Сурик несколькими быстрыми движениями превратил спину эльфа в кровавые лохмотья. Что-то неинтересно даже. Зачем он сделал это так быстро? Эльф даже почувствовать не успел. Но тут подоспел Вадик с ведром какой-то жидкости и щедро плеснул на спину Налиэля. Эльф заорал (насколько это было возможно при отсутствии рта) и задергался.
— Рассол, — пояснил для нас Вадик, — из-под огурчиков. Мама сама солит, ядреные получаются, хрустящие. Но рассол слишком соленый, не попьешь. Так мы с папой ему применение нашли.
— Надо же, какие хозяйственные, — промямлила мать и развернулась вместе с креслом спиной ко всему происходящему.
— Ну что, борэль Налиэль, не хотите нам что-нибудь сказать?
Эльф, продолжая страдальчески мычать, отрицательно замотал головой.
— Ну, и ладно, ну, и продолжим, — добродушно пробубнил Сурик и погладил многострадальную налиэлеву спину «драконьей лапой». Бедняга задергался, пытаясь увернуться от этой ласки. Палач что-то неодобрительно буркнул и отошел.
Пока он любовно смывал с «лапы» кровь и обтирал ее сухой тряпочкой, Вадик покрутил какие-то рычаги, и положение Налиэля изменилось. Теперь он висел на скованных руках в полуметре от пола, почти в центре помещения. Хорошо, что я достаточно далеко сидел. Любоваться вблизи обнаженным эльфом мне как-то не улыбалось. Зато мать вместе с креслом обратно развернулась, с интересом это дело оглядела и пробурчала что-то вроде того, что она видела и получше. Ну как всегда в своем репертуаре! Тут пытка идет, а она эльфовы достоинства изучает! Приколистка.
Вадик принялся деловито смазывать пятки Налиэля маслом.
— А это зачем? — заинтересовался я.
— А вот сейчас огонь разведем, и запахнет жареным! — весело поведал Вадик.
— А меня Шеоннель одному занятному атакующему научил, — задумчиво проговорил я, — мне его еще применять на практике не приходилось.
— «Огненная лилия»? — догадалась мать.
— Она самая, — подтвердил я, с удовольствием наблюдая, как в глазах Наливая появляется ужас.
— Слушай, Наливай, а ты свою дочь такой штукой тоже наказываешь, как и Лиафелька Шеона? — заинтересовался я, — или это чисто ее идея? Что головой мотаешь, морда эльфийская?
— Лин, да он же сказать не может, что ты до него докопался, как пьяный до радио? — вмешалась мать, — я у деда спрашивала. Он сказал, что «огненная лилия» у эльфов считается неопасным слабым атакующим и его часто применяют, как способ наказания для слуг и непослушных детей.
— Ну, борэль, ты попал! Сейчас я только решу, кем ты у меня будешь, слугой или непослушным ребенком, и будет тебе счастье, — весело пообещал я, разминая пальцы.
Налиэль оскорбленно засопел и, само собой, ничего не ответил. Ну, я и влупил по нему «лилией» этой.
Сурик одобрительно закивал, Вадик восторженно всплеснул руками, Наливай задергался и замычал. На его теле расцветали ожоги, и правда, формой похожие на цветы лилии. Все-таки мерзкое заклинание. И мерзко вот такое применять как наказание для собственных детей. Сумасшедшие какие-то эти эльфы!
— Стоп! — скомандовал Сурик, — нам, княжич, не надо, чтобы пациент спекся раньше времени. Дадим ему передохнуть.
— Лин!
Я аж подпрыгнул в своем кресле, услышав голос Саффы, и задал гениальный вопрос:
— Ты что здесь делаешь?
— Мне Шеон сказал, что ты хотел на пытку посмотреть… но я не думала, что ты еще и участие в этом зверстве примешь! — прорычала волшебница, — ты совсем умом тронулся?
— Саффа, ну право слово, ушастый это заслужил, — вступилась за меня мать.
— Он не заслужил, чтобы маги за его счет развлекались!
— Это было не развлечение. Не все ли равно, я его «огненной лилией» или Сурик обычным огнем? — оправдался я и не выдержал, — ну не смотри на меня так! Мне не понравилось, не буду больше.
— Что вы вообще над ним издеваетесь? Он наверняка клятвой связан и не скажет ничего, даже если вы его на куски порежете, — прошипела Саффа.
— Не вижу я на нем никакой клятвы, — проворчала мать.
— И я не вижу, — подхватил я.
Саффа приблизилась к, обвисшему в оковах Налиэлю и стала обходить его по кругу, что-то нашептывая. Глаза ее красиво загорелись голубым светом. Я бы залюбовался, да только вот ходила она вокруг окровавленного эльфа, к мучениям которого и я сдуру руку приложил. Ну, да, неприятно. Одно дело атаковать противника, который может отпор дать, и другое — мучить вот такого беспомощного… пусть даже это гаденыш Наливай. И даже, если он свою красавицу дочь этой самой «лилией» наказывал, мне-то что за дело? Кто я такой, чтобы осуждать традиции чужого народа?
Пока я мрачно размышлял, Саффа обошла вокруг Налиэля несколько раз, и он вдруг заорал громче прежнего и забился так, будто я не знаю, что с ним такое происходило, хотя его в этот момент никто и пальцем не трогал, и Саффа ничего такого на него не колдовала.
— Что с ним?
— На нем нет клятвы, но было мощное анестезирующее заклинание. Я его сняла.
— А я-то думаю, что не так?! — всплеснув руками, воскликнул Сурик. — А он же притворялся, что ему больно! Эх… маги!
Палач в сердцах сплюнул и принялся с еще большим рвением полировать «драконью лапу», которая и без того уже сияла.
Так выходит, все это время хитрый стервец притворялся, что ему больно? Ну, растудыть его в качель! Мои руки сами взметнулись, выплетая «огненную лилию».
— Лин, ты обещал! — прошипела Саффа.
Я поспешно смял не доплетенную «лилию» и спрятал руки за спину. Смотрю, Саффа улыбается… почти смеется, змеюга такая! А мать и вовсе сдерживаться не стала, в открытую захихикала.
— Сынуля, ты как ребенок, которого застукали за похищением конфет!
— Ну так ведь боюсь, — объяснил я. — Она же мне пригрозила, что три дня любить не будет, если вдруг что.
Тем временем Сурик отложил, наконец, «драконью лапу», подошел к тихо постанывающему Налиэлю и поинтересовался:
— Продолжим?
Налиэль отрицательно замотал головой.
— Готов колоться?
Налиэль снова головой замотал. На этот раз, выражая согласие.
— Вот и славно! — одобрил палач, — Вадик, отвязывай пациента, он готов.
Глава 17
ВальдорСижу в кабинете и пью. Да, просто пью. Один. Грандиозное желание напиться до розовых соплей, только отчего-то состояние это дальше от меня, чем хотелось бы. Мои дети едва не погибли. Я им не помог. Я спас парня, но только лишь для того, оказывается, чтобы заставить его мучиться. Мои друзья не хотят меня понимать.
Где-то на заднем плане мелькает мысль о том, что, возможно, стоило бы поговорить об этом с кем-то близким. Возможно, с Аннет. Отгоняю ее, то есть мысль. Нет, мне стоит побыть одному. Пусть я уже не король, хотя бы это желание может быть осуществлено?
Поднимаю глаза. На пороге Сурик стоит.
— Что надо? — спрашиваю, надеясь на то, что ничего, и сейчас палач уйдет и оставит меня наедине с моими переживаниями.
— Ну, мы это… эльфа-то допросили, — несколько удивленно проговаривает он.
— Сознался?
— Да, два листа бумаги исписал. Но мы понять ничего не можем.
— Что, грамоте не разумеете? — ухмыляюсь я, опрокидывая бокал на стол. Вино растекается красной лужей и медленно подползает к бумагам, положенным Суриком передо мной.
Читаю. Ну да, эльфийский. Вот уж не поверю, что борэль не знаком с зулкибарским письмом. Ни за что. Хотя я-то эльфийский знаю. Итак, что у нас здесь?
Смотрю на листы, не в силах сразу понять — что это? Шутка?
— Он после пытки это написал?
— Да, Ваше величество. Я применил «драконью лапу», а потом господин маг…
— Избавь меня от подробностей!
Вновь вглядываюсь в текст, на котором расположено много-много строчек эльфийской вязи, выведенной дрожащей рукой.
«Не буду ничего говорить, пока моя дочь несвободна. Отпустите Данаэль домой. Не буду ничего говорить, пока Данаэль несвободна. Отпустите Данаэль домой. Не буду ничего говорить, пока моя дочь несвободна. Отпустите Данаэль домой….». И так два листа. Сначала мне кажется, что это в глазах у меня множится, но потом понимаю, что это послание адресовано мне — это раз, Налиэль готов сдать своего повелителя — это два.
— Где он? — спрашиваю у Сурика.
— Так в пыточной, — отвечает тот, — пишет.
— Вы его лечили?
— Нет еще, только собирался Юсара позвать. Но так ночь на дворе, спит еще господин маг, должно быть.
— Отлично! — говорю я и пытаюсь подняться. Странно, голова, вроде бы соображает, а ноги идти не хотят. Не понимаю, почему собственное тело мне не подчиняется.
— Проводи меня туда! — строгим голосом произношу я, — и помоги.
Сурик хватает меня под руку, я сгребаю послание эльфа со стола, и мы с палачом начинаем медленный и извилистый путь в подземелье.
А не так уж и далеко идти! Только трудно. У нас пыточная состоит из двух комнат. Собственно место для добывания информации и небольшой кабинетик, примыкающий к нему, где желающие могут письменно зафиксировать свои мысли и предложения. Так Налиэль сидит именно там. За столом. Причем, прошу заметить, абсолютно голый да еще и стриженый. Последнее отчего-то меня здорово веселит.
А не так уж и далеко идти! Только трудно. У нас пыточная состоит из двух комнат. Собственно место для добывания информации и небольшой кабинетик, примыкающий к нему, где желающие могут письменно зафиксировать свои мысли и предложения. Так Налиэль сидит именно там. За столом. Причем, прошу заметить, абсолютно голый да еще и стриженый. Последнее отчего-то меня здорово веселит.
— Ой, — говорю, — борэль, а где Ваши шикарные волосы?
Налиэль оборачивается на мой голос, и я замечаю, что у него нет рта. Я и забыл о том, что Лин так постарался. Это еще смешнее.
Обвожу взглядом помещение. Ага, мои маги в сборе.
— Привет, — говорю, — Дуся, Лин и Саффа. Рад вас видеть.
— Валь, ты нажрался! — восклицает Дульсинея.
— Да, и что?! Я не могу выпить, когда мне этого хочется?! Тебе какое дело, разноглазая предметница?!
Взгляд Налиэля, больной и несчастный, останавливается на листах, которые я продолжаю сжимать в руке.
— Лин, я хочу, чтобы он мог говорить. Верни ему рот, — велю я.
— Вальдор, ты, кажется, не понимаешь, — начинает, было, Лин, но я его прерываю:
— Заткнись и делай, как я сказал!
Княжич пожимает плечами, переглядывается с матерью и невестой, после чего делает серию жестов. На лице эльфа появляется рот.
Налиэль со стоном выдыхает.
— Я прочитал! — возвещаю я.
— Я на это рассчитывал, — глухо произносит он.
Эльф склоняется над столом так, будто он только сейчас получил возможность расслабиться. Смотрю на его покрытую потеками крови спину и думаю, что да, Сурик — мастер своего дела, и какое счастье, что я на себе с его мастерством ознакомиться не успел. Почти не успел. Меня аж передергивает.
— Саффа, отрезвляющее, — командую я, и тут же чувствую, как трезвеет голова, и тело, вроде бы, выражает готовность подчиняться. Только вот сразу начинает ломить виски.
— Ты прав, Налиэль, твоя дочь у нас. С ней все в порядке, — на этом месте мне приходится ломать себя и проговаривать, — пока что. Если ты попробуешь сейчас колдовать, ты умрешь, но и сохранение ее жизни я не гарантирую.
Главное — мне самому верить в это.
— Я понимаю, — отзывается эльф.
— Было глупо везти ее сюда.
— Знаю. Мне пришлось.
— Налиэль, сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты — отвечать. Честно и в полном объеме. Понимаешь меня?
Борэль смотрит мне в глаза и криво ухмыляется:
— Конечно, мне ясно. Но где гарантия того, что с моей дочерью ничего не случится?
— Я готов поклясться.
— Неснимаемой?
— Да.
— Начинайте, Вальдор, я Вас слушаю.
— Мам, давай я его еще раз «лилией» приласкаю, — бормочет Лин.
— Не лезь! — отрезает Дуся, — Вальдор знает, что делает.
Бросаю на нее полный благодарности взгляд. Вот стоило дружить с этой заразой тридцать лет, чтобы такое, наконец-то, услышать. Не подумайте неправильно, мне нечасто приходилось выслушивать сомнения в качестве принимаемых мною решений. Но подданные — это одно, а друзья — другое. У них к тебе всегда повышенные требования.
С помощью Налиэля и Саффы произношу формулу клятвы, идентичной той, что я давал Рахноэлю. Суть ее в том, что я обязуюсь сохранить жизнь и здоровье Данаэль при условии, что борэль Налиэль правдиво и в полном объеме ответит на мои вопросы.
— Давай, говори, — тихо произношу я. Головная боль, кажется, распространяется на все тело. Ужасно.
— Спрашивайте, — произносит Налиэль и прикрывает глаза. Ну да, ему, наверное, больнее. У меня-то всего-навсего похмелье. Неужели я ему сочувствую? С чего бы это?
— Юсара сюда, — бросаю я, ни к кому конкретно не обращаясь. Все равно, те, кто должен, услышат, — что Вы делали в спальне моего сына?
— Пытался активировать заклинание.
— Какое?
— Его название вам ни о чем не скажет.
— Какое?!
— Весенний сад! — выкрикивает эльф.
Хм, и в самом деле, ни о чем не говорит.
— Зачем? — вдруг ужасается Саффа.
Морщусь. Ну что же они все кричат?
— А это что за хрень? — интересуется Дульсинея.
— Это заклинание, — торопливо поясняет моя придворная волшебница, — делает поцелуй ядовитым. Даже в щеку. Действует оно совсем недолго, но ведь действует!
Медленно закипая поворачиваюсь к Налиэлю. Тот глядит на меня изподлобья и бормочет:
— Учитывая Ваше внезапное воскрешение, мне было приказано сделать это как можно быстрее.
— Рахноэлем? — рычу я.
— Конечно, — выдыхает эльф.
Действительно, глупый вопрос. Кто же еще, кроме моего «брата» и «коллеги» мог осмелиться на такое — сделать ядовитым моего собственного ребенка. Ну кого он мог поцеловать? Меня вот, сестру, что вероятнее, или Дуську. Кошусь на разноглазую предметницу. Да, она была бы невинной жертвой. Снова морщусь, потому что в висках начинает что-то неприятно пульсировать. Пора прекращать пить.
— Расскажите, борэль, — спрашиваю я, — мое знакомство с Лиафель было организовано специально?
— Я не понимаю сути вопроса, — бормочет эльф.
— Поясняю. Лиафель вышла за меня замуж для того, чтобы впоследствии это было использовано Вашим правителем Рахноэлем. Это верно?
— Да.
Тру виски. Боль не проходит.
— Можно мне чем-нибудь укрыться? — просит Налиэль, — мне холодно и неудобно.
Перевожу взгляд на Дуську. Та молча телепортирует на эльфа простынь.
— Спасибо, — шепчет он.
— Ее беременность от меня также была запланирована? Рахноэль в дальнейшем планировал шантажировать меня данным фактом?
— Я не знаю.
— Что значит — не знаю?!
— Возможно. Предполагаю, что это так. Он не делился со мною планами.
— Вы, борэль, какое отношение имеете к матери Шеона?
Налиэль вздрагивает и молчит.
— Отвечайте! — велю я.
Эльф кутается в простынь. На его стриженом затылке волосы забавно торчат.
— Я — ее муж, — бормочет он.
— Повторите.
— Я — ее муж! А Данаэль — наша общая дочь! Отец Лиафель, тогда еще киль-эрель Залеска, дал согласие на то, что она вступит с Вами в фиктивный брак, Вальдор! Я возражал! Но мое мнение не учитывалось!!!
ДульсинеяЯ просто обалдела! Вот это новости! Получается, добрый папа Лиафели сговорился с Рахноэлем и подсунул собственную дочь принцу соседнего государства?
— И много у вас детей? — зачем-то спросил Вальдор.
Наливай бросил на него недоуменный взгляд, но отвечал:
— Только Данаэль.
— У нее есть братья?
— Сводные. Мои сыновья от первого брака.
— А куда ты свою первую жену дел? — поинтересовался Лин.
— Отвечай, — поддержал его Вальдор.
Вот не знала, что Валь у нас такой любопытный.
— Она погибла сто двадцать лет назад.
— И ты решил подцепить себе дочь этого самого киль-эреля, да? Наверно, еще и сам помог своей первой жене погибнуть? — предположил Лин.
— Лиафель тогда на свете не было. Ей всего семьдесят, — Налиэль бросил на Лина зверский взгляд и уточнил у Вальдора, — я, действительно, обязан отвечать на его вопросы?
— Тебе известно, с какой целью Лиафель заключила со мной фиктивный брак? — спросил Вальдор.
— Нам сказали, что это делается для блага Альпердолиона, — отвечал Налиэль и так стиснул края простыни, что аж пальцы побелели.
Понятно, в какие места Наливаю хотелось иметь благо этого самого Альпердолиона, когда его жену высочайшим повелением отдали другому, да еще и ребенка завести от него вынудили.
Он говорит, что насчет Шеона не знает, но понятно ведь, что не по собственному желанию Лиафель его родила. Вот интриганы ушастые! И я теперь даже не знаю, что испытывать по отношению к Наливаю? Он тоже вроде как жертва. Вместе с Лиафель. Интересно, каково им было больше тридцати лет ломать комедию перед обществом и собственными детьми?
— Получается, Данаэль тоже принимала участие в вашем маленьком спектакле? — задумчиво проговорил Вальдор.
— Нет! С чего Вы взяли?
— Она несовершеннолетняя. У нее должна быть связь с матерью. Она же чувствует, с кем у нее связь, значит в курсе, кто ее мать, а, следовательно, и об остальном должна знать. Хотя бы частично. Ведь так?
— Данаэль думает, что ее мать погибла. Правитель приказал Лиафель разорвать связь с нашей дочерью, когда ей было четыре года.
Налиэль совсем сник. Мне его даже жалко стало. Сидит такой, как понурый ослик, волосенки стриженные в разные стороны торчат, уши опущены, так и хочется его по головке погладить.
Бедняга! Жил себе поживал, одну жену схоронил, дцать лет спустя другую встретил, снова женился, а потом в их жизнь вмешался этот Рахноэль со своими планами, и вот итог. Сидит Наливай в зулкибарской пыточной и рассказывает свою печальную историю посторонним людям.
— А как так получилось, что тебе — борэлю, разрешили жениться на дочери киль-эреля? Я же ничего не попутала, киль-эрель это более высокий титул?