Храм.
Служители в белых рясах. Холопы и прочая шушера. Карающие.
— Опасная дичь.
— Ты тоже не зайчик беленький. Справишься.
Крысак взмахивает хвостом. Длинным, голым, чешуйчатым — как у настоящей крысы.
— Еще бы. Чем заплатишь?
— Их души уйдут к тебе.
— Мало…
— Если будешь стараться — добавлю еще пару сотен, — обещаю я.
Крысак облизывается.
— Королевскую кровь?
— Если попадутся. Постараюсь.
— Договорились.
— Клятву.
Крысиный король по всей форме произносит слова. Скрепляя их силой.
Он обещает гулять по территории Риолона и Раденора, жрать храмовников и только их, не трогать более никого, а ровно спустя тринадцать дней явиться ко мне — и я отпущу его.
Особенность заклинания.
Сам он мог бы и не уйти. Но с этого мига начинается — боль.
Даже не так.
БОЛЬ.
Поверьте, это страшно, я знаю, о чем говорю. По воздействию — даже поджаривание на медленном огне, на сковородке каждой части тела по отдельности — это так, приятная щекотка.
Пока моя аура прикрывает Короля — он не страдает.
Ровно тринадцать дней.
Потом же…
Меня можно убить — или оставить в живых, это уже ни на что не повлияет. Клятва дана. Крысак слизывает мою кровь, я глотаю пару капель его крови…
— Я могу насылать болезни?
— только на храмовников.
— На города?
Он спрашивает не просто так. Крысиный король… кто знает, сколько болезней могут перенести крысы? Вы не знаете? Нет? А много, очень много. И он властен над ними, над всеми. Еще месяцем раньше, я бы…
Да плевать мне было бы два раза. Я отдал бы ему территорию Риолона — и пусть хоть все передохнут. Но с Иннис я стал… более человечным? А потому…
Храмовники. И только они.
Вот на тех — что хочешь, хоть чуму, хоть холеру. Но если заболеет кто‑то из обычных людей — клятва расторгнута. И — гори, крысак.
Ему это явно не нравится, но козыри у меня на руках. Не так‑то просто призвать Крысиного короля, для этого нужно принести королевскую жертву, обладать силами и знаниями, а потому….
Некроманты предпочитают обходиться слугами, а не хозяевами демонического мира. Когда ему еще представится такая возможность?
— Я чувствую в тебе кровь сильного демона. Разрушителя?
— Да.
— Почему ты не призвал его?
Пожимаю плечами.
Почему я не призвал Аргадона?
Да потому, что он ворон битвы. Он — вояка. Да, с громадной мощью, но и только‑то. Он сравняет город с землей, но не посеет ужас, не распространит панику. А вот крысы…
Они — могут, еще как могут. И это будет страшно. Почему‑то множество людей боится крыс. Почему?
Не знаю. Мне сей страх неведом. Но кто мне мешает им воспользоваться?
Инструктаж Крысиного Короля длится порядка получаса, мы скрупулезно обговариваем, кого он еще может сожрать, кроме храмовников. Грешен — в этот список попадают разбойники на дорогах, нищие, воры…
Жестоко?
Я не знаю, что толкнуло их на большую дорогу, что заставило их грабить, убивать…
Нет, не знаю. Да и разбираться не хочу, я не Светлый и всепрощающий. Я — демон, этим все сказано. У кого‑то не было выхода?
Возможно. Но тогда… пусть он уйдет из этого мира — и его душа отправится в круг перерождений пораньше. Несомненно, у него будет достойное посмертие…
А с жестокостью не ко мне, это в Храм. Если от него что‑то останется.
* * *Тиррима молится.
Молитва действует успокаивающе, на душу снисходит покой.
По телу разливается тепло, хочется плакать, чуть дрожат колени, голова легкая и чистая, словно ее изнутри омыли елеем… Если бы кто‑то сказал ей, что для получения этого результата не нужен Храм, хватит и нормального, опытного мужчины в постели — чтобы раза два, а то и три за ночь, она бы взвилась пружиной. Обозвала бы человека святотатцем, накричала бы, ударила…
Тем не менее, в ее случае это было именно так. Нерастраченная сексуальная энергия сублимировалась в молитвенном экстазе. Ничего необычного. Перезревшая девушка, неактивный муж…
Да, Муся был мало на что способен. Вот кулаками он действовал активно. А чем‑то еще…
Ну…. не стояло. Бывает…
Ничего, чадо Светлого, ты, главное, молись. Всех бьют, просто все молчат о таком, стыдно же признать, что ты не справляешься со своими обязанностями. А так — да! Бьют всех!
Тиррима верила храмовникам — и молилась. И выходила из Храма довольная и просветленная. Вот и сейчас, Муся заснул, а она, давя греховные желания, отправилась в Храм.
И…
Что‑то прошуршало в углу.
Тиррима вскидывается. Вздрагивает.
Не то, чтобы она боялась крыс или мышей, она просто испытывала к ним такое чувство… при виде крысы ей хотелось залезть куда повыше и громко — громко визжать.
Вот эта пакость, ее цепкие лапки, голый длинный хвост, красные глазки…. бэээ…
Даже думать о такой мерзости в Храме не хочется.
Но думать и не пришлось, к чему?
В следующий миг Тиррима начинает визжать так, что стекла в окнах не полопались чудом.
Из углов Храма потоком валят крысы.
Мелкие и крупные, светлые и темные, с рваными ушами, хвостатые — и потерявшие хвосты в тяжелых битвах, они бегут, целеустремленно, сосредоточенно, поблескивая маленькими глазками, в полном молчании — и это было страшнее всего.
Они не издают ни звука.
Тиррима визжит тоже недолго. Пока первые крысы не достигают ее ног.
Тогда она теряет сознание — и падает на пол храма.
Ее обнюхивают — и серая пушистая волна принимается переливаться через нее меховым одеялом. Равнодушно, целеустремленно, незаинтересованно — их ждет другая добыча.
Служка, который меняет свечи — он не успевает даже вскрикнуть. Куда там — удрать?!
Серый ковер накатывается, подминает его под собой, скрывает…
Крысы не могут убить человека?
Это вы не подумав сказали, бывает. Могут, еще как могут… если вопьются в глаза, в горло, в артерии — пара сотен укусов — и будь ты хоть трижды магом, а применить магию не сможешь.
Служка и не смог.
Крысы впиваются зубами, рвут его на части… когда серое покрывало распадается на отдельных крыс, становится видно, что на полу лежит скелет. Просто чисто обглоданный скелет.
А они текут дальше и выше, на верхние этажи Храма, туда, где спокойно спят холопы и служители, доверенный и прочая челядь…
Кто‑то может и успеть удрать. Но…
Успеет ли?!
Во сне, когда на тебя накатывают и попросту жрут — кто сможет проснуться, сосредоточиться, отбиться?
Недаром, ох, недаром вызван был Крысиный король. Где есть хоть одна крыса — там и он. Он един в тысяче тел, он может быть одновременно в тысяче мест, любая крыса — его глаза, голос, воля, сила…. а сколько крыс в человеческих городах?
Очень, очень много…
Не один Храм к утру опустеет.
* * *Тело неудачливого храмовника пролежало на улице достаточно долго. Бандиты связываться не хотели, законопослушные люди просто не заглядывали в мусорную кучу, а стражники… да, стыдно признаться, но патрули просто разыграли в кости неудачную находку.
Это ведь не просто так, не чмыря какого помойного прирезали, целого храмовника. А его придется нести в Храм, там отвечать на неудобные вопросы… и кто из нас без грешков за душой?
Кому хочется правдиво и без утайки рассказывать обо всем? Вообще обо всем, от цвета нижнего белья любовницы — до имен осведомителей на городском дне?
Уже неприятно звучит?
А ощущается еще неприятнее, можете поверить. Страшновато это. Когда твоя воля тебе не принадлежит — и под добрым, ласковым взглядом храмовника ты выкладываешь все. И не дай Светлый солгать хотя бы в малости. Подвалы у них тоже есть.
Глубокие.
И из них мало кто выходит наружу.
Так что проигравший патруль таки подобрал труп и поволок его в Храм, костеря беднягу такими словами, что нищие, встреченные по дороге, смотрели с уважением.
Двое несли носилки, еще двое шли рядом, бдительно поглядывая по сторонам — городское отребье не всегда останавливала форма стражников. Да и вообще — получишь кирпичом по темечку, очнешься (если повезет) голым в куче мусора — докажи потом, что ты стражник? Да и доберись до своих‑то…
Нищие… да, нищие…
Патруль — четверо стражников — не сразу обращают внимание, что нищих‑то им и не попадается. Вообще.
Странно для этого времени и для этого района города, но…
Додумать и поделиться друг с другом открытием они не успели.
На тело храмовника прыгнула крыса.
Большая, серая, жирная, она оскаливается и злобно шипит на стражников.
— А ну пошла…
Один из них размахивается, чтобы смахнуть тварь — и замирает статуей.
К первой крысе присоединяется вторая, третья… они прыгают откуда‑то снизу, сыплются сверху, шипят — и самые храбрые уже начинают жрать.
Носилки глухо падают на землю. Стражники дружно вжимаются в стены — и замирают.
