Талита с недоумением сказала:
— А дядя еще говорит, что ничего вкуснее, чем мясо колуфа, ему не приходилось есть за всю свою жизнь!
— Если бы в религии здешних туземцев существовал пантеон богов, — сказал совершенно серьезно Хорт, — то мясо этого животного наверняка играло бы роль, эквивалентную роли амброзии. Блюда из него вкуснее любой другой еды, которую может вообразить себе человек.
— Жаль только, что я не сумела попробовать их раньше, чем увидела, из чего они готовятся, — заметила Талита. Она насчитала на пляже восемь довольно далеко расположенных друг от друга холмиков. При воспоминании об этом ее передернуло.
Они продолжили обход деревни, двигаясь рядом с периферийными хижинами. Талита остановилась, чтобы рассмотреть одну из них получше. Она провела пальцем по дивному цветному узору крыши, а потом постучала по нему.
— Из чего она сделана?
— Из куска тыквы. Красиво, не правда ли?
— Уж куда лучше. — Она постучала еще раз. — Тыква? Если это только кусок, то она должна быть просто огромной?
— Она невероятно велика. И после того как кожуру вымочат в соленой морской воде, а затем высушат, она становится прочной и твердой, будто пластмасса. Заметили, как изящны эти жилища? Они — великолепное украшение этого чудесного мира и к тому же необыкновенно подходят для местного климата. Посмотрите на стенки — они сотканы из волокон и не только спасают от насекомых, но еще и «дышат», великолепно пропуская воздух. Волокно очень прочное, а добывается оно из «плетей» тыкв. Местные женщины плетут из этих ниток очень прочные канаты.
Талите этот разговор успел надоесть. К счастью, она увидела своего дядю, который подходил к деревне с другой стороны. За ним следовал его непременный эскорт. Одна из секретарш — Сейла Тиллоу — несла в руке портативное электронное устройство для записи разговоров и указаний. Другой секретарь — Каол Ренголд — имел такой вид, будто только и ждет, чтобы ему поручили кинуться куда-то и немедленно выполнить распоряжение шефа. Хайрус Эйнс шел в арьергарде, но глаза его не упускали никакой мелочи. Говорил он мало, но видел все. Зачем тут торчали туземцы, Талита понять не могла.
— А вот и дядюшка, — сказала она.
Хорт прервал свою лекцию, и они поспешили навстречу Уэмблингу.
Когда они подошли, широко улыбающиеся туземцы рассыпались в разные стороны, а Уэмблинг выкрикнул им вслед последнее распоряжение:
— Большие бревна! Запомните!
— Чем ты занят? — спросила его Талита.
— Пытаюсь заставить туземцев научиться строить плоты, — ответил он.
— А зачем им плоты? — резко спросил Хорт. Талита повернулась к нему и с удивлением поглядела. Мало кто осмеливался говорить в таком тоне с ее дядей.
Уэмблинг улыбнулся и сделал вид, что ничего не заметил.
— Плот им нужен, чтобы охотиться, — ответил он.
— По-моему, они вполне прилично управляются без него, — вмешалась Талита.
Уэмблинг покачал головой.
— Ты видела, как они охотятся? Как только поймают одно из этих чудовищ, суденышко тут же направляют к берегу, чтобы разгрузиться. Это обходится им примерно в час дорогого охотничьего времени. Погляди-ка на это! — Он сосчитал холмики на пляже. — Шесть, семь, восемь… Хорошее начало удачного промыслового дня, но это означает, что они уже потеряли восемь часов рабочего времени на мотание взад и вперед между охотничьими угодьями и берегом. Простаивают и лодки, и команды, а стало быть, пока лодка с грузом идет к берегу, промысловый флот теряет свою эффективность. Целая команда расходует время на то, чтобы добраться до берега и вытащить чудовище на песок. А вот если бы им удалось поставить в непосредственной близости от места охоты большой плот, они могли бы переваливать своих колуфов на него, а вечером отбуксировывать всю дневную добычу на берег. Деревня таких размеров сэкономила бы две сотни рабочих часов в день, лов стал бы куда эффективнее. Они поймали бы больше колуфов и избавились от недоедания. Ты все записала, Сейла?
— Записываю, — ответила секретарша, и ее пальчики еще быстрее забегали по клавишам.
— Ты называешь это полуголодной диетой? — спросила Талита. — Да я никогда не видела таких здоровых людей.
— Это они сейчас здоровые, но у них очень маленькие резервные запасы пищи. Если уловы будут падать, эти люди окажутся на грани голодной смерти. Для того чтобы накормить все население этой планеты мясом колуфов, нужно очень много промышлять, а поголовье этого зверя не так уж многочисленно. Я хочу научить их кое-каким приемам, с помощью которых можно сохранять побольше этого мяса. Но мне не удается объяснить им, что именно я имею в виду. Выяснилось, что они не понимают, о чем идет речь, ибо излишки мяса очень малы. Плоты могли бы помочь увеличить дневную добычу, что позволило бы увеличить излишки и наладить их лучшую переработку. Что вы там жметесь, Хорт?
— Я уже говорил вам, что обо всем этом думаю, — сказал Хорт. — Туземцы действительно ведут существование на грани риска. Экология — ненадежная, естественная среда — враждебная. Любое вмешательство в сложившуюся систему может нарушить существующий баланс и уничтожить все население.
Уэмблинг ухмыльнулся и ответил в легкомысленном тоне:
— Хорт, вы уволены. Вы мыслите на уровне плохого школьного учебника. Рост промысла позволит туземцам улучшить свое положение и повысить стабильность продовольственного баланса.
— Повышение эффективности промысла наверняка изменит привычки колуфов, и они уйдут в другие районы. Упадет и численность животных репродуктивного возраста.
— Задолго до того, как это произойдет, мы придумаем что-нибудь еще. А вот и Форнри!
К ним приближалась группа местной молодежи. Один из них, видимо, лидер, подошел к Уэмблингу. Он не стал терять времени на любезности.
— Ваша Светлость, я об этом плоте. Он нам не подходит.
— Почему? — спросил Уэмблинг.
— Колуфа следует закапывать в песок.
Уэмблинг обернулся к Хорту.
— Какой-нибудь местный религиозный выверт?
— Возможно, очень важный, — ответил Хорт. — В этом мире большинство существ ядовиты для человека. Когда колуфа закапывают в песок и выдерживают там, происходит нечто, нейтрализующее яд.
— Его надо закопать очень быстро, сразу после поимки, — вмешался Форнри, — и оставить в песке на ночь и день. Иначе мясо нельзя есть.
Уэмблинг задумчиво кивнул:
— Понял. А нельзя ли нагрузить песок на плот и посыпать им колуфа прямо на воде?
— Песок должен быть сухим. А таким его в море не сохранить. Сам процесс погребения колуфа очень опасен. Для этого нужно много места.
Уэмблинг снова кивнул. Он был ужасно разочарован, но старался этого не показывать.
— Придется подумать. Умирающий колуф действительно сильно дерется. А насчет того чтобы держать песок сухим, надо хорошенько подумать.
Он повернулся и пошел прочь. Эскорт последовал за ним. Форнри и еще одна юная девушка отстали. Хорт подозвал их.
— Форнри, это Талита Варр — дочь сестры посла.
Форнри улыбнулся и поднял руку в местном приветствии.
Талита помедлила, а потом не слишком умело последовала его примеру.
— А это Далла, — сказал Хорт. Девушка тепло приветствовала Талиту.
Форнри сказал Хорту:
— Интересная была беседа. Посол рассердился?
— Скорее он разочарован. Подумайте, не стоит ли построить маленький плот, хотя бы для того чтобы доказать — затея никуда не годится?
— Тогда он скажет, что не вышло, так как плот был слишком мал, — ответил Форнри, вежливо улыбаясь. — А как бы ни был плот велик, все равно ничего не выйдет. Каждый раз, как на него будут выгружать нового колуфа, вместе с ним туда попадет и вода. Много. Такое малое количество песка быстро намокнет. Может, его даже смоет в море. А без сухого песка колуфа есть нельзя. Так что, я думаю, мы не станем делать плот.
Далла и Форнри простились, подняв руки, и исчезли в лесу.
Хорт сказал задумчиво:
— Во всех исследованиях примитивных народов, которые мне приходилось читать, указывается, что правителями и лицами, принимающими решения, у них бывают пожилые люди. Здесь, полагаю, первую скрипку играет молодежь, но фактически все они делают то, что велит Форнри. Он обдумывает, он приказывает — и это закон. Если вопрос сложный, он просит время для обдумывания и, вероятно, консультируется с другими, но и тогда он берет на себя — такого юного — огромный груз ответственности.
— Очень красивая пара, — сказала Талита. — Они женаты?
— Это еще одна тайна. Они не женаты. Другие молодые люди в возрасте Форнри давно имеют жен, у некоторых уже есть и дети. Я подозреваю, что он какой-нибудь молодой верховный жрец и должен соблюдать безбрачие, но ведь нельзя не видеть, что они с Даллой любовники. Они ведут себя как обрученные.
Уэмблинг кончил разговор с туземцами и теперь окликнул Талиту.
— Обратно мы поплывем на лодке. Хочешь с нами?
Талита поглядела на Хорта.
