– Сознался?!
– Ну, ты же знаешь ментовские методы… Дело передали в суд, и там обвиняемый от своих показаний отказался. Заявил, что их выбили у него под пытками.
Его освободили в зале суда, дело передали на доследование. Сейчас оно приостановлено.
– Значит, не он?
– Конечно, не он.
– Следствие пошло по ложному следу.
– Такое часто бывает в делах, где фигурируют маньяки, – пожал плечами Валерий Петрович.
– А дальше?
– Второе убийство произошло в Москве спустя пять месяцев после первого – двадцать шестого марта прошлого года. Убита семнадцатилетняя студентка, подрабатывавшая проституцией. Квартира была подожжена, выгорела дотла. Останки идентифицировали по ДНК. Задержали друга девушки, выколачивали из него признание, но у того оказалось железное алиби. Через месяц его выпустили…
– Может, она просто с сигаретой уснула?
– Нет. Эксперты установили, что она была убита до пожара…
– Третья жертва тоже убита в Москве. Она также была проституткой. Имело место характерное «маньячное» преступление. Девушку обнаружили привязанной к кровати за руки и за ноги. Ее убили осенью прошлого года, тридцать первого октября… Маньяк взял с ее тела, так сказать, сувенир. Своего рода фетиш. Доказательство своего преступления.
– Что именно?
– У нее был вырезан сосок – видимо, с пирсингом.
Таня ощутила дурноту.
Она выдохнула:
– Боже мой!
– Если это в самом деле маньяк, – кивнул отчим, – значит, у него бывают обострения. Весной и осенью… Второго мая убийство произошло в Петербурге. В однокомнатной квартире на Гражданке девушку искромсали ножом. Восьмого июня убита девушка в Твери. Обезображенный труп обнаружили спустя восемь дней… И, наконец, двадцать первого июня снова была убита проститутка в Москве.
– Убийства происходят все чаще, – заметила Таня. – А промежутки между ними – все короче.
Отчим кивнул.
– Это значит, – сказал он, – что маньяк распробовал вкус крови. И он не успокоится, пока опять кого-нибудь не убьет.
* * *Она была такой лакомой, такой соблазнительной, что сразу бешено забилось сердце. Точеная фигурка, упругая попка. Распущенные волосы до плеч. Беззащитный поворот лебединой шеи.
Она сошла с эскалатора и стала беспомощно озираться, явно не зная, куда ей идти. Ее толкнула бабка с тележкой. Мужик заехал портфелем по бедру.
Подойти. Нежно взять за локоток. Вывести из толпы. Ласково спросить:
– Can I help you? [3].
– Че-го?
Очарование стало медленно разрушаться, словно и не прекрасная девушка стоит совсем рядом, а какая-то мокрица, слизняк, червяк. Дрянь.
Не терять ее! Не терять!
Не терять надежды!
– I mean, I can help you somehow? [4].
Огрызнулась:
– Да иди ты!
Ax ты, курица! Тварь! Мокрая, гнусная! Сволочь!
Дура! Дура! Дура!
Оттолкнуть, развернуться.
Быстро уйти прочь.
…А душу, где только что появились было предвкушение, полет, надежда, снова затопляет черная, бездонная тоска-печаль…
* * *Таня в роли детектива – или скорее помощника детектива – чувствовала себя как рыба в воде. Эта работа намного, черт возьми, интересней, чем придумывать дурацкие слоганы и концепции для дурацкого пива! «Один глоток, и все в порядке!» Ну и гадость.
Как хорошо, что она взяла отпуск. Как хорошо, что она сейчас рядом с Валерой!
Она встала и прошлась по огромной гостиной.
– Значит, английский… – задумчиво проговорила Таня. – А еще? Что между ними общего?
– Я видел их фотографии. И мне бросилось в глаза знаешь что… – сказал отчим, посасывая незажженную сигарету.
– Что?
Он выдержал паузу и закончил:
– Волосы.
– Волосы?
Таня остановилась.
– Да. У всех шести были длинные волосы. Распущенные. До плеч.
– Может, случайное совпадение?
Отчим покачал головой:
– Думаю, нет.
Таня остановилась у журнального столика. Взяла из стопки чистый лист бумаги. Выудила из сувенирного стаканчика карандаш.
(У босса повсюду в коттедже была разложена бумага с карандашами – наверное, чтобы умные мысли записывать. Хотя за все время совместной работы Таня слышала от него не больше двух умных мыслей.) Таня написала на листе:
Английский.
Длинные волосы.
Потом взяла листок, пришпилила его к мишени для игры в дартс.
Отчим посмотрел на нее, усмехнулся:
– Зачем?
– Во всех книжках про маньяков сыщики составляют таблицы. И развешивают их по стенам.
– Ох, Таня, – покачал головой Валера, – какой же ты у меня еще ребенок…
– Ребенок не ребенок, а мы с тобой этого маньяка поймаем!..
– Хотелось бы, – усмехнулся отчим. – А то ведь он поймает меня.
– Ну а что еще? – вдохновенно спросила она.
– В смысле?
– Что общего между убийствами?
– Понимаешь, Таня… – задумчиво проговорил отчим. – Все эти дела я просматривал только один раз…
– Ну и что? У тебя же, Валерочка, феноменальная память!
– Да? Спасибо за комплимент… Мне бросилось в глаза следующее… – Отчим полуприкрыл глаза. – На руках и на ногах третьей жертвы, проститутки из Москвы, не оказалось никаких царапин, синяков или гематом…
– И что это значит?
– При этом, – продолжал Валера, словно не замечая Таниного вопроса, – она была привязана к кровати одновременно и за руки, и за ноги…
– Ну и что? – не поняла Таня.
– А то, что она не сопротивлялась, когда ее привязывали. Значит, он смог убедить ее, что это просто игра. Сексуальная такая игра. И она доверилась ему.
Значит, они были давно знакомы. Или…
Валерий Петрович остановился.
– Что «или»?
– Или он каким-то образом сумел внушить всем жертвам доверие при первой же встрече.
Татьяна захлопала в ладоши:
– Браво, Валера!
Она подошла к доске-мишени и написала на своем листочке: «Преступник внушал доверие».
– Может, жертвы и вправду были раньше знакомы с ним? – спросила она, обернувшись.
– Возможно. Но не факт. Скорее, мне кажется, нет, незнакомы.
– Почему ж они ему все-таки доверяли?
Валера грустно усмехнулся:
– А почему вы, девушки, вообще так часто доверяетесь подлецам?
– Сама не знаю, – развела руками Таня.
– И я не знаю, – вздохнул отчим. – Может, потому что у подлецов денег много?
– Подлецы – наглее, чем прочие мужчины.
– А девушки любят наглых?
Таня минуту поколебалась, а потом ответила честно:
– В общем-то, да..
– Ох, не так я жил… – горестно вздохнул Ходасевич. – Ох, не так…
– Но это в большей степени относится ко всяким профурсеткам, – быстро поправилась Таня. – А нормальные девушки любят честных, умных, неженатых.
– Значит, у меня еще есть шанс… – усмехнулся Ходасевич. – Ну, ладно. Вернемся, как говорят французы, к нашим мутонам… Почему-то у меня есть такое чувство, что этот маньяк – как раз из таких.
– Каких?
– Молодых, богатых, наглых.
– Правильное чувство. Бедные по Интернету проституток не заказывают, – заметила Таня. – Да они и вообще Сетью не пользуются.
– А кроме того, – вздохнул отчим, – есть еще одно обстоятельство. В пяти случаях из шести – кроме одного с пожаром – осмотр места происшествия показал: каждый раз на столе было хорошее вино. И закуска. – Валера полуприкрыл глаза, припоминая. – В одном случае – шампанское «Моэт и Шандон». В другом – шабли. В третьем – бордо, и не просто бордо, а «Сен-Эмильен Медок»… Кроме того, как тебе нравятся такие закуски… Я уже не могу припомнить, что конкретно у кого на столе стояло, но имелись у жертв и сыр с плесенью, и суши из японского ресторана, и гусиная печенка… И салат из креветок, купленный в супермаркете… Ох, – прервал сам себя отчим. – Что-то я перекусить захотел.
– Сейчас. Договорим, и я приготовлю. Я привезла для тебя кое-что вкусненькое.
– Да? – оживился Валера. – А что?
– Сюрприз… Может, наоборот – девушки-жертвы были такими хлебосольными? И это они нашего безумца так угощали?
– Нет. Закуски и вина он приносил с собой. Сохранились пакеты из супермаркета.
– А чеки?
– Увы, нет. Ни одного чека. Каждый раз, как я понял, менты искали, но ни разу не нашли.
– Предусмотрительный мерзавец.
Таня подскочила к своей таблице на мишени для дартса и подписала под четвертым номером:
«Богатый человек, гурман, знаток вин».
Повисла пауза.
Валера, долго сдерживавшийся, раскурил-таки свою очередную вонючую сигарету.
* * *– Ну, где толстяк, ?
– Пока не знаем.
– А она ?
Ему пришлось покинуть свой офис. Такого рода разговоры нельзя вести в офисе.
Они прогуливались по Страстному бульвару – от памятника Высоцкому вверх по аллее. Несмотря на то что надвигался вечер, жара и не думала спадать. По обе стороны сквера завязло в пробке жестяное чудище автомобилей. Впрочем, на дорожках бульвара не было ни души.
Все оказавшиеся в Москве в этот жаркий предвечерний час старались спрятаться в кондиционированных прохладах офисов и магазинов.
Кобылин шел, отставая от него на полшага.
– Мы ее не нашли, – кротко ответил он. – Она не оставила никаких следов.
– Что-о?
Кобылин молчал и покорно тащился чуть сзади.
– А ну, повтори!
– Мы ее не нашли, – шепотом повторил подчиненный.
Он остановился, почувствовав, как гнев поднимается изнутри, застилает красным глаза…
Он повернулся, огляделся по сторонам. Вокруг никого. Тогда он коротко и сильно ударил Кобылина в живот.
Тот задохнулся, стал хватать ртом воздух.
Глаза Кобылина вылезли из орбит.
– За что-о… – простонал бедолага.
Сцепив руки в замок, он ударил его сверху по корпусу.
Кобылин охнул и опустился на колени.
Никто не видел этой сцены. Страстной был совершенно пуст. Разве что заметили пара-другая равнодушных ко всему водителей – из числа парящихся в пробке…
В тот момент, когда Кобылин корчился у его ног, он вдруг почувствовал: дикий гнев проходит. Ярость отпускает его, расслабляет свою железную хватку. Пелена, застилавшая глаза, исчезает. Дышать снова становится легко. В душе возникло ласковое, сладостное чувство – как всегда после разрядки. Как приятно… Настоящая эйфория…
– Ну, ладно тебе, Кобылин… – ласково проговорил он. – Ты уж меня извини… Не сдержался… Ну, давай, поднимайся…
Тот по-прежнему стоял на коленях у его ног.
Он подал Кобылину руку, помог подняться. Ласково похлопал его по плечу. Приобнял.
– Ну, не серчай, Кобылин, не серчай… Бывает… Давай лучше подумаем: что нам с тобой делать дальше?
Глава 4
Восьмое июля, вторник
Неизвестно почему, но Таня проснулась в самом радужном настроении.
Хотя, казалось бы, чему радоваться? Ее преследуют непонятно за что! Преследуют какие-то неизвестные силы. Она вынуждена скрываться. Спит не в своей постели, а черт знает где – даже собственной зубной щетки нет. К тому же пропадают отгульные дни, которые она непосильными трудами копила на тур в Китай…
А вот поди ж ты!.. Радостно на душе – и все тут.
Может, это оттого, что у нее по жизни организм мало адреналина вырабатывает? И когда ничего не происходит, ей скучно? Когда все гладко и размеренно – она хиреет, тоскует и вянет? А если ей угрожает опасность, то сердце уже бьется живее, кровь бурлит и поутру почему-то хочется петь.
К тому же приятно, что она оказалась нужна отчиму. Впервые за много лет не она у него помощи попросила, а наоборот. Хотя Валерочка противится, чтоб она была рядом, Таня чувствует, что нужна ему.
Радостно и оттого, что она с ним опять вместе. Она не в гости к нему на часок заехала, как обычно в последние годы, а, словно в далеком детстве, живет с ним в одном доме. Будто они вдвоем отпуск проводят…
Последний раз такое было, наверно, лет пятнадцать назад – когда отчим еще был женат на маме, и Таня с Валерочкой поехала на турбазу в Красную Поляну и Кудепсту. Лазили по горам, ходили в настоящий поход, катались на канатной дороге… Как давно и счастливо это было!..
Снизу, из гостиной, послышался кашель отчима.
«Перхотный кашель курильщика», – произнесла Таня вслух неизвестно откуда всплывшую в памяти фразу.
Отчим вечно вставал в чертову рань. Кофе дул, курил натощак…
Настоящий жаворонок. А вот она – сова. Вечером саму себя никак не уложишь, зато утром так хорошо спится!..
Таня глянула на часы.
Одиннадцать!
Вот это да! Ну она и заспалась! Даже для нее перебор.
Таня быстренько откинула простынку и, как спала, голенькая побежала в ванную. Благо, в особняке босса в каждой спальне было по ванной.
Всего спален имелось три. Как раз для нее, Валерия Петровича и Синичкина. Если, конечно, они окончательно перейдут на осадное положение и Павел тоже пожалует жить сюда.
…Когда Таня вытиралась, она услышала: внизу разговаривают два мужских голоса. Слов не разобрать.
«Бу-бу-бу», – басил отчим. «Бу-бу-бу», – отвечал второй. Разговор носил мирный характер, поэтому Таня накинула халат, видимо, принадлежащий какой-то из одалисок босса («Будем надеяться, ничем не заражусь»), и спокойно пошла к лестнице.
Когда она спускалась, ступенька под ее ногой скрипнула. Разговор внизу тут же прекратился.
Она вошла в гостиную.
Отчим сидел, утопая в кресле, и – конечно же! – курил свою очередную вонючую сигарету (комната уже вся была в сизом дыму). По ней кружил Синичкин с чашкой кофе в руке. Беседа явно прервалась на полуслове.
– Опять секреты? – набросилась она на отчима.
И скомандовала Павлу:
– А ну-ка, сделай мне кофе.
Потом подошла к окну и распахнула его настежь – в лето, полное солнца и посвиста птиц.
– Опять все прокурил! – попеняла она Валере.
Отчим оправдался традиционно:
– Лучше помереть от дыма, чем от озноба.
– Тебе кофе с сахаром? – крикнул из кухни Синичкин.
– Мог бы уже запомнить: да!
– Откуда я знаю? Может, ты худеешь… – проворчал Павел.
– Что-о? – завопила Таня. – Ты хочешь сказать, мне пора худеть?!
Она была готова наброситься на Синичкина с кулаками, но посмотрела на его испуганное лицо и поняла: ничего подобного он не имел в виду, просто брякнул, не подумавши.
– Извини… – смущенно пробасил Паша. – Я привык, что все вокруг худеют…
– Почему? – вмешался в их разговор отчим. – Я вот, например, не худею.
– Танечка, что ты будешь есть на завтрак? – "виновато спросил Павел.
– Сало, – буркнула она. – И большущий кусок жирного торта. И еще взбитые сливки… И попробуй только сказать, что у меня толстая попа! – с деланой яростью добавила она.
– А я разве это говорил? – искренне изумился Синичкин.
…Когда Павел обеспечил Таню кофе и бутербродами с ветчиной и сыром, отчим кивнул;
– Ну, продолжай.
Синичкин бросил на него удивленный взгляд, мигнув в сторону Тани: мол, разве при ней можно?
– Валяй-валяй, она в курсе.
Павел пожал плечами и важно произнес:
– В результате проведенной спецоперации мне удалось добыть совершенно секретные сведения, представляющие исключительную ценность для нашего расследования…
– Я представляю себе эту спецоперацию, – как бы про себя проговорила Таня. И хмыкнула:
– В чьей-нибудь постели…
Синичкин слегка стушевался, но сказал не менее важно:
– Методы агентурной работы я предпочитаю не разглашать… Итак, вот они, эти данные.
Он гордо достал из внутреннего кармана летней куртешки компьютерный диск. Внушительно потряс им в воздухе.
– Включайте компьютер, Татьяна Валерьевна, – скомандовал он. – Будем смотреть.
В огромной гостиной на одном из журнальных столиков размещался компьютер. Зачем он оказался тут, в особняке? Таня не могла представить себе, чтобы ее начальник работал на даче за компьютером.
– Я завтракаю, – сказала Таня, забив рот бутербродом.
Синичкин опасливо подошел к столику.
Таня давно заметила: в современном мире водораздел между старыми и молодыми проходит не по возрасту, записанному в метрике. И даже не по тому, как человек выглядит. Он определяется по тому, как товарищ обращается с компьютерами.
Если человек подходит к незнакомой модели компа небрежно и уверенно… Если рассеянно и между делом тыкает в клавиши… Вот тогда он, значит, молод.
А когда приближается к агрегату опасливо и рассматривает кнопки, как баран новые ворота, тогда, извиняйте, уже стар…
Сейчас стало очевидно, что Синичкин уже не очень молод.
Павел опасливо приблизился к компьютеру и принялся изучать кнопочки на панели процессора. Про Валеру и говорить нечего – тот остался сидеть сиднем в кресле.
– Давай я. – Татьяна оттолкнула Синичкина и уверенно нажала на кнопку.
Себя она считала молодой, и ее отношение к компьютерам это подтверждало. Комп приветливо запел, заурчал.
Таня вложила в дисковод CD.
– Ну что, можем все подряд копировать? – спросила она Павла. – Или на диске имеются интимные эпизоды? Например, твоя оперативная работа с агентом, снятая скрытой камерой?
– Копируй все, – буркнул тот.
Таня перекинула файлы с лазерного диска на винчестер. Все они оказались в табличном формате «excel» и Занимали в общей сложности около шестнадцати мегабайт. Пока Татьяна занималась копированием, Синичкин "провещал:
– Здесь данные обо всех высших руководителях страны. От премьер-министра до начальников главков в министерствах. Имеются сведения обо всех депутатах Госдумы. И о работниках президентской администрации. Есть информация даже о руководителях крупных компаний с государственным участием: