– Гм, – сказал он в сомнении, – нет ли здесь бреши? Творец мог бы сам завершить процесс творения. Или он предоставляет человеку возможность поучаствовать, как мать разрешает ребенку мыть посуду, подметать, подавать на стол? Из соображений педагогики или чтобы порадовать его чувством сопричастности к стазу взрослых?
Я покачал головой:
– Заманчивый вариант, что-то вроде мечты русских интеллигентов о Старших Братьях по разуму, что прилетят, покормят, вытрут носы, бесплатно покажут кино… Или то же самое в духовной литературе: мол, ни один листок не упадет с дерева без воли Творца, так что и не рыпайся что-то сделать по своей воле, все предопределено, Господь в любом случае спасет, научит, вытрет нос, покажет кино… мультики, конечно, или шоу для простых, даже очень простых. Увы, не так. Хотя почему «увы»? Творец дал нам не чувство сопричастности, когда все как бы понарошку, а реальную власть в реальном мире. Он создал мир и сказал человеку: «Смотри, какой замечательный, чудесный мир Я построил для тебя. Береги его, не разрушай. Ведь если ты его разрушишь, некому будет его восстановить». А мы сейчас живем так, как будто мы все еще дети, за которыми Творец смотрит ежесекундно и всегда готов спасти, вытереть нос…
– И показать кино, – засмеялся он, – нет-нет, продолжайте!
Я сказал, несколько смутившись:
– Да, мне уже говорили, что повторяюсь, простите.
– Я понимаю причины, – прервал он. – Сам в таких случаях, когда нужно вдолбить… Пожалуйста, продолжайте. Извините, что прервал нить ваших мыслей.
– Да я уже заканчивал, вы меня ничуть не сбили. Краеугольный камень имортизма в том, что Создатель мир еще не создал! В смысле, начал создавать, но… только начал. На седьмой день создал человека, сказал: «Смотри, урод, какой прекрасный уголок я создал… а теперь берись и сделай всю Вселенную таким же прекрасным садом. За руки тебя держать не буду. Если разрушишь, то разрушишь, поправлять не буду. Ты во всем зависишь от меня, как остальные звери и птицы, но у тебя, в отличие от них, есть свобода выбора… На что обратишь свою свободу, то и получится».
Он слушал с большим интересом, прервал торопливо:
– Но свобода выбора и у зверей! Всякий раз выбирают: поискать ли еду или же поспать еще, драться за самку или не драться…
– Да, но это простой выбор, вне морали. Ведь звери, что бы ни делали, аморальных поступков не совершают, это дело человека. Человек не уровнем интеллекта отличается от животного, как наивно думают, ведь тогда сумасшедших надо поставить ниже животных, верно?.. Понятие свободы и выбора абсолютно бессмысленно без самого главного – цели. Если у человека нет цели, откуда он может понять, поступает ли он свободно, по своей воле, или же им манипулируют, его подталкивают умелые пиарщики? Сейчас ему внушают, что главнейшая его цель в жизни – собрать сорок пробок от пепси и получить на халяву роскошный автомобиль или дамскую сумочку. А какова его истинная цель?
Мы выехали по длинной дуге на Окружную, Бронник сказал задумчиво:
– Истинная цель – партнерство с Творцом. Продолжение того великого дела, которое он начал. Вы хорошо все объяснили, но для простого народа надо бы еще проще. Как вот сперва марксисты в России изучали «Капитал», а потом сократили все до одной фразы: «Грабь награбленное!»
Я покачал головой:
– Все дело в том, что имортистами становятся именно непростые. Простые да слабые на голову пусть продолжают собирать пробки да этикетки от пепси. Мы делаем ставку на… других. Трудно объяснить в простых терминах… хотя в имортизме я пытался говорить как можно проще, ведь даже интеллектуалы сейчас очень сильно упростились, мыслят и говорят короткими периодами…
Он прищурился, поинтересовался:
– Полагаете, мне нужно говорить просто?
Я спохватился, сказал с раскаянием:
– Простите, но одна из черт, отличающих гения, – способность о сложных вещах говорить просто. А раз уж я претендую на создание имортизма… Молчу-молчу! Просто, если взять весь нынешний идеал человека, то он сосредоточен в сиюминутных простейших удовольствиях. Уже никто не скрывает, что его цель – жратва, алкоголь, шикарная берлога и простейшие радости вроде трахаться со всеми встречными, спать от пуза, поменьше работать, побольше получать, отдыхать, расслабляться… словом, весь этот сегодняшний набор, что преподносится средствами массовой информации как времяпрепровождение нормального человека. На досуге, если считает себя интеллигентом, может ходить в театр, писать изячные стихи, с презрением поплевывать на простонародье, что читает детективы. Но и у такого интеллектуала цель жизни – неограниченные блага материальные, как у плебса…
Он наклонил голову, глаза посматривали исподлобья, испытующе.
– Это констатация, – заметил он. – С этим никто не спорит. Любой скажет с презрением, что это нехорошо, что человек должен быть выше животного, что должен жить во имя чего-то высокого…
– Скажет, – согласился я, – и на этом остановится. Ибо во имя коммунизма уже жили, еще раньше жили во имя торжества христианства. На Востоке находится немало людей, которые живут во имя идей истинного ислама, но интеллектуала, как вы понимаете, ничто из этого перечня не устраивает. Однако интеллектуал поймет – если напомнить! – что все человечество живет, как эта вот скотинка в галстуке, что озабочена только тем, как ухватить от жизни побольше да получить максимум удовольствия. Все человечество ничем не отличается от животного, что живет и действует только во имя прокорма и расширения своего ареала для копуляции. Все эти грандиозные стройки веков, все изобретения, все эти компьютеры, генная инженерия, Интернет и прочие чудеса – только для того, чтобы еще больше жрать, еще свободнее и безопаснее трахаться. То есть человечество абсолютно не приподнялось над общим животным уровнем…
– Ну, это перебор!
– Чуть-чуть приподнялось, – согласился я, – но только за счет большей жизнеспособности. Ведь так называемый разум человека служит всего лишь удовлетворению животных потребностей! А этого для человека маловато… уже маловато. Мы не в эпохе катастроф, когда даже мудрецы думают только о том, как спастись на тонущем корабле и доплыть до ближайшего берега. Правда, еще не все живут богато в материальном плане, но когда человечество достигнет и этого уровня…
Он хмыкнул:
– Тем или иным способом.
Я наклонил голову:
– Вы правы, тем или иным. Даже если придется половину этого биологического вида… вычистить. Но немалая часть человечества уже сейчас живет в условиях полного материального благополучия, верно? Однако даже они не понимают, что у человечества должна быть цель выше, чем у животных. И что просто поддерживать самопрокорм на достаточно высоком уровне, как сейчас, – это все равно оставаться животными. Хоть и владеющими Интернетом. Ведь наука и культура у нас сейчас полностью поставлены на обслуживание животного начала в человеке. Пока что все мы – разумные животные. Уникальное явление – разум – ничем в масштабах человечества не проявляется. Природа поступила бы нелепо, вычленив в животном разум, но предоставив ему возможность лишь занять доминирующее положение среди остальных животных, создать рай для бездельников и так существовать из тысячелетия в тысячелетие, пока очередной астероид не сотрет с лица планеты, как раньше стер не оправдавших надежды динозавров!
Он улыбнулся:
– А если это в самом деле так?
– Тогда у нас тем более уникальный шанс, – возразил я, – не воспользоваться им уже сверхдурость. Хотя, конечно, я полагаю, что у человечества имеется и особая высшая цель.
Он кивнул:
– Да-да, я читал. Прийти к Богу… но не по-христиански со склоненной головой, и пасть на колени, а то и приползти на коленях, а прийти как повзрослевшие дети, чтобы принять часть его работы на свой… ладно, свои плечи.
– Вы прочли верно.
Он сказал с одобрением:
– Мне нравится ваша постановка вопроса. И ваш ответ. Вопрос вообще-то вечный, его уже ставили… да и будут, наверное, ставить. Имеется ли у человечества высшая цель? Или даже – высшие цели? Предназначил ли Господь Бог или природа Большого Взрыва некое назначение в картине мира после этого Взрыва… а он еще длится, обломки все еще разлетаются, превращаются в галактики, звезды! Возможно, назначение человека – чтобы спасти потом Вселенную от тепловой смерти? Стать антиэнтропийным заслоном?.. Вы намерены резко увеличить исследования космоса?
Я кивнул, ничуть не удивившись:
– Да, конечно. Даже не столько из-за этих дальних целей. Астероиды все чаще подходят к Земле, примериваются для удара. Сильный удар нашу планету разнесет вдрызг, слабый – столкнет с орбиты, а это либо огненная смерть в недрах Солнца, либо замерзание при минус двести семьдесят три. Падение крохотного астероида вызывает такие катаклизмы, как всемирные потопы и гибель почти всего живого, из подобных случаев вспоминаем только один, за его красочность, когда исчезли динозавры, но таких ударов было немало… Пусть уж на планетах будут запасные стартовые площадки человечества!.. Но, конечно, основная цель – это подставить плечо Господу Богу.
Он спросил с интересом:
– Вы верующий?
– Не в традиционном смысле, – ответил я. – Я верую, что разум создан не случайно. Что мы должны, обязаны жить для более великого, чем только жрать да трахаться… хотя и это не будем забывать, но мы, люди, не случайны!.. мы необходимы природе, Вселенной для работы, для ее спасения от гибели. Мы созданы Вселенной для ее управления, преобразования и, как вы точно подметили, для спасения Вселенной от неизбежной тепловой смерти. Да, мы закроем пару сотен фабрик и научно-исследовательских институтов по производству особо увлажняющей помады и перефорвардим высвободившиеся средства на работы по освоению космоса. Пора строить космические базы. Причем не так, как это подается даже в научной прессе: не подобно древнему расселению по континентам, когда шла борьба за новые места для размножения и прокорма, а будем подготавливать базы управления природой…
– Но мы сами – природа!
– Сама себя познающая, как считают сейчас. Добавим, что еще и сама собой управляющая. И управляющая остальным миром… в меру своих сил, что все растут.
ГЛАВА 17
Александра улыбнулась нам, глаза оставались томными и зовущими, ее такой и принимают, устраивает всех, в том числе Коваля и ребят из секретной службы. Александра владеет смертоносной техникой рукопашного боя, как она сама сказала, а со слов Коваля – с завязанными глазами всаживает всю обойму в карточного туза, а также не промахивается, стреляя в прыжке, кувырке, отбивая одной рукой удары инструктора.
Сейчас ее взгляд скользнул по Броннику, задержавшись на интимном месте, что могло бы показаться сексуальным призывом, но это был всего лишь аналог ощупывания и охлопывания на предмет скрытого оружия.
Мы вошли в мой кабинет, Бронник зябко повел плечами:
– Да-а-а, в окружении таких красавиц… удается ли работать?
Я удивился:
– Работа при чем?
– Эта красотка даст сто очков Монике Левински…
Я сдержанно усмехнулся:
– Дорогой Сергей Владимирович! Конечно, красивые стройные женщины – это класс, но для траханья я предпочитаю что-нить потолще. Как хохол, которому нужно обязательно подержаться за толстый живот. Траханье – древнейший инстинкт, а этот инстинкт мощно говорит, что свою личинку надо запустить в хорошее место, где много корма. Так оса откладывает яичко в толстую муху, жирного жука или толстую-претолстую гусеницу, чтобы растущей личинке было чем кормиться. Не секрет, что для ребенка организм матери – всего лишь набор строительного материала, из которого он лепит свой организм, из-за чего у нее портятся зубы, ибо кальций идет на кости, катастрофически быстро расходуются минералы и металлы…
Он уже уселся в глубокое кресло, глаза блестели от любопытства, слушает очень внимательно, я раскрываю интимное, а о человеке больше всего можно узнать именно по отношению к интимному.
– Так вот инстинкт, – продолжил я, – которому миллиарды лет, во мне говорит громко и ясно. Какого хрена уступать эстетической хреновине, которой от силы несколько тысяч лет? А то и намного меньше, стоит вспомнить коровистых красавиц Рубенса! Вот где можно было, как хохлу, обеими руками…
Он сдержанно засмеялся:
– Чем больше вас узнаю, тем больше уверываюсь, что поступил правильно, сев с вами в машину.
Я коснулся кнопки вызова:
– Александра, еще не спишь?.. Принеси, пожалуйста, чего-нибудь перекусить. А также… Сергей Владимирович, что пьете?
Он сдержанно улыбнулся:
– В этом я уже имортист – только воду. И соки. Люблю, знаете ли, ясную голову. И здоровую печень. А вы?
– На пути, – ответил я с неловкостью.
Он покачал головой:
– Странно, да? Создатель имортизма, а не в белом.
– Белые крылышки потом пририсуют, – сказал я.
На край стола опустился поднос, Александра переставила тарелочки с вегетарианской едой, а также для меня бутерброды с сыром и мясом. Улыбнулась Броннику, перед ним появился хрустальный бокал, бутылка с минеральной водой. Мне поставила прозрачную чашку с морковным соком. Я скривился, предпочел бы кофе, Александра покачала головой, ведет счет, а медики, видите ли, не советуют.
Бронник проследил за нею очень внимательно, но заговорил не раньше, чем она вышла и закрыла за собой дверь:
– Вы делаете ставку на элиту, на интеллектуальную элиту. Это понятно. Ну, а как быть с простым народцем? Который и раньше требовал panem et circenses, а сейчас, когда его уравняли в правах с элитой, он и вовсе стал качать права. Это, знаете ли, массы! Я слышал, что недовольные вашей элитарной политикой собираются выдвинуть против вас самый неоспоримый аргумент…
– Какой?
Он удивился:
– Не знаете? Поговаривают о митинге, что соберется прямо на Красной площади, где вам и выдвинут требования… Это, знаете ли, не виселица на Красной площади, про которую везде в лапти звонят! Хоть и ужаснуло всех, но многие втайне одобрили. А кто и вслух. Но против митинга уже так не попрешь…
Я сказал медленно:
– К простому человеку можно относиться по-разному. Русские разночинцы увидели в нем не просто человека, а сосредоточение всех нравственных ценностей, которое не развратило богатство. Дальше эту благородную, но ошибочную идею подхватили марксисты и, совершив революцию, начали воспитывать простого человека, тянуть его за уши в бла-а– агародные. Ну там: среднее образование для всех, каждая кухарка должна уметь управлять государством, указывать интеллигенции, что писать и сочинять, а ученым – что открывать, а что закрывать…
Он усмехнулся:
– Помню то время.
– Так вот, чрезмерная забота о неустанном повышении своего культурного уровня не просто тяготила, но и раздражала. Вызывала протест. Коммунисты переоценили уровень простого человека, это все еще редкостная свинья, нельзя за одно поколение вытащить его из грязи. На это понадобится сто поколений, да и то… Я скорее поверю в переделку его генной структуры опытными генетиками. Словом, как только удалось избавиться от опеки и неустанного карабканья на высокую гору культуры, человек с удовольствием покатился вниз, прямо в болото демократии, там с наслаждением перемазался грязью, захрюкал от удовольствия, закричал счастливо, как это здорово, оказывается, быть свиньей, варваром, Конаном, скотиной. А творческая элита, стараясь угадать его желания и заработать на них, поспешно выпускает фильмы и баймы, где героями являются гангстеры, мафиози, киллеры, проститутки, гомосеки, извращенцы, бандиты, уголовники, сутенеры…
– Да, это пользуется большим спросом, – сказал он и помрачнел, – очень большим.
Я усмехнулся:
– Не стесняйтесь признаться, что сами предпочитаете то, что проще. Это в каждом из нас. Никто не будет неделями биться в байме над трудной загадкой, когда можно воспользоваться читами и пройти все левелы бессмертным и не заботящимся о количестве патронов. Высокая литература слишком многого от нас требует.
– Слишком?
Я поправился:
– Просто требует. А западная литература всего лишь развлекает. Потому ее рейтинг у нашего человека выше… Следует понять, что мы, человечество, оказались внезапно на вершине горы голыми и босыми… и продуваемыми всеми холодными ветрами. Вся теплая одежда старых философий, учений, даже религий – растворилась, как сырой туман под ударами ветра из третьего тысячелетия. Мы – голые! У нас ничего не осталось, а демократия, фашизм, тоталитаризм, теократия – пустые слова, даже сухая шелуха слов, что потеряли значение… А если попытатьcя им следовать – это принесет гибель роду человеческому.
– А что имортизм?
– Для имортизма самое важное – человечество должно продолжать свою биологическую и социальную эволюцию! Это – единственно важное, а все остальное: границы государств, целостность стран, личные права и свободы, благополучие – второстепенны, настолько второстепенны, что не заслуживают даже упоминания.
– Ого!
Я спросил горячо:
– Разве не так?
– Так, но…
– В чем для вас «но»?
– У вас программа несколько… звездная, что ли. В смысле, на звезды смотрите, в то время как политики должны смотреть под ноги. Так вырыть другому яму, чтобы тот не сумел использовать, как окоп.
Я засмеялся, день тяжелый, но заканчиваю его победным аккордом: Бронник не зря футуролог номер один на планете: все его расчеты и предсказания сбываются с удивительной точностью. За рубежом устали переманивать к себе, теперь упирают на то, что весь мир един, человечество едино, и он должен работать на всех, а не только на регион, занимающий… занимавший шестую часть суши.
– Сергей Владимирович, – сказал я, – теперь мы, как никогда, нуждаемся в вашем ясном уме. Но дело не только в спешном изменении всех сценариев, которые вы сделали…
Он прервал:
– Я покажу вам свои последние сценарии, а то не поверите. Я не только предсказал появление новой религии, что поведет за собой весь мир, но и указал, где она появится… А едва так и случилось, я начал разрабатывать сценарии…