Ага! Ну, съехалась вся родня дяди Колина – тронулись на кладбище. Впереди венок двое несут «от жены, от детей» – все по обычаю. Выстроились кто за кем – тронулись. С километр прошли – хоп! – гроб забыли.
Возвращаться нельзя – удачи не будет. Отрядили шесть человек. Через сколько-то бегут они с гробом.
Только тронулись – свадьба навстречу! Кто свадьбе попадется на пути, того останавливают, и он должен выпить за здоровье молодых. Обязательно!
У нас все выпили, даже дядя Коля из гроба поднялся – выпил, а то ни за что не пропустят – обычай такой.
Ага, выпили все – тут кладбище. Жена сразу заголосила: «Заройте меня вместе с ним!» Обычай такой. Но зарывать необязательно. И когда землю стали бросать, она сама побыстрее отошла. А то у нас был случай – хоронили дядю Витю, а зарыли дядю Сашу, он поскользнулся, а все на поминки торопились.
А почему торопились? Другой случай был. Когда дядя Сережа помер в городе в буфете, его – в морг, жене – телеграмму. Жена корову продала, чтобы поминки справить, стол накрыла, поехали все в город за дядей Сережей. А он продышался в морге, вылез через окошко – домой скорее. Прибегает – никого нет, полон стол выпивки, а он три дня не евши, не пивши.
Ну вот мы все и торопились на поминки дяди Колины – мало ли чего.
Пришли – дяди Коли нет, слава богу. Стали поминать его добрым словом, чтобы ему на том свете было хорошо. Считается, что чем больше пьешь, чем тебе хуже, тем ему на том свете лучше.
Помянули, стали разъезжаться. Тут «на посошок» надо выпить – обычай такой. Если не выпьешь, до дома не доберешься, а если выпьешь, может, и доберешься.
Все выпили, дядя Петя не стал... он помер. Зеркало поднесли к губам – не понять, поднесли стакан водки – не берет!.. Помер, значит.
Сразу мы выпили с горя! Сели родню ждать. Тут гроб привозят.
Погоди, это уже другая история. А та закончилась. Как говорится, с окончаньицем вас. Такой обычай у нас тоже есть.
У нас их много, хороших обычаев-то.
* * *Пошлость
В скверике на скамейке сидели два старика и беседовали об упадке нравственности.
– Да что говорить! – сказал один. – Вчера отобрал у внука колоду карт с порнографическими фотографиями.
– У внука?!
– Да.
– Сколько же ему?
– Двенадцать.
– Двенадцать! Ах ты, боже мой! Что-то даже и не верится.
Первый вынул из внутреннего кармана пиджака колоду, протянул одну карту собеседнику:
– Дама пик!
Второй взглянул – тут же заозирался, закашлялся и только после этого взглянул на карту во второй раз.
– Пошлость какая, – сказал он... минуты через две.
– О чем и речь, – сказал первый, и они еще минуты две рассматривали карту.
Потом второй сказал:
– Ничего, кроме пошлости, нет.
– Нет, – согласился первый и хотел забрать карту.
Но второй продолжал рассматривать. Обычно следователи рассматривают так фотографии с места убийства, стараясь найти какую-нибудь улику, пусть самую незначительную.
И через три минуты пристального разглядывания второй заметил нечто и спросил:
– А где голова-то у нее?
– Я думал, вот это голова, – ответил первый.
– Нет, это не голова.
Первый хотел забрать карту, но второй не отдал.
– Минуточку, – попросил он. – Очки надену. Может, я что-то не так понял.
Он вооружился очками, и оба, замерев, стали рассматривать карту.
– Удивительное дело, – сказал второй минут через пять, – как живуча пошлость. В дверь выгнали, она в окно лезет.
– Кого выгнали? – не понял первый.
– Пошлость.
– А-а! Да как же, выгонишь ее, – сказал первый и протянул второму еще одну карту. – Дама червей!
