Камерон Прайс заметался по подушке. Вдруг он открыл глаза; он и сам не смог бы сказать, что его разбудило. Затем до него смутно дошло: скрип, приглушенный скрежет и короткая вспышка света. Что это было, где это произошло?
Стеклянные двери, выходящие на узкий балкон? Комната Прайса находилась на втором этаже трехэтажного особняка, Скофилд и Антония расположились прямо над ним. И он определенно что-то слышал; сетчатка его глаз определенно подверглась раздражению со стороны какого-то источника света. Может быть, отблеск прожектора какого-нибудь судна в заливе? Может быть… А может быть, и нет. Подняв руки над головой, Прайс потянулся и зевнул. За окном черный бархат океана, тусклый лунный свет, пробивающийся сквозь пелену туч; все это слишком напоминало ночь на острове номер 26 Внешней гряды. С тех пор не прошло и двадцати часов.
Как все это странно, размышлял Прайс, снова уютно устраиваясь на подушке. Обычному гражданскому человеку жизнь сотрудника специальных служб представляется одним сплошным подвигом, непрерывной чередой событий, в которых ему, для того чтобы остаться в живых, приходится применять все свое мастерство. Растиражированное кино, телевидением и шпионскими романами, это принимается как непреложный факт. Конечно, какая-то доля правды здесь есть: для такой работы требуется специальная подготовка; однако подобные неприятные события случаются нечасто, и, следовательно, когда они все-таки приходят, то приносят с собой крайнее напряжение и тревогу. И страх.
Кто-то сказал, что цель плавания с аквалангом заключается в том, чтобы остаться в живых. Камерон Прайс, опытный аквалангист, смеялся над этим определением до тех пор, пока у побережья Коста-Браво не оказался вместе со своей подругой заперт на дне стаей молодых акул.
Нет, жизнь разведчика состоит в том, чтобы, выполняя приказы, избегать любых неприятных инцидентов настолько, насколько это в человеческих силах. Ну а если эти приказы родились в голове человека, насмотревшегося боевиков и начитавшегося приключенческих романов, их нужно отбрасывать. Если ожидаемые результаты являются жизненно важными, а риск – разумным, тогда все в порядке. Работа есть работа – это верно для любой профессии. Но, как и в любой другой профессии, надо следить за тем, чтобы не переусердствовать, и в данном случае сдерживающим фактором был страх. Камерон Прайс не собирался заплатить собственной жизнью за карьерный рост какого-нибудь аналитика.
Снова шорох! Скрежещущий звук… прямо за стеклянными дверями. Он не приснился, это происходило наяву. Но как такое возможно? Всю территорию лагеря, включая лужайки и террасы внизу, патрулируют часовые; никто, ничто не сможет пройти мимо них. Схватив фонарик и пистолет, лежавшие рядом с подушкой, Прайс медленно встал с кровати и приблизился к изящным двустворчатым дверям, ведущим на узкий балкон. Бесшумно распахнув левую стеклянную створку, он всмотрелся в темноту, в первую очередь опустив взгляд вниз.
Проклятие! Камерон и без фонарика различил два неподвижных тела, распростертых на земле, в темных лужах крови, продолжавшей вытекать из перерезанных шей. По сути дела, оба часовых были обезглавлены! Включив фонарик, Прайс повел ослепительным лучом света над собой.
По отвесной стене особняка ползла фигура в черном гидрокостюме, цепляясь за гладкий камень присосками, закрепленными на руках и коленях. Неизвестный уже успел добраться до балкона комнаты Скофилда. Увидев фонарик в руке Прайса, он оторвал от стены присоску на правой руке, выхватил из-за пояса пистолет-пулемет и открыл огонь. Камерон нырнул под защиту своей спальни, укрываясь от стального ливня. Многие пули, отразившись рикошетом от чугунной ограды балкона, свернули в комнату и завязли в оклеенных обоями стенах. Прайс ждал; наконец наступило короткое затишье. Убийца вставлял в оружие новый магазин. Сейчас! Выскочив на балкон, Камерон быстро выстрелил несколько раз в облаченную в черное фигуру на стене. За долю секунды нападавший превратился в труп, непристойно приклеенный к стене присосками на коленях и левой руке.
Труп спустили на землю, останки двух часовых перенесли в подвал. На теле убийцы не было обнаружено никаких документов.
– Мы снимем у него отпечатки пальцев, – сказал один из часовых, облаченный в камуфляжную форму армейского образца. – И узнаем, что это был за сукин сын.
– Не трудитесь напрасно, молодой человек, – остановил его Брэндон Скофилд. – Если вы взглянете на подушечки его пальцев, то увидите ровную, гладкую кожу. Кожа была сожжена, вероятно, с помощью кислоты.
