Серафима немедленно вошла в положение и загрустила.
– Да ты не переживай, – всхлипнула она.
Лилька подозрительно скосила глаз – правда плачет или все еще ржет подруга?
– Чего ты так расстроилась? – продолжала Сима уже спокойнее. – Твой Федоров все равно в марках не разбирается. А если узнает, что ты под одеждой такую прорву баксов таскаешь… Нет, Лилька, тебе Франция явно не подходит.
– Ты, Симочка, в женском белье разбираешься, как престарелая моржиха! – перекривилась Лилька. – Я бы даже сказала – как тюлень. Нет, как нерпа! Я ведь, наверное, не просто так его купила! Наверное, я собираюсь в больницу, на операцию! А там я в чем буду отдыхать? В чем меня осматривать будут? В шубе каракулевой?
У Серафимы даже дыхание сперло, так она взволновалась за Федорову. Больница, операция… А с виду вроде здоровая баба…
– Лилька! Ты подхватила, что ль, чего? – прижала руки к груди Серафима. – Как же тебя так, а? Наверное, опасно, да? А на что операция-то?
– На деньги, конечно! Теперь же кто тебя резать даром возьмется… – поправляла перед зеркалом волосы Федорова, уже забыв про некрасивый момент с бельем. – Только ты не говори никому. Понимаешь, по-женски это. Главное, Федорову не проболтайся, а то вся наша семейная жизнь под утес пойдет.
– Под откос… – автоматически поправила Серафима.
– Да какая разница-то? Короче – не говори.
Серафима сразу припомнила, что Лильке уже давненько под сорок, а детей у них с Федоровым как не было, так и не предвидится. Естественно, что Лилька не может пустить это на самотек. Только вот зачем от мужа скрывать? Хотя, кто его знает этого Ваню, может, он так собак навешает на бедную Лильку…
– А с операцией я как-нибудь сама… – рассуждала Федорова как бы про себя. – Вот только деньги принесут… Да еще теперь новую одежду надо подобрать…
Она уже вертелась перед зеркалом и передом, и боком, выгибала спину и втягивала живот, иными словами – любовалась.
– Ой, Лиль, а когда принесут деньги-то? Кто?
– Ты, – просто ответила Лилька, не переставая кривляться перед зеркалом.
Серафима прозрела. Так вот оно что! Подруженька мужа тревожить не хочет, а ее, Серафиму, готова вот так взять – и наизнанку вывернуть ради своего семейного благополучия! Причем о семейном уюте самой Кукуевой как-то никому в голову не приходит позаботиться! Ну уж нет, если уж так хочется им ребеночка заиметь, так пусть сами и поработают!
Кукуева тоже встала перед зеркалом, выгнула спину, втянула живот и стала похожа на коромысло.
– А кроме меня, у тебя вкладчики имеются? – между прочим поинтересовалась она.
– Ой! Я тебя умоляю! – фыркнула Лилька. – Тысячи долларов за глаза хватит! Еще и Федоров мне в рублях обещал тысяч пятнадцать. Правда, он думает, что мне на санаторий. Я уже все посчитала: если с первого раза все замечательно получится, то уложусь.
– Не-а, не уложишься, – печально скуксилась Серафима и упала на диван. – Я это к тому, что… Да сядь ты! Прям как блоха скачешь… Понимаешь, Лиля, я ведь свое расследование начала.
Лилька лениво повернулась и промямлила:
– Кукуева, а повеселее анекдота нет?
– А я тебе, Лиля, горькую жизненную правду! Серьезно говорю: я начала свое расследование, так что пусть тебе Федоров еще тысячу долларов добавляет.
Лилька широко распахнула рот и попыталась рассмеяться, но получилось совсем не весело:
– Ха-ха. Ты… Ты чо, свихнулась, да? Нет, совсем баба с ума сошла! Там милиция руки умыла, а она… Вот дура-то! Бедный Шишов!
