В общем, кремации не было. Анджела возражала, говорила, что такова была воля покойного, однако не настаивала. Глену было все равно, Рона безразлично махнула рукой, так что Френсис взяла верх. Джона похоронили на небольшом кладбище напротив церкви. Присутствовали мы, несколько родственников жены и горстка местных жителей. Его родственники отсутствовали.
О том, что Сирилу ничего не сказали, обнаружила тоже моя Френсис.
После похорон она выразила удивление, почему не приехал никто из родственников Джона, — она знала, что у него есть брат, — на что Анджела ответила, что да, брат есть, но Джон давно потерял с ним связь. Френсис пришла в ужас и заставила ее сесть и написать тотчас же письмо брату.
Сирил прибыл на следующий день, предварительно послав телеграмму, которая привела Анджелу в смятение. Она вообще не понимала, зачем Сирилу нужно было приезжать. Мне кажется, она его побаивалась.
Узнав о приезде Сирила, она прибежала к нам, — сама, а не послала Митци, большая редкость, — стала просить Френсис помочь ей в еще одном «тяжком испытании». Френсис пообещала, что вечером мы придем к ней поужинать, и Анджела буквально рассыпалась в благодарностях.
Вот как получилось, что мы с Френсис, фактически открывавшие первый акт этой трагедии, появились на сцене сразу, как только поднялся занавес во втором акте.
И события начали развиваться весьма драматически.
Мы сидели с Анджелой в гостиной, потягивали коктейли, в ожидании когда спустится Сирил, — он только что приехал и переодевался наверху, — и тут входит горничная и смущенно обращается к Анджеле:
— Извините, мадам, но там пришел могильщик. Он спрашивает, согласны ли вы, чтобы окончательно оформить могилу завтра?
— А почему я должна быть против? — удивилась Анджела. — Пусть поступает, как ему удобно.
— Но он говорит о какой-то телеграмме, мадам.
— Что за телеграмма? От кого? — Как обычно, Анджела обратилась за помощью к тому, кто оказался в этот момент рядом. — Дуглас, о чем она говорит?
Я встал.
— Позвольте, я пойду, с ним побеседую?
— Пожалуйста. Большое спасибо, Дуглас.
Я вышел в холл. Там стоял наш местный деревенский плотник и столяр. Гробовщиком и могильщиком он становился, когда возникала необходимость.
— В чем дело, Блейк? — спросил я деловым тоном.
Старик тронул свою кепку.
— Я хотел бы знать, сэр, желает ли миссис Уотерхаус, чтобы я оформил могилу завтра, или подождать? По правилам это нужно было сделать сегодня, но тут пришла телеграмма.
— Я могу ее посмотреть?
— Конечно, сэр, прошу вас.
Он извлек из кармана смятый листок.
Я быстро пробежал текст глазами. Вот он:
Не оформляйте могилу до получения указаний.
Уотерхаус
Отправленная сегодня утром в десять двадцать семь из Лондона телеграмма была адресована «Могильщику деревни Аннипенни, Дорсет».
Я вернул телеграмму старику.
— Вот что, Блейк, давайте сегодня не будем беспокоить миссис Уотерхаус. А оформление могилы отложите до завтра.
3Признаюсь, я невзлюбил Сирила Уотерхауса еще до того, как увидел.
И это чувство со временем только углублялось. Его внешность я уже описал, а его манеры не буду. Слишком они противные. Со мной и Френсис он был холодно вежлив, но, несомненно, считал нас назойливыми соседями, вмешивающимися в чужие дела. Со своей невесткой Сирил был также холоден, к тому же откровенно груб. Можете представить, как мы «повеселились» за ужином.
Когда женщины вышли и горничная подала кофе, Сирил Уотерхаус сразу оборвал непринужденный ход беседы, резко заявив:
— Сведения об обстоятельствах смерти моего брата я нахожу весьма скудными. Насколько мне известно, вы и ваша жена были свидетелями его болезни, равно как и остальные соседи. Пожалуйста, проясните ситуацию.
И я стал рассказывать. Коротко, конечно, насколько возможно. Джон захворал желудком, что там было точно — не известно. А потом неожиданно умер. Доктор в своем заключении указал причину.
— То есть смерть была неожиданной? — спросил Сирил.
— Да, — ответил я. — Для всех нас это явилось шоком.
Сирил Уотерхаус кивнул.
— А почему не пригласили другого доктора?
— Думаю, доктор Брум не счел это необходимым.
— Он не полагал состояние моего брата критическим?
— Насколько мне известно, нет. Он оценивал его состояние как серьезное, но не критическое. Но об этом вам лучше поговорить с ним, — добавил я резко. Меня уже начал раздражать этот допрос.
Мой тон его совершенно не смутил.
— И почему не пригласили профессиональную медсестру?
— Мисс Брум любезно согласилась присматривать за ним. Она хорошо знает это дело.
— У нее есть квалификация медсестры?
— Официально нет. Но фактически она выше по уровню любой.
Сирил Уотерхаус закончил чистить персик, разрезал пополам и аккуратно вытряхнул косточку на тарелку.
— А этот Брум, он хороший доктор?
— Считается лучшим хирургом в графстве, — ответил я, сдерживая неприязнь.
— Но в данном случае речь идет не о хирургии. Какой он терапевт?
— Извините, мистер Уотерхаус, но с этим вопросом вам следует обратиться к кому-то другому. Глен Брум мой друг с детства, я ему полностью доверяю, и мне неприятны намеки, содержащиеся в ваших вопросах. — Я помолчал, затем добавил: — Давайте не будем ходить вокруг да около. Скажите, что у вас на уме? Зачем вы прислали эту телеграмму?
Сирил понимающе кивнул:
— Вы правы, пора раскрыть карты. Я подозреваю, что моего брата отравили. А вам такая мысль не приходила в голову? Скажите, только честно.
— Но это же… — Я замолк, не в силах продолжить. Тут же вспомнился пузырек с лекарством, запертый в ящике стола, разговор с Френсис.
— Я вижу, вы тоже об этом думали, — сухо заметил Сирил Уотерхаус.
— Вы имеете в виду пищевое отравление? — спросил я еле слышно.
— Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Я подозреваю, что моему брату дали яду.
— Но кому было нужно его травить? — возмутился я. — Мы все его так любили. Он был для нас…
— Понимаю, понимаю, — прервал меня Сирил Уотерхаус с ледяной улыбкой. — Я пока никого не обвиняю. А всего лишь высказываю подозрение, что он умер от отравления ядом, и мой долг подтвердить это подозрение или опровергнуть. Если оно окажется верным, то тогда пусть с этим разбирается полиция. Он мог принять яд случайно, или это было самоубийство.
Я чувствовал, что каким-то образом должен немедленно рассеять его подозрения. Но не знал как.
— И что вы намерены делать?
— Я намерен, — отрывисто бросил Сирил, — требовать вскрытия. — Он увидел, что я собираюсь возразить, и опередил меня: — А разве вы против? Разве мы все не заинтересованы узнать правду?
— Но это вызовет слухи, неприятные для Анджелы, — пробормотал я.
— Вовсе нет. — Сирил снова одарил меня холодной улыбкой. — Предложение, разумеется, должно исходить от самой Анджелы. Я скажу ей об этом прямо сейчас и надеюсь, что вы меня поддержите. Как разумный человек вы должны понимать, что это необходимо. А что касается слухов, то можете быть уверены, они уже циркулируют. — Он посмотрел на меня. — И вы должны признать, что моя телеграмма могильщику была своевременной. Пока могила не оформлена, это не будет считаться эксгумацией.
4Вначале я считал, что Сирил Уотерхаус такой резкий и решительный, потому что обиделся на Анджелу, что она не сообщила ему сразу о смерти брата, но скоро понял, что ошибся. Да, он был обижен, это несомненно, и сильно невзлюбил бедную Анджелу, но он также был совершенно убежден, что Джон умер не своей смертью.
Потом Анджела, конечно, устроила в гостиной сцену.
Закатила истерику, кричала, что не допустит вскрытия. Затем принялась умолять. Но на Сирила ее телодвижения не произвели ни малейшего впечатления. Холодно, не раздражаясь, он продолжал настаивать. Я ничего не мог противопоставить его доводам, как и Френсис. Поразмышляв, мы решили, что вскрытие все же следует произвести, чтобы развеять сомнения.
В конце концов Анджела сдалась. И со слезами объявила, что намерена немедленно отправиться в постель.
Однако Сирила это не устраивало.
— Погодите немного, Анджела, — сказал он властным тоном, который так меня раздражал. — И вас, мистер и миссис Сьюэлл, я прошу задержаться. Мне необходимо прояснить еще кое-что. Тут требуются независимые свидетели, потому что мы с Анджелой представляем заинтересованные стороны. Речь идет о завещании Джона. — Он повернулся к Анджеле. — Надеюсь, вы не возражаете, чтобы я ознакомился с этим документом?
Анджела беспомощно развела руками.
— Конечно, не возражаю. Но я завещание не видела.
Сирил изумленно вскинул брови.
Анджела беспомощно развела руками.
— Конечно, не возражаю. Но я завещание не видела.
Сирил изумленно вскинул брови.
— Вы не видели завещание? Но разве адвокат вам его не показал? Что это значит?
— Да, мистер Вентнор звонил, — Анджела снова принялась плакать, — и сказал, что у него нет завещания Джона. Что Джон не поручал ему его составлять. Я не понимаю, в чем вы меня обвиняете, Сирил?
— Я вас ни в чем не обвиняю. Просто хочу установить факты. То есть адвокат Джона, мистер Вентнор, дал вам понять, что мой брат умер, не оставив завещания? Должен заметить, что мне это представляется совершенно невероятным.
Анджела снова обратилась за помощью ко мне:
— И что это означает, Дуглас?
— То, что Джон не написал завещание.
— Нет-нет, этого не может быть. Понимаете, мистеру Вентнору было известно о завещании Джона, он ему что-то говорил. Он и мне об этом говорил, но очень давно, еще до поездки в Бразилию.
— И вы знаете содержание?
— Да, Джон мне сказал.
— И что же это?
— Он оставил все мне.
Выражение лица Сирила не изменилось.
— И где же это завещание?
— Откуда мне знать? Возможно, в ящике его стола.
— Вы там не смотрели? — В тоне Сирила чувствовалось недоверие.
— Нет, не смотрела. — Анджела снова расплакалась. — Вы что же думали, что я стану рыться в бумагах бедного Джона сразу после похорон?
Сирил посмотрел на меня.
— Сделайте одолжение, пройдите со мной, и мы тут же все выясним. Анджела, пожалуйста, дайте нам ключи Джона.
Я проводил его в библиотеку, где он сразу направился к большому письменному столу из красного дерева, где Джон проводил много времени, составляя проекты своих сооружений. Заперт был только один ящик. Ключ из