Увидев даму червей, второй открыл рот и долго не закрывал его.
– Да-а, – сказал он наконец, – предела пошлости нет. Но по крайней мере, это вот голова.
– Голова, – подтвердил первый, – и лицо как будто знакомое.
Оба стали вспоминать.
– Продавщица из универсама?
– Нет.
– Учительница?
– Бог с тобой! Что ты говоришь?.. Н-да... Вот она, пошлость... наступает.
– Наступает, и это, кажется, не голова, – сказал второй.
Первый тоже достал очки, взял в руки карту и вгляделся.
– Н-да, фотографируют как-то... не поймешь ничего. Раньше уж фотографировали, так фотографировали. Я тут паспорт потерял, пошел на новый фотографироваться и то же самое получилось.
– То же самое?! – изумился второй.
– Да.
Второй посмотрел на товарища, потом на даму червей, потом снова на товарища, потом снова на даму червей.
– Не похож.
– Да не на эту! – возмутился первый. – Что ты сравниваешь?! Сфотографировали так, что не поймешь ничего.
– Ну ты так и говори: сфотографировали на паспорт так, что не поймешь, где голова.
– А я как сказал? Я так и сказал.
Когда оба немного успокоились, первый достал из колоды третью карту.
– Дама бубей!
Второй минуты три рассматривал даму бубей, потом сказал:
– Обедать идти – весь аппетит пропал.
– От такой пошлости пропадет, – вздохнул первый.
Они встали, начали прощаться. Когда уже немного разошлись, второй окликнул первого и они вновь сошлись.
– В колоде ведь четыре дамы, – сказал второй.
– Правда что, – спохватился первый.
Он достал колоду, поискал в ней нужное и протянул второму:
– Дама треф.
Через две минуты второй сказал:
– То же самое – пошлость.
– Пошлость, – подтвердил первый.
И они разошлись окончательно.
* * *Дездемона
Николай меня так ревнует! «И что тебе зоотехник сказал? И что к тебе почтальон подходил? И что ты с соседом у колонки стояла?..» Гос-споди, соседу девять лет.
Накричится, потом ползает на коленях, прощенья просит: «Пусти, Груня, в постелю, я тебе шубу куплю».
Сколько уж говорила ему: «Еще раз бельма выпучишь, заберу корову и уйду. Живи один в грязи, сволочь немытая».
Зоотехник говорит: «И как ты с таким обалдуем живешь? Такая женщина редкая – и с таким засранцем».
На той неделе к столбу приревновал. Ей-богу, не вру. Ворота пошла затворить, а стемнело уже. Стою, столб обняла – летит с топором, спасайтеся все столбы. Меня-то чуть не убил.
Домой пришли, давай смешить меня. Танец грузинский танцевал: нож в зубы взял, трусы до коленков, руками машет... Ноги кривые. И подпрыгивает, и вприсядку. Да поскользнулся – простоквашу на себя опрокинул, сидит – вылитый грузин.
В лес пошла по ягоды, слышу: следом крадется кто-то. Камень нашла да камнем в кусты. Домой прихожу – у него на лбу шишка больше головы. «О косяк вдарился». Как же!.. Что я побольше-то камень не нашла?
На работе сейчас денег не дают, только если хорошо работаешь... тогда или грамоту, или: «Позвольте, я вас обниму». А я очень хорошо работаю. Ну и чего-то тут один раз грамот совсем не было. А мой не пошел на собрание: «Я на рыбалку лучше».
Ну вот, грамоты ни одной, а начальства понаехало много. Они все и полезли из президиума: «Позвольте, и я вас обниму».
Глава администрации когда пошел обнимать – седьмой он уже был, – из зала вдруг:
– Руки прочь! Все на баррикады!
Летит с ножкой от стула. Срамота, господи! Не знаю, куда от стыда деться. Глава тоже перепугался, – может, покушение. Спрашивает:
– Это ваш муж?
