Сон мягко подкрался сзади и завладел сознанием, но гигантский паук светящейся микросхемы так и остался перед глазами. Он начал жить, шевелиться, посылать световые сигналы другим паукам, прилипшим к ночной стороне Земли. На его теле Андрей заметил маленькую темную точку — настолько крохотную, что зацепиться за нее взглядом можно было лишь случайно.
Андрей мысленно выделил квадратный участок города и увеличил его в несколько раз, но темная точка в его центре все равно осталась неразличимой. Пришлось снова выделить взглядом квадрат, снова его увеличить, затем снова и снова, пока мешанина света не разделилась на дуги колец и решетку кварталов, пока крыши домов с красными габаритными маяками не приблизились на расстояние вытянутой руки. Но даже так темное пятнышко оставалось бесформенным — лишь стало ненамного крупнее.
Тогда Андрей ринулся вниз, и яркие прямоугольники окон смазались в трассы сияющих линий. Стоп. Мысленный взгляд остановился метрах в пятнадцати над землей. Дальше двигаться не имело смысла — все было видно и так. И мигающие синие маячки милиции, и оранжевые машины «Скорой», и ярко-красные броневики пожарной охраны. Все они выстроились концентрическими кольцами, а в центре как раз и было то самое темное пятно — большая лужа крови с отпечатком женского тела в середине. Судя по отпечатку, эта женщина не носила юбку, на ней были брюки. Даже не в обтяжку. Штаны.
Андрей вскрикнул и проснулся. Яркий утренний свет беспощадно ударил в глаза.
— Ну что ты… — Галина сняла с его лба градусник. — Кошмары снятся?
Она бережно накрыла его помятой простыней.
— Шесть утра? — спросил он.
— Да, спи. До перевязки еще далеко.
Андрей через силу улыбнулся и снова закрыл глаза.
Прерванный сон быстро вернулся, но вместо мечущихся ночных огней его наполнил всеобъемлющий белый свет. Горячий песок похрустывал под ногами, разноцветные камни и ракушки отсвечивали радужными ореолами. Пахло морским ветром, теплом и безграничной свободой, где-то в вышине покрикивали невидимые в белом небе чайки.
Грудь распирало невнятным желанием — хотелось то ли бегать, то ли купаться, разрезая ладонями упругую воду. Андрей дошел до береговой черты и присел в набегающие волны, которые тут же зашипели на коже пузырящейся пеной. Он пригляделся и увидел резвящуюся стаю дельфинов — один из них нес на спине обнаженную девушку с зелеными волосами. Незнакомка заметила Андрея и приветливо помахала рукой, направив дельфина к берегу.
Вблизи она казалась еще прекраснее — тени и блики устроили на ее теле возбуждающую игру, то отчетливо проявляя детали, то скрывая их, заставляя домысливать. Андрей встал и вошел в воду почти по пояс, ощущая бедрами щекочущее прикосновение волн. Протянув руку, он коснулся пальцами зеленых волос, струящихся, словно шелк.
— Ну что, голубчик? — сказала девушка голосом доктора.
Андрей испугался и открыл глаза, чувствуя, что не смог удержать семя. Пришлось повернуться на бок, чтобы мокрое пятно не выступило на простыне.
— Хороший сон — залог быстрого выздоровления, — улыбнулся доктор и сел на приготовленный стул.
Молоденькая медсестра со скучающим видом смотрела в окно.
— Что-нибудь беспокоит? — спросил врач.
Андрей медленно просыпался, сон стекал с него, будто потоки воды.
— Нет, — ответил он.
— Головокружение, тошнота?
— Нет.
— Галлюцинации?
Андрей задержался с ответом, но доктору этого оказалось достаточно.
— Понятненько… — Доктор поднял серебристый молоточек над лицом Андрея. — Смотрите сюда, пожалуйста. Не сводите глаз. Вот так, хорошо. Галлюцинации тревожные или безразличные?
— Нет у меня никаких галлюцинаций.
— Что же тогда?
— Сны, — признался Андрей, не видя надобности что-то скрывать. — Разные сны на одну тему.
— Какую, можно узнать?
— Я вижу во сне труп девушки в луже крови. Каждую ночь.
Доктор убрал молоточек из поля зрения.
— Давно?
— После аварии.
— А… Это ничего страшного. Остаточное чувство вины.
— Какой еще вины? — поморщился Андрей.
— Вы же врезались в автомобиль, управляемый девушкой?
— Ну и что? Вина полностью была на ней, именно она выехала со второстепенной дороги и не пропустила меня.
— Но вы же мужчина. — Доктор пожал плечами. — Чувство вины за причиненный ущерб, пусть и нечаянный, вполне естественно в такой ситуации. Я уверен, что нет никаких поводов для беспокойства, все это пройдет вместе с симптомами сотрясения мозга. Хотя иногда бывают трудные случаи, но у вас совершенно иная психическая конституция. Так что не волнуйтесь.
— Что значит — трудные случаи? — напрягся Андрей.
— Ну… — Доктор неопределенно пожал плечами. — Иногда приходилось рекомендовать пациентам встречу с пострадавшими, чтобы избавиться от чувства вины.
— Да, у меня действительно другая психическая конституция, — усмехнулся Андрей и подумал, что он предпочитает как раз обратное.
— Вот именно, — кивнул доктор. — Ну хорошо, все процедуры оставим как есть, а диету с завтрашнего дня я вам изменю на менее строгую.
— Спасибо.
Доктор вышел из палаты, пропустив медсестру вперед.
Мокрое пятно на ночной рубашке от излившегося во сне семени напомнило о себе усиливающимся холодком. Андрей судорожно пытался придумать, как же поступить в столь неловкой ситуации, но на ум ничего не приходило. Зато воображение живо нарисовало санитаров, кладущих его на носилки огромным пятном вверх. На всеобщее обозрение.
В том, что пятно именно огромное, Андрей не сомневался нисколько.
Вскоре санитары действительно вошли, привычно погрузили Андрея на каталку и, не обращая ни малейшего внимания на пятно, повезли по безлюдному коридору. Им было все равно. Совершенно.
Они привезли Андрея в перевязочную и вышли, закрыв за собой двери. Было тихо, если не считать шума улицы за окном, — не позвякивал инструмент, не слышался голос Галины, ставший уже неотъемлемой частью утренних ощущений.
Комната оказалась пуста, видимо, Галина вышла, Андрей привстал и впервые оглядел перевязочную целиком. Ничего необычного в ней не было — автоклав у стены, чуть правее кушетка, уже знакомый ящик с буквой «А» на дверце, письменный стол, тумбочка, длинный металлический стол с инструментами. Все, как и представлялось, но тетрадка на письменном столе, раскрытая почти в самом конце, привлекла внимание Андрея сильнее всего.
На страницах в клеточку были наклеены котята. Самые разные — рисунки, стикерсы, вырезки из журналов, календариков и открыток. Андрей протянул руку, стараясь дотянуться до тетрадки, но не хватало совсем немного — сантиметров пятнадцать, а встать на перевязанные ноги он побоялся.
Пришлось лечь снова. Тут же представилось, как огромная Галина сидит ночью за этим столом при свете настольной лампы и вырезает котят из журналов. Казалось бы, смешно, но Андрей испугался. Дверь распахнулась, и он вздрогнул, будто его застали за подбором шифра к секретному сейфу.
Вошла Галина и улыбнулась с порога.
— Ты, пожалуйста, извини. — Она обратилась к нему обыденным свойским голосом, как обращаются к родственнику или давно знакомому человеку, и заперла дверь на замок. — К нам привезли нового больного, доктор давал необходимые указания.
— Ничего страшного, — в ответ улыбнулся Андрей. — Я не долго лежу.
Она обошла каталку, подозрительно оглянувшись на Андрея, закрыла тетрадь и убрала ее в стол. Андрей сделал вид, что ничего не заметил.
— Ой… — Галина увидела мокрое пятно между его ног.
— Это случилось во сне, — краснея, объяснил он.
— Ничего страшного… — Ее щеки тоже тронул румянец. — Это же физиологическая реакция. Сейчас я у санитарки сменную рубашку возьму.
Она открыла замок и с неожиданным для своей комплекции проворством выскользнула в коридор. Андрей закрыл глаза, чтобы не пялиться попусту в потолок.
«Ничего страшного, — подумал он. — Она ведь медицинский работник. Все нормально».
Вскоре Галина вернулась с чистой рубашкой в руках и тщательно заперла дверь.
— Ну вот, — улыбнулась она. — Давай я тебя переодену.
— Я уже, наверное, сам смогу.
— Хорошо, Андрюшенька. Давай, а я помогу, если что.
Андрей привстал, вытянул из-под себя рубашку и, сняв ее через голову, бросил на пол. Галина собралась протянуть другую, но передумала и отложила на кушетку.
— Одеваться пока не надо, мы же сейчас будем ребра лечить, — объяснила она. — Ложись. Ты что, стесняешься?
— Нет. — Андрей прекрасно понимал, что стесняться было бы глупо.
Он лег на спину, глядя в надоевшую за три дня белизну потолка.
— Повязку с груди тоже надо будет снять. — Галина звякнула инструментом. — Выдохни.
Андрей задержал дыхание.
Андрей задержал дыхание.
— Вот так… — приговаривала Галина. — Когда я сниму бандаж, вдыхай осторожно.
Она аккуратно надрезала тугую повязку и отложила ножницы.
— Не больно?
— Терпимо, — продышался Андрей.
Галина отодвинула тумбочку, достала прибор и включила его. Ее ловкие руки принялись укреплять на груди Андрея выводы оптического волокна.
— Еще здесь…
Руки оказались мягкими. Галина касалась кожи едва ощутимо, но от каждого прикосновения мурашки пробегали по всему телу.
— Тебе что, холодно? — спросила она.
— Да, — соврал Андрей. — Ты не могла бы накрыть мне бедра?
Галина укрепила последний отвод и накрыла Андрея чистой рубашкой, скрыв тело от колен до пояса.
— Так нормально?
— Да, — кивнул он.
От вонзившихся в кожу лазерных лучей разлилось живительное тепло, тело впитало его, как пересохшая земля воду. Сердце сбилось с привычного ритма и начало колотиться все сильнее и сильнее, разгоняя кровь в жилах. Все мышцы разом наполнились удивительной силой — упругой и крепкой, под кожей нарастал зуд, но не тягостный, а скорее приятный.
Галина приложила палец к пульсирующей артерии на шее Андрея.
— Убавить мощность? — спросила она.
— Не надо… — прошептал Андрей, ощущая, как кожа лица наливается жаром. — У меня крепкое сердце.
Тело задрожало едва заметно, затем сильнее, пришлось стиснуть зубы, чтобы они не стучали. Но полностью скрыть тремор не удалось все равно — дрожали кончики пальцев на ногах и руках, дрожали губы и ресницы. Кровь волнами гуляла внутри его, будто текла не по жилам, а переливалась в полупустом бурдюке. Она бросалась то в голову, то в живот, щекоча его, словно птичьим перышком.
Андрей зажмурил глаза и представил, как мириады кровяных телец несут кислород к заживающим тканям. Он чувствовал, как Галина срезает бинты с его ног.
— Достаточно. — Она выключила прибор.
Андрей непроизвольно сжался в комок, чувствуя себя облитым ледяной водой из ведра.
— Ф-ф-ф-ф… — с трудом выдохнул он.
— Да, — виновато пожала плечами Галина. — В инструкции написано, что выключение — это самый неприятный момент.
— Там написали правду, — вымученно улыбнулся Андрей.
— Ну что, ноги будем делать?
— Да.
— Точно?
— Никаких сомнений. — Андрей улыбнулся гораздо бодрее.
Галина сняла оптические отводы и, поглядывая в инструкцию, укрепила их на ногах.
— Не больно?
— Приятного мало, — сознался Андрей.
— Сейчас включу, будет лучше. Только… — Она смущенно опустила глаза в инструкцию. — Я тебе прочту, чтобы ты не удивлялся. Здесь написано, что операции на нижних конечностях могут привести к физиологическому оргазму из-за гипертонуса органов малого таза.
— У меня уже было. Во сне, — неохотно напомнил он.
— Но я на всякий случай накрою тебя полотенцем, чтобы снова не менять рубашку.
Андрей смолчал.
Галина взяла из стопки вафельное полотенце и, убрав чистую рубашку, накрыла им его бедра. Прибор загудел, вонзая в кожу живительные лазерные лучи. Тут же вспомнился сон, в котором морские волны набегали на кожу, — ощущение было очень похожим, только волны накатывали не снаружи, а изнутри. Успокоившееся сердце снова начало накачивать кровь, только уже не в голову, не в грудь, а в нижнюю часть живота. Андрей постарался сосредоточиться на ногах, но это не помогало — физиология все равно брала свое, толчками усиливая эрекцию. Он никогда не думал, что этот процесс может быть столь неприятным, но всяческое отсутствие желания при неотвратимости физиологических реакций создавало действительно отвратительный коктейль. Пить его не хотелось, но другого пути быстро покинуть больницу не было.
Он украдкой взглянул на медсестру. Лицо Галины приобрело странное, страдальчески-сладостное выражение, какое бывает у женщин в последние мгновения перед оргазмом. Она облизывала пересохшие губы и покачивала головой.
Андрей закрыл глаза и смирился, хотя это было противно до боли. Мелькнула мысль, что, наверное, так же чувствуют себя женщины в момент изнасилования, хотя на это изнасилование он пошел сам — казалось бы, добровольно, но на самом деле под натиском безвыходной ситуации, как, бывает, секретарша идет на связь с шефом ради рабочего места.
Дрожь скручивала тело отвратительными судорогами, Андрей сжал кулаки, словно это могло ему чем-то помочь. Но тело будто жило само по себе, управлять его реакциями не получалось, даже наоборот, концентрация внимания только усугубляла неприятность происходящего.
— Все, — тихо и умиротворенно сказала Галина и выключила прибор. — Тут написано, что больше нельзя.
Андрей опустил взгляд и увидел, как на полотенце проступает отчетливое мокрое пятно. Отвращение, стыд, отчаяние — все смешалось. Андрей с удовольствием разревелся бы, как в детстве, но только не перед этой толстой извращенкой. Он осторожно выдохнул и перевел взгляд на медсестру. Галина бросила полотенце в бак с надписью «Использованное» и осторожно обтерла его тело гигиеническими салфетками.
— Ну вот, миленький, все нормально, — приговаривала она, кидая салфетки в мусорку. — Сегодня ни ноги, ни ребра болеть уже не будут. Началось интенсивное рубцевание, будет чесаться, а не болеть. Вот и хорошо.
Андрей молчал, стараясь, чтобы по его лицу невозможно было прочесть истинные чувства. Он даже попробовал улыбнуться благодарной улыбкой, но она получилась какая-то глуповатенькая, как у блаженного со старинной гравюры.
Галина ловко сменила повязки у него на ногах и груди.
— Доктор прописал тебе также внутривенный укол, — сообщила она. — Глюкоза при сотрясениях мозга действительно помогает.
Она перетянула жгутом его руку, похлопала по сгибу локтя и коротко кольнула инъектором. Андрей почувствовал холодок, растекающийся по вене.
— Ну все. Подержи руку согнутой. — Галина прижала место инъекции марлевым тампоном. — Сейчас тебе лучше всего поспать.
— Хорошо, — кивнул Андрей, сам чувствуя навалившуюся усталость. — Только разбуди меня, если придет Паша. У нас с ним очень важное дело.
— Ладно.
Галина переодела его в чистое. Вошли санитары и отвезли его в палату.
Андрей спал до обеда, затем принесли еду, и он только теперь понял, насколько сильно проголодался за последние дни. С огромным аппетитом он съел жиденький гороховый суп с намеком на мясо и порошковое пюре, такое же жидкое, но зато с настоящей котлетой, в которой мяса было значительно больше — процентов десять от общей рыхлой массы, пахнущей хлебом. Завершился обед терпким компотом из сухофруктов.
Андрей допил компот и блаженно откинулся на подушку. На полный желудок утреннее потрясение казалось не таким ужасным, особенно успокаивало то, что он не один такой, что все пациенты и пациентки реагируют на подобное лечение совершенно одинаково. Статистика подавляла личное унижение. Да и какое к чертям унижение? Почему не считать унижением расслабление кишечника после клизмы? Предрассудки. Устоявшиеся стереотипы.
К чертям.
В палату вошла санитарка и убрала посуду с тумбочек.
— О, и Николай сегодня покушал, — довольно сказала она. — Вот как хорошо.
Сам дядя Коля в это время уже вернулся в привычное состояние, которое Андрей про себя назвал интеллектуальным анабиозом, — лежал бревном и пялился в потолок, совершенно не реагируя на изменения в окружающем пространстве.
— К тебе вчерашний посетитель просится, — сказала Андрею пожилая санитарка.
— Который?
— Худенький.
— Просите, — кивнул Андрей.
— Тьфу, барин выискался! — обиделась санитарка.
Андрей почувствовал себя неловко — он сам не понял, почему из его уст вырвалось это старорежимное слово.
— Извините, я задумался, — проговорил он. — Позовите его.
— Отчего ж не позвать? — пожала плечами санитарка, протискивая в дверь тележку с посудой. — Позову. Мне разве трудно?
Ее ворчание еще некоторое время доносилось из коридора, затем стихло. Через минуту в палату ворвался Пашка и положил на тумбочку футлярчик с «компактом».
— Как заказывали, — сказал он вместо приветствия. — Клавиатурник под EPOS64. Последняя модель. Восемьсот рублей.
— Спасибо, — благодарно улыбнулся Андрей. — Я тут поразмыслил над твоей вчерашней бумажкой.
— И какие умные мысли тебя посетили?
— Больше вопросов, чем ответов. — Андрей вяло махнул рукой, не вынимая ее из-под простыни. — Один вопросик принципиальный. У нас, видишь ли, получается прямое нарушение одного из принципов Дивиченцо. Он гласит, что для работы квантового компьютера необходимо точное знание количества частиц в системе. Но если в процессе работы возникает атом-призрак, то количество частиц увеличивается.
— А, вот ты о чем, — усмехнулся Пашка. — Это отклонение не имеет значения для внешнего наблюдателя. «Призрака» можно вычислить только опосредованно, по ходам вычисления. Фактически фантом существует лишь для наблюдателя внутри системы, то есть для самих кубитов. Именно они реагируют на появление псевдокубита, изменяют его состояние путем испускания фотонов, а затем получают от него обработанную информацию. С точки зрения кубитов, этот фантом не отличается от них, поскольку адекватно отвечает на все сигналы, принятые в микромире. Поглощает кванты, возбуждается, сам испускает кванты…