Не веря глазами своим, они смотрят, как крысы, словно повинуясь чьей‑то злой воле, уничтожают труп храмовника. Как отрываются кусочки кожи и мяса, как выедается живот, как пожирается содержимое грудной клетки, как крысы проскакивают через клетку ребер…
Страшно?
Не то слово…
Их даже не рвало — от ужаса они словно онемели. И только когда на носилках остался лежать не слишком чисто обглоданный скелет, крысы, словно по команде, разбежались в разные стороны.
При всем страхе перед Храмом, стражники так и не осмеливаются прикоснуться к носилкам. Они бегут оттуда так, что ветер в ушах свистит.
Какое там патрулирование?!
Они и говорить‑то смогли только в караулке, жахнув по паре стаканов крепкого самогона. А утром поняли, что двое из них поседели полностью, а у двоих появились седые пряди.
Страшная это была ночь….
* * *— Ну, ты силен, — Ак — Квир смотрит с уважением. Я оскаливаюсь, но ничего не говорю. И демон продолжает спустя какое‑то время.
— Мы сегодня еще….
— Однозначно. Доставь меня до ближайшего города — и сможешь там поохотиться. А я отдохну.
Чувствую я себя омерзительно. Громадный расход сил сказывается — я почти падаю. Мне бы сейчас полежать в чистой кровати, сожрать (да, именно сожрать — и побольше, побольше) мяса с кровью, запить красным вином и выспаться с десяток часов.
И я не собираюсь отказывать себе в такой мелочи.
Крысиный король начал свое шествие по городам и селам, думаю, пары суток храмовникам хватит, чтобы испугаться, еще дней через пять они запаникуют — и начнут искать выход. И тут‑то я им предложу… нет, не дверь, а так — окошко. Но пролезть они смогут, хоть жирок по дороге и придется стесать.
Оставят мне земли, деньги… конечно, возможны разные варианты, но в лучшем случае я получу управляемый карманный Храм.
В худшем же?
Меня опять постараются убить, тоже мне, новости. И так постараются.
Но!
Если я предупрежу, что моя смерть завязана на вызов Крысиного короля, а я завяжу ее… я сделаю это, более того, я вызову того, кто еще страшнее…
Поостерегутся.
Будут ненавидеть, будут шипеть, будут подстраивать несчастные случаи, но друзей я тоже постараюсь обезопасить… я уже придумал — как.
Конечно, со временем Храм постарается восстановить свои позиции в Раденоре и Риолоне, друзья — соседи помогут. Но так то ж со временем.
На мой век хватит, а дети…
Я обязательно должен завести нескольких детей. Не из любви к этим созданиям, нет. Тут другое.
Вот моя мать — и мой дядя. Одни родители, а какая разница?
Герман и отец Касси? Сама Касси и Карли? Анри и его старший брат — герцог?
Никогда не скажешь, что это породили одни и те же люди. И не обязательно все мои дети будут умными и сильными, может, они в матерей пойдут. Например, в Дариолу.
Фу…
Надо иметь выбор, обязательно надо. И детям своим завещаю. Мало ли кто, мало ли что — на трон должен садиться не тот, у кого задница шире, а тот, кто для трона приспособлен. Более сильный, хищный, жестокий — такой, как я.
Мишель… мама — исключение.
Найдется ли еще женщина, готовая вот так пожертвовать собой?
Найдутся ли люди, которые смогут вырастить полудемона?
Не факт.
Ак — Квир легко перелетает через стену города, оглядывается по сторонам — и везет меня в сторону ближайшей таверны.
— Я сам поохочусь, некромант.
— Тебе дай волю…
— Обещаю, я потом покажу тебе тех, кого сожрал. Если что — накажешь меня.
— А сожранных это вернет?
— Думаешь, я рискну тебя обманывать?
Ак — Квир смотрит с непонятным выражением морды. Вскидываю бровь — и демон вздыхает.
— Я раньше думал, что я страшен. А сегодня вот посмотрел на тебя… мне за всю жизнь не сожрать столько, сколько ты отдал Королю.
— Завидуешь?
— И опасаюсь.
Я махаю рукой.
— Если что — я тебя даже развоплощать не буду. Учти, крысам все равно, кого жрать.
Ак — Квира явственно передергивает.
— Я все понял… некромант.
Зеваю и отправляюсь спать.
Завтра, все завтра, все потом.
Есть и спать.
Трактирщик без торга вручает мне ключи от комнаты, золотая монета — отличная штука. Мясо и вино приносят в комнату, я привычно проверяю их на яды и снотворное, но все чисто.
Съедаю все, проводу охранную черту по подоконникам и порогам — и вытягиваюсь на чистых простынях.
