совсем новая система, о которой мы узнали от виртуозного агента в Германии дней десять назад. Мы не сообщали вам об этом, потому что не предполагали, что нечто подобное будем использовать и у вас…
Специалисты буквально бросились на шифровку. Перья выскочили из карманов и заскрипели по бумаге.
– Пошло, пошло! – закричал математик.
Действительно, не прошло и четверти часа, а сообщение было прочитано.
– Какая наглость, на английском! – проворчал Грэм.
Текст гласил:
«Строится изотрон W235. Фактор разделения r неизвестен. Внутренние лаборатории приступили к изготовлению новых графитовых стержней. Изолирующий замедлитель неизвестен. Коэффициент умножения k больше 1, но все-таки мал. Ежедневно производится, вероятно, 1/200 мг плутония».
Грэм, который, опираясь руками о стол, стоял с открытым ртом, словно хотел проглотить листок с записью, взорвался.
– Неизвестный замедлитель! Неизвестный коэффициент! Радуйся, проклятый англичанин, слава Богу, все еще можно спасти!
– Советовал бы вам отказаться от дурацких шуток, – сказал я. – Мне хотелось бы посмотреть тот сейф, о котором вы так подробно рассказывали.
– Что, сейчас? – спросил Грэм. – Но это же глупо.
– Нет, – ответил я, – это важно. Правда, Том?
Мейкинз улыбнулся. Мы вышли вместе с Гримшо, который отправился в комнату радиоперехвата за следующим сообщением. Грэм пропустил меня и Мейкинза в лифт и зашел последним. Наверху был настоящий лабиринт из коридоров и пандусов, пересекающихся под разными углами. Везде светились большие табло автоматических путеводителей, а когда мы проходили мимо некоторых дверей, раздавался сигнал и охранник выглядывал в окошко. Мы поднялись на самый верхний уровень здания. Двери здесь были такие массивные, что один человек не смог бы их сдвинуть. Они ходили на роликах. В центре округлого помещения со стальными стенами стоял сейф, похожий на серую каменную глыбу.
– Так, значит, здесь, как вы утверждаете, хранятся планы и чертежи всех важнейших аппаратов? – спросил я.
Грэм кивнул с растерянным видом. Я внимательно осмотрел комнату. Мейкинз постучал пальцем по стали и сказал:
– Дорогой мистер Грэм. Вы тащите людей за семь тысяч километров, чтобы рассказывать им сказочки. Когда я только услышал об этом центральном сейфе, то сразу пришел к соответствующему выводу. Позволю себе воспроизвести ваши мысли: немцы хотят любой ценой добыть планы. Значит, нужно им их выдать. Вы создаете под стеклянной крышей наивысшего здания настоящую сокровищницу, набиваете бумагами древний сейф и ждете немецкого визита. Если здесь есть шпион, думали вы, он сообщит своим, и вскоре подводный крейсер со свастикой завернет в Мексиканский залив, а с его палубы стартует геликоптер… например, AF 233, так? Таким образом немцы прорвутся сюда и получат искомый план, а вы сможете спокойно расщеплять атомы. Правда? Любопытно, что вы засунули в этот сейф?
Грэм сопел все сильнее, наконец упал на лавку. В руках он по-прежнему держал платок. Он вытаращил на нас глаза, с минуту молча двигал губами, а потом взорвался громким смехом.
– Великолепно! – закричал он. – Сдаюсь. Что я туда засунул? Планы нашего электролитического сегрегатора. С его помощью можно получить один грамм урана за девяносто лет…
– Вы их недооценили. Немцев не поймать на эту удочку. Я бы не стал гордиться такой идеей, – отозвался я.
– Я тоже… Это сенатор, – начал Грэм и осекся. Он встал и достал портсигар. – Не обижайтесь на меня за эту историю, господа. Я считал это маловажным, у нас нет от вас никаких тайн.
– Но вам хотелось иметь в кармане пару козырей, так? – сказал я.
Мы вернулись другой дорогой. В одном месте коридор сужался, а в стене было большое стеклянное окно. За ним виднелась мрачная шахта. Когда мы проходили мимо, за стеклом блеснуло ослепительное ртутное сияние, залило коридор и погасло. Я невольно вздрогнул.
– Ничего страшного, это разряд коллекторов генератора Ван де Графа, – сказал Грэм. – Здесь много таких неожиданностей.
VII
– Господа, – сказал Грэм, – пора приступать к наступательным действиям.
