Таня отпрянула. Черт, кажется, надо бить куда-то под кадык… Она размахнулась… Лучников легко перехватил ее руку, сжал в своих клешнях. Потом дотянулся до ее шеи, сдавил… Сопротивляться было бесполезно. Таня из последних сил выдавила:
– Пожалуйста, отпустите меня!
В ответ он сжал пальцы еще сильнее. Склонился к ее лицу. Пустые глаза очутились на уровне ее глаз.
– Спрашиваю последний раз. Кто тебя прислал?
«Ну что.., что мне ему соврать?!»
Лучников слегка ослабил хватку и повторил:
– Ну?
– Я.., я из газеты. Газета «Экспресс». У меня задание – написать о женских боях.
Он снова сжимает пальцы.
– Врешь. Газета «Экспресс» про наш клуб уже писала. В прошлом месяце.
– Я…я…
Лучников внезапно ослабил хватку. Брезгливо оттолкнул Таню – так, что она отлетела к противоположной стене. Неожиданно сказал:
– Я понял. Тебя прислал он?
"Псих. Точно – псих. Господи, что же мне делать?
Соглашаться. Только соглашаться! С психами – только так!"
– Да, – кивнула Таня.
Кого, кого он имеет в виду?!
Лучников снова подошел к ней:
– Он. Я знаю. Он всегда лезет в мои дела.
Таня, словно под гипнозом, смотрела на волосатые, страшные руки директора клуба.
– А мне от него ничего не нужно! Ничего, поняла?!
Да про кого же этот Лучников говорит, как бы понять?! Господи, кажется, его руки опять тянутся к ее шее…
Таня вжалась в стену и пискнула:
– Он.., он, наверно, хотел как лучше!
Все, можно прощаться с жизнью.
Но Лучников вдруг отступил. Прошипел с ненавистью:
– Ну, папочка… Этого я тебе не прощу!
Папочка?! Черт, как же его зовут?
Таня сделала адское усилие. Отец… Как же зовут его отца? Лучников… Замминистра МВД… Перед глазами словно всплыла строчка из досье… Правильно?
Не правильно? Эх, была не была… Она промямлила:
– А мне ваш папа… То есть Константин Андреевич – понравился. Респектабельный мужчина. И здравомыслящий.
– Ненавижу… – выдохнул ее противник.
Таня тут же бросилась в контратаку:
– И я все ему расскажу. Как ты мне руки выкручивал. Как шею чуть не сломал.
Лучников-младший на угрозу не отреагировал. Но хотя бы не душит – уже хорошо.
– Где ты с ним познакомилась?
– Я… – Таня лихорадочно соображала. – На улице. Точнее, на дороге. У меня машина заглохла, а он остановился. Его шофер трамблер мне поменял.
– И что дальше?
– Дальше?.. Ну, он сказал.., что у него есть сын.
Молодой, симпатичный, умный. Бизнес, говорит, у сына, свой дом, годы поджимают, а хозяйки нет.
«Боже, что за пургу я несу!»
Но Лучникова ее пурга, кажется, не смущала.
– Когда это было?
Ладно, рисковать – так рисковать.
– В июне. Числа восьмого.
Она опасливо взглянула на Лучникова и добавила:
– Вы тогда, кажется, в Тверь ездили.
Никакой мимики. Каменное лицо, пустые глаза.
И только губы шепчут:
– Убирайся.
Он швырнул ей ключ от кабинета. Таня поймала его на лету.
Первой мыслью было – вскочить и броситься прочь.
Но она удержалась. Выдавила улыбку, сказала обиженным тоном:
– Между прочим, я вам не наврала. Я и правда МГУ закончила, работаю в рекламе, знаю языки. И выступить могла бы в вашем клубе. Мадлен, конечно, мне не по силам, а с Лаурой мы бы смотрелись шикарно.
– Убирайся, – снова повторил он.