Я говорю:
– Нет. Мой на рыбалке.
С ними обоими плохо...
И ревнует, и ревнует, уже сил никаких нет. Помаду попрятал всю, чтобы не красилась. Хожу, как черт.
С месяц назад сидим вечером в избе. И вдруг свет выключили. Он сразу:
– Груня, ты где?
Я затаилась нарочно, молчу. Слышу, он ко мне шарится, я к печке.
– Груня, ответь мне.
Я лицо сажей намазала. Говорю:
– Вот я.
Он за руки меня взял. Голос сладкий сделался.
– Это, Грунь, обрыв на линии... надолго. Давай ложиться спать. – И целоваться лезет.
Тут свет включили... Я при родах так не кричала.
Под утро начнет просыпаться, всё рукой рыщет – на месте я. И каждый раз:
– Это ты?.. Это ты, Груня?.. Грунь, это ты?
Кто ж еще? Кого ж он там еще хочет найти?.. Самый сон сладкий – он бубнит в ухо.
Я к чему это рассказываю. У нас свинья опоросилась, и все поросята хорошие получились, а один дохлый почти. Тихонький, не верещал никогда, ножки у него подламывались. Не стоял на ножках. Ну и я как-то утром встала засветло, вымыла его, обсушила и в кровать на свое место. Сама за спинку спряталась. Светать стало. Слышу:
– Грунь, это ты?.. Это ты, Грунь?
Говорю:
– Я, милый.
И что вот одно слово может с мужиком сделать! Прямо я чувствую, восторг в нем поднялся. Крутанулся он в мою сторону!.. И тишина... пять минут... десять... Ни звука. Высунуться боюсь – или он помер, или меня прибьет. Потом слышу:
– Грунь...
Говорю:
– Чего?
– Чего это с тобой?
– Да вот, – говорю, – довел ты меня, свинья, своей ревностью.
С тех пор потише стал, только заикается иногда.
Говорят, один был – ревновал, ревновал жену ни за что и придушил под конец.
– Чего это с тобой?
– Да вот, – говорю, – довел ты меня, свинья, своей ревностью.
С тех пор потише стал, только заикается иногда.
Говорят, один был – ревновал, ревновал жену ни за что и придушил под конец.
А я вот не ревнивая совсем. Тут к соседям из Москвы приехала одна... Так, ни кожи ни рожи. «Я – художница, я – портретистка. Хочу вас, Николай, порисовать».
Я крапивы нарвала – она с тех пор одни цветы рисует. И всё, что ревновать-то?
* * *Основной инстинкт
У каждого народа свой основной инстинкт, своя главная слабость. У французов – любовь, у немцев – порядок, у бразильцев – карнавал.
Что у нас? Какой наш основной инстинкт? К чему вообще нас тянет чаще всего?.. К пьянству, воровству, хождению в гости, вранью, матерщине, обжорству, сексу, глупости.
Как определить самое главное?
Возьмем обжорство и пьянство. Что сильнее у нас?.. Едим много. Если во всем мире едят три раза в день, то мы едим... три раза в день... и два в ночь. Жизнь проходит между кухней и туалетом. Самые распространенные болезни: понос, запор, изжога, икота. Едим всё, кроме сильноядовитых грибов, наростов, лишайников. Грудной ребенок у нас кричит, это что?.. Или хочет есть, или объелся. Вот так едим.
А пьем?.. До еды, после еды, во время еды, вместо еды. Пьем больше.
Теперь возьмем вранье и матерщину. Врут все на каждом шагу.
«Это у вас обувь вьетнамская или китайская?» – «Это голландская или итальянская».
«Откуда у вас вилла, „Мерседес“, яхта, бронетранспортеры?» – «Бабушка оставила».
«Вы на мне женитесь?» – «Да... Кто же еще?»
А мат?.. С утра: «О-о! День сегодня какой хороший, твою мать! Солнце, его мать, улыбается! И облаков, их мать, нету. Прямо поет все в этой... ее мать... в душе!»
