— Ты говоришь о легкости, а какие, твою мать, у твоего беспутного братца были трудности, а? Мой папаша тоже не был святой. Он колотил меня через день, пока я не научился давать сдачи. Этот козел ушел от нас, когда мне было пятнадцать. И посмотри на меня теперь! — Он ткнул себя в грудь большим пальцем. — Я же не стал из-за этого уголовником! Пахал с шестнадцати лет, карабкался вверх, платил налоги и вел себя прилично, а зачем? Чтобы кормить такого, как он?
Изо рта у Дага брызгала слюна и летели куски пищи, но он этого не замечал.
— Что происходит? — Голова Хенке просунулась внутрь с балкона.
Ребекка попыталась подать ему знак, чтобы он вел себя спокойно, не провоцировал Дага, а дал бы ему накричаться, и все тогда успокоится само собой. Но тот, похоже, ее не понял. К тому же Даг не собирался отстать так легко.
— Да мы тут с твоей сестрой обсуждаем, не стоит ли отправить вашу мамашу-алкоголичку в интернат, чтобы ты тут у нас все время не торчал.
Он сказал это провокационным и надменным тоном, и она уже поняла, что будет дальше. Снова она попыталась взглядом как-то повлиять на Хенке. Заставить его не отвечать на только что брошенный в лицо вызов. Но, похоже, тот не понимал ее или не обращал внимания на ее усилия.
— А, ты так считаешь, Дагги! — произнес он небрежно и сделал ударение на уменьшительно-ласкательном варианте имени, который Даг страшно ненавидел. — А не было бы лучше столкнуть ее с того же лесного склона, с которого упал твой «исчезнувший» папаша? Чтобы, так сказать, не выметать сор из избы. Ты же на это большой мастер!
Даг рванулся к Хенке через стол. Тот едва успел сделать шаг назад, как Даг уже на него набросился. Хенке попытался сопротивляться, но противник был значительно крупнее и не в пример агрессивнее. Через мгновение брат уже был на полу и, скрючившись, закрывал руками голову, чтобы защититься. Но Даг был сверху: схватив Хенке за шею сзади, он его дернул вверх так, что тот оказался стоящим на коленях. Ребекка видела, как лицо Хенке внезапно побелело.
— Прекрати, Даг! — заорала она. — Прекрати, твою мать, ты его убьешь!
Она попыталась отодрать руки Дага от шеи брата.
Удар пришел словно ниоткуда. Видимо, Даг ослабил хват, отпустил одну руку, а она этого не заметила, и потому вдруг перелетела спиной через кухонный стол.
— Ах ты, шлюха! — орал он, а она уже ударилась спиной о пол. Повсюду валялись приборы, тарелки и куски пищи. Щека горела, а все лицо словно онемело, из глаз сыпались искры.
Откуда-то издалека доносились стоны Хенке, и Ребекка попыталась встать на четвереньки. Почему-то дверь открылась, либо же Хенке ее и не закрывал, и рукопашная перенеслась на балкон. Даг снова схватил Хенке за голову, так же опасно, как и в первый раз, и она увидела, что силы оставляют ее младшего брата. Ноги у него вдруг обмякли, он перестал брыкаться, а Даг, похоже, этого не заметил.
— А, ты уже не такой самоуверенный, придурок? — кричал он, весь багровый, и сдавливал голову Хенке все сильнее.
И тут она поняла, что Хенке — конец. Что Даг убьет ее младшего брата прямо там, на их балконе.
— Прекрати!!! — дико завопила она. Звериным голосом, таким страшным, как если бы он шел из грудной клетки, а не из горла.
Видимо, пронзительное звучание ее голоса заставило Дага очнуться, и он понял, что зашел слишком далеко. Потому что в тот самый миг, когда она, собрав все свои силы, кинулась к нему, он отпустил Хенке. Тот упал, как тряпичная кукла, а Даг неуверенно отступил на шаг назад. К перилам балкона.
Ребекка влетела в грудь Дага всей силой, что у нее была. Несмотря на то что она весила почти семьдесят килограммов, в обычной ситуации он бы едва ли даже шевельнулся, возможно, только качнулся бы чуть-чуть. Но в этот раз он, по всей вероятности, потерял равновесие или же она ударилась о него с такой дикой энергией, наличие которой у себя не могла даже предположить. Так или иначе, он, спотыкаясь, отступил на несколько шагов, при этом его руки искали, за что бы ухватиться, какую-то опору, чтобы восстановить равновесие в тяжелом теле и предотвратить падение.
И впилился спиной в перила балкона…
Она никогда не забудет этот звук. Резкий скрежет металла вкупе со стоном бетона, неохотно отпускавшего от себя слишком малочисленные стальные болты.
И вдруг перила куда-то делись.
Она лежит на балконном полу, Даг в метре от нее, балансируя на самом краю. В его глазах обвинение, как если бы он уже понял, чем это кончится. Что она не пошевелит и пальцем, чтобы его спасти. Даже не попытается. Потому что в глубине души она уже ликовала, ликовала из-за того, что ее любовь к нему, как и он сам, сейчас умрет. И она наконец-то будет свободна!
«Это ты сделала!» — сказал на прощание его взгляд и вместе с ним ушел вниз.
И она знала, что это правда.
* * *Зима, темно, в своем сне Эйч Пи ждет чего-то у освещенного окна. Он не знает, чего или кого. Знает только, что должен ждать. Что кто-то придет. Кто-то очень важный.
Деревья простерли свои голые черные ветви над белой улицей, по ней почти бесшумно едут машины. «Только старые модели», — отмечает он, будто бы он перенесся в прошлое.
Эйч Пи топчется по заснеженному тротуару, чтобы не замерзнуть.
Услышав звук колокола где-то вдалеке, он мгновенно понимает, где находится. Это улица Свеавэген, почти напротив церкви Густава Адольфа. Перекресток с улицей, раньше называвшейся Туннельгатан.
И вдруг он увидел их, увидел, как они приближаются к нему. Идущие под руку мужчина и женщина. Он — в зимнем пальто и меховой шапке, она — в пальто и в чем-то похожем на шаль. Сам он проводит рукой по куртке и нащупывает в кармане предмет, затем поворачивается лицом к витрине, и они проходят мимо.
Затем он оборачивается назад и делает пару шагов, чтобы их догнать.
* * *Прошло десять минут с момента падения Дага с балкона, но Ребекка совершенно не помнит, что за это время произошло. А теперь она сидит на кухне с женщиной лет сорока, та из полиции. «Выглядит доброй», — приходит в голову Ребекке в этот момент.
Снизу на улице мелькают голубые мигалки и освещают весь двор. Она не плачет, не проронила ни одной слезинки и не собирается в дальнейшем, это она знает наверняка.
— Вы можете рассказать, что случилось? — спрашивает женщина-полицейский, и едва Ребекка пытается открыть рот, из гостиной доносится голос Хенке.
— Это сделал я! — говорит он громко и четко. — Мы дрались, и я его толкнул, вся эта хрень повалилась, и он упал вниз. Это я виноват.
* * *Оружие у него в руке, большой серебристый револьвер с лазерным прицелом. Красная точка прямо посередине мощной спины мужчины.
Осталось спустить курок…
Но в этот момент кажется, что они его заметили, потому что остановились. Мужчина резко оборачивается, их взгляды встречаются, он видит на его губах насмешку.
«А, это ты, мелкий уголовник, хочешь на этот раз убить меня выстрелом в упор!»
И вдруг он почувствовал, что только что владевшая им решимость стала ослабевать.
