Моисеенко потянулась к коробке с салфетками, выдернула пару штук и промокнула глаза.
– Хотела загнать дочь в угол, заставить ее признаться, но вспомнила Никиту, и язык к небу прилип. Уже проходила один раз подобное. Не поможет. Лучше изменю тактику, сделаю вид, что я ей поверила.
На следующий день мы улетали в Москву, поэтому я не волновалась, что Гортензию вычислят, да и навряд ли стали бы искать убийцу кошки. Пока мы ехали домой, в моей голове созрел план. Я года за три до этого кошмара от отчаянья начала ходить в церковь, принялась регулярно исповедываться, причащаться. И, сидя в самолете, я подумала: «Господь определил мне этот крест. Иисус Христос человеколюбив, испытание мне послано для воспитания души. Надо смириться и нести его покорно. В случае с Никитой я боролась, сопротивлялась, но ничего хорошего не получилось. Бог посчитал, что я урок не усвоила, новый мне преподать решил.
– М-да, – крякнул Валерий.
Моисеенко вздернула подбородок.
– Со смертью мужа моя личная жизнь закончилась. Связывать свою судьбу с каким-то пусть даже и распрекрасным человеком я не собиралась.
Галина замолчала.
– И вы решили никуда не отпускать от себя Гортензию, – сказала я, – везде ходить с ней за руку. В прямом смысле этого слова. С деньгами у вас проблем не было, клиника приносит доход, но вы не захотели нанять гувернантку, вспомнили, как Никита обошелся с Елизаветой Гавриловной…
Галина молча кивнула, Карина вскочила, потом снова села.
– Не могу в это поверить, Гортензия никогда не проявляла агрессии. Во всяком случае, при мне.
– Ты на нее всегда благотворно влияла, – прошептала Моисеенко, – поэтому я спокойно отпускала вас вдвоем. Знала, когда вы вместе, ничего дурного не случится. На самом деле мы хорошо жили, дочь обо мне заботилась, я ее не боялась. Сын был настоящий иезуит, с ласковой улыбкой устраивал гадости, его невозможно было без тотального контроля оставить, только ослабь поводок, и готово: украдет что-нибудь, сделает подлость, убьет собаку соседей. Горти другая, она училась прекрасно, к чужому руки не тянула, но у нее бывали припадки ярости. Слава богу, они случались редко, но сила их пугала. Один раз у нас погибли рыбки в аквариуме, одновременно все умерли. Это мне показалось странным, я начала разбираться и поняла: кто-то вместо специальной обеззараживающей жидкости налил в воду средство для чистки канализационных труб. Я спросила у Горти:
– Зачем ты это сделала?
Дочь с самым невинным видом ответила:
– Это не я, а Елена Петровна, я видела, как домработница бутылки перепутала, не из той в аквариум плеснула.
Я устроила ей очную ставку с прислугой, та заплакала.
– Горти, зачем про меня неправду говорите!
Дочь на своем настаивала, я ей не поверила, и она вдруг кинулась на прислугу с кулаками. После того случая я отказалась от домработницы, приглашала баб убирать квартиру, стирать-гладить. На время хозяйственных хлопот отправляла Горти с Карой погулять. Но со мной дочь вела себя безукоризненно. Проблемы у нас в отношениях были. Гортензия очень скрытная, ни разу не поделилась со мной тем, что у нее на душе. Первой разговор никогда не начинала. Спросишь ее о чем-либо, ответит, если захочет. Коли не желает общаться, ничего из нее не вытянешь. Я приноровилась о делах дочери у Кары выяснять. Она открытая, темных омутов в ее душе нет, ласковая. А Гортензия от меня всегда дистанцировалась. Меня никогда не целовала и всегда отстранялась, если я пыталась ее обнять. В остальном все было прекрасно. До прошлого года.