– Ты Шишова не тронь! – повысила голос Сима. – И вообще! Тундра ты, Федорова. Лесостепь. Непроходимое болото! Сейчас столько детективов, ты хоть книгу в руки возьми! И везде обыкновенные люди раскрывают преступления.
Лилька попыталась припомнить, когда она и впрямь брала в руки книгу, чтобы утереть Симке нос, но не вспомнила и только недоверчиво перекосилась:
– Ты чо, Кукуева, там же, в книгах, вранье все!
– Не вранье, а вымысел. В книгах написали, а умные люди взяли и сделали! Что, скажешь, не слышала фразу «журналистское расследование»? Или вон программа идет, ведущий еще мощный такой парень… Так он все время говорит: «Наша программа провела расследование». А недавно я по телевизору видела, как одна женщина сама провела расследование и нашла того, кто убил ее сына. Потому что милиция у нас одна, и она везде не успевает. Так что ничем не могу помочь.
Лилька скисла. Она задрала голову вверх, в глазах уже плескались слезы, а подбородок предательски дрожал.
– А я уже и тапочки новые купила, и зеркальце… Конечно, если у тебя совести нет, проводи свое расследование. И пусть я так и не доберусь до врачей, и пусть мне будет хреново потом всю жизнь… Расследуй, чего тебе! Можно подумать, я у нее большие деньги потребовала!
– Ага! – криво усмехнулась Серафима. – А то ты потом еще бы не пришла!
– Ну, и пришла бы! Так это потому, что нам диван новый надо! А потом бы все! Забыла бы! А ты…
Лилька вскочила. Горе уже хлестало из обоих ее глаз, губы расквасились, и Федорова вылетела из квартиры Серафимы с громкими рыданиями.
– Интересно, а меня ей совсем не жалко? – растерялась Серафима. – Даже неудобно как-то, что это не я мужика поленом-то…
Потом она плюнула переживать из-за Федоровой, снова залезла под одеяло и уже никого не слышала.
Проснулась под вечер. Неизвестно откуда накатил огромный прилив сил, Кукуева уселась за стол и стала самой себе диктовать:
– Кукуева! Тебе надо сосредоточиться! Значит, так, что мы имеем? Мужика… Кукуева! Прекрати изъясняться базарным языком! Ты имеешь Костеренко Анатолия…
Серафима постучала карандашом по лбу и вспомнила:
– Ты имеешь Костеренко Анатолия Викторовича. Хотя нет, его теперь никто не имеет… Ага, значит, этот Костеренко погиб в результате встречи его головы с посторонним предметом, предположительно поленом. Встречу организовал неизвестный, предположительно Кукуева Серафима Петровна. Необходимо найти настоящего преступника, а с Кукуевой подозрения снять. Хотя, если разобраться, на кой черт мне это необходимо? Лилька и так уже хвост прижала. Кукуева! Не отвлекаемся! Федорова может в любой момент прийти в себя и придумать новую гадость. И пока ты, Серафима, не найдешь настоящего убийцу, не будет тебе покоя. Уж если Федорова себе зеркальце купила, закатывай, Сима, рукава. Какой вывод? Ой, да этих выводов ни фига нет, зато вопросов целая туча! Вот, например, все в один голос утверждают, что Костеренко был примерным мужем. А он, между тем, имел молоденькую подружку! И вопрос – знала ли про то Алиса Гавриловна? Если знала, то, может, это она Толика в порыве ревности прикончила?.. Только что-то я не припомню, чтоб она была в тот день в автобусе… Так, дальше идем… Что там у нас с сыном? Чем он вообще занимается? Маменька говорила, что он болеет. А соседка Вера доложила, что каждую ночь таскает к себе молодежь. Да и не смахивает он на болезного. И все же надо узнать точно, а если болеет, то диагноз. Может, шизофрения? Тогда отца прикончить он очень даже мог бы. Еще эта самая девица. Она ведь, по словам Веры, просто угрожала Анатолию Костеренко! Может быть, он как раз к ней и ехал? Между прочим, судя по рисунку той же Веры, дом красавицы находится совсем недалеко от конечной остановки. И еще – с чего вдруг они живут-то так бедно, эти Костеренко? Прям обидно за наших фармацевтов, честное слово! Даже чая купить не могут…
Серафима еще долго разговаривала сама с собой, а потом решила – завтра же она заявится к молодой пассии Анатолия Костеренко и выяснит, какими же такими невероятными качествами привлек ее немолодой уже и небогатый женатик.