* * *Ребекка хотела ему крикнуть, чтобы он заткнулся, крикнуть полицейским, которые были с ним, чтобы они ему не верили, а женщине, сидевшей перед ней, — что ее младший брат лжет. Что это она толкнула Дага, а не он. Что убийца — она и наказать надо ее.
Но ничего такого не происходит.
Голова совершенно пуста, тело словно окоченело, она не может пошевелить им ни на миллиметр, поэтому молчит и ее рот.
— Это правда? — спрашивает женщина-полицейский напротив. — Это он столкнул вашего гражданского мужа с балкона?
Но она не в состоянии ответить.
Но и не плачет по-прежнему.
* * *— Ну, давай же! — раззадоривает его мужчина напротив. Из его улыбающегося рта идет пар. — Жми на спуск, если посмеешь!
Красная точка лазерного прицела дрожит на широкой груди мужчины. Все, что требуется от Эйч Пи, — это нажать на курок, об остальном позаботится пуля.
Но он медлит. Церковный колокол звонит все громче. И тут ему кажется, что он как-то ужался, стал ниже ростом, сделался маленьким, почти превратился в ребенка. Пистолет в руке становится все тяжелее, и вот он уже не в состоянии его удерживать.
— Хенрик, — тихо произносит женщина, стоящая рядом с мужчиной, она вынуждена наклониться к нему, чтобы посмотреть в глаза, — тебе не нужно этого делать, я и так справлюсь.
Ее голос спокоен и добр, такой знакомый и мягкий. Затем она ему улыбается той самой ласковой улыбкой, которую он так любил с тех пор, как себя помнит, и вдруг он чувствует, что в горле у него растет ком. Ком поднимается вверх, заполняет рот, веки жгут слезы, и он слышит, как мужчина слегка посмеивается.
— Я знал, что ты не сможешь, — ухмыляется он. — Ты — бестолковый маленький подонок, и ты ничего не можешь сделать. Даже позаботиться о своей семье.
Он обнимает женщину за плечи и привлекает ее к себе. Она не сопротивляется и дает себя обнять. Стоит там в полной тишине, тесно прижавшись к нему.
В его объятиях.
— Я и так справлюсь, — шепчет ее голос в его голове, но он знает, что это не так.
И по ее взгляду он видит, что она с ним согласна.
А затем мужчина становится кем-то другим. Прямо у него на глазах. Кем-то, кто был старше и опаснее. И вдруг Эйч Пи чувствует, что в трусах его маленький мальчишеский член съежился и почти исчез.
Но, увидев ремень в свободной руке мужчины, в этот же самый момент он понимает, как обстоят дела, и его указательный палец сгибается на спусковом крючке, чтобы снести ему голову, раз и навсегда отправить этого гада в преисподнюю, и оружие в его руке превращается во что-то совсем иное.
Звон колокола раздается уже в его собственной голове. И в нем тонут все звуки и весь мир тоже. Как будто все церкви Стокгольма вдруг зазвонили одновременно, а город качается у него под ногами.
«Пожар!» — кричал кто-то, когда он несколько секунд спустя уже несся по лестнице вверх к улице Мальмшильнадсгатан. Карман куртки оттягивал старый гаечный ключ.
Эйч Пи легко проснулся. Медленно открыв глаза, сразу же по запаху определил, что находится не дома. Пахло съестным. Горячей, приготовленной на кухне, а не где-то в ресторане или в уличном киоске, настоящей домашней едой. Как чудесно!
— А, ты не спишь! — Ребекка заглянула в гостиную и, казалось, была даже рада его видеть. — Через пару минут еда будет готова, можешь пока привести себя в порядок.
Он кивнул и направился в ванную.
Когда Эйч Пи вернулся, Ребекка положила ему в тарелку здоровую порцию печенной в духовке домашней колбасы с картофельным пюре. Настоящим картофельным пюре, а не порошковым. Он не ел такого лет уже эдак… нет, он не помнил, сколько.
Было чертовски вкусно, он ел с огромным аппетитом. Ребекка ждала, пока он съест одно порцию, утолив первый голод.
— Я была у тебя в домике, — нейтральным тоном произнесла сестра.
— Знаю, — ответил Эйч Пи, прожевывая. — Видел издалека, но не хотел представляться твоим коллегам, — пояснил он, увидев недоумение в ее глазах. — Бомба настоящая?
Ребекка с пару секунд изучающе его рассматривала. Конечно, можно много разного сказать о Хенке, даже очень разного, но дураком тот не был никогда. В этом-то и загвоздка. Умный, но ленивый. Соображает хорошо, но не любит напрягаться. Смышленый, но не целеустремленный.
Надо было изначально понимать, что обхитрить его будет не так-то просто.
— Похоже, да, — подтвердила она. — По словам взрывотехника, взрывчатки достаточно, чтобы разнести теткину дачку в щепки. Закрепили под диваном, взрывной механизм должен был сработать на нажатие, но ты, наверно, и так это знал?
Он покачал головой и заглотил очередную порцию пюре.
— «Динамекс», его используют при строительных работах. Старый добрый динамит, но в новой упаковке.
Та же взрывчатка, о пропаже которой с запертого склада в Фисксетре Эйч Пи недавно прочел в Интернете. И со срабатыванием история тоже откуда-то знакомая, только он не мог вспомнить, где с этим сталкивался. Как если бы видел это в кино. Как, впрочем, и все остальное, что с ним приключилось.
Как будто вся его жизнь превратилась в какой-то странный фильм.
— Я говорила с Манге, — сменив тактику, произнесла Ребекка.
Это оказалось более эффективно.
Он перестал жевать и с беспокойством посмотрел на нее.
— И?
— Он все рассказал, — сказала она, не отпуская его взглядом. И перемена была очевидна. Из нагловатого младшего братца он в два счета превратился в маленького испуганного зайца. — К тому же он показал мне несколько симпатичных видеоклипов с телефона, который ты у него оставил.
Эйч Пи побелел, и вилка со звоном упала в тарелку.
— Бекка, я…
— Итак?
Она строго посмотрела на него в ожидании продолжения. Но оно не последовало. Вместо этого он уронил голову на стол, обхватив ее руками. Было похоже, что он плачет. И тут она уже не знала, что ей делать. На подобный сценарий она не рассчитывала. Она не видела его плачущим лет уже эдак…
Да, с того вечера, перед тем как пришла полиция. Тогда он тряс ее за плечи, чтобы вывести из шока и заставить с собой заговорить. Тогда в его глазах стояли слезы от растерянности. От злости, бессилия, но не от страха.
Сейчас все не так. Он выглядит таким уязвимым, таким маленьким.
Ребекка аккуратно положила ему руку на плечо.
— Ну-ну, Хенке, не расстраивайся, — сказала она самым нежным голосом, точно так же, как когда они были детьми и он просыпался от шума за стенкой их комнаты. — Все образуется, — и погладила его по волосам.
* * *Хенке принял душ, использовал ее женский бритвенный прибор, чтобы соскрести самую длинную щетину, и надел ее спортивную одежду, потому что его собственные вещи отмокали в моющем средстве в кухонной мойке.
Удивительно, какие чудеса творят с людьми горячая пища, немного базовой гигиены и капля сочувствия. Так думала Ребекка, глядя на брата, свернувшего калачиком у нее на диване. После того как в ее душе улеглась изначальная злость на него, она почувствовала, что на самом деле рада, что он у нее дома, что она слышит его голос и знает, что с ним все в порядке.
Хенрик заполнил пустоты в рассказе Манге. Объяснил, как нашел телефон, поведал о заданиях, которые выполнял, об инсценированном аресте и всем том, что произошло после того, как его выкинули из этой странной Игры.
Сначала повествование продвигалось медленно, но потом он так ускорился, что слова буквально вылетали из него, и она едва успевала следить за ходом событий.