– Трения начались, когда вы решили выдать Горти замуж? – спросил Александр Викторович. – Наверное, у вас начались проблемы со здоровьем? Да? Вы поняли, что Горти может остаться одна. Решили пристроить ее под чью-то опеку? Вот почему выбрали Клебанова. Игорь небогат, неуспешен, но он психиатр. Игорь Глебович с удовольствием оставит свою работу и станет, как раньше вы, повсюду сопровождать супругу. Где вы его откопали?
Галина Сергеевна опустила голову.
– Да, вы правы, именно так я и думала. Клебанов сын Елизаветы Гавриловны.
– Офигеть! – подпрыгнула Карина. – В детстве вы устраивали на Новый год елку, всегда меня приглашали и еще одного мальчика толстенького, в очках. Это он? Да?
– Верно, – вдруг повеселела Моисеенко, – в детстве Игорь на колобка походил.
– Я его у вас за месяц до побега Гортензии видела, – не успокаивалась Карина, – она мне позвонила, сказала: «Приходи сегодня к восьми, воочию моего Ромео узришь». У меня он отторжения не вызвал, даже симпатичным показался, молчаливый, воспитанный. Но Гортензия его отвратительным считала. Она мне не говорила, что Игоря с детства знает.
Галина Сергеевна посмотрела на Карину.
– Хватит о Клебанове. Скажи им о проблеме с моим здоровьем. Самой трудно рассказывать.
Хлебникова посмотрела прямо мне в лицо.
– У тети Гали запущенная опасная болезнь легких. Диагностировали ее за полгода до побега Горти. Операцию сделали уже после того, как моя подруга удрала. Сначала все шло нормально, теперь наступило ухудшение. Правда, доктора настроены оптимистично. Говорят, года два вполне можно протянуть. Главное – пить лекарства.
– Я их принимаю, но в последнее время ощущаю, что резко сдаю, – призналась Галина Сергеевна, – спасибо, Кара рядом. Если Гортензия не отыщется, я на Хлебниковых все переведу: квартиру, дачу, клинику…
– Тетя Галя, перестаньте, – поморщилась Карина, – у нас с Глебом все есть, нам ничего не нужно.
– Государству отдать? – возмутилась Моисеенко.
– Мы Горти найдем, – пообещала Хлебникова.
– Карина нам ранее рассказала, что незадолго до исчезновения Гортензии вы стали на удивление истерично вести себя, – вспомнила Аня. – Это следствие болезни и приема лекарств на гормональной основе, а толчком к побегу дочери стало ваше стремление выдать ее замуж за Клебанова.
– И почему я не проверила, кто у Игоря Глебовича родители? – начала корить себя Эдита. – Мне следовало это выяснить!
– Чем бы нам это помогло? – пожал плечами Валерий.
– Елизавета жива-здорова, – сообщила Галина, – но она ко мне никогда не приезжала. В свое время я сказала детям, что Елизавета наша родственница. Когда она после пожара уехала, я спустя время объявила, что «тетя» умерла. Странно было бы ее потом в нашем доме принимать. Горти не должна была подозревать, что Игорь ее сын. Клебанов должен был получить от меня единовременную солидную сумму, а после свадьбы он стал бы распоряжаться средствами жены. Игорь честный и умный, у него было много интересных мыслей о клинике, к нему перешла бы моя часть капитала. Гортензия была бы под надежным присмотром, я умерла бы спокойной за ее судьбу. Игорь согласился на женитьбу, встретился с Горти и… влюбился в нее. Я так обрадовалась! Затевала брак по расчету, а молодой мужчина глаз с моей дочки не сводит. Я только боялась, вдруг Гортензия увидит Елизавету и узнает ее. Конечно, после ее ухода от нас не один год пролетел, старость людей изменяет, но Лиза моя ровесница, еще не развалина, хорошо сохранилась, она узнаваема. И голос у нее прежним остался, молодым и звонким, поэтому я ей запретила Горти на глаза показываться. Вот теперь вы все знаете. Я впервые правду до дна выложила. Но как это поможет Гортензию найти?
– Вам никто не угрожал? – спросил Валерий. – Может, были странные звонки по телефону? Или вы письма получали мерзкого содержания.
– Галина Сергеевна уже отвечала на этот вопрос, – рассердилась Карина. – Нет. Все было обычно.
– Кроме красного платья, – пробормотала Галина Сергеевна.
– Красное платье? – оживилась Аня. – Вы о нем раньше не сообщали.
– Когда мы в первый раз беседовали, я очень нервничала, – призналась Моисеенко, – забыла про странную покупку дочери. Потом вспомнила про нее, хотела вам позвонить, но меня Кара остановила: «Тетя Галя, это такая ерунда! Не отвлекай детективов от работы». И ведь правда пустяк. Зря о нем упомянула.
– Мы обожаем пустяки, – заверила Буля, – в особенности я. Чем мельче ерундовина, тем она притягательнее. Например, мясная муха откладывает яйца на трупе…
– Любовь Павловна, – вмешался Ватагин, – сделайте одолжение, сделайте нам эспрессо, у вас оно лучше всех получается.
– Я? – удивилась эксперт. – Ладно, сейчас.
Буль пошла к кофемашине.
– Что за история с красным платьем? – поинтересовалась я.
Галина Сергеевна вынула из сумки блистер и выщелкнула из него таблетку.
– Гортензия предпочитала одежду спокойных тонов, классическую обувь, лодочки с округлым носом на небольшом каблуке, простую стрижку, макияж очень легкий. Они с Карой пошли в магазин, что-то купить собрались. А я легла у телевизора, смотрела какую-то чепуху и сама не заметила, как заснула. Очнулась на диване в полной темноте. Кто-то, наверное, Горти, вернувшаяся домой, выключила телевизор и торшер в гостиной. Я встала, пошла к себе в спальню, увидела, что из-под двери комнаты дочки свет пробивается, заглянула к Горти и испугалась. Спиной ко входу стояла стройная незнакомая брюнетка в неприлично коротком, вульгарно обтягивающем фигуру красном платье, щедро украшенном стразами. Я крикнула:
– Вы кто? Как попали в мой дом?
Незнакомка повернулась.
– Мама, ты меня не узнала?
Я опешила. Голос Горти, но передо мной не она, а, простите, женщина легкого поведения. У платья оказалось декольте почти до середины груди, а на ногах у красавицы были немыслимые для женщины из приличной семьи туфли из пластика с прозрачной подошвой. Я стояла и не понимала, кого вижу. Гортензия сдернула парик.
– Теперь узнаешь?
Я обрадовалась.
– Да! Так это парик. Фу! Слава богу, ты не покрасилась. Зачем вырядилась так ужасно? Это наряд для феи шоссе.
Горти рассмеялась.
– А мне нравится.
Я сказала, что красное платье вульгарно, отсоветовала его носить. Гортензия стянула его и бросила на диван. Мне захотелось посмотреть, кто производит это непотребство. Оказалось, Италия, на ярлыке было написано: «Made in Milan, Allgvissimo».
– «Allgvissimo», – повторила я, – очень интересно.
– Я впервые увидела это название, а вам оно знакомо? – удивилась Галина.
– Видела в каком-то магазине, – лихо солгала я, не сказав, что сама пришивала в магазине «Ласка» на платья крохотные ярлычки со словом: «Allgvissimo». Такой фирмы нет, ее придумал хозяин магазина «Ласка», чтобы подороже продать закупленные тюками вещи.
Когда Хлебникова и Галина Сергеевна ушли, я посмотрела на Эдиту.
Та начала смущенно оправдываться.
– Знаю! Накосячила. Не стала проверять, кто родители Клебанова, не искала Елизавету Гавриловну по базам.
– Я должна была сама вспомнить об этом, – остановила я Эдиту, – мне не свойственно верить всему, услышанному от людей в этом помещении, но! Почему я решила, что Браскина мертва? Ей еще семидесяти нет.
– А я, узнав, что изба Моисеенко сгорела, а там жила Елизавета, решила копать дальше, – принялась посыпать голову пеплом Эдита.
– Ты умница, – похвалила я девушку, – благодаря найденной тобой и вовремя сказанной мне по телефону информации, я задала Карине нужный вопрос и узнала про «тетю» Лизу. Да, есть небольшие «косяки», но мы первый раз работаем вместе. Давайте просто, никого не обвиняя, учтем ошибки, чтобы не повторить их в будущем. Впредь будет нам наука. Проверяем все и всех досконально. Главная вина моя, я начальник бригады, это я не дала Эдите соответствующие указания.
– А еще я, когда проверяла счета Горти, не посмотрела, какую прибыль она получает от клиники, – простонала Эдита. Узнала, что у Гортензии две открытые после побега кредитки, и утешилась. А ведь у нее еще есть деньги от бизнеса! Почему я не выяснила, что с этими финансами?
– Перестань ныть, – остановил ее Валерий, – Татьяна права, лучше сделать выводы и работать дальше.
– Вот и узнай, что сейчас с деньгами, которые Гортензия получает от клиники, изучи ее расходы, – сказала я, – вероятно, так отыщется нитка к пропавшей.
Глава 36
– Откроет? – спросил Крапивин, когда я всунула в терминал карточку.
– Почему нет? – улыбнулась я. – Техотдел меня до сих пор не подводил.
Стена медленно отъехала в сторону.
– Сработала, – констатировала я, – пошли.
– Я впереди, – сказал Крапивин, – вау, тут светодиоды в ступеньки вделаны. Удобно.
Мы медленно спустились по лестнице и очутились перед небольшой железной дверью. Валерий схватился за ручку и, прежде чем я успела что-либо сказать, дернул к себе створку, уткнулся лицом в красную бархатную занавеску, отдернул ее и… Перед нами возникла стойка ресепшен, за ней сидел мужчина с обнаженным торсом, на его шее красовалась черная бабочка.
– Добрый вечер, господа, – сказал он, – мы рады приветствовать вас.
– Здрассти, – заулыбалась я, совершенно не понимая, где очутилась.
Подпольное казино? Но почему администратор без рубашки? И вообще, что бы тут ни было, видеть полуобнаженного сотрудника необычно. Один раз служба забросила меня в бордель, где все проститутки находились в разной степени раздетости, но официантки щеголяли в черных платьях ниже колен.
Мужчина улыбнулся еще шире.
– Вы у нас впервые?
– Да, – ответил Валерий, – вот… гм… решили… того… самого… зайти… м-да…
– Вам у нас очень понравится, – пообещал администратор. – Давайте познакомимся. Я Гепард. А вы?
– Мы? – глупо спросила я. – Мы это мы.
Гепард закатил глаза.
– Первый раз самый волнительный. Не надо беспокоиться. Здесь все такие, как вы, и все очень любят друг друга. Вы получили приглашение от Орла. Так?
– Ага, – согласился Крапивин, – от него.
– И вам передали карту-ключ? – продолжал администратор.
– Иначе бы мы не вошли сюда, – промурлыкала я.
– А на е-мейл пришло письмо с адресом и нашими правилами. Да? – журчал Гепард.
– Вроде того, – пробубнил Валерий, – но я… типа… тока куда идти запомнил. Правила никогда не читаю.
– Ошизеть можно всякие инструкции изучать, – подхватила я, – милый, помнишь, как мы машину купили, и только через три года, собираясь ее продавать, выяснили, что у нее крыша откидывается? Кабриолет, оказывается, был!
Гепард рассмеялся.
– Замечательная история. Вам надо завести имена для клуба, настоящие у нас не в ходу.
– Типа ника в инстаграме, – взвизгнула я.
– Вы умница, – похвалил меня администратор. – Ну? Что придумали?
– Надо зверское прозвище? – уточнила я. – Вы вот Гепард, а приглашал нас Орел.
– Орлы – птицы, – снисходительно заметил портье.
– Да ну? А птицы не звери? – заморгала я.
– Псевдоним можно выбрать любой, – заверил Гепард, – хоть Банан, хоть Табуретка. Главное, чтобы ни у кого другого такого не было.
– Зайка, – кокетливо сказала я.
Гепард чуть приподнял бровь.
– Заек всех цветов, от белого до черного, разной степени пушистости у нас в изобилии. Котики-киски тоже.
– А кролики? – осведомился Валерий.
– Полно, – вздохнул Гепард, – есть даже Атомно-ядерный кролик. Цветы-фрукты не берите, все разобраны. Из животных остались осел, козел, баран, ишак, утконос.
Я захихикала.
– Котик! Утконос тебе подходит.
– Лады, – неконфликтно согласился Крапивин, – не возражаю.
– Осталось назвать вашу жену. Есть идеи? – спросил Гепард.
– Алмазная дрель, – предложил Крапивин, – циркулярная пила, наждачная бумага номер десять.
Я надулась.
– Котик! Не смешно. Глупо. Обидно. Я сейчас уйду.
– Да ладно, не дуйся, – попросил Валера и ущипнул меня за бок, – я шутканул просто. Ты у меня сладкая мармеладка.
– Сладкая мармеладка есть, – перебил Валерия администратор. – Может, какой-то музыкальный инструмент? Гитара занята.
– Волынка! – подпрыгнул Крапивин. – Она очень противно ноет. У-у-у-у! Или барабан! По башке стучит.
Моей ноги коснулось что-то жесткое и одновременно упругое, я глянула вниз, увидела мопсиху в пластмассовом «воротнике» и обрадовалась.
– Куки-Одноглазка по кличке Граммофон!
Гепард, смотревший в это время в компьютер, кивнул.
– Да, пароль вы запомнили верно. Это чудесно. Кодовая фраза каждый раз меняется. Сегодня она Куки-Одноглазка по кличке Граммофон.
Собака юркнула в глубь помещения. Администратор продолжал изучать экран, он не заметил ни появления песика, ни его исчезновения. Крапивин наступил мне на ногу, и я встрепенулась.
– Хочу быть Куки!
Администратор показал на ноутбук.
– Занято. У нас вот освободились имена Хлопотушка, Ватрушка, Петарда.
– Ватрушка, – приняла я решение.
– Прекрасно, – потер руки Гепард, – пароль вы уже произнесли. Дама хочет на первый раз красное платье? Или сразу, как все?
– Красное платье? – переспросила я. – Но о нем нас не предупредили.
Дежурный достал из ящика стола коробку шоколадных конфет.
– Угощайтесь! На мой взгляд, самые вкусные вот эти в виде поросят, они из марципана. В письме, отправленном вам, говорилось о платье и фартуке, не переживайте, у нас есть все необходимое. Абсолютное большинство новичков, как вы, не изучает е-мейл, поэтому мы всегда во всеоружии.
Администратор взял телефон.
– Ананаска, зайди.
Послышались шаги, из коридора вынырнула полная женщина, на шее у нее был завязан маленький белый платочек, а ее пышное тело вываливалось из неприлично короткого, сильно декольтированного платья того же цвета.
– Дорогая, Ватрушка забыла платье, – сказал Гепард.
– Сейчас найдем, – радостно пообещала толстушка. – Муж здесь подождет или с нами отправляется?
– Утконос, вам ведь нужен фартук? – спросил администратор.
Валера почесал в затылке.
– Ну…
– Шагаем вместе! – объявила Ананаска.
– Идите, идите, – помахал рукой администратор, – и побыстрее возвращайтесь, а то пропустите выступление Львицы.
Ничего не понимая, мы поспешили за крепко сбитой тетушкой, которая привела нас в просторную комнату, где на кронштейне висели красные платья разных размеров, все короткие, с экстремальными декольте, запредельно открытой спиной и разрезами в самых неподходящих местах.