Трудно определить, чего у нас больше, мата или вранья. Спасибо женщинам – они матом только в сердцах, а соврать могут без особых усилий. Вранье поглавнее.
Посмотрим теперь, что поважнее для нас, секс или в гости сходить. Ну что лукавить, не дети, поглавнее, конечно... сходить в гости. Секс у нас как-то... да?.. Не так. В гости-то мы!.. Хоть каждый день. И в гости же не на десять минут идешь, и не к одним и тем же все время. А секс у нас как-то... да?.. Не так все-таки.
В гости не смог пойти, ну и ладно. Не смог и не смог, никто на тебя косо не посмотрит. Сил нет, вот и не смог, сиди дома, посуду мой. А секс у нас все-таки, да?.. Как-то... Как телевизор! Хочешь не хочешь, а смотришь... Выключил – думаешь: «Чего смотрел?»
В гости сходить у нас поважнее.
Осталось сравнить воровство и глупость. Глупости много, потому что понять ничего нельзя, потому что ответ на все вопросы один: «По кочану».
Дали всем по ваучеру – одни стали нищими, другие – олигархами. Почему?.. По кочану. Пособия, стипендии, пенсии ниже прожиточного минимума. Почему?.. По кочану.
Дурят нас через край, а все-таки воровства еще больше. Почему?.. По кочану.
Из восьми остались четыре основных инстинкта: воровство, вранье, сходить в гости и пьянство. Какой самый главный?
Берем пьянство и вранье. Если всё, что мы наврали, бухнуть в то, что мы выпили... затопит с головой МЧС.
Единственно, что во сне врут мало, а пьют много. Пьянство впереди.
Теперь воровство и сходить в гости. Еле живой в гости не пойдешь, если уже не видишь, не слышишь и глотать больно. А если что-то плохо лежит, взять потянешься, даже если при смерти.
Без сознания воруют! Так и говорят на суде: «Не сознавал, что делал».
Воровство главнее для нас.
Теперь финал. Воровство и пьянство.
Воруем всё: и что нельзя, и что не нужно. Пьем всё: и что живит, и что мертвит.
Тысячу лет не могли определить, что у нас первее, и только недавно один вороватый выпивоха проговорился: у него за день нос чешется шестнадцать раз, а рука – семнадцать.
Воровство у нас основной инстинкт.
О чем это говорит?.. О том, что мы пропадем, нам нужен другой основной инстинкт.
* * *Страшная тайна (сценка-трагедия)
Первый:
– Что с тобой?
Второй куксится. Первый:
– Дома что-нибудь?
– Один я остался...
– Господи! С Машей что-то?
Второй кивает.
– Когда?
– Вчера вечером. Без пятнадцати десять. До этого ничего – ходила, напевала что-то. – Плачет.
– Ну-ну, держись.
– Что она напевала-то?..
– Да это не важно.
– Господи, что она напевала-то?
– Не думай об этом, а то сойдешь с ума... Боже мой, боже мой, такая замечательная женщина!
– Удивительная! Удивительная женщина! Придешь весь в грязи, она пыль с тебя сдувает. Пыль!.. Как-то в новом костюме, только купили... плашмя в грязь!.. С ног до головы! Она ни слова.
– Всегда улыбчивая...
– Всегда!.. Во сне улыбалась. Я даже пугался иногда.
– Вежливая...
– Не то слово! Сперва вора в дом пропустит, потом сама зайдет.
– А какая аккуратная была!
– Да! Очень... Ночью в туалет сбегаешь, приходишь – постель убрана.
– А чуткая какая! Внимательная!
– Как мать! Каждую ночь: «Где это тебя так, кто это тебя так?..» Один раз пришел – глаз подбит.
– Какой?
– Оба. Она всю ночь компрессы делала, глаз не сомкнула... Свои не закрывала, чтобы мои открылись. – Плачет.