Я вымотан настолько, что засыпаю сразу же, без мыслей и сновидений.
Хорошоооо….
* * *Служитель Аламон тоже не спит, правда, по иной причине.
Он не молится, он не едет верхом на демоне и даже не гуляет по ночным улицам.
Он ублажает свое чрево.
Ну, есть у мужчины такая слабость.
К перепелам в винном соусе, к нежнейшим трюфельным коврижкам, к шоколадным сливкам… да много к чему.
Дорогому, вкусному, недоступному обычным людям.
Да и ему‑то…
Пост, конечно, соблюдать надо, но ведь это как? Светлому радости более о едином грешнике покаявшемся, чем о десяти праведниках имеющихся. Так вот он сейчас куропаточку‑то уговорит, вином запьет — купец Рифрам прислал, десятилетнее лорийское, отменнейшего года, даже паутина на бутылке цела, потом, значит, пироженку съест….
И — покается!
Сразу же покается!
А то как же?
И Светлому радость — и ему приятно. А раскаиваться он до утра будет… все ж таки тяжко это перед сном‑то употреблять.
А хочется…
Служитель достает белейшую салфетку, подтыкает под воротник, чинно берет вилочку и нож, усаживается поудобнее, чтобы вкушать, не отрываясь на мелочи, поднимает серебряную крышку…
— Сгинь!!! Нечистая!!!
На блюде нагло расселась небольшая серая крыса.
Жирная такая, самодовольная, прямо на куропатках в нежнейшем соусе с паштетом а — ратель…
Брошенная вилка результатов не дает. Служителю даже кажется, что зверюшка ухмыляется, скалится злорадно и как‑то очень по — человечески…
А больше ему ничего и показаться не успело.
Это для человека закрытая дверь — препятствие. Крыс оно и на минуту не задержало.
Они выползают из всех углов, бросаются на служителя, лезут по нему, впиваются… и не вспоминает светлейший Аламон в этот миг ни о магии, ни о вере…
Куда там!
Он просто кричит.
Сначала.
Пока острые крысиные зубки не впиваются в язык, а одна из крысиных теней не сгущается, став странно похожей на громадную крысу в короне.
Крысиный король собирает свою добычу. И каждая жертва делает его сильнее. Он напитался нищими, сожрал тела — и только тогда сунулся в Храм.
И то…
Храм — иному Храму и рознь. Там, где молятся с верой, а молитвы принимают с почтением, там и его сила невелика.
А коли служитель плох, так и Храм нехорош. И падет он легко и весело.
Что и произошло. Никто в столичном Храме не уцелел в эту ночь. Ни один человек из тех, кто носил храмовную рясу.
Крысы были безжалостны и неумолимы. Они торопились собрать жатву для своего короля. Кто‑то, конечно, погибал, но серые зверьки этого даже не замечали. Они служили.
В этом было их счастье, в этом была их жизнь.
Жизнь и сила Крысиного Короля.
* * *Иннис месила тесто, когда истерически звякнул колокольчик на калитке. Звякнул — и упал, оборвавшись.
Неподходящее занятие для графини?
А знаете, как успокаивает?
А надо…
Вот что делать, если высокородная графиня проревела чуть ли не до утра и сейчас щеголяет экзотической красноглазостью и красноносостью? Плохо ей без Алекса, тоскливо, больно и тошно.
Понятно, что он должен был уходить, он же демон, но…
Ну почему он ушел!?
Разве ему было здесь плохо?!
С ней?!
А храмовники… да гори они ясным пламенем!
Иннис вспомнила, как Алекс злился после беседы с Доверенным. Ну да, пока не рядом с ними — их ничего и не взволнует! Лишь бы деньги с верующих состричь!
Да даже если бы Алексу нужно было для поддержания формы каждый месяц жрать по одному храмовнику — Иннис бы и слова не сказала!
Лишь бы оставался рядом!
Лишь бы смотрел своими ясными глазами…
Лишь бы…
Ну, вот как ее угораздило влюбиться в демона!?
И ведь болит…
Иннис отчетливо сознает, что болеть будет и дальше. Да, практичной частью сознания, она понимает и принимает слова тетушки Меди. Рано или поздно боль утихнет, она встретит другого мужчину, выйдет замуж, а уж когда дети пойдут…
Рано или поздно, так или иначе…
БОЛЬНО!!!
— Иннис!!! Мама!!!!
В кухню влетела Тиррима, но в каком виде?!
Иннис даже забывает о своих переживаниях.
Девчонка стала седой, как смерть, глаза казалось, сейчас выпадут из орбит, руки дрожат, лицо в красных пятнах…