Таня внимательно посмотрела ему в лицо. Ей показалось: мертвые глаза наливаются кровью. Еще одна попытка…
– Я понимаю. Неприятно, конечно, когда предки в наши дела вмешиваются. Я тоже на маму злюсь, когда она меня со всеми знакомит. Но ведь ваш папа хотел как лучше.
Пауза, вопросительный взгляд…
А Лучников тихо, без эмоций, произносит:
– Я тебя сейчас по стенке размажу. Вон!
– Но мои вещи… – Таня кивнула на содержимое сумочки, разбросанное по столу.
Он резким движением сошвырнул ее барахло на пол. Жалобно звякнул мобильник, помада покатилась под стол, зеркальце разбилось, ключи отлетели в угол любимый платочек со слоненком спланировал под стол Таня схватила только сумочку, телефон и ключи и опрометью бросилась из кабинета. Хорошо хоть, рута не тряслись – , ключ в замок она вставила с первой попытки.
Затворяя за собой дверь, Таня услышала, как в кабинете что-то с грохотом упало, разбилось, зазвенело… А потом оттуда донесся дикий, нечеловеческий крик: «Ненавижу тебя! Ненавижу!!!»
Держать лицо Таня больше не пыталась и припустила по коридору бегом.
Когда она вылетела из клуба, живая и невредимая ее первой мыслью почему-то было: «Извини, Валерочка. Я сделала все, что могла!»
Девятое июля, среда.
Утро и день
Валерий Петрович проснулся в пять утра, когда рассвело. Проснулся оттого, что сильно колотилось сердце.
Он спустился на первый этаж выпить воды. Сад был весь в утреннем тумане. Птицы орали как оглашенные.
Тут-то он и обнаружил Танькину записку.
Прочитал. С досадой пристукнул листок пепельницей.
Закурил.
Чего-то подобного он и ожидал.
Ох, будто чувствовал! Да, не надо было вмешивать девчонку в это дело. Слишком она недисциплинированна. Слишком самоуверенна.
И что теперь прикажете делать? Как вернуть ее назад? Как уберечь?
С полковника Ходасевича слетели остатки сна. Он вздохнул и поплелся наверх в душ. Все равно заснуть у него больше не получится.
* * *Частному детективу Павлу Синичкину работа на Валерия Петровича Ходасевича не сулила ни рубля прибытка. Однако взялся он за нее с гораздо большим рвением, чем за любую высокооплачиваемую халтуру.
Валерий Петрович был его любимым учителем по Высшей школе милиции, а потом не раз и не два помогал ему в самых сложных делах. Поэтому уважение Синичкина к Ходасевичу – его знаниям, уму и таланту – было беспредельным, граничащим с обожествлением.
И теперь, когда Валерию Петровичу грозила серьезная опасность и только он, Синичкин (как он сам думал), мог вызволить полковника из беды, Павел готов был работать бесплатно и круглые сутки напролет.
В среду, в восемь тридцать, едва допив кофе, Паша принялся за дело. Он вооружился списком подозреваемых, составленным Ходасевичем вчера на даче.
Двенадцать человек. Все, в общем-то, по жизни пристроены. Люди с положением. Директора, топ-менеджеры, начальники отделов и департаментов в крупных структурах. Да еще и с такими папами. В общем, только тронь – такая вонь поднимется… Но трогать придется. И изо все сил стараться, чтобы не завоняло.
Инструкции, которые ему выдал Ходасевич, были просты и исчерпывающи.
Первым номером в его списке помечен некий Иван Георгиевич Ионов. Двадцати семи лет, сын первого зама министра внутренних дел. Директор фирмы «Инфра».
По рабочему телефону Ионова Синичкину ответила секретарша.
– Компания «Инфра», доброе утро! – пропела она.
– Это с отделения милиции звонят, – отрапортовал Павел, намеренно делая ошибки в грамматических конструкциях. Ему не понаслышке был известен уровень грамотности народа, работающего в райотделах милиции. – Мне нужен Ионов.
– Он сейчас занят. – Девушка на другом конце провода испугалась. Голосок дрогнул. – А вы по какому вопросу?
– По вопросу правонарушения, которое совершил гражданин Ионов.
– Одну минуточку. Я узнаю. – Секретарша была близка к панике.
Последовали переговоры по селектору, а затем, как и ожидал Синичкин, трубку взял сам товарищ директор.
– Дознаватель лейтенант Синичкин на проводе, – отрекомендовался Павел. – С районного отделения милиции. Вам надо к нам подъехать, товарищ Ионов.
– А в чем дело? – Голос директора был насторожен и любезен.
– Бумага на вас поступила.
– Бумага? Какая бумага?
– Вы в гостинице залили горячей водой нижний номер.
– В гостинице? Залил? Что за бред?!
– Это не бред, а официальное письмо. С города Тверь.
– Тверь?! Сроду не был ни в какой Твери!
Голос Ионова звучал очень искренне.
Но Синичкин продолжал гнуть свою линию, изображая простоватого, недалекого, молодого дознавателя – явно из лимитчиков.
– Вами был нанесен ущерб гостинице на сумму тринадцать тысяч сорок два рубля ноль три копейки.
По этому поводу был составлен акт. Однако еще до составления акта вы успели выписаться с гостиницы и скрыться с города Тверь.
– Ерунда какая-то! Говорю вам: в Твери я никогда не был!
– Тут у меня написано: восьмого июня, гостиница «Юность», вы проживали в номере четыреста три.
А номер триста три, находящийся под вами, был залит горячей водой, истекшей из вашего номера.
– Да идите вы в баню со своей горячей водой!
Ионов, похоже, действительно искренне недоумевал и злился. Однако… Однако Паша Синичкин привык все доводить до конца.
– – А где вы были со второго мая до двенадцатого июня сего года?
– Как где?! В Москве. Дома.
– Кто это может подтвердить?
– Да кто угодно! У меня на фирме тысяча человек подтвердят!
– Как где?! В Москве. Дома.
– Кто это может подтвердить?
– Да кто угодно! У меня на фирме тысяча человек подтвердят!
– У вас тысяча сотрудников работают?! – В голосе Паши, игравшего роль дурачка-дознавателя, зазвучало недоумение, смешанное с восхищением.
– Да это я образно! Я имею в виду, кто угодно подтвердит!
– Ну… Если так… Возможно, какая ошибка вышла… Когда я могу приехать опросить ваших сотрудников?
– Да когда хотите приезжайте!
– Благодарю вас. Так вы уверены, что не были в Твери?
– Уверен, уверен!
– Ну, тогда… Мы проверим этот факт.
Павел положил трубку.
Почесал затылок концом ручки. Голос директора «Инфра», сына заместителя министра, звучал очень искренне. Точнее, ровно в той степени искренне, чтобы ему поверить. К тому же – Ионов ни разу не пытался апеллировать к своему высокому папане. Не прозвучало никаких возмущенных реплик типа: «Да вы знаете, кто я?!» и «Да вы соображаете, кому звоните?!» Столь уверенное поведение, в общем-то, характерно для невиновного человека.
Конечно, по большому счету, все эти голословные утверждения Ионова: «…не был в Твери восьмого июня» – ровным счетом никакое не алиби. До Твери ехать два часа на машине. Смотался, нашел проститутку, зарезал, вернулся. И гостиницы никакой не потребуется…
Но интуиция, в которую Синичкин верил железно, или так называемое «оперативное чутье», подсказывало Павлу, что на девяносто девять процентов гражданин Ионов ни при чем. Хотя досконально проверить его, конечно, не помещало бы… Но время, время…
И Павел пометил своего первого клиента как «СВН», что означало: «скорее всего, невиновен». А затем перенес его в самый конец списка.
По-хорошему, конечно, требовалось действительно приехать на фирму к Ионову и поговорить с сотрудниками. Затем проработать жилой сектор – потолковать с соседями этого самого Ивана Георгиевича…
Все это он должен был делать, когда бы по-прежнему служил оперативником в милиции. И все это Паша сделал бы, если бы не был ограничен во времени.
Однако Валерий Петрович просил работать не просто «тщательно», но и «максимально быстро».
Синичкин об этом не забывал.
Он понимал: если они не успеют первыми добраться до маньяка – высокие покровители убийцы доберутся до них. Как добрались до полковника Гараняна.
И первым пострадает Ходасевич.
А этого Синичкин никак не мог допустить.
* * *Танин план требовал тщательной подготовки, и потому, проснувшись и наскоро выпив кофе, она помчалась в салон красоты.
Несмотря на то что легла Татьяна в пять, а встала в семь, чувствовала она себя прекрасно. Ей и вправду к лицу были неприятности. Ей шли проблемы.
С утра пораньше, пока ее коллеги по агентству еще спали, она высвободила из заточения – то бишь из подземного гаража – свой «пежик». Никакой «наружки» перед зданием «Пятой власти» не наблюдалось.
Татьяна рассудила – кажется, справедливо, – что охота за ней и за Валерой – это частное дело кого-то из высокопоставленных ментов или кагэбэшников.
И коли так, ГАИ к этому он подключать вряд ли будет.
А значит, она может пользоваться своей машиной как хочет.
Вот Таня и явилась в восемь утра в гараж при агентстве.
– Татьяна Валерьевна! – обрадовался охранник. – А нам сказали, что вы на Сейшелах!
– Кто сказал? – буркнула она.
– Наталья, – опешил охранник. – Секретарша.
– Передайте Наталье, чтоб она не распускала слухи, – бросила Садовникова и, взвизгнув шинами, триумфально вырулила из гаража.
…В салоне красоты, расположенном на соседней с агентством улице, по случаю раннего утра никого из посетительниц не было. Богатые клиентки отсыпались после светской жизни. Давно – ох, давно! – собиралась зайти сюда Татьяна. Да все не могла выбрать время: текучка заедала. Да и страшновато было, потому как слегка косноязычная реклама салона гласила: «Новая красота – новый имидж».
Тане очень хотелось хотя бы на пару дней полностью сменить имидж, но в обычной жизни разве до этих глупостей? Но теперь, раз нужно для дела…
Она коротко обрисовала администраторше задачу:
«Хочу полностью измениться. Стать.., м-м.., радикальной, вызывающей особой. Не просто блондинкой, а такой.., ярко-белой… Изменить цвет глаз, увеличить ресницы – чтобы были как у Барби. Только, ради бога, не навсегда».
– И еще одна просьба: пока уберите, пожалуйста, зеркала. Не хочу раньше времени расстраиваться. И, если можно, работайте побыстрей. Я очень спешу.
Обслуживать необычную клиентку сбежалось полсалона – одни возились с ее лицом, другие с прической, третьи – с ногтями.
Работу выполнили, как Таня и просила, быстро.
– Ну вот все и готово" – сообщила ей администратор. И дрогнувшим голосом предложила:
– Зеркало?
– Честно говоря, даже страшно, – призналась Таня.
И, словно в омут, кинулась в свое новое отражение…
Ну и ну. Валеру бы точно инфаркт хватил. Да что там Валера – даже Синичкин и тот грохнулся бы в обморок.
Администратор салона красоты подметила ее брезгливую гримаску и тут же защебетала:
– Потрясающе! Так смело, радикально, неожиданно! Вы просто созданы для этого имиджа!
– Не дай бог… – пробормотала Таня.