— Валяйте, — сказал он. — У меня урок в классе у малышни.
— Вот как? И чему же вы их учите?
— Читать и писать.
Некоторое время она смотрела на него молча. Потом разразилась громким смехом.
— Зачем? Какой им от этого толк в жизни?
— Кто знает… Очень способные ребятишки. Может, в один прекрасный день Лэнгри создаст свою собственную литературу? Поезжайте со своим дядюшкой. А я потопаю к своему классу.
Талита присоединилась к дяде на берегу, но так как он как раз заканчивал разговор с туземцами — что-то насчет дренажных канав, то она имела возможность понаблюдать за Эриком Хортом. Снова к нему стремительно неслись дети во главе с Дабби, пронзительно крича:
— Эрик! Эрик!
Хорт встал на колени возле полоски слежавшегося песка вблизи деревни.
— Гордец, — сказал он. И дети послушно повторили за ним то же слово. Тогда он повторил это слово по буквам: Г-О-Р-Д-Е-Ц, а затем написал его на песке. Он ползал по песку на коленях, задирая нос кверху, как бы разыгрывая пантомиму на смысл этого слова. Детишки, катаясь по земле от смеха, пытались изобразить гордеца.
— Силач, — крикнул Хорт.
— Силач, — повторили дети.
Уэмблинг потрепал девушку по плечу.
— Готова, Тал?
Он помог ей сесть в лодку. Гребцы — юные мальчишки — оттолкнулись от берега. Оглянувшись, она увидела, как окруженный толпой детишек, Хорт изображает значение слова «силач».
— Какой милый парень, — воскликнула она.
Уэмблинг скептически ответил:
— Дурака валяет, как всегда.
Она усмехнулась.
— Да, пожалуй, ты прав.
8
Талита купалась в слабом прибое, она загорала на пляже, она дразнила странных зверюшек, которые настороженно поглядывали на нее из кустарников на опушке леса или бегали в сумерках по мокрому песку у уреза воды, отыскивая выброшенную волной падаль. Сумерки на Лэнгри наступали быстро, и никому не приходило в голову долго валяться в постели, когда восход окрашивал клубящиеся облака в удивительные краски и зажигал тысячи оттенков на бесчисленных гранях красоты этой планеты.
Она нигде и никогда еще не видела такого песка, как на этом пляже. Она пересыпала его из одной ладони в другую и, к своему удивлению, открывала, что он состоит из крохотных, похожих на пудру гранул, отливающих множеством красок. Солнце было теплое, не жаркое, но расслабляющее, такое, что Талите с трудом удавалось не погрузиться в сон.
Теперь она редко виделась с Хортом. Его дни были заполнены обучением детей и пополнением собственных знаний. Талита не могла удержаться во время редких встреч от того, чтобы не пошутить над тем, как далеко он засовывает свой нос в повседневные дела местных жителей.
Вещи, которые увлекали его — вроде того, что какой-то старик упомянул случайно о времени, когда у них еще не было металлических наконечников на копьях, или что он придумал теорию, будто плохое качество местных глин помешало развитию гончарного производства, чему также способствовало наличие множества видов тыкв, или что он составил список из 117 слов, которые говорят, что у жителей Лэнгри не более семидесяти лет назад состоялся контакт с космонавтами, все это для Талиты вовсе не представляло интереса, и она не видела там ничего потрясающего, способного повлиять на мировое развитие.
Однако по мере того как шло время и красота Лэнгри становилась более привычной, мелочи жизни местных обитателей стали постепенно занимать и ее, так что иногда она принимала предложение Хорта прогуляться и взглянуть на что-нибудь, показавшееся ему из ряда вон выходящим.
Однажды, вернувшись после купания, она зашла в офис и обнаружила там своего дядю, что-то обсуждавшего с Хайрусом Эйнсом. Она уже хотела уйти, чтобы не мешать, но дядя сделал ей знак войти и присоединиться к разговору.
— Ну, Тал, — сказал он, — по-моему, ты тут по уши в делах.
— Я по уши в делах, на манер того, как это бывает с туристами, — горько покаялась она. — Торчу на пляже, пока не осточертеет, затем любуюсь видами, пока к горлу не подступает тошнота. Завтра Эрик поведет меня любоваться на тыквы, которые он считает потрясающими. Очень опасное мероприятие — в лес. А завтра ночью нас будут развлекать и кормить туземцы: песни, танцы, местные блюда, от чего меня тоже тошнит, так как я видела, из чего их готовят. И все подлинное, все не испорченное прогрессом. И все напоминает мне каникулы, которые я провела на Маллоре. Кстати, там меня тоже тошнило.
