– Да, – ответил я ошарашено. – А вы?
– Ну, веретено у нас создано совсем недавно, школьники учатся с его помощью прыжкам между планетами. Неудобный пока что интерфейс, ждем пропатченной версии.
– Ага, – ответил я еще ошарашенее, – ну, это всегда выпускают с багами, а потом от глюков звереешь… Ишь, уже до веретена дошли! У вас высокая культура, почти черниховцы.
К вечеру странствующий метеорит вломился, пробив стенку в нужном месте, разбил капитанскую рубку и уничтожил все записи вычисленного курса. Экипаж в панике, готовы прямо щас выбрасываться в космос, ведь теперь дорогу домой никогда и ни за что, проще отыскать выпавшего с самолета над сельвой Амазонки муравья, но я сказал бодренько:
– Да вы че, ребята? Да я счас все сам! Вы лежите, лежите!
Все трое, придавленные чудовищной гравитацией, в отчаянье наблюдали, как эта тупая обезьяна, то есть я, села за суперкомп, начала щелкать по клавишам.
И когда корабль все-таки совершил благополучно суперпрыжок через пространство, Додо ринулся проверять курс, а Икана прошептала в изумлении:
– Но как ты… как смог?
– А че? – удивился я. – Мы ж с тобой стояли тогда за спиной штурмана, когда он получал результат!
– Ну и… что?
– Как что? Ты тоже видела, что было на экране!
Она явно вспомнила эту жуткую вязь символов, цифр и значков, что сменялись в сумасшедшем калейдоскопе, зябко повела плечами:
– Ну, видела…
– Ты отдыхала, – сказал я понимающе, – иначе бы ты сама! Но прибор что-то отключился… так я выговорил это слово?.. Ну, я набрал эту команду вручную.
Она вздрогнула:
– И что же? Ты всю ее запомнил?
– А что там запоминать? – удивился я. – Ты бы знала, сколько я помню запахов молодого оленя! А сколько знаю способов разделки дикого кабана… Хошь, покажу?
Она попятилась:
– Не надо, как-нибудь в другой раз.
Я засмеялся:
– Да ты че? Не на тебе, на Додо или на этом шустрике Гого!
Додо вскрикнул ликующе:
– Курс абсолютно точен!.. Я вижу на трассе знакомую дорогу! Вон маяки… А вон и что-то движется… Гого, дай увеличение на большой экран!
Одна из стен стала абсолютно прозрачной. Я ощутил благоговение. Сперва показалось, что через черноту космоса прет Гималайский хребет. Серые изъеденные временем седые горы, слитые воедино, щели на месте выпавших глыб, торчащие зубы скал. И тогда, когда эта громада проползла мимо, я потрясенно увидел сзади широкие черные дыры пещер, все еще сохранившие очертания исполинских дюз, каждое вдесятеро больше туннеля метро, хотя отсюда выглядят как пчелиные соты.
– Корабль переселенцев Первой Волны, – проговорил Додо с величайшим почтением. – Они все еще ломятся через пространство… судя по направлению, к звезде Канопуса. Там в самом деле три планеты, пригодные для жизни! Каково будет их удивление, когда увидят там огромные города, покрывшие всю поверхность.
– Сколько они в полете? – спросил Гого.
– Судя по кораблю, около сорока тысяч лет.
– На нем сменилось тысяча девятьсот поколений, – быстро подсчитал Гого. – Нехило! Какой у них век?
– Скорее всего, им пришлось откатиться на несколько веков, – предположил Додо. – Никто не знает, насколько верны теории… Икана, готовьтесь связаться с ними, причалить. Первым пустите Гого, он у нас еще и психолог, пусть постарается уменьшить культурный шок. Постарайтесь сперва высмотреть их одежду, скопировать ее, чтобы одеться соответствующим образом.
Двое ушли готовиться, а я указал командиру на другой экран:
– А что там?
Додо нахмурился, щелкнул на пульте, вторая стена стала прозрачной. Я занемел, оглушенный, парализованный страшным зрелищем. Все немыслимо огромное пространство космоса заполнено огромными, как горы, боевыми кораблями. Красиво и грозно вспарывают просторы межзвездного моря, все ощетинились стволами орудий, самые мелкие размером с фабричные трубы, а из пушек среднего калибра снаряды должны вылетать размером с составы Московского метро.
Один из дальних кораблей заискрился, вокруг него вздулся огромный мыльный пузырь. Мгновение спустя черное дуло одного из орудий вспыхнуло оранжевым огнем, словно в космосе распустился огненный цветок. Лазерный луч протянулся вдаль, постепенно истончаясь. Я перебежал к другому иллюминатору, а там вынужденно ухватился обеими руками за поручни, ибо ноги ослабели и подкосились.