– Вы шутите!
– И не думаю. Вот так действуют эти люди. Когда платишь лучшие деньги, получаешь все самое лучшее, в том числе и полную анонимность.
– Но остаются еще зубы…
– Подозреваю, они подверглись значительному изменению: коронки и временные мосты, причем все выполненные за границей, так что этот след также никуда не приведет. Не сомневаюсь, коронер со мной согласится.
– Согласится с вами? Но кто вы такой, черт побери? – спросил армейский офицер.
– Тот, кого вы должны охранять, полковник. А со своей задачей вы справляетесь не ахти как, не так ли?
– Я ничего не понимаю, этого же просто не может быть! Каким образом этому ублюдку удалось пройти сквозь нас?
– Полагаю, великолепная подготовка. На наше счастье, у оперативного сотрудника Прайса, также прошедшего великолепную подготовку, очень чуткий сон. Впрочем, это ведь тоже входит в его подготовку, правда?
– Успокойся, Брэй, – сказал Камерон, проходя сквозь кольцо часовых на залитый светом прожекторов пятачок, где лежал труп. – Нам повезло, но и этот ротозей вовсе не отличался хорошей подготовкой. Шумел он так, что разбудил бы и пьяного матроса.
– Благодарю, дружище, – с признательностью в голосе тихо промолвил полковник.
– Не стоит, – таким же тоном ответил Прайс. – Но ваш вопрос был в самую точку. Как этому типу удалось пройти мимо вас, особенно через болото, единственный возможный путь?
– Часовые расставлены через каждые двадцать футов, – сказал представитель Управления. – Периметр освещен прожекторами яркостью по тридцать люменов, плюс обнесен витой колючей проволокой. На мой взгляд, дороги сюда нет.
– Единственный способ попасть сюда – это дорога, – продолжала армейский офицер, женщина лет тридцати с небольшим, одетая в темные джинсы и черную кожаную куртку. Как и у остальных, у нее на голове было форменное кепи с вышитой над козырьком эмблемой; из-под кепи виднелись светлые волосы, забранные над висками назад. – В дополнение к воротам, оснащенным электрическим замком, в ста пятидесяти футах перед основным пропускным пунктом мы установили дополнительный, со стальным шлагбаумом. Там постоянно несут дежурство двое вооруженных часовых.
– А что с другой стороны? – спросил Камерон.
– Самая непроходимая часть болот, – ответила женщина. – Дорога построена на насыпи, усиленной пластами железобетона на глубину семь футов. Очень напоминает взлетно-посадочную полосу аэродрома.
– Пластами?
– Если хотите, слоями. Блоками высокопрочного бетона, уложенного в соответствии с профилем дороги.
– Я знаю, что такое пласты железобетона, мисс… мисс…
– Подполковник Монтроз, мистер Прайс.
– О, вам известно, кто я такой?
– Только самое необходимое, сэр. Наша задача состоит в том, чтобы охранять лагерь и защищать… – Женщина резко осеклась.
– Понятно, – быстро произнес Камерон, разряжая неловкое положение.
– Подполковник Монтроз является моим первым заместителем, – запнувшись, вставил полковник.
– Вы возглавляете подразделение коммандос? – скептически спросил Прайс.
– В программу нашего обучения входят элементы подготовки сил специального назначения, однако мы не коммандос, – возразила подполковник Монтроз, сняв кепи и тряхнув пепельно-белыми волосами. – Мы – СВР.
– Кто?
– Силы быстрого реагирования, – ответил за нее Скофилд. – Даже я это знаю, юноша.
– Твоя эрудиция меня радует, старик. Где Антония?
– Она захватила с собой одного из ребят из Управления и отправилась на охоту.
– И на кого она собирается охотиться? – встревожилась Монтроз.
– Понятия не имею. Моя жена – женщина независимая.
– Как и я, мистер Скофилд! Все перемещения по территории лагеря возможны только в сопровождении одного из наших людей!
– Очевидно, у этого правила есть исключения, мисс… прошу прощения, подполковник. Моя жена самым тщательнейшим образом изучила местность. Ей уже приходилось заниматься подобными вещами.
– Мне известны ваши былые заслуги, сэр, и я отношусь к ним с уважением, и все же это я отвечаю за вашу безопасность.
– И на кого она собирается охотиться? – встревожилась Монтроз.
– Понятия не имею. Моя жена – женщина независимая.
– Как и я, мистер Скофилд! Все перемещения по территории лагеря возможны только в сопровождении одного из наших людей!
– Очевидно, у этого правила есть исключения, мисс… прошу прощения, подполковник. Моя жена самым тщательнейшим образом изучила местность. Ей уже приходилось заниматься подобными вещами.
– Мне известны ваши былые заслуги, сэр, и я отношусь к ним с уважением, и все же это я отвечаю за вашу безопасность.
– Ну же, подполковник, не кипятитесь, – вмешался Камерон. – Пусть наши ребята из Управления не носят форму, но дело свое они тоже знают. Я говорю так, потому что сам один из них.
– Ваша самоуверенность меня не впечатляет, мистер Прайс. Передвигаться только в сопровождении военных – это непреложное требование.
– Вот склочная баба, ты не находишь? – проворчал Брэндон.
– Стерва, если вам так угодно, мистер Скофилд. Я и это стерплю.
– Леди, я этого не говорил.
– Довольно! – воскликнул Камерон. – Ради всего святого, нам надлежит сотрудничать, а не соперничать.
– Я просто хотела напомнить о том, что мы прошли специальное обучение и, что немаловажно, умеем обращаться с оружием.
– А я бы на вашем месте, подполковник Монтроз, не стал бы заострять на этом внимание, – заметил Прайс, аккуратно кивнув на окровавленный труп, распростертый на земле.
– Но я по-прежнему ничего не понимаю! – воскликнул полковник СБР. – Как ему это удалось?
– Ну, сынок, – сказал Скофилд, – нам известно, что этот человек не боялся высоты, из чего, как правило, следует, что он не боялся и глубины.
– Черт побери, что это значит? – спросил Прайс.
– Точно не могу сказать, но именно так утверждают многие психологи. Тот, кто прыгает с парашютом, обычно чувствует себя в своей тарелке под водой. Что-то связанное с обратным эффектом гравитации. Я где-то читал об этом.
– Огромное спасибо, Брэй. Так на что же ты намекаешь?
– Быть может, проверить береговую линию?
– Постоянно проверяется, перепроверяется и переперепроверяется, – твердо заявила Монтроз. – Это первое соображение, которое мы приняли во внимание. Мы не только патрулируем зону почти в тысячу ярдов по обе стороны от причала, но и установили вдоль берега лазерные лучи. Этим путем пройти невозможно.
– И убийца должен был об этом догадываться, не так ли? – спросил Скофилд. – Я имею в виду, это же совершенно естественное предположение.
– Возможно, – согласилась подполковник.
– Были ли в течение последних нескольких часов сигналы о попытке проникновения на территорию лагеря?
– Вообще-то были, но все они оказались ложными. Местная детвора, гулявшая в поле, несколько заблудившихся пьяных, пара рыбаков, неумышленно заплывших в частные владения. Все эти люди были остановлены и выдворены за пределы лагеря.
– Вы сообщали о случившемся остальным часовым?
– Естественно. Нам ведь могла потребоваться помощь.
– Значит, на какое-то время внимание было отвлечено, не так ли? Неумышленно, а может быть – умышленно.
– Это слишком общее утверждение и, по правде сказать, весьма маловероятное.
– Вы сказали, маловероятное, подполковник Монтроз? – уточнил Брэндон Скофилд. – Но ведь возможное.
– Что вы хотите сказать?
– Ничего не хочу, мадам, я просто рассуждаю.
Внезапно из-за стены ослепительного света прожекторов послышался голос Антонии.
– Мы их нашли, дорогой, мы их нашли! – В рассеянном свете прожекторов, пробивающихся сквозь туман, показались силуэты жены Скофилда и ее сопровождающего из ЦРУ. Вбежав в круг часовых, они бросили на землю то, что принесли с собой: тяжелый кислородный баллон, маску для глубоководного плавания, подводный фонарик с голубым лучом, рацию в водонепроницаемом корпусе и ласты. – Все это лежало в грязи на берегу болота, чуть ниже главных ворот, – продолжала Антония. – Только так неизвестный мог проникнуть на территорию лагеря.
– Почему вы так решили? – спросила подполковник Монтроз. – Почему вы утверждаете это с такой уверенностью?
– Береговая линия надежно охраняется, эту часть периметра можно считать непреодолимой. А болота, хотя и патрулируются часовыми, остаются открытыми. Достаточно только отвлечь внимание где-нибудь в другом месте.
– Что?
– Все случилось в точности так же, как нам рассказывал Талейников, помнишь про то, как он тайно уходил из Севастополя, правильно, любимая? – ласково вмешался Скофилд.
– Память у тебя превосходная, милый.
– «Милый»? Чем я опять провинился?
– Ты об этом не подумал. Что предпринял Василий, чтобы пройти через Дарданеллы?
– Разумеется, совершил отвлекающий маневр. Использовал лодку с фальшивым днищем, которую должны были обнаружить. И действительно, советские пограничники ее обнаружили, а потом чуть не сошли с ума, потому что она оказалась пустой!
– Совершенно верно, Брэй. А теперь перенеси все это на сушу.
– Ну конечно же! Отвлечь внимание, увести поиски по ложному следу в противоположную сторону, а затем в считаные секунды сделать дело!
– Вот для чего нашему приятелю была нужна рация, милый.
– Браво, любимая!
– О чем это вы? – раздраженным тоном спросила подполковник Монтроз.
– Я бы посоветовал вам выяснить, что это были за пьяные, которые забрели на территорию лагеря, – сказал Камерон Прайс. – А также скорее всего и те двое рыбаков.
– Зачем?
– Потому что или у одних, или у других, а может быть, у тех и других сразу были портативные рации, настроенные на ту же частоту, что и вот эта, которая сейчас валяется на земле. Рядом с трупом убийцы.
Ее звали Лесли Монтроз. Подполковник армии Соединенных Штатов, дочь генерала, выпускница военной академии Вест-Пойнт, а под суровой внешностью кадрового офицера скрывалась приятная женщина. По крайней мере, так размышлял Камерон, когда он, Монтроз и ее непосредственный начальник полковник Эверетт Брэкет сидели за столиком на кухне и, попивая кофе, анализировали события минувшей ночи. О прошлом Монтроз ему рассказал Брэкет, который, не вызывало сомнения, крайне неохотно согласился взять ее своим заместителем.
– Не поймите меня превратно. Прайс, дело не в том, что она женщина, – сказал Брэкет, когда Монтроз отлучилась на улицу, чтобы поставить задачу своим подчиненным. – Лесли мне очень нравится – черт побери, она нравится моей жене, но просто я считаю, что женщины не должны служить в Силах быстрого реагирования.
– А что думает по этому поводу ваша жена?
– Скажем так: она не полностью разделяет мое мнение. А с моей семнадцатилетней дочерью и того хуже. Но им не приходилось бывать в настоящем бою, когда становится жарко. А мне приходилось, и я считаю, что женщинам там не место! Черт возьми, бывает, солдаты попадают в плен, это реальность войны, и я не могу не думать, что такое может случиться с моими женой и дочерью.
– Многие мужчины согласятся с вами, полковник.
– А вы нет?
– Конечно же, соглашусь, однако нам никогда не приходилось сражаться на своей территории, на своей родной земле. А вот израильтянам приходится постоянно, и у них в армии много женщин. То же самое можно сказать и про арабов, женщины у них служат в действующих и резервных боевых войсках, но еще большее значение они имеют в военизированных террористических формированиях. Как знать, быть может, мы оба переменим свое мнение, если неприятель вторгнется на побережье Калифорнии или Лонг-Айленда.
– Не думаю, что я когда-либо отступлюсь от своей точки зрения, – решительно произнес Брэкет.
– Быть может, поменять ее вам помогут женщины. В конце концов, именно женщины, матери помогли всем нам пережить эпоху Великого оледенения. В животном царстве самка наиболее яростно защищает потомство.
– Ого, какой у вас странный взгляд на жизнь! С чего вы это взяли?
– Основы антропологии, полковник… Но скажите мне вот что. Подполковник Монтроз носит такое же кепи, как и вы, но эмблема у нее другая. Как это объяснить?
– Мы ей разрешили, вот как.
– Не понимаю. Игрок нью-йоркских «Янкиз» не наденет бейсболку бостонских «Ред сокс».
– Это эмблема эскадрильи ее мужа. Эскадрильи, в которой он служил.
– Прошу прощения?
– Муж Лесли был летчик-истребитель. Во время «Бури в пустыне» его сбили в небе над Басрой. Говорят, ему удалось катапультироваться, но от него так и не было никаких известий после завершения боевых действий – чего не должно было быть!
– Это случилось много лет назад, – задумчиво промолвил Прайс. – И подполковник Монтроз осталась в армии?
– Разумеется, осталась. Причем, могу добавить, проявила в этом настойчивость. Мы с женой пытались ее отговорить – советовали начать новую жизнь. С ее подготовкой Лесли взяли бы на работу в крупнейшие компании. У нее великолепная деловая хватка, она прекрасно разбирается в компьютерах, одним словом, обладает всем тем, что говорится про армию в телевизионных рекламных роликах, и лучшим подтверждением тому был ее стремительный карьерный рост – в то время она уже дослужилась до майора. Но Лесли не хотела нас слушать.