Висели вешалки с самыми разнообразными нарядами: от купальника до вечернего платья с боа. По всем углам была разбросана куча необычнейших предметов: зонтики, чемоданы, старые кресла, листы разноцветного оргстекла, метла на длинной ручке, кирпичи, бюст Ленина, стопка собраний сочинений Мопассана, древняя пишущая машинка – и прочее в том же духе.
Леша с важным видом сидел в очках за компьютером в углу. Несмотря на всю его важность, Таня заметила, что рассматривал он порносайт. Впрочем, заслышав ее шаги, Лешка немедленно свернул экранную порнушку и поспешил Татьяне навстречу, распахнув объятия:
– Танюшка! Садовникова! Сколько лет!.. А ты все хорошеешь!
Он ласково подергал колечко-пирсинг в ее носу и разочарованно протянул:
– Клипса… А я думал, настоящее…
– Тебе нравятся девушки с пирсингом? – усмехнулась Таня.
– Только на расстоянии, – заверил ее Леша.
По богемной привычке он крепко облапил ее и расцеловал в обе щеки. Третий поцелуй норовил влепить прямо в губы, но Таня извернулась, опять подставила щечку – Решила переквалифицироваться в модель? Давно пора! – добродушно улыбаясь, проговорил Лешка. – А новый имидж у тебя прикольный. Так и хочется спросить, в каком ПТУ училась.
– А зачем моделям институтские дипломы? – улыбнулась Таня. – Ну, что? Создашь из меня новый секс-символ?
Лешка отступил от нее на шаг, со знанием дела оглядел с ног до головы и прищелкнул языком:
– Да, фактура у тебя знатная.
– Угу, жалко, что пропадает, – в тон ему ответила Таня.
– Ну, такая разве пропадет!.. Не успеваешь, поди, от поклонников отбиваться!
– К сожалению, успеваю.
– Значит, все еще не замужем?
– Ты же меня не взял.
Тане нравился необязательный, по верхам, треп.
Она, словно рыбка, в рекламно-богемную речку попала: в ту привычную воду, по которой – подумать только! – за два дня приключений успела соскучиться.
– А меня вот окольцевали. – Леша повертел на безымянном пальце свеженькое кольцо.
– И кто счастливица? Модель?
Неприкрытый ужас отразился на лице Леши.
– Ты что, с ума сошла?! – Его передернуло. – Избави меня бог от моделей! Говорю же тебе: ими я восхищаюсь на расстоянии. А супруга моя – финансист.
Бухгалтер.
– Значит, денежки твои считает?
Леша закатил глаза:
– Еще как считает!
– Ну, вот и я решила: дам-ка тебе заработать.
– Да брось ты, Танюха! Сниму тебя просто так, без всяких денег!
– Э-э, нет, Лешечка. Дружба – дружбой, а табачок врозь.
– Ну что ты, право… – заломался Лешка.
– Нет, я сказала. А то сейчас развернусь и уеду к Владу Локтеву.
– Влад дороже, чем я, берет.
– Вот я и хочу, чтоб ты сэкономил мне мои денежки.
– Ох, ладно, дорогая. Уговорила. Я с тебя по минимуму возьму.
– Триста гринов?
Леша замахал на нее обеими руками.
– Какой!.. С тебя – двести. И еще семьдесят – стилисту.
– Идет.
– Ну, пошли в гримерку. У меня стилистка – золотце. Лучшая в Москве… А я пока тут фон выставлю.
Ты запасную одежку привезла?
– Не гони, Лешечка. Я тебе еще не сказала, какие мне фотки нужны.
– Ну?
– Во-первых, на электронном носителе. Только на электронном. Не надо никакой пленки.
– Нет проблем. Сегодня же получишь диск.
– А во-вторых… – Таня невольно оглянулась и понизила голос:
– Мне нужны эротические снимки.