Из зеркала на нее смотрело типичное «дитя подворотен». Мечта торгаша-джигита на ржавой «копейке». Кто бы мог подумать, что еще час назад она выглядела вполне приличной девушкой…
Натуральные светлые волосы сначала слегка подстригли, а потом – покрасили. Стрижка получилась стильной, а цвет – радикальней не придумаешь: снежно-белая шевелюра с резко-красными прядками. Глаза (совсем недавно не только красивые, но и умные!) тоже изменили окраску: приобрели дикий васильковый цвет и стали похожи на очи Иванушки-дурачка – все потому, что Таня выбрала самые экстремальные контактные линзы. Но это было еще не все. Васильковый взор оттенялся щеточками накладных ресниц – густых, как у куклы Барби. Накладные ногти свисали чуть не до пола. А довершал картину пирсинг в носу и на правой брови.
– Ну и рожа… – покачала головой Таня.
– Да что вы! – взвилась администраторша. – Вам очень, очень идет!
– А вы уверены, что эта краска действительно смоется? – Таня повертела в руках прядку своих новых ярко-белых волос.
– Конечно. И ресницы снять очень легко, и ногти можно убрать когда захотите, – заверила ее администратор. И заученно похвасталась:
– Тем наш салон и хорош, что в любую минуту можно избавиться от нового имиджа.
…Даже ради любимого отчима Таня никогда бы не решилась покрасить волосы и проколоть нос с бровью навсегда. Но если цвет волос изменили оттеночные шампуни, а роль пирсинга сыграла искусно сделанная клипса – почему бы и не попробовать, исключительно для пользы дела?
Таня повертела закрепленное в носу колечко. Может, конечно, клипса и высокого качества, но жмет – нещадно. И чихать все время хочется.
– Скажите, на кого я похожа? – требовательно спросила Таня у администраторши.
Та на секунду замялась, потом выпалила:
– На смелую, прогрессивную, модную девушку!
Таня отмахнулась:
– А если честно?
Администраторша смущенно опустила глаза.
– На шлюху? – подсказала ей Таня.
– Ну что вы! – ненатурально изумилась та.
– Да мне и нужно выглядеть шлюхой; – утешила ее Татьяна.
Администраторша с облегчением улыбнулась.
– Ах, вот как. Тогда могу заверить: это у вас получилось.
«Отлично, – подумала Таня. – Он, кажется, любит шлюх. Особенно со светлыми волосами до плеч».
* * *Фотостудия Леши Тоцкого помещалась в огромном смурноватом офисном здании в районе метро «Водный стадион». Здесь располагалась куча редакций глянцевых мужских и женских журналов. Таня не раз бывала тут раньше, в другой жизни', приезжала лично размещать рекламу самых важных клиентов. И у Леши, которого считала одним из лучших современных фотографов-портретистов, в студии она тоже бывала: привозила сюда моделек для съемок рекламы «Нивеа» и «Леванте».
С тех пор, как она здесь была, студия ничуть не переменилась: в огромной комнате царил тот же творческий кавардак. Несмотря на яркий день, окна были плотно зашторены – лишь через узкие щелки прорывались кинжально-острые полоски света, да портьеры временами вздымались от теплого ветра, бившего в растворенные окна. Откуда-то лилась тихая джазовая музыка.
Таня с любопытством огляделась. Ей всегда нравилось бывать на необычных рабочих местах – непохожих на ее собственное, стандартно-офисное.
В огромной студии там и сям громоздились штативы, осветительные приборы, отражающие зонтики.
В углу стоял холодильник с прозрачными дверцами, где лежали ряды фотопленки разных видов. У стены располагались намотанные на огромные валы трехметровые рулоны разноцветной бумаги – для фона.
Висели вешалки с самыми разнообразными нарядами: от купальника до вечернего платья с боа. По всем углам была разбросана куча необычнейших предметов: зонтики, чемоданы, старые кресла, листы разноцветного оргстекла, метла на длинной ручке, кирпичи, бюст Ленина, стопка собраний сочинений Мопассана, древняя пишущая машинка – и прочее в том же духе.