Глава 3 Портрет пузатой незнакомки
Утром Кукуева проснулась без будильника. Это была дурная примета. Она означала, что вчера Серафима снова забыла завести механизм, часы встали, а на дворе уже вторая половина дня. Что называется, предчувствия ее не обманули. В уголке экрана телевизора, который Серафима тут же включила, бесстрастные часы показывали четырнадцать тридцать две.
– Ну совсем не высыпаюсь, – пожаловалась телеведущему заспанная Кукуева и потрусила принимать водные процедуры.
– А сейчас мы приготовим тыквенный суп и куриное суфле с баклажанами, – дразнилась с экрана хорошенькая женщина, гремя блестящими, просто зеркальными кастрюлями.
Серафима сглотнула слюну. Начиналось какое-то очередное кулинарное шоу. Кукуева резво понеслась в кухню, распахнула холодильник и присвистнула:
– Это когда ж я сюда последний раз заглядывала? А колбаску-то как скрючило…
Завтра начинались трудовые будни, поэтому в магазин надо было бежать сегодня. Однако и к молодой прелестнице убиенного не то примерного мужа, не то фавна Костеренко тоже надо было наведаться сейчас. Завтра же понедельник, уйдет на работу, и где ее потом искать?
Серафима решила вопрос просто – она сначала наведается к девице, потом зайдет в магазин, а уже после всех походов осядет дома и будет готовить что-нибудь съестное. План был рациональным, однако есть хотелось уже сейчас.
Серафима решила вопрос просто – она сначала наведается к девице, потом зайдет в магазин, а уже после всех походов осядет дома и будет готовить что-нибудь съестное. План был рациональным, однако есть хотелось уже сейчас.
– Ничего! Попью кофе. А с голодным желудком я быстрее с делами управлюсь, – выдохнула Серафима, жадно выхлебала кофе и вышла из дома.
С ее таким замечательным решением голодный желудок был яростно не согласен. Это Серафима услышала сразу – сначала в животе робко подвывало, а потом и вовсе стали раздаваться громкие хлюпающие звуки. Пришлось забежать в киоск и купить маленькую шоколадку. Однако такая подачка только больше разгневала голодный организм. Едва Серафима заскочила в автобус и удобно устроилась возле двери, как противный желудок мстительно зарычал. Сима сделала вид, что это вовсе не она животом рычит, весело заморгала глазками и даже обернулась: мол, кого это там пучит? Однако урчание нарастало, и как Кукуева ни крючилась, ни утягивала живот, из ее недр доносились уже почти человеческие стоны.
– Вы что, собачку везете? – подняла голову женщина, сидящая перед Серафимой.
– Да нет, – криво улыбнулась Серафима и покрылась красными пятнами. – Это… кто-то в животе у меня, понимаете…
– Ах, в животе кто-то! – воскликнула женщина и поспешно вскочила. – Так чего ж сразу не сказали, что вы беременная? Садитесь пожалуйста, зачем же так ребенка мучить? Садитесь!
Серафима не стала объяснять, что дело в другом, вежливо кивнула и уселась. Неожиданно ей пришла в голову замечательная мысль – а может, эта самая Милочка ждала ребенка от Костеренко? Тогда она запросто могла закрыть глаза на то, что ухажер женат, беден и не совсем молод. У ребенка должен быть отец, и не всем попадаются холостые, молодые бизнесмены.
– До чего ж надо довести дитя, шоб оно уже в пузе материться начало?! – донесся до ушей Серафимы голос какой-то возмущенной старушки.