— Вкус туземных блюд заставит тебя забыть о том, что ты видела, а их танцы и песни очаровательны. — Уэмблинг подошел к окну и остановился, пристально вглядываясь вдаль. Видно, у него тоже были какие-то свои проблемы, требующие внимания, а потому Талита промолчала. — Туземцы отличные ребята, — продолжал он, — но мне хотелось бы, чтоб они не были так дьявольски упрямы. Полагаю, мне следует выгнать этого Хорта. Нет, я серьезно, он их поощряет.
Уэмблинг достал курительную капсулу и выпустил изо рта бледно-фиолетовый дымок. Потом направился к двери.
— Пойду погляжу, перепечатала ли Сейла ту корреспонденцию, — сказал он Эйнсу.
Талита проводила его любящим взглядом.
— Бедный дядечка. Самое важное дело его жизни, а твердолобые туземцы не желают с ним сотрудничать. А между прочим, что у него за дело?
Эйнс смотрел на нее, как бы тщательно взвешивая что-то. Когда она была девочкой, этот взгляд тревожил ее, но теперь она знала, что он так смотрит на всех — взвешивает.
— Хочет стать послом на Бинорисе, — сказал он.
Талита так и подскочила.
— Ох! Во дела! А что надо сделать, чтобы повыситься в ранге от нуля до представительства в самом важном мире галактики?
Эйнс откинулся на спинку кресла, поднял глаза к потолку и, подумав, ответил:
— Ловкость. Впрочем, ловкость нужна, чтобы заполучить место где угодно. Нам частично это уже удалось, так что вопрос сводится к тому, как мы можем использовать то, что у нас уже есть.
— Я же знала, что дядюшка не будет просто за так играть в посла!
Эйнс кивнул:
— У нас есть политическая поддержка, но этого мало, особенно на дипломатическом поприще, да еще в таком серьезном деле, как получение места на Бинорисе. Нам необходимо сначала добиться сенсационных успехов здесь, причем на это дело у нас остается совсем немного времени. Посол на Бинорисе уходит в отставку через год.
— Ах! Так вот почему вся эта возня со сточными канавами и переправами!
Эйнс опять кивнул.
— Нам надо быстренько трансформировать этот мир и произвести важные изменения в жизненном уровне населения. Причем сделать это так, чтобы получить отличную дипломатическую прессу. А времени катастрофически мало. И туземцы не желают с нами сотрудничать.
— Но зато какой приз вас ждет, если все получится, как вы хотите! — воскликнула с энтузиазмом Талита. — Первоклассное общество, культура…
— Экая чушь! — скривился Эйнс. — У Бинориса колоссальные минеральные ресурсы, и посол Федерации имеет неограниченные возможности влиять на выдачу лицензий на их разработку. Это назначение может принести до ста миллионов в год!
Вернулся Уэмблинг, таща кипу бумаг, и Талита сказала с чувством искренней жалости:
— Бедный дядюшка! Так много всего стоит на кону, а туземцы ничем не желают помочь. Неужели они вообще ничего не приняли из того, что ты им предложил?
Он недовольно запыхтел.
— Конечно, приняли! Ты что — наших паромов не видела? Мы решили их проблемы переправ через реки. Вот так вот! Пойдем, я тебе покажу.
Он чуть ли ни бегом вытащил ее из здания посольства и через покрытый цветами луг поволок к опушке. Сначала она была слишком поражена, чтобы протестовать, но когда оказалось, что он с той же скоростью тащит ее и по лесной тропинке, Талита стала присматриваться к древесным стволам, опасаясь новой встречи со связками опасных лиан.
— Далеко ли еще? — спросила она, задыхаясь.
Дядя не замедлил шагов даже для ответа:
— Километр или два.
— Так чего ты так торопишься? — задала она еще один вопрос. — Переправа же никуда не денется, даже если мы пойдем потише?
Он слегка замедлил шаг, и они пошли по вьющейся меж стволов тропке в более нормальном темпе. Тропинка, уткнувшись в берег речки, кончилась. Уэмблинг остановился, прямо светясь от гордости и ожидания похвалы Талиты.
Чуть поодаль от них находилась туземная лодка, на корме и на носу у нее стояли по два связанных верхушками бревна. Через каждую связку был пропущен канат, протянутый с берега на берег на высоте человеческого роста. Он удерживал лодку на линии переправы. Еще две веревки были привязаны к стволам деревьев на обоих берегах реки. Чтобы заставить паром двигаться к нужному берегу, надо было тянуть за соответствующий канат, складывая его в бухту на дне лодки. Другая же веревка в это время раскручивалась, уходя из лодки. Уэмблинг заставил Талиту влезть в этот паром и перетянул его через узкую речку. Затем тем же способом переправился обратно.