С той стороны космоса надвигаются сотни, тысячи, миллионы исполинских кораблей, еще огромнее, страшнее и зловещее. Что-то жуткое и противоестественное в их изъеденной метеоритами броне, защитных титановых плитах, хищных обводах, явно для стремительности в космосе, для проскакивания в дыры космоса, для короткого злого удара в спину, но явно не для честного боя лицом к лицу.
Первый корабль выпустил еще несколько импульсов, лазерный луч с шипением впился в черную броню вражеского корабля. Вспыхнули длинные изогнутые искры, будто распустился исполинский бенгальский огонь. Вражеская эскадра двигалась молча, грозно, на броне от мощного боевого лазера не осталось и царапины, а если и осталась, то на таком корпусе сразу не заметить.
Я задержал дыхание, а там, внизу, судорожно сжалось мускульное кольцо, предчувствуя большие неприятности. Вспыхнул яркий багровый свет, словно весь космос взорвался, как пробитый бензобак. Орудия вражеской эскадры выпалили одновременно, синхронно. Миллионы багровых нитей протянулись к дерзкому кораблю, что жертвовал собой, пристреливаясь для всей эскадры. Вспыхнула обшивка, потек, плавясь, тугоплавкий металл. Корабль некоторое время вел ответный огонь из всех ста тысяч орудий, но направленный удар пробил огромную зияющую дыру в задней части, оттуда повалил густой черный дым.
Сердце мое сжалось, чувствуя непоправимое, а корабль, потеряв управление, клюнул носом, начал опускаться, медленно входя в штопор. В багровом тумане космос выглядел сплошной трехмерной сетью из раскаленной докрасна проволоки. Две эскадры уже вовсю полосуют одна другую мощными лазерами, а потом, сойдясь ближе, выпустили миллионы аннигиляционных ракет. Часть их успевали поразить лазерами, часть разбилась о силовые щиты, но я видел, как некоторые заряды антиматерии выжигали страшные кратеры в толстой титановой броне. Корабли начали маневрировать, чтобы не дать второй ракете ударить в то же место, а третья так и вовсе может прожечь броню…
Мне почудилось, что космос наполнился роем бесчисленных мух: от огромных кораблей отделились небольшие десантные корабли и стремительно неслись к нашим кораблям, явно стремясь к абордажной схватке.
Подошел Додо, ковыряясь в зубах щепочкой, последний писк моды, тихонько взрыгивал, вид довольный, благодушный. Я вскрикнул:
– Додо!.. Вы что, не видите?
Он повернул голову к экрану, на миг в глазах мелькнуло что-то живое, потом вяло отмахнулся:
– Как все это осточертело…
– Что? – переспросил я. – Космические битвы?
Он поморщился:
– Битвы? Где битвы? Измельчал народ, давно не воевал. То-то дорсаи идут железной поступью… Это? Ах, полноте, это же обычная схватка с контрабандистами. Мерзавцы, все еще пытаются наладить подпольный… тьфу, подпространственный канал для наркотиков. Основные пути перекрыты, так они протянули сюда щупальце, пытаясь разведать обстановку. Напрасно! Не наткнулись бы на этот мелкий патруль, дальше настоящая застава с боевыми кораблями. Там им уже точно делать нечего.
Я онемел, потрясенный, с прилипшим к гортани языком. А Додо кивнул, пошел, продолжая орудовать зубочисткой из сосновой ткани, что в космосе куда драгоценнее, чем стотонный метеорит из золота.
Один из пиратских кораблей прорвался настолько близко, что, когда одновременный залп сотни наших кораблей вспорол ему корпус, космос вспыхнул яркой сверхновой, меня отшвырнуло от иллюминатора. Донесся далекий могучий грохот, словно трещат целые горные пласты, корабль заметно тряхнуло.
Свет померк, я увидел разбухающий ком багрового огня, похожего на атомный взрыв, он все разрастался, металлические части корабля выглядели изломанными надкрыльями жука. Пол под ногами дрогнул, накатила вторая волна взрыва. Я отчетливо видел темно-лиловые волны сгущенного взрывом пространства, за ними тянется разреженная пустота.
Подошел Гого, кивнул понимающе.
– Когда я первый раз увидел, – заметил он, – меня тоже впечатлило. Я ведь родом из маленького захолустного мирка с другого конца Галактики. У нас всего триста заселенных планет, а сами мы принадлежим к обособленной ветви курдов, что вот уже миллион лет борется за свободу и независимость, за выделение нам части пространства под Курдистан… Правда, я там пробыл недолго: учеба в Галактическом универе, градация, а после черного пояса по камасутре я уже и забыл о страдающей родине.
– И часто так? – спросил я дрожащим голосом. Он отмахнулся:
– В этом секторе? Думаю, вообще первый раз. В других, конечно, чаще. А есть такие, где контрабандистов ловят миллионами.
– А сколько захватывают кораблей?
Он удивился:
– Так я и говорю о кораблях! Миллионов сорок с небольшим захватили только в секторе ЕК-56-У, а это сравнительно благополучный сектор. В КК-857576 впятеро больше. Но контрабандистов это, конечно, не останавливает. Сверхприбыль окупает потери четырех кораблей из пяти…
Я осторожно поинтересовался:
– А что за наркотик?
Он поморщился:
– О нем в приличном обществе даже не говорят. Вслух. Но я скажу вкратце, чтобы ты не вляпался в беседе с… неварварами, скажем мягко.
– Ты сама чуткость, Гого.
– Да, я такой.
– Ну так будьте так любезны, Аркадий Аркадиевич!
– Это знания, – ответил он. Увидел удивление в моих глазах, пояснил: – Знания на халяву. Есть такие, что хотят получать знания без труда. Ну там таблетки, микстуру, отвар, а то и вовсе с помощью гипновизора. Таких людей в быту не отличишь, они всегда все знают, нахватаны, как говорится, в искусстве, науке, литературе, знают историю… да и вообще знают чуть ли не все во Вселенной!
Сердце мое заныло, руки задрожали, словно я уже греб к себе горы таблеток от жадности.
– И что… для общества это плохо?
Он удивился:
– Конечно! Если бы такие таблетки только простолюдинам, было бы прекрасно, их не жалко, зато будут знающие и квалифицированные простолюдины, но когда хватают и потенциально творческие личности… Ведь человек, который вот так получает автоматически массу знаний, уже не способен к творческой работе! К полученным таким способом знаниям, уж поверьте, невозможно относиться критически. А где нет критики, сомнения, там нет и творчества.
– Гм…
Он добавил со вздохом:
– К сожалению, творческие личности обычно весьма нестойкие в плане психики. Они всегда охотнее других слоев населения баловались наркотиками… А нынешний наркотик с первого приема делает их широко образованными, культурными, милыми и прекрасными в общении обывателями. Без малейшей творческий искры! Они этого не знают, зато соседи с восторгом замечают, что такой-то вдруг из люмпенов за сутки поднялся до высокоинтеллигентного… гм… интеллигента.
Я кивнул:
– А если еще и до русского интеллигента, то это уже вершина падения.
Из интеркома раздался голос Иканы:
– Через три часа будем проходить мимо Центра Миров. Минуем без остановки или?..
Гого ухмыльнулся:
– Икану за ухом не чеши, только дай заглянуть в разные диковинные места.
– А что за Центр?
Он отмахнулся:
– Вокруг него самые лакомые для слабаков планеты. Их не меньше восьмисот.
– Чем лакомые? – спросил я.
– Там когда-то была высокая цивилизация. Очень. Расщепили не только атом, как у дикарей, не только кварки, как у нептолемов, или нуклоны, как у угаров, но даже деги, а это уже уровень, даже технически развитым народам кажется магией… Потом, понятно, целый ряд катастроф. Все человечество было отброшено на тысячелетия, кое-кто на том уровне сохранил умение пользоваться магией, хоть суть утрачена, а остальные скатились к средневековью… Теперь там рай, ибо на всех планетах все превратились в охотников за сокровищами. Какую бы мелочь ни нашли – всегда праздник, ибо то, что для хозяев было обычным делом, для полудикарей – волшебство! Ну там скатерти-самобранки, мечи-саморубы, сапоги-скороходы… Понятно, что у хозяев вещи предназначались для чего-то иного.
– Понятно, – прервал я. – Микроскопом гвозди. Правда, если микроскоп хорош, то им можно и гвозди. Хорошо бы в самом деле заглянуть!
– Хорошо бы, – согласился он. – В каждом из нас есть это гаденькое… верно?
– Верно, – поддержал я. – Какой же русский… в смысле, разумный, не любит халявы?
Глава 6
Корабль на мгновение завис среди звезд, выбирая, куда метнуться, чернота космоса исчезла, на экранах замелькали перистые облака. Гого восхищенно покрутил головой:
– Точный расчет! Ошибка в стомиллиардном знаке, и мы сейчас оказались бы под твердью планеты…
– Умеете рисковать, – сказал я уважительно.
Гого взглянул укоризненно:
– Капитан? Мы, телурийцы, риск считаем делом постыдным.
Пол тряхнуло, на экранах появились зеленые деревья, пасущиеся динозавры, а поодаль – высокие белые дома странной постройки. Гого хлопнул меня по плечу, мол, не скучай, пока мы сходим к бабам и в прочие злачные места, удалился торопливо, очень даже торопливо. Я наблюдал, как выехал легкий вездеход, ветер развевает золотистые волосы Иканы, Додо за штурвалом, Гого обвешан фотоаппаратами и миноискателями.
Выждал еще полчаса, прошел к выходу, все пароли знаю, люк открылся, я ступил на землю чужой планеты, сказал кодовое слово, люк закрылся. Воздух свеж, чист, кислорода больше, так что не стоит дышать глубоко, голова закружится, а кто-нибудь вдруг да воспользуется моей невинностью. Вес моего зада вроде бы меньше вдвое, это значит, что могу прыгать на десять-двадцать шагов, запросто подниму слона… хотя на фиг мне слон?
Медленно, потом все убыстряя шаг, прошел по следам вездехода, светлые здания приближаются, вырастают, я шел, ошалелый красотой и величием, всматривался в странные знаки, непонятные картинки, как вдруг словно кто-то ударил в спину: на одном здании победно горят огнем неземные буквы, складываясь в знакомое слово «Корчма»!
Сердце забилось чаще, грудь поднялась, жадно захватила побольше воздуху, словно я изготовился нырнуть за драгоценной жемчужиной на дно океана. Торопливо, страшась, что исчезнет, взбежал по ступенькам, толкнул дверь и сразу переступил порог. Мощно пахнуло пивом, коньяком, элем и космическими коктейлями. Задняя стена корчмы выдержана в красновато-багровом цвете старинной мебели, дверцы застеклены, видны ряды бутылок, взбираются до самого потолка. Все это отгорожено массивным широким барьером-стойкой, за ней эффектная красивая женщина с огненно-красными волосами, просто вызывающе красными, сама в черной майке на голое тело, обнаженные плечи блестят под светом двух люстр.
За ее спиной на огромной картине голая бабища, повернутая ко мне роскошным задом, но я засмотрелся на саму хозяйку корчмы. Одной рукой кокетливо упирается в бок, красивый яркий рот смеется, ровные зубы блестят, другую руку положила на спину здоровенной толстой псины, светло-коричневой, с черной мордой. Псина лежит грудью на стойке, свесив лапы на эту сторону, вид добродушный, но я посмотрел на ее мощные челюсти, подумал, что вообще-то и я добродушный, даже добрый, но бревно переломить могу, как и чью-то ногу.
Столиков как будто не очень много, свет приглушен, у некоторых на столе по одной-две свечи, сидят и тихо беседуют. За другими столами по три-четыре человека, противоположную стену не видно в полумраке. Помещение выглядит уютно, я сдвинулся с места, атмосфера сравнительно спокойная, прошел к ближайшему свободному столику и тихохонько уселся, не посмев даже придвинуть стул поудобнее, чтоб не скрипнуло, никого бы не побеспокоить, я же помню, что это за… академия, словом.
За столами беседуют спокойно, едва слышно льется спокойная музыка. Везде приглушенный свет, я скосил глаза, в дальнем конце зала дверь с едва различимой надписью «Старая Корчма», еще дальше вроде бы очень узкая дверь, почти щель, верблюд уж точно не протиснется, а сверху загадочно мерцают две непонятные буквы «ОР».
В зале непривычно тихо, я осмелился чуть повернуться и начал рассматривать посетителей. Со стойки, в свою очередь, меня рассматривает псина, лапы почти касаются спины толстого лохматого волка, тот на полу по эту сторону. Волк сразу уставился желтыми глазами. Острые уши настороженно шевелятся, я на всякий случай даже дышать стал тише, не зная, сказать ли ему что-то вроде: собачка, я свой, или же фукнуть. Зад волк спрятал за стулом, на котором мерзкое зеленоватое чудовище, голенастое, как кузнечик или богомол, но ростом с баскетболиста. Это чудище смачно пьет пиво, светлый гребень на длинной лошадино-кузнечиковой голове шевелится. К нему спина к спине в хвастливой позе не то контрабандист, не то наемник, выдающий себя за странствующего принца. В такой же позе перед ним тощая девица с оранжевыми волосами, сложенная как аристократка, костюм – облегающее трико гимнастки, синеватое, полупрозрачное, а к ней почти вплотную пристраивается сзади толстый рыжий попище в отвратительной лиловой рясе, бородатый и длинноволосый, рыжий, да еще и морда ящиком.
Над попом как раз пролетел не то демон, не то ангел, но почему-то с рогами, заботливо поправил на ходу поповский колпак, а навстречу ему прыгнула с кузнечика-баскетболиста упитанная зеленая жаба, перелетела через плечо принца и аристократку, явно метя на толстого попа.