Мы сидели в его кабинете. Кроме членов совета, здесь присутствовал и Куэрни.
– У нас есть передатчик, и мы знаем, что среди персонала находится по крайней мере один шпион. Думаю, однако, что их больше. Второе перехваченное сообщение не удалось прочитать, поскольку там отсутствует часть букв. Возможно, они попробуют с помощью другого средства связи выслать следующую часть, необходимую для расшифровки, но мы не можем ограничиваться ожиданием. Когда они совершат какую-нибудь неосторожность, может быть уже поздно. Не хочу пугать вас страшилками, но вы сами понимаете всю важность сложившейся ситуации. Мы должны перейти в наступление и накрыть всю организацию любой ценой. Наш проигрыш был бы не обычным военным поражением, а, во-первых, крушением цивилизации и, во-вторых, передачей мира в немецкое рабство. Таковы перспективы.
– Сколько человек сейчас занято на производстве? – спросил я.
– Семнадцать тысяч.
Я скривился в недовольной улыбке.
– Значит, невозможно быстро изучить все персональные дела.
– Да, но это не может быть рабочий. Рабочий мог бы даже в лучшем случае знать лишь участок своей деятельности. Даже если бы он был профессором физики, не узнал бы в монтажном зале о графитовых стержнях, а в подземелье – о новом изотроне.
– Может быть, их несколько и они в сговоре?
– Рабочие из разных отделов не могут общаться. У них отдельные столовые, клубы, даже кинотеатры.
– А сколько людей на таких должностях, которые позволяют им свободное перемещение из одного отдела в другой?
– Таких всего лишь семьдесят. Но есть прорабы и наладчики, которые иногда получают пропуск. Таких наберется около трехсот.
Я вздохнул.
– Значит, мы с Мейкинзом возьмем эти триста семьдесят папок в мою комнату. Кроме того, прошу прислать нам побольше кофе и таблетки психедрина. Если случится что-то важное, прошу нас уведомить.
– Как, вы уходите уже сейчас? – спросил Грэм, когда я и Мейкинз поднялись с кресел.
– Нужно заняться этим как можно скорее.
Я поклонился и вышел.
– У тебя есть какой-нибудь план? – спросил меня Мейкинз, когда два человека принесли огромную кипу желтых и зеленых папок.
– Им нужно было провести своего человека через очень чувствительную фильтрационную систему, так? Его следовало наделить характеристиками, которые попросту сделали бы невозможными какие-либо подозрения. Это может быть какой-то уважаемый, награжденный орденами ветеран войны или человек, известный по радикальной политической деятельности или же преследовавшийся немцами. Таких людей мы должны найти.
Началась работа. После четырех часов просматривания старых анкет и заметок у меня начали сверкать искры перед глазами. Тогда я принял холодный душ и позвонил Гримшо, чтобы тот прислал нам двух своих людей. Вчетвером мы занялись дальнейшей сортировкой папок. Когда работа была почти закончена и сорок шесть папок отложены в сторону, раздался звонок. Звонил Грэм.
– Ну, как вы там развлекаетесь, господин офицер? – спросил он. – Интересно, вы его уже нашли? А то мы его поймали.
Я затаил дыхание.
– Он сам попал нам в руки, понимаете? Спускайтесь вниз, будете присутствовать при допросе.
– Том, – позвал я. – Грэм говорит, что они его поймали. Идем со мной, а вы, господа, продолжайте работать. Мы скоро вернемся.
Шесть солдат охраняли двух рабочих, которые стояли у стены. Грэм сидел на столе и курил сигару.
– А, вот и вы, – сказал он, когда мы вошли.
Один из рабочих был немолодым негром атлетического сложения.
– В одиннадцать приходит третья смена, – рассказал Грэм. – Этот негр был из этой смены, он монтер-электрик. В зале произошло какое-то замыкание, и его послали наверх, чтобы нашел соответствующий предохранитель. Повсюду были расставлены мои люди, и они заметили, что он вынул что-то из кармана комбинезона и положил в распределительную коробку. Задержали его. Оказалось, что в коробке был новый передатчик, идентичный образец. Вот он лежит. Когда негра прижали, он сказал, что один из рабочих, некий Маллиган со второй смены, дал ему пакет и попросил положить в распределительную коробку. Обещал ему за это десять долларов. А вот и Маллиган.
Это был ширококостный сухощавый парень. На лице у него виднелась небольшая рыжеватая щетина, голубые глаза смотрели жестко. Он крепко сжимал кулаки, кадык у него судорожно дергался.
Начался допрос. Маллиган поначалу отпирался, но когда ему показали аппарат и негр повторил свои показания, обмяк. Его настоящее имя – Томас Кроэне, он был родом из Восточной Пруссии. Стал гражданином США несколько лет назад. Документы у него были настоящие – видимо, купленные у какого-то портового рабочего. Его завербовал некий тип, которого он называл доктором Литтоном. До того он шесть месяцев работал в Ок-Ридже сварщиком. Перед тем как перейти на новую должность, проходил специальный курс в Алабаме. Его и вел этот «доктор Литтон». На курсе было еще шестнадцать человек, с которыми он не был знаком. Литтон преподавал им основы атомной физики и методы пересылки сообщений с помощью новой системы передатчиков. Перед отправкой в Ок-Ридж он получил два передатчика, запаянные в консервные банки.
– Можно задать пару вопросов? – вмешался я. – Каким образом вы пронесли в зал аппарат, минуя рентгеновский контроль?
– Контроль был тщательным лишь в самом начале, – сказал мнимый Маллиган. – Тогда нужно было выкладывать все из карманов, а потом можно было оставлять всякие мелочи – например, авторучку. Аппарат я перенес в авторучке.
– Как это – в авторучке?
– Аппарат разбирается, – объяснил он, – и можно было перенести его маленькими частями внутри корпуса авторучки, из которого я вынул баллончик с чернилами.
– Ну хорошо, а какой в этом смысл? Зачем вы это делали? Вместо того чтобы подвергать себя опасности, могли бы передавать из жилого помещения.
Маллиган потряс головой:
– Нет, оттуда я не мог – там случаются проверки, а кроме того, в комнате живут несколько человек. Я хотел, чтобы аппарат был за пределами комнаты, так было лучше.
– Тогда его можно было разместить где-нибудь в жилом здании, вне комнаты, а не здесь.
Маллиган явно смешался. Пытаясь меня переубедить, он сжимал кулаки и старался говорить быстрее:
– Здесь все заглушал искровой разрядник. Я думал, что нельзя будет перехватить передачу.
– Кто вы на самом деле по образованию? – спросил я.
– Техник-электрик, – буркнул он.
Я покачал головой:
– Вы отважный человек, но импровизация была устроена слишком поспешно. Ну и кто вам приказал все это сделать?
– Я уже говорил. Доктор Литтон.
– Нет, не прикидывайтесь. Кто приказал вам разыграть историю с негром здесь, на производстве?
Он молчал.
– Не будете говорить?
Он не отвечал.
– Мистер Грэм, – сказал я, – у меня больше вопросов нет.
– Уведите их, – сказал Грэм. – Так вы считаете, что?..
– Я ничего не считаю. Тот, кто разместил аппарат, решил, что пришла пора действовать. Что нужно нас дезориентировать. Лучше всего усыпить нашу бдительность, отдав нам в руки агента. И поэтому он приказал своему помощнику – именно этому, – чтобы он разыграл комедию «провала». Но это не удалось. Конечно, этот шаг показывает, что мы имеем дело с противником высокого класса, но у него начинают сдавать нервы. Ведь это полная глупость, с этим аппаратом. Зачем его понадобилось проносить сквозь контроль? Так что, возможно, я не зря отложил эти сорок шесть папок. Если мы не идентифицируем его за два дня, нужно будет удалить всех подозреваемых. Незаменимых людей нет.
– Придется нажать на Маллигана.
– Боюсь, что он ничего не скажет. Для такого задания выбирают не обычных людей. Дали то, что было из лучшего.
– Но вы его переиграли, – сказал Грэм. – Пойдемте, покажете мне эти папки.
– Это не очень нам поможет. Я уверен, что, когда мы его схватим, вы будете удивлены еще больше, чем я.
Когда мы вышли, я спросил Мейкинза, что он обо всем этом думает. Том очень молчаливый человек, но когда говорит, его стоит послушать.
– Я думаю, – сказал он, – что это какая-то шишка. Аппарат был здесь потому, что этот человек или вообще не живет в рабочих зданиях, или бывает там редко. Нужно узнать, кто имеет право постоянного пребывания в корпусе.
Я спросил Грэма.
– Таких можно посчитать по пальцам. Человек двадцать. Даже меньше. Я дам вам список. В нем весь совет – я, вы и пара ученых.