В Карлайле он остановился, чтобы заправиться. Хозяйка колонки – женщина средних лет в промасленном фартуке – лишних вопросов не задавала. Фаберу наполнили бензобак и еще запасную канистру, прикрепленную к одному из порожков за крылом.
Ему нравилась эта маленькая двухместная машинка. Несмотря на преклонный возраст, она легко разгонялась до пятидесяти миль в час. Четырехцилиндровый двигатель объемом 1548 кубических сантиметров с V-образным расположением клапанов работал ровно и неустанно, помогая машине взбираться на шотландские холмы и скатываться с них. Сидеть на кожаном диванчике-сиденье было удобно. Клаксон заменяла старомодная «груша» с раструбом, и он с удовольствием давил на нее, когда на дороге перед ним показывалась случайно отбившаяся от отары овца.
Так он миновал небольшой рыночный городок Локерби, пересек речку Аннан по живописному мосту Джонстона и направил машину в затяжной подъем к вершине горы Битток. Теперь ему все чаще приходилось пользоваться трехступенчатой коробкой передач автомобиля.
Он заранее решил, что ему следует избегать самой короткой дороги на Абердин, проходившей через Эдинбург и дальше – вдоль побережья. Большая часть восточного берега Шотландии по обе стороны от залива Ферт-оф-Форт представляла собой сплошную запретную зону. Посторонним не разрешалось заезжать в прибрежную полосу шириной в десять миль. Разумеется, властям трудно было держать под непрерывным контролем столь обширную территорию, но Фабер соблюдал осторожность. У него было куда меньше шансов быть остановленным для проверки, пока он держался вне этой особой зоны.
Ему, конечно, придется вторгнуться в ее пределы, но лучше позже, чем раньше, и он заранее обдумывал «легенду», которой будет придерживаться, если подвергнется допросу. За последние годы обычные автомобильные прогулки не практиковались из-за строгой экономии топлива, причем люди, которым разрешалось иметь машину для служебных нужд, могли подвергнуться строгому наказанию, если на несколько ярдов отклонялись в сторону по своим личным делам от рабочего маршрута. Фабер слышал, например, историю, как один известный импресарио угодил в тюрьму за то, что использовал топливо, выписанное на сельскохозяйственные цели, для доставки группы актеров из театра в ресторан отеля «Савой». Пропаганда бесконечно вдалбливала в умы людей, что бомбардировщику «ланкастер» требовалось две тысячи галлонов топлива, чтобы долететь до Рура[20], поэтому при обычных обстоятельствах мало что доставило бы Фаберу такое удовольствие, как бесцельно сжечь как можно больше горючего, чтобы его уже нельзя было использовать для бомбардировок родины. Но быть остановленным и арестованным сейчас, с важнейшей фотопленкой на груди, всего лишь за нарушение правил использования бензина – такую иронию судьбы он не мог себе даже вообразить.
В этом и состояла сложность. Транспорт на дорогах был в основном военным, а Фабер не располагал военными удостоверениями личности. Он не мог заявить и о доставке важного груза, поскольку никакого груза в машине не было вообще. Он наморщил лоб. Кто мог перемещаться в эти дни беспрепятственно? Моряки в увольнительных, чиновники, отдельные отдыхающие со специальными разрешениями, профессионалы редкой квалификации… Вот! Это то, что ему подойдет. Он будет выдавать себя за эксперта в некой фантастической области техники – к примеру, за исследователя высокотемпературных сортов масел, который вызван для решения проблемы, возникшей на нефтеперерабатывающем заводе в Инвернессе. Если спросят, на каком именно заводе, он ответит, что это засекреченная информация. (Причем его настоящий маршрут должен пролегать на достаточном удалении от вымышленного, чтобы патрульные не могли знать, что такого предприятия не существует.) Конечно, едва ли настоящий инженер носит спецовку, в которую сейчас был облачен он, и комбинезон, изъятый им у престарелых сестер, но в военное время мало кто обращал внимание на подобные мелочи.
Тщательно обдумав эту версию, Фабер почувствовал, что может быть относительно спокоен по поводу случайной встречи с дорожным патрулем. Настоящую опасность для него представляло столкновение с одной из групп, которые наверняка сейчас рыщут в поисках непосредственно его самого – Генри Фабера, беглого шпиона.
У них есть его фотография (черт возьми, его теперь многие знают в лицо!), и уже очень скоро они получат детальное описание машины, на которой он перемещается. Он сомневался, что на дорогах выставят специальные блокпосты, поскольку никто не знал, куда именно он поехал, но зато каждый полицейский по всей стране будет высматривать серый «моррис-коули» с номерным знаком MLN 29.
Если его заметят среди ровного поля, то остановить сразу не смогут: у сельских полицейских нет машин, они пользуются велосипедами, – но как только они свяжутся со своим участком, в течение нескольких минут в погоню за ним отправят десятки автомобилей. Поэтому он решил: после встречи с любым полисменом ему придется избавиться от этой машины и угнать другую, изменив к тому же и дальнейший маршрут. Однако низинная Шотландия оставалась краем столь малонаселенным, что у него все-таки был шанс добраться до самого Абердина, так и не увидев никого в форме полиции. Другое дело – города. Там вероятность гонок с полицией многократно возрастала. Причем выйти из такой гонки победителем ему не удастся. Его машина стара и достаточно медлительна, а полицейские шоферы обладали, как правило, отличными навыками вождения. Поэтому наиболее безопасным для него вариантом стал бы полный отказ от использования автомобиля. Бросить машину на окраине и смешаться с толпой пешеходов, обходя центральные улицы. Однако это сильно замедлило бы его передвижение. Поэтому он все еще надеялся угнать другую машину каждый раз, как только вдали показывался новый городок. Проблема состояла лишь в том, что в этом случае он укажет МИ-5 слишком ясное направление для преследования. И потому, в конце концов, он остановился на компромиссном варианте: машину он не бросит, но, проезжая через города, будет держаться только окраинных проулков. Он посмотрел на часы. До Глазго он доберется к закату, а потом на помощь ему придет темнота.
Откровенно говоря, все это представлялось весьма и весьма рискованным, но если ему не хотелось подвергать себя опасности, нужно было выбирать другую профессию.
Когда он наконец одолел подъем к тысячефутовой вершине горы Битток, снова начался дождь. Фаберу пришлось остановиться и поднять парусиновую крышу машины. В воздухе повисла невыносимая духота. Он посмотрел в небо. Тучи быстро сгущались. Где-то у горизонта уже сверкали молнии, доносились раскаты грома.
Отправившись дальше, он обнаружил у маленькой машины некоторые крупные недостатки. Дождь и ветер проникали в кабину сквозь несколько прорех в крыше, а крохотные «дворники» очищали лишь верхнюю часть разделенного пополам вертикальной стойкой лобового стекла, создавая узкие щели для наблюдения за дорогой. И чем холмистее становилась местность, тем чаще двигатель начинал надрывно рычать. Однако этому не стоило удивляться – двадцатилетний автомобиль подвергался непривычным для себя перегрузкам.
Ливень кончился, так и не начавшись в полную силу. Гроза прошла стороной, хотя небо оставалось черным, а окружающая обстановка – слегка зловещей.
Фабер миновал Крофорд, притаившийся среди зеленых холмов, Абингтон на западном берегу реки Клайд с высокой церковью и почтовым отделением, а потом и Лесмахейгоу, расположившийся на краю вересковой пустоши.
Через полчаса он въехал на окраину Глазго и, как только оказался среди жилых домов, свернул с главной дороги к северу, надеясь обогнуть центральную часть города. Так он и следовал по узким улочкам, пересекая крупные магистрали, пока не оказался в местном Ист-Энде, где выбрался на Камбернолд-роуд, ведущую на восток, прочь из Глазго.
Все оказалось значительно быстрее, чем он рассчитывал. Удача продолжала сопутствовать ему.
Он мчался теперь по шоссе А80 мимо фабрик, шахт, ферм. Мелькали указатели с названиями шотландских городков, которые он читал и тут же забывал об их существовании: Миллерстон, Мьюрхед, Моллинберн, Кондоррат.
Фортуна отвернулась от него между Камбернолдом и Стирлингом.
Фабер гнал машину по прямому участку дороги, плавно уходившему в низину и с обеих сторон окруженному полями. Когда стрелка спидометра показывала сорок пять миль в час, из-под капота вдруг донесся громкий шум: это было похоже на дребезжание цепи, слетевшей с зубцов шестеренки. Он сбросил скорость до тридцати, но скрежет не стихал. Стало очевидно, что отказала какая-то важная деталь. Фабер вслушивался в звуки: либо треснул подшипник в трансмиссии, либо полетел кулачковый вал. Ясно ему было только одно – это не мелочь вроде засора в карбюраторе или нагара на свече. Такие поломки устраняются только в мастерской.
Он остановился и заглянул под крышку капота. Мотор оказался весь забрызган маслом, но других видимых повреждений различить не удалось. Фабер снова сел за руль и попытался продолжить движение. Мощность двигателя заметно упала, но по крайней мере автомобиль все еще передвигался.
Однако уже через три мили из радиатора повалил пар, и Фабер смирился с мыслью, что скоро машина встанет намертво. Он огляделся по сторонам в поисках места, где ее можно было бы спрятать, и обнаружил грязноватый проселок, отходивший от шоссе в сторону какой-то фермы. В ста метрах от главной дороги проселок огибал разросшиеся кусты ежевики. Фабер загнал «моррис» в заросли и заглушил мотор. Шипение пара постепенно стихло. Он вышел из машины и запер ее. У него даже промелькнул проблеск сочувствия к Эмме и Джесси – старушкам едва ли теперь удастся починить свое авто до конца войны.
Он вернулся на шоссе. Отсюда машину невозможно было разглядеть. Пройдет день или даже два, прежде чем брошенный автомобиль у кого-то вызовет подозрения. А к тому времени Фабер рассчитывал уже оказаться в Берлине.
И он пошел пешком. Рано или поздно ему попадется город, где можно будет угнать другую машину. Он пока укладывался в отведенные сроки. Прошло менее суток с тех пор, как он покинул Лондон, и оставалось достаточно времени до того, как в назначенный час его будет ждать подводная лодка.
Хотя солнце закатилось давно, только сейчас окончательно сгустилась тьма. Фабер практически ничего не видел. По счастью, в центре дороги прочертили белую линию – это было нечто новенькое, придуманное специально в целях безопасности движения на время затемнения, – и он мог идти вдоль нее. Ночная тишина позволила бы ему услышать звук приближающейся машины задолго до ее появления.
Но его обогнал только один автомобиль. Издали услышав низкий гул его двигателя, он сошел с дороги и залег в траву, чтобы дать ему проехать мимо. Это оказался большой лимузин – должно быть, «Воксхолл-10», как определил Фабер, – и мчался быстро. Как только машина миновала его укрытие, Фабер поднялся и снова двинулся в путь, – но минут через двадцать снова увидел тот же автомобиль припаркованным у обочины. Он бы обошел это место полем, если бы вовремя заметил машину, но сейчас ее габаритные огни были выключены, двигатель не работал, и потому Фабер в темноте практически наткнулся на нее.
Он еще не успел решить, как ему поступить, когда в его сторону направили луч фонарика откуда-то со стороны капота и громкий голос окликнул:
– Эй! Кто здесь?
Фабер вошел в полосу света и спросил:
– У вас проблема?
– Похоже на то.
Луч снова уперся вниз, и в его отраженном свете подошедший ближе Фабер разглядел усатое лицо мужчины средних лет в двубортном костюме. В одной руке он держал фонарик, а в другой неуверенно вертел гаечный ключ солидных размеров, явно не зная, что с ним делать.
Фабер взглянул на мотор.
– Что случилось?
– Вдруг пропала мощность. – Он произнес эту фразу как типичный шотландец: «Вдрух прпала мосчноcть». – Еще минуту назад она летела как ласточка, а потом задергалась и встала. Я же в технике – полный профан.
Он снова посветил на Фабера.
– А вы? – спросил он с надеждой.
– Я тоже не автомеханик, – ответил Фабер, – но если вижу, что нарушено соединение, то умею устранить неисправность.
Он взял фонарик из рук хозяина машины и вставил на место контактный провод, соскочивший с одной из свечей.
– Попробуйте завестись теперь.
Мужчина сел за руль и запустил двигатель.
– Изумительно! – прокричал он сквозь шум. – Вы просто гений. Садитесь в машину.
Фаберу не могла не прийти в голову мысль о подстроенной МИ-5 ловушке, но он сразу же отмел ее как абсурдную. Если бы они знали, где он находится, то не стали бы церемониться. Его попросту окружили бы два взвода полицейских на броневиках – и все!
И он забрался внутрь.
Водитель съехал с обочины и, быстро переключая передачи, разогнал автомобиль до весьма приличной скорости. Фабер поудобнее устроился на сиденье.
– Давайте знакомиться, – предложил хозяин машины. – Меня зовут Ричард Портер.
Фабер мгновенно вспомнил, какое удостоверение личности лежало сейчас в его бумажнике.
– Джеймс Бейкер, – представился он.
– Рад встрече. Я, должно быть, проехал мимо вас чуть раньше, но почему-то не заметил.
Мужчина просто извинялся, что не предложил подвезти его, понял Фабер. В эпоху лимита на бензин отказаться подбросить попутчика стало считаться верхом невоспитанности.
– Это не ваша вина, – утешил его Фабер. – Я, вероятно, как раз в тот момент сошел с шоссе за ближайший куст, чтобы справить нужду. Мне было слышно, как вы проехали.
– Вы к нам издалека? – Портер предложил ему сигару.
– Спасибо, я не курю, – отказался Фабер. – А прибыл я из самого Лондона.
– Всю дорогу на попутках?
– Нет, конечно. Моя машина сломалась в Эдинбурге. Мне заявили, что нужны запчасти, которых сейчас нет на складе, и пришлось оставить ее в мастерской.
– Не повезло, что и говорить. А я направляюсь в Абердин, так что могу подбросить до любого места по пути.
На самом деле Фаберу сказочно повезло. Он закрыл глаза и представил себе карту Шотландии.
– Это просто здорово, – сказал он. – Мне нужно попасть в Банф, и Абердин как раз по дороге. Но только я планировал ехать верхним шоссе… Не сумел выбить специальный пропуск. Абердин ведь считается закрытым городом?
– Только район порта, – уточнил Портер. – Но вам не стоит особенно волноваться о таких вещах, пока вы в моей машине. Я местный мировой судья и член городского совета по надзору за полицией. Впечатляет?
Фабер в темноте позволил себе усмехнуться.
– Спасибо. А в городском совете вы работаете или это добровольно?
Портер зажег спичку у кончика сигары и выпустил облачко дыма.
– Можно считать, что наполовину я доброволец. В свое время был городским юридическим советником, пока врачи не обнаружили порок сердца.
– О! – Фабер попытался вложить в свой возглас сочувственную интонацию.
– Надеюсь, вас не раздражает дым? – Портер сделал в воздухе жест своей толстой сигарой.
– Ничуть.
– А вы по каким делам в Банф?
– Я инженер. Там на фабрике возникла проблема… но, уж извините, подробности не подлежат разглашению.
Портер поднял руки.
– Ни слова больше! Я все понимаю.
Некоторое время они молчали. Машина, не снижая скорости, миновала несколько городков. Портер явно очень хорошо знал дорогу, поскольку ехал быстро даже в темноте. Лимузин просто пожирал милю за милей. Его плавное покачивание навевало сон. Фабер подавил зевоту.
– Вы, должно быть, чертовски устали, – не укрылось это от Портера. – Не считайте себя обязанным поддерживать беседу. Вздремните, если хочется.
– Спасибо, – снова поблагодарил его Фабер. – Я так и поступлю.
И он закрыл глаза.
Движение машины мало чем отличалось от поезда, и Фабера посетил тот же кошмарный сон, но теперь с некоторыми вариациями. Он уже не обедал в вагоне-ресторане, обсуждая политику со студентом, а по странной причине вынужден был путешествовать в угольном тендере, где сидел на чемодане со своим передатчиком, прислонившись спиной к грубому металлу. Когда поезд прибыл на вокзал Ватерлоо, он вдруг увидел, что буквально все кругом, включая сошедших с поезда пассажиров, держат в руках небольшие копии его фотографии вместе с командой бегунов. И каждый вглядывается в лицо соседа, сравнивая его со снимком. У билетной проходной контролер вцепился ему в плечо. «Ведь это вы изображены на фото, не так ли?» Фабер лишился дара речи. Он только и мог пялиться на показанный ему снимок и вспоминать тот победный забег. Боже, как же он тогда выложился! Сделал финишный рывок на четверть мили раньше, чем рассчитывал, и на последних пятистах футах думал, что умрет прямо на дистанции. А теперь, вероятно, его опять поджидала смерть из-за снимка в руке билетного контролера… Но тот почему-то лишь повторял: «Просыпайтесь! Просыпайтесь!» Через секунду Фабер вновь оказался на удобном сиденье «Воксхолла-10» Ричарда Портера, и будил его хозяин машины.
Его правая рука уже почти добралась до левого рукава, где в петле покоился стилет, когда до него дошло, что для Портера Джеймс Бейкер был обыкновенным случайным попутчиком. Он опустил руку и расслабился.
– Вы просыпаетесь мгновенно, как солдат, – заметил Портер с улыбкой. – Мы въезжаем в Абердин.
Фабер снова обратил внимание, как его благодетель произнес «шольдат» в типично шотландской манере. Он вспомнил, что Портер – мировой судья и имеет отношение к полиции. Фабер вгляделся в лицо человека за рулем при бледном свете наступавшего утра. У Портера была красноватая физиономия с нафабренными усами. Его верблюжьей шерсти пальто выглядело дорогим. В этом городе он человек богатый и влиятельный. Если такой вдруг исчезнет, его хватятся немедленно. Нет, убивать его нельзя.