– Я если домой приду с подбитым глазом, жена мне тут же второй подровняет. А твоя! Грубого слова от нее никто не слышал.
– Никто. Приболела как-то воспалением легких, кашляет, не встает почти. Мы в комнате – прокурили всё, шум, гам, сквозняк. Она входит: «Может, вам кофий сделать?..» Потом как-то сердце у нее прихватило, тоже входит вдруг: «Может, вам кофий сделать?»
Оба плачут. Первый:
– А какая красавица! Глаз не оторвать. Да что говорить – редкая женщина. Какие ее последние слова были?
Второй:
– Слова?.. Последние слова были: «Пошел ты к черту». Собрала чемодан и ушла... без пятнадцати десять.
– Куда?
– Неизвестно.
– Почему ушла?
– Непонятно. Совсем последние слова были: «Надоели твои пьянки-гулянки».
– И всё?!
– Всё.
– Ушла ни с того ни с сего?
– Ни с того ни с сего. Взяла и ушла. – Рыдает. – Это какая-то страшная тайна!
– Не разгадывай – убьешь себя.
* * *Этюды
Призвание
На перекрестке улиц Скобяной и Керосиновой случилось дорожно-транспортное происшествие. Столкнулись шестерка, семерка и восьмерка. По результатам медэкспертизы, все трое – трезвые, но у одного зрение минус шесть, у другого – минус семь, у третьего – минус восемь и врожденная боязнь движения. Каждый из них по-своему трактовал сигнал регулировщика, страдающего болезнью Паркинсона.
Всего на сегодня в стране не своим делом занимается сто сорок один миллион человек.
Иллюзия
Киллер Хорек как вкопанный замер перед копией картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
Служащая галереи Мария Степановна чуть заметно – подражание Моне Лизе – улыбнулась: вот еще один отойдет от картины другим человеком.
Киллер мучительно вспоминал: «Где я мог видеть эту бабу?»
«Душа его, – думала Мария Степановна, – светлеет».
«Заложит, если не вспомню», – думал Хорек.
«Велика сила искусства», – думала Мария Степановна.
«Вспомнил! – просиял Хорек. – Скупщица краденого».
«Свершилось!» – просияла Мария Степановна.
Они взглянули друг на друга. «Дура», – подумал Хорек. «Ангел», – подумала Мария Степановна.
* * * * * *Коммунизм – это не когда за каждым углом распивочная и публичный дом.
Коммунизм – это когда распивочная и публичный дом не за каждым углом.
* * *Такое впечатление, что по расписанию у нас происходят только аварии.
* * *Чем астрологи отличаются от историков? Ничем. Просто астрологи пытаются отгадать наше будущее, а историки – наше прошлое.
* * *Работники невидимого фронта одержали невиданные победы над неведомыми дельцами теневой экономики. Результаты победы тоже... никто никогда не увидит.
* * *Мы рождены, чтоб сказку сделать... Чернобылью!
На живца
Вечером вчера припозднился немного, иду переулками, чтобы дорогу сократить, из подворотни выскакивает парень – лицо глупое-глупое, дурак дураком... в руках две шубы собольи. Подмигивает мне, говорит:
– Контейнер с мехами развалился, народа никого! – И убежал.
Я остановился, думаю: если сейчас, как положено честному человеку, позвонить в милицию, могут потом объявить благодарность. А если не звонить, но прихватить две шубы, можно потом лет пять ничего не делать... Если позвонить, думаю, могут приехать оборотни в погонах, тогда ни шубы, ни благодарности. А если не звонить и взять не как дурак, две шубы, а как умный – четыре, то потом вообще можно ни о чем не думать.
Но не звонить, думаю, нехорошо. Лучше позвонить, чтобы совесть была чиста, но адрес дать неправильный. Тем более, думаю, милиция может ночью и не выехать – опасно... А может и выехать, но не рисковать и приехать не по тому адресу, который я назову, и тогда окажется как раз здесь.