– Супер! – совсем не удивился, но восхитился Леша. – Хочешь оставить память для потомства? Для того и новый имидж слепила? Чтобы было, что внукам показывать? Вот это молодец!.. Это я понимаю!
– Да, годы уходят… – изобразила, что взгрустнула, Таня.
– Правильно! Я считаю, каждая девушка должна сделать это, – философски заметил Леша. – Когда ей двадцать, как тебе. А то не успеет оглянуться, а ей уже пятьдесят. Грудь висит, животик торчит, целлюлит выпирает… И вспомнить нечего… Впрочем, – спохватился Леша, – такую красавицу, как ты, никакие годы не возьмут. Еще придешь ко мне через тридцать лет сниматься. Для «Пентхауса».
– Договорились.
Таня совершенно не собиралась распространяться, для чего ей в действительности понадобились собственные откровенные снимки. Да Лешка и сам придумал для себя объяснение.
Фотограф озабоченно почесал в затылке:
– Тогда надо будет стилистке заплатить стольник.
Ты ж понимаешь: она не одно лицо тебе будет гримировать, а все декольте.
Леша движением руки продемонстрировал, какой величины придется гримировать «декольте» – от шеидо ступней.
– Да! В «Плейбое» ахнут.
Леша предвкушающе потер руки и окинул взглядом всю фигуру Тани. Но его взгляд был отнюдь не плотоядным, а профессиональным, озабоченно-рабочим.
Художник предвкушал сложную, но интересную творческую работу.
* * *В то же самое время Танин отчим сидел за компьютером в особняке-убежище и в очередной раз просматривал привезенный Синичкиным список. Вдруг он что-то упустил? Вдруг в его рассуждения вкралась неточность? Или же список из двенадцати подозреваемых можно сократить, кого-то вычеркнуть? Ведь не успеет Павел всех проверить, не справится…
Краем глаза Валерий Петрович посматривал на включенный без звука телевизор Типично «летние новости» – то бишь переливание из пустого в порожнее. Но вдруг на экране появилась картинка – и тут же заставила Ходасевича отвлечься от монитора, схватить пульт управления и сделать звук громче.
– ..Убийство, по всей видимости, произошло несколько дней назад, – вещала за кадром женщина, ведущая сводку криминальных новостей – Убитую обнаружила ее мать, приехавшая в гости к дочери из Украины…
На картинке появилась залитая кровью простыня на пустой кровати; затем мельком показали стол, на котором помещались две бутылки и закуска. Экс-полковник Ходасевич заметил: одна из двух бутылок, стоявших на столе, очень похожа на недешевое французское вино.
– ..По свидетельству соседей, – бесстрастно-победительным тоном продолжала ведущая, – погибшая, приезжая из Украины, снимала жилье на Сиреневом бульваре. Она, по всей видимости, занималась в Москве проституцией…
Показали плачущую мать – она закрывала глаза рукой…
Лица соседей, глядящих с жадным любопытством…
Мешок на носилках, заталкиваемых в машину…
Потом на экране возник усталый следователь.
– Основная версия мотива совершения преступления у следствия, – косноязычно проговорил он, – криминальная разборка…То есть убийство от руки сутенера.
– А возможно ли, что девушка была убита ее клиентом? – жадно спросил репортер.
– Следствие не исключает также и данный поворот развития событий… – проговорил следак.
– Может быть, убийца был маньяком? – не отставал репортер.
– Мы не исключаем и данный факт, – важно промолвил следователь.
Картинка на экране сменилась. В телевизоре появилась искореженная машина.
– ..На улице Большая Ордынка произошло дорожно-транспортное происшествие… – проговорил голос за кадром.
Ходасевич выключил звук. Пожевал губами.
– Еще одна… – пробормотал полковник вслух. – Кажется, он пошел вразнос…
* * *Таня выскользнула из гримерки в халатике, который ей одолжила стилист Стелла.
Все ее «декольте», от шеи до бедер, Стеллочка подмазала тон-кремом. Заретушировала, скрыла мелкие прыщички и дефекты кожи. А лицо… Таня сидела в кресле с прикрытыми глазами, а когда снова открыла их и посмотрелась в огромное, во всю стену зеркало, то… Нет, не то чтобы она НЕ узнала себя. Конечно, узнала. В зеркале отражалась она, Таня. Вернее, не она, а словно бы ее подредактированная копия. Улучшенное и исправленное издание.
Глаза стали больше и ярче. Брови – более крутыми и дерзкими. Скулы – четче очерченными. Губы – полнее и сексуальнее.
Прическа, спасибо стараниям мастеров в салоне, выглядела встрепанной, непокорной – но теперь лежала особо элегантно, то есть чрезвычайно встрепанно и непокорно.
– Стелка… Ты волшебница… – ахнула Таня.
Еще раз с нескрываемым удовольствием осмотрела себя – ни единого изъяна! И философски подумала: "Вот оно в чем заключается массовое искусство.
Натуральная лакировка действительности. Глянец. Все вроде как в жизни – только намного красивее и ярче".
Таня налюбовалась собой, встала с кресла. Стелла тоже пошла вместе с ней к Леше в студию.
– Прекрасно, – пробормотал фотомастер, оглядев Татьяну с головы до ног. Он был сосредоточен: уже начал работать. – Ну-ка, давай становись сюда, выставим свет. Видишь вот эту полосочку на полу? На нее вставай. Халат можешь пока не снимать.
Стелла села в уголке и принялась листать глянцевый журнал.
Таня встала на указанное место. На душе было страшновато, но как-то ярко и радостно – словно перед первым парашютным прыжком. Все тело покрылось гусиной кожей. Соски напряглись.
Не обращая на Таню никакого внимания, Леша включил софиты и принялся передвигать с места на места штативы и зонтики, изнутри покрытые отражающей свет фольгой.
– Леша, – робко попросила Таня, – а можно меня снять так, чтобы лица не было видно?
– О! – удивился художник. – Это еще зачем?
Внуки же тогда тебя не узнают. Скажут: Анжелина Джоли какая-то.
– А может, я в «Молодежные вести» на конкурс «Купальник месяца» хочу себя послать? – попыталась пошутить Таня. – И лишней славы не желаю?
– И ты в этом конкурсе победишь! – заверил ее мимоходом мастер фотопортрета, в очередной раз поправляя софиты. – Ладно. Сделаем все, как ты скажешь. Но я б посоветовал и лицо тоже снять. Не везде, но все же… А потом ты сама решишь: кому себя показывать, кому нет…
– Хорошо, Лешечка, – покорно проговорила Таня. – Но все равно: побольше таинственности, ладно?
– Угу, – сосредоточенно кивнул фотограф. – Давай показывай свою одежку.
Через пять минут одежда, привезенная Таней, была безжалостно забракована: только что купленные прекрасный откровенный купальник, и суперминиплатье, и обтягивающий шейпинговый топик. «Условно» (как сказал Леша) он оставил только трусики-стринги и туфли на высоченном каблуке.
– Ладно, сейчас придумаем что-нибудь. Скинь на секунду халатик, я посмотрю.
Таня расстегнула пуговицы. Пальцы слегка подрагивали. От необычности ситуации холодок пробежал по коже, несмотря на жару за окнами и в студии.
Она сняла и отбросила халат и осталась посреди студии совсем голой.
Леша еще раз озабоченно осмотрел ее – снова с ног до головы, и это снова был взор не мужчины, но художника. Медленно обошел вокруг нее, приговаривая:
– Супер! Афродита… Все модели отдыхают! Что за грудь!.. Боже. А эти ноги… Какой плоский живот.
А что за попа!.. Нет, Танька, тебе надо менять профессию. Пойдешь в модельный бизнес – будешь миллионами ворочать.
– Стара я уже, – попыталась отшутиться Татьяна. – Двадцать семь. – Во рту почему-то пересохло, и язык не очень-то слушался.
– Не гневи бога! – заорал Леша. – Не гневи! И давай одевайся! Быстро! А то я сейчас кончу!
Таня быстро и испуганно накинула халатик. Стелка в углу расхохоталась.
Леша прикрутил на штатив фотоаппарат и принялся таскать его по студии туда-сюда.
– Как же нам, Танечка, тебя снимать? – проборматывал он вроде бы про себя. – Ведь просто голое тело, Танечка, – это не искусство. И тем более не эротика. Голое тело – это баня. Оно только хачиков интересует – да не обвинят меня собравшиеся в неполиткорректности… Да, эротика! Эротика – это смирение.
И одновременно – вызов…
– Как у Хельмута Ньютона. – Таня кстати вспомнила (для поддержания умного разговора) имя классика современной фотографии.
– Я тебя умоляю! – вскричал фотомастер. – Какой там Ньютон! Дутая, абсолютно дутая величина!
Дикая агрессия, холод, лед! От его телок импотентом станешь! Не говори при мне «Ньютон»!.. Ладно. Все.
По местам! Сделаем пару пробников.
Два раза на Таню пыхнула вспышка.
Алексей посмотрел на экранчик цифрового фотоаппарата, подозвал Стеллу, показал изображение ей.
Снова глянул на Таню. Взор его был затуманен, как у человека, мучимого приступом вдохновения.
– Давай для начала попробуем мужскую рубашку, – вдруг предложил он. – Старо, избито? Да, согласен. Зато беспроигрышно. Мужская рубашка, на три размера больше, да на голое тело – это очень, очень красиво.
Леша принес рубашку.
Таня скинула халатик. Странно, но, обнажившись во второй раз, она уже не испытывала ни малейшего смущения перед Лешей. Ей словно передался его творческий азарт – она, как ни крути, сейчас была Лешкиным соавтором. Он художник – а она модель. Как Ахматова у Модильяни.
Таня надела белую свежевыглаженную рубашку – кажется, от Кардена.
– Застегивать? – спросила.
– Пока да, – мимоходом бросил сосредоточенный Леша. По его лицу было видно: он все еще думает над ракурсом и позой.
– А давай, – вдруг предложила Таня, – я встану на колени. Лицо закрою волосами. Руки сложу на груди, как в молитве. Получится – смиренная блудница.
Кающаяся Магдалина.
– А что… – задумчиво произнес Алексей. – Это мысль… Ты рубашоночку только расстегни, чтобы грудь была видна. Слегка, только слегка… Эротика – это всегда слегка…
* * *Фотосессия заняла у Таня намного больше времени, чем она планировала.
Постепенно Леша вошел в раж. Кричал ей:
– Замечательно! Классно! Головку чуть правей!
Правей и выше! Выше, я тебе говорю, а не набок! Отлично! Божественно! Умница, Танька! Все модели отдыхают!
И вспышкой: «Пых-пых!» И снова:
– В камеру смотри! В камеру! Да не как баран смотри! Ты люби ее! Люби камеру! Люби! Представь, что за ней не я, а Ричард Гир стоит! Голый! Ты хоти ее, камеру! Ты себе эротику в глаза дай! Дай эротику в глаза!
И опять: «Щелк-щелк!»
И потом сразу подбегает Стеллочка, поправляет Тане прическу. Делает мазки по лицу кисточкой… А затем опять Леша целится аппаратом, бегает туда-сюда и кричит:
– Танька! Что ты стоишь, словно аршин проглотила?! Расслабься! Расслабься, тебе говорю! Правее голову! А взгляд – на камеру! На камеру, дура бестолковая!.. Нежнее, нежнее на нее смотри!
Под конец Таня чуть не ослепла от бликов. Глаза щипало, тело ломило.
«Не врут фотомодели, когда говорят, что у них работа тяжелая! – думала Татьяна. – Хотя чертовски приятно быть в центре внимания – ты принимаешь разные позы, художник вокруг тебя суетится, стилист причесочку поправляет!»
В итоге они отсняли всего-то несколько (как говорил Леша) «сюжетов».
Сначала такой: Таня (как она и предлагала) стоит на коленях. Волосы закрывают лицо, рубашка распахнута. Голова скорбно склонена… В другом варианте она по-прежнему стоит на коленях, но теперь словно у чьих-то ног… Голова ее отведена назад и вбок, будто в ожидании удара… Рука вскинута вверх, вроде она пытается от кого-то защититься…
«Мазохизм какой-то», – пробормотал по поводу этого сюжета Леша.
В другом варианте он снял Таню в агрессивном стиле «твоего любимого Ньютона – раз он, сволочь такая, тебе нравится». Получилось: абсолютно обнаженная Таня стоит в туфлях на высоченных каблуках, широко расставив ноги и опершись на левую руку, – а правой при этом зло закрывает лицо от фотовспышки.
«А это садизм», – со вздохом прокомментировал итоги этой съемки Леха.
Далее он настоял на четвертом, бытовом сюжете.
Таня стоит за гладильной доской с утюгом. (Откуда-то у фотомастера в хозяйстве и утюг нашелся, и доска.) Таня делает вид, что гладит ту самую карденовскую рубашку. Этакая скромница домохозяйка. Только из одежды на ней почему-то один лишь фартучек на бедрах… И туфли на высоченнейших каблуках.
После каждой серии вспышек (Таня от них уже обалдела), Леша бежал к компьютеру. Переписывал получившиеся снимки с цифрового фотоаппарата на жесткий диск – освобождал в аппарате память. Многие кадры тут же уничтожал – даже Тане не показывал, как она ни просила. При этом приговаривал: «Не надо заводить архива, над рукописями трястись…»
В итоге после трехчасовой съемки Леша вручил измученной Татьяне два CD (один, на всякий случай, – абсолютная копия другого). На каждом диске было больше полусотни отборных, прекрасных, мастерских фотографий – достойных (без дураков!) хоть «Хасслера», хоть «Плейбоя». И модель оказалась на диво хороша (Таня признавалась себе в этом без ложной скромности). И фотограф, конечно, был классным. Да и стилистка постаралась. (И от нее, оказывается, тоже много зависит!) – Ты только, Лешечка, со своего компьютера меня сотри, – сказала на прощание Татьяна.
– А что? – усмехнулся мастер, устало потирая глаза. – Боишься, я твои фотки в Интернете выложу? Голая знаменитость и все такое?
– А разве я знаменитость?
– После этой съемки будешь знаменитость. Фигурка у тебя, Танюшка, высший сорт… Может, как-нибудь сходим в ресторацию? Обмоем фотосессию?
– Ты же женат, чудило!
– Ах да! Ой, совсем забыл с тобой.
Таня расхохоталась.
Но за этим псевдосветским трепом она не забыла: настояла, чтобы Леша при ней выделил в своем компьютере в отдельной директории все ее фото и нажал delete. Нечего тут подпольную эротоманию разводить…
По поводу своего изображения, а также Интернета у Татьяны имелись собственные планы.
Глава 6
Девятое июля, среда.
День
Перед тем как освоить новый для себя рынок, Таня решила сперва его изучить.
Ее рекламный босс, директор агентства, исповедовал научный подход. Причем – во всем. «Рынок – король мира. А маркетинг – король рынка!» – важно говаривал начальник (тот самый, на даче у которого ныне скрывался Валерий Петрович Ходасевич).
Татьяна, рекламщица, прекрасно знала: перед тем, как выбросить на рынок новый товар, при капитализме всегда изучают, насколько он нужен потребителям.
Оценивают, какую нишу он может занять. Прикидывают: каковы возможности конкурентов. Определяют, как придется бороться с ними. Оценивают конкурентоспособность собственного товара… И прочее, прочее, прочее…