– Да почему вы решили, что это маты? – восклицала женщина, которая уступила место. – Я, например, четко слышала: «Мама!».
– А я, например, слышала совсем другое! – перешла на крик бабуся. – А я еще хорошо слышу!
– А я вам за… ик… вляю, – прокричал нетрезвый беззубый дяденька, – это и не ребенок вовсе, а само брюхо воет! У меня всегда… после… ик… похмелья брюхо так же орет…
Пассажиры с интересом пялились на Серафиму, а та, только прослушав пьяненького мужичка, сообразила, что находится в центре внимания пассажиров. Сейчас на нее смотрели недобро – мужчине поверили. Красная от стыда, Кукуева вылетела на своей остановке из автобуса, будто пробка из бутылки. И все же даже эта неприятная поездка не погасила ее настроения – Серафима теперь знала, с какого бока подходить к Милочке.
Адрес Вера нарисовала добросовестно, единственное, что она упустила, – номер квартиры, да и то потому, что не знала. Это Серафиме предстояло выяснить самой.
Возле нужного подъезда вовсю разворачивался детский роман. Маленький мальчишка в синей измызганной курточке кричал на весь двор аккуратной девочке лет восьми:
– Лариска-сосиска, сарделька из свиньи! Лариска-тушенка, попробуй догони!
Девочка – та самая, по всей видимости, Лариска – превосходила кавалера весом раза в четыре и коварно вершила расправу. Она легко догоняла мальчонку, хватала его за шкирку и тыкала носом прямо в морозную слякоть. Пацан увертывался, пинался, выскакивал из рук, потом отбегал и снова вопил во все легкие:
– Лариска-сосиска!
Серафима поймала девочку уже в полете – та снова неслась за ухажером.
– Стой! Тебя, кажется, Ларисой зовут?
– Ага! Щас прямо! Вон этого идиота слушаете, что ли? Меня Снежаной звать, этот кретин просто не может рифмы подобрать к моему имени.
– Извини. Снежана, а в какой квартире у вас Мила живет? – спросила Серафима.
– А ни в какой. Нет у нас никаких Мил. А как у нее фамилия?
Серафима замялась. И в самом деле – как фамилия?
– Я не помню, сто лет уже не виделись. А ты точно знаешь, что Мила тут не живет?
– Я чо, врать старшим буду? – обиделась девчонка. – А сколько ей лет?
– Ну… молодая еще… лет двадцать пять.
Девчонка лихо присвистнула:
– Сказали тоже – молодая! Плесень! Молодая – это лет пятнадцать.
– Лет пятнадцать – это дитё еще, деточка, – фыркнула Серафима и пошла на мировую. – Ну хорошо, а из плесени у вас здесь кто проживает?
Ей вдруг в голову пришла весьма своевременная мысль – «Милочка» может быть даже и не именем, а так – ласкательное прозвище, типа Зайки.
– Вам рухлядь тоже говорить? – вежливо поинтересовалась девочка.
– А рухлядь это кто? – испугалась Кукуева.
Девчонка уныло вздохнула и лениво объяснила:
– Рухлядь – это те, кому за тридцатник перевалило.
– А кому за сорок?
– Динозавры.
– А старше?
– А таких уже никто и не зовет.
– Вот что, умница, хотелось бы мне с твоей рухлядью поговорить, да очень жалко – времени нет. Ты…
Девчонка похлопала глазами, потом не утерпела:
– А с какой… рухлядью?
– С мамой твоей. Ей же наверняка больше тридцати?
Девочка раскрыла рот, потом ошарашенно пощелкала зубками и сообразила:
– Простите… только вы мою маму так больше не зовите. Она у меня знаете какая? Она у меня первая красавица, вот!
Серафима быстро согласилась, ей и самой такие клички не нравились. А девчонка теперь без устали перечисляла всех, кто проживает в их подъезде:
– У нас, значит, на первом этаже Семеновы живут, это дино… старички совсем, а еще два дядьки. Потом…
После того как умненькая Снежана назвала всех, кто проживает в подъезде, Серафиму заинтересовали две квартиры: на третьем этаже – Калининых, у которых имелась дочь Ирина подходящего возраста, и квартира на пятом этаже – там снимали комнату две студентки.
Сначала Серафима направилась к Калининым.
Дверь открыла серьезная женщина в фартуке поверх брючного костюма.
– Здравствуйте, – сухо поприветствовала ее Кукуева. – Могу я видеть вашу дочь?
– А как вас представить? – не торопилась приглашать дочь хозяйка квартиры.
– Скажите, что из женской консультации пришли, – лихо соврала Серафима и выжидательно уставилась на женщину.
Та чуть побледнела, однако лица не потеряла. Мало того, она Кукуевой даже в прихожую не позволила войти. А напротив – вышла сама.
– Вы мне должны все рассказать, – строго предупредила она. – Консультация – это дело серьезное, мне вовсе не хочется, чтобы моя дочь натворила глупостей. Что стряслось?
Серафима растерялась. Она вдруг сообразила, что дальше врать не может. Это как же ее вранье отразится на несчастной Ирине?
– Хотелось бы узнать, – не выходила она из роли, – не посещала ли она нашу консультацию на предмет беременности?
– Я, простите, не поняла… – сгребла брови к переносице Калинина.
– Да что же непонятного! Мне важно узнать, не является ли некий господин по имени Анатолий Викторович женихом вашей дочери! – уже и сама запуталась Серафима.
– Анатолий? Викторович? Подождите, что-то знакомое… Анатолий Викторович… Это Костеренко, что ли?
– Именно так! – обрадовалась Серафима.
– Не является! Пусть бы попробовал явиться! – злобно поджала губы сердитая женщина и собралась хлопнуть дверью.
Серафима забежала вперед и растопырила перед ней руки:
– Не пущу! Сначала скажите, откуда вы его знаете.
– Да уйдите вы! Прямо встала тут, еще руками трясет… Зачем вам?
Серафима вздохнула и… снова соврала:
– Это мой муж. Хотелось бы… понимаете, хотелось бы прекратить его любвеобильность. Хочу с девочкой поговорить. Ну зачем ей такой муж!
Женщина мельком взглянула на Серафиму, достала из карманчика фартука сигарету, затянулась и неохотно начала говорить:
– Мы… у нас случилась неприятная встреча. Понимаете, кто-то все время ходит в наш подъезд и гадит. И мы, жильцы, никак не можем этого пакостника выловить. Однажды мы с мужем возвращались поздно из гостей. Немного повздорили, поэтому друг с другом не разговаривали, шли молча. Поднимаемся на второй этаж, где почтовые ящики, а там мужчина какой-то скрючился. Стоит к нам спиной и что-то со своей одеждой вытворяет. Ну, понятное дело, муж его за шиворот, я в крик, все соседи из своих квартир высунулись, а Потапенко, он как раз на втором этаже и проживает, тот сразу милицию вызвал. Пока ее ждали, мой супруг пару раз этого наглеца ножкой приложил. И еще были желающие, у людей накипело. А потом, когда милиция приехала, выяснилось, что этот мужчина из внутреннего кармана сотовый телефон доставал. Он Милу Карасеву из тридцать четвертой ждал, а мать Милы ее из дома не отпускала. Вот она и сидела в квартире, ждала, пока та уснет. А Костеренко с ней по телефону переговаривался.
– А откуда вы узнали, что это был именно Костеренко? – допытывалась Серафима.
– Так нам же милиционер сказал. Ну, когда моего мужа на пятнадцать суток за драку посадили, тогда мы все данные и узнали про того потерпевшего. Женщина, ну что вы на меня таращитесь? Да! Муж отсидел пятнадцать суток за хулиганство, потому что якобы сильно избил того Костеренко! Да вовсе и не сильно, Костеренко придумал больше! Вот поэтому нам его на порог не нужно, а вы говорите, будто он жених нашей Ирочки.