Удостоверившись, что я — тот самый человек, которого он ожидает, Крюков вылез из машины, велев шоферу дожидаться его возвращения.
Митю била мелкая дрожь. Молодой человек был настолько перепуган, что у него тряслись даже мышцы ног — я заметила, как подрагивает левая штанина.
— Помогите мне, Дима, у меня тут шарф зацепился… — попросила я, незаметно перекинув узел на каемке своего шарфа через выступ на передней панели автомобиля.
Корнелюк с готовностью исполнил мою просьбу, и это слегка привело его в чувство — все же он помог даме. Взяв Митю под руку, я позволила ему довести меня до входа.
Господин Крюков уже поджидал нас на крыльце. Он не поздоровался, лишь ограничился легким кивком и распахнул перед нами дверь.
Мы прошли в зал, где для нас уже был заказан столик на троих. Помещение было маленьким, но народ заполнял кафе почти целиком, несмотря на кусачие цены. Например, чашка кофе «эспрессо» здесь стоила сорок рублей, как я разобрала из начертанного мелом меню при входе, а про спиртное я вообще умолчу, а то мне не поверят.
— Вам? — коротко поинтересовался Крюков, когда мы уселись и к нам подлетел официант с таким выражением глаз, как будто он всю жизнь ожидал именно этой минуты и готов исполнить любое наше желание.
— Апельсиновый сок, кофе. И три рюмки водки, — сделала я заказ.
— То же самое, только водки не надо, — проговорил ошарашенный Митя.
— То же самое и еще три хлеба, — проговорил Крюков, понимающе посмотрев на меня.
Похоже, моя инициатива насчет помянуть покойничка ему понравилась. Однако лицо Крюкова по-прежнему оставалось таким же бесстрастным.
Когда наш немудреный заказ был выполнен, мы выпили по рюмке, не чокаясь, как водится. Митя даже не пытался увильнуть и честно опорожнил содержимое своего сосуда, не оставив ни капли.
Закусив хлебом, мы с Крюковым закурили, а Митя принялся медленно тянуть апельсиновый сок. Крюков выжидающе смотрел на меня, и я решила, что следует приступить к основной части нашей беседы.
— Как вы понимаете, я не хотела смерти вашего брата, — сказала я. — Но он хотел смерти моего знакомого. Я сожалею, что так случилось… Но как бы вы поступили на моем месте?
— Знакомого или клиента, Женя? — медленно произнес Крюков, выпуская струю дыма.
— Ага, значит, вас уже информировали, — удовлетворенно кивнула я. — Милиция?
Крюков кивнул.
— Что ж, тем лучше, значит, мне не придется вдаваться в объяснения.
— Не придется, — подтвердил Крюков. — И все же вы не ответили на мой вопрос.
— Клиента, — кивнула я. — Перед вами Дмитрий Владимирович Корнелюк, сын известного предпринимателя. На него кто-то открыл сезон охоты, и ваш брат решил принять участие в этом опасном спорте…
У Димы хватило ума не протягивать руку Крюкову, но он все же попытался улыбнуться.
Господин Крюков смотрел на Корнелюка секунды две, не больше. Как рентгеновский аппарат, он «прочел» по внешнему облику Димы и его манере держаться, что собой представляет молодой человек, и наверняка потерял бы к нему всякий интерес, если бы Митя не послужил косвенной причиной гибели его брата.
Крюков повернулся ко мне, и в его взгляде я прочла молчаливый вопрос.
— В том-то и дело, что я не знаю, кто заказчик, — «ответила» я на этот взгляд. — Дмитрий Владимирович тоже не представляет, кому он мог перейти дорогу. А это уже не первое покушение.
— Я не в курсе. — Крюков был предельно лаконичен. — Брат был непутевым, и я в его дела не встревал. Каждый раз, разруливая его проблемы, я говорил себе: «Это в последний раз». И вот теперь он труп, потому что полез не в свое дело. В общем, нарвался. Что ж, поправить уже ничего нельзя, а мстить я не намерен. Чай, не в Италии живем. Так что мы сейчас разбежимся, и проблемы больше нет.
Просто так я не намеревалась сдаваться. Крюков дал понять, что не держит на меня зла, и удостоверился, что я была «в своем праве». Но мне этого было мало, и не только эти слова я ожидала услышать.
— Я думаю, что человек, на которого работал в данном случае ваш брат, является подлинным виновником его смерти, — быстро проговорила я. — Он нанял Федора, потому что хотел определить моего клиента, не привлекая внимание профессионалов. Так дела не делаются.
Господин Крюков слушал мою речь с интересом, но пока молчал.
— Этот невидимка просто-напросто использовал вашего брата. Можно сказать — подставил, — продолжала я. — Есть гипотеза, что сначала он сам пытался убрать моего клиента, но потом понял, что не потянет, решил проделать это втихую и нанял Федора. Следовательно, человек этот с ним общался, мог внушить ему, что все пройдет шито-крыто и Федор получит бабки. Не исключено, конечно, что Федор был ему должен, и устранение моего клиента покрывало долг. Что вы об этом думаете, Николай?
Но Крюков лишь поморщился. Версия, которую я выдала ему, была настолько неприятной, что он очень не хотел ее обсуждать.
А пришлось. У меня в кармане был один козырь, который я приберегала напоследок.
— Я не хотел бы вникать в чужие дела, — неторопливо произнес Крюков. — Для меня это уже дело закрытое, так сказать. Проблемы вашего клиента — не мои проблемы. Брат мертв, к вам претензий нет. На этом я считаю наш разговор законченным.
— Пусть так, — кивнула я, — я вовсе не собиралась вас «грузить». Хотя… Ведь в милиции мне сказали, что ваш брат никогда не был замешан в убийствах. Ни-ког-да. А вот теперь почему-то решился на такое. Значит, его кто-то заставил. Или подкупил.
— Это уже не имеет значения, — устало произнес Крюков, поднимаясь из-за стола.
— Возможно, — согласилась я. — И напоследок вы мне вот что скажите: почему Киска бросила трубку, когда я вам позвонила?
Я поняла, что попала в точку, хотя и била наугад. Николай Крюков замер.
— Я ни на чем не настаиваю, — тихо продолжила я, — однако мне показалось странным, что разговор так внезапно оборвался.
Крюков медленно вернулся к столу и оперся руками на спинку стула, пристально глядя мне в глаза. Какое-то время он раздумывал, но потом решил, что стоит проверить эту догадку.
— Значит, так. Сейчас мы все вместе поедем ко мне, — произнес он тоном, не терпящим возражений. — Там на месте во всем и разберемся. Дай бог, если это — простая случайность. Потому что мне очень не понравится, Женя, если вы окажетесь правы.
Глава 8
Наши машины ехали рядом по ночному шоссе. Дорога вела в поселок Первопроходцев.
Сотни домов, расположенных в микрорайоне с таким романтическим названием, еще недавно представляли собой что-то вроде деревни на окраине города. Потом стала осваиваться южная часть поселка, выстроили завод, возвели многоэтажки, и получилось, что деревянные домики поселка Первопроходцев оказались зажаты между пятиэтажными домами с одной стороны и раскиданными по огромному пространству девятиэтажками — с другой.
Но грянула эпоха реформ. Те, кто мог, срочно стали перестраиваться, вбухивая деньги в благоустройство собственного жилья. И между более или менее хорошо сохранившихся деревянных хат и домишек стали вырастать каменные дворцы в ново-русском стиле.
Не стесняясь скромного, если не сказать убогого, соседства дощатых развалюх, коттеджи медленно, но верно распространялись в произвольном порядке по всей территории поселка Первопроходцев вдоль и поперек. Те, кто поумнее, покупали квартиры своим соседям и присоединяли их участки к своим владениям — ведь новый дом частенько занимал всю площадь, которая приходилась и на деревянную постройку, и на приусадебный участок.
«Форд» Крюкова притормозил на повороте и вырулил с шоссе на аккуратно заасфальтированную дорожку, ведущую к его дому. Я обратила внимание на то, что асфальт заканчивался рядом с воротами крюковского дома и остальная часть улицы тонула в непролазной грязи.
Николай Крюков высунулся из окна, протянул вперед руку с пластмассовым приборчиком, умещающимся в ладони, и, послав луч со звуковым сигналом, разблокировал электронный замок на воротах.
Мой «Фольксваген» въехал вслед за серым «Фордом» в распахнувшиеся створки, пока я парковалась между двумя клумбами, Николай уже вышел из машины, дал команду воротам закрыться и теперь стоял перед образовавшейся железной стеной без малейшего зазора, как волшебник перед Сезамом, который открывается-закрывается по его желанию.
На первом этаже дома горел свет, второй этаж со всеми его балкончиками, выступами и башенками тонул во мраке.
Николай Крюков был по-прежнему молчалив и внешне казался абсолютно спокойным, но это спокойствие буквально излучало опасность — наверное, так бывает спокоен тигр перед прыжком.
Пока шофер загонял «Форд» в подземный гараж, мы шли по дорожке, ориентируясь на пятно розового света — фонарик перед входом весело подмигивал, то и дело прячась за раскачивающиеся под порывами ветра ветки деревьев. Наш приезд не остался незамеченным — в доме возникло какое-то движение: в окне мелькнула тень, занавеска задернулась, и через минуту все окна первого этажа осветились.
Едва мы взошли на крыльцо, как дверь распахнулась. На пороге стояла маленькая женщина в халате до пола. В ее пальцах дымилась сигарета в длинном мундштуке. Увидев нас, она улыбнулась и воскликнула:
— О, у нас гости!
Обернувшись к Николаю, она спросила Крюкова с легким упреком:
— Почему ты не предупредил меня, что приедешь не один? Я бы переоделась…
— Не бери в голову, Киска, — проговорил тот, чмокая ее в щеку. — Гости скоро уедут. У нас небольшой разговор под рюмочку, и все дела.
Киска подарила нам дружелюбный взгляд и, пригласив нас в дом, прошла следом вместе с Крюковым, нежно обнимая его за талию.
От меня не укрылось какое-то растерянное выражение на ее лице, мелькнувшее в ту секунду, когда она переводила взгляд с нас на Николая.
Похоже, Киска была неглупа и понимала, что если Крюков уехал после звонка, который настолько ее встревожил, что она оборвала разговор, то он уехал беседовать именно со звонившим человеком. А то, что разговор будет касаться Федора, она прекрасно знала.
Так что теперь Киске оставалось одно — надеяться, что проблема с Федором разрешена, опасность миновала, а мы с Митей приехали сюда совсем по другим делам.
В зале, куда мы прошли, горели светильники в виде цветков лотоса. Я насчитала их восемь — по одному в каждом углу и еще четыре по стенам. Высокий потолок, лишенный люстры, был снабжен медленно переливающимися в лучах электрического света радужными дорожками.
Гостиная была сплошь усеяна разнообразными вещами, которым следовало бы найти более подходящее место.
Тут были предметы туалета Киски — норковые воротники, лежащие рядом с инструкцией по окрашиванию меха, кожаные пояса, даже трусики из черного шелка. Здесь же на тарелках и прямо на столе валялись банановые шкурки, кожура от апельсинов и яблочные огрызки.
— Хоть бы прибралась, — без надежды на ответную реакцию произнес Крюков, усаживаясь на диван. — Домой приходишь, как в хлев…
— Ты же сам уволил домработницу, — пожала плечами Киска, присаживаясь рядом.
— Ничего-ничего! — поспешил успокоить ее Митя. — Вы не беспокойтесь, пожалуйста…
— Смахни со стола эту порнографию и принеси ликер, — оборвал его Николай и согнал подругу с места. — И шевелись, шевелись, не спи на ходу!
Киска поняла слова своего приятеля буквально и провела рукавом по полированной поверхности стола. Журналы и апельсиновая кожура полетели на пол, но Николай никак не отреагировал на эти действия — наверное, это был «фирменный стиль» Киски.
Вскоре она вернулась с бутылкой «Куантро» и четырьмя пузатыми рюмочками. Разлив тягучую жидкость по сосудам, Киска вопросительно посмотрела на Крюкова, как будто ждала разрешения пригубить.
— Сегодня чуть-чуть можно, — кивнул он головой. — Но не больше двух рюмок.
На губах Киски мелькнула радостная улыбка. Кажется, я верно угадала. Рука Киски слегка подрагивала, когда она поднимала рюмку, а дыхание заметно участилось.
«О, да ты у нас форменная алкоголичка, душенька, — подумала я, наблюдая за Киской. — Но подожди так радоваться — ведь Николай не случайно позволил тебе сегодня принять спиртного. Просто он хочет видеть тебя в том состоянии, когда ты не сможешь лгать и при этом казаться искренней».
Мы пригубили ликер и поставили рюмки. Киска оставила свою в ладони и время от времени прикладывалась к содержимому, пока не опорожнила ее до дна. Похоже, что ее болезнь была серьезной — щеки сразу же раскраснелись, на губах появилась блуждающая улыбка, а движения стали чуть более резкими и какими-то неуверенными. Заметив, что рюмка Киски пуста, Николай немедленно напузырил туда еще грамм пятьдесят и спрятал бутылку.
— А мы сегодня Федора поминали, — проговорил он, протягивая Киске рюмку.
— Я тоже хочу, — мгновенно среагировала та. — Так водкой же надо!
Она бросила взгляд на меня и на Митю, словно ожидая от нас поддержки ее культурной инициативы. Но помощи с нашей стороны не последовало.
— Тебе только водки не хватало, — поджал губы Крюков. — Нет уж, голубушка, хватит с меня твоих выкрутасов. Пей ликерчик и будь довольна.
Киска пожала плечами — мол, как вам угодно, — и немедленно приложилась к «Куантро».
— Я знаю, ты всегда хорошо к нему относилась, — медленно проговорил Крюков, с печалью глядя на свою подругу. — Несмотря на все его дела…
Киска с готовностью закивала и скорчила грустную физиономию.
Я внимательно наблюдала за развертывающимся передо мной спектаклем. Крюков действовал очень профессионально, не торопил события и в то же время неотвратимо подводил разговор к той роковой черте, за которой последует полное признание.
— Сдается мне, что дружки его сгубили, — продолжал Крюков. — Ты ведь знаешь, я пытался Федю к делу пристроить, да он не потянул. Конечно, на мне есть доля вины за то, что произошло…
Тут Киска пустила слезу. Так, слегка, тем паче что в состоянии подпития эта операция удавалось ей с крайней легкостью. Она участливо положила Николаю руку на плечо, выражая сочувствие.
— Видишь Женю? — кивнул на меня Крюков. — Это она отправила Федю на тот свет.
Киска чуть не поперхнулась ликером и вынуждена была поставить рюмку на стол. Выпучив глаза, она смотрела на меня, не зная, как реагировать.
— Можно сказать, что Федор погиб в честном поединке, — мрачно пошутил Николай. — А вот этому молодому человеку Федя должен был раскроить голову кастетом. Посмотри на него внимательно, дорогуша…
Открыв рот, Киска перевела взгляд с меня на Митю и чуть склонила голову набок.
Корнелюк был явно шокирован поведением Николая. Он открыл рот, чтобы проговорить что-нибудь в свою защиту, но я легонько ткнула его локтем в бок, давая понять, чтобы тот не сотрясал попусту воздух. Митя обиженно посмотрел на меня, но толкать прочувствованную речь не стал и правильно сделал.
— Но это я так, просто чтобы ты знала. Для общего развития, можно сказать, — продолжал Крюков. — А сейчас ты нам расскажешь, что ты знаешь о человеке, который заказал Митю Федору.
— Но я о нем ничего не знаю. — Киска разыграла удивление. — Я даже его ни разу в глаза не видела. С чего ты взял, что я…
Крюков прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Самые худшие его подозрения начали сбываться. Теперь оставалось только потянуть за ниточку и выудить из Киски максимально полную информацию.
— Что значит «я ни разу его в глаза не видела», — медленно проговорил он.
— Ну, как…
Фраза, которую выбрала Киска, была крайне неудачной. Разумеется, будь Киска в трезвом уме, она никогда бы так не сказала. Ведь эти неосторожно брошенные слова четко давали понять, что какое-то представление об этом человеке она все же имела.
— Федька ведь приезжал сюда в мое отсутствие, верно? — продолжал Николай. — Именно поэтому я уволил домработницу, которая мне об этом не доложила! Я думал, что он наведывался сюда просить у тебя денег. Ты давала ему хоть сколько-нибудь, отвечай!
— Нет, Коля! — закричала Киска, прижав руки к груди. — Ни копейки, поверь мне!
— Тогда зачем он сюда мотался? — жутким шепотом процедил Крюков. — Что ты знаешь о его делах? Кто с ним контачил?
Киска в ужасе прикрыла рот рукой. Но пути назад уже не было.
— Хочешь, я сейчас скажу, что с тобой будет, если ты попробуешь соврать? — глядя ей прямо в глаза, спросил Николай.
— Нет! — завизжала Киска, запрыгнув на диван с ногами. — Я все, все расскажу, только перестань так на меня смотреть!
Она скорчилась на покрывале, подогнув колени к подбородку, и перевернулась на бок, спрятав лицо в подушку. Одним толчком Крюков заставил ее подняться и, развернув к себе лицом, приказал:
— Говори!
Киска зажмурила глаза и начала быстро-быстро рассказывать, то и дело всхлипывая:
— Федя приезжал сюда, чтобы встретиться со мной. Просто меня попросил об этом один человек, а у Феди не было работы, а денег ты приказал ему не давать, а он очень просил взаймы, а я…
— Короче! — тряхнул ее за плечи Крюков. — Кто хотел выйти через тебя на моего брата и какое у него было к нему дело?
— Да Жоржик это, — прохрипела Киска. — Ты его знаешь наверняка…
— Какой еще Жоржик, мать твою! — разъярился Крюков. — Ты можешь внятно излагать или нет? Может быть, тебе немного помочь?
— Нет! — заорала Киска.
— Ты ведь была в соседней комнате, когда нам пришлось разбираться с человеком, который тебя обидел. — Николай продолжал буравить ее глазами. — Ты помнишь, как он тогда кричал?
— Да, да!
— А помнишь, что я тебе сказал, когда мы закончили и машинки стали развозить по разным частям города то, что от него осталось?
— Т-ты сказал, что есть вещи, которые нельзя простить… и еще… что за все надо платить по цене проступка, по тем результатам, которые за ним последовали… И еще про предательство, — всхлипывая, бормотала Киска. — Что это самый страшный проступок, за который есть только одна цена…