Все это звучало как безумие, причем это еще очень мягко сказано. Липовые полицейские, психи в лесу, самолеты, поджоги и бомбы… По меньшей мере, это все трудновато переварить. Да еще и тайные клубы, в которых делают ставки, играют в азартные игры, да еще и выполняют заказные убийства.
А когда он начал нести свой вздор об убийстве Улофа Пальме, Одиннадцатом сентября и сгоревшей церкви Святой Катарины, Ребекка была вынуждена попросить его остановиться.
Ну, просто чересчур!
На фоне этой все его обычные завиральные истории просто блекли. Неужели он сам не слышит, какой это бред? Но, с другой стороны, она не могла не принимать во внимание целый ряд явных доказательств того, что по крайней мере часть рассказанного Хенке произошла на самом деле.
Телефон, видеоролики, поджоги и бомба — настоящие. Она сама их видела или их следы.
То, что он попал в какую-то опасную кашу, — очевидно, как нельзя отрицать и тот факт, что кто-то хочет с ним расправиться. Но где же все-таки проходит черта?
Его слова напоминали рассказы бабушек-лунатичек, по ночам звонящих в полицию. Например, тех, которые жалуются, что НАСА следит за ними из их телеприемника, или что король на самом деле — робот на службе у ФБР.
Единственное, что роднило нынешнюю ситуацию с предыдущими переделками, в которые попадал Хенке, так это вопрос вины. Сам он, естественно, ни в чем не виноват, он — жертва несчастных обстоятельств. Просто немного запутался. Скоро договорится и до того, что камень сам полетел с моста на площади Линдхагенсплан…
— Ну, и что ты собираешься делать теперь? — Ребекка попыталась спросить его как можно более нейтрально.
Набрав воздуха в легкие, он глубоко вздохнул:
— Вариантов немного. Квартиру скоро доремонтируют, но я боюсь там теперь находиться. Теткина дачка тоже в пролете, а у Манге я жить не могу. В общем, думаю свалить, забить на все это и двинуть куда-нибудь. Куда-нибудь, где они меня не найдут. Может, в Таиланд, там Хесус, помнишь его?
Ребекка кивнула, но ничего не сказала.
— Когда приеду на место, найду чем заняться для прокорма, к тому же, если продать квартиру, появятся кое-какие деньги.
И он посмотрел на нее взглядом младшего братца, склонив голову набок. Куда вел этот разговор, она уже понимала.
— Но мне понадобится кое-какой стартовый капитал, чтобы начать…
«Ага, вот и оно», — подумала Ребекка. Самое эффективное решение всех его проблем. Правда, на этот раз заваруха, в которую он ввязался, оказалась похуже обычного, но итоговый приемчик, как всегда, один и тот же.
Ему нужны деньги, и, как обычно, ожидается, что даст их именно она. Малыш Хенке в беде, какие-то злые дядьки хотят с ним расправиться, поэтому ему требуются бабки, чтобы убежать и спрятаться.
И самое паршивое — как бы она ни вертела и ни крутила, ничего лучше этого решения придумать не могла. Можно было бы, конечно, предложить вместе пойти в полицию, во всем сознаться и помочь все исправить. Но она знала, что он ей ответит. Однако, даже если он согласится последовать ее совету, Ребекка сомневается, что ее коллеги смогут как-то ему помочь. Очевидно, что они быстренько арестуют его и осудят за Линдхагенсплан и Кунгстрэгорден, тем самым объявив, что раскрыли два самых громких дела этого лета. Но более глубокое расследование мотивов вокруг этих преступлений непременно будет положено под спуд в тот самый миг, когда Хенке заведет свой лунатический рассказ. Вместо этого всё повесят на него, он станет преступником-одиночкой, и, хотя он это в принципе заслужил, она не сможет спокойно наблюдать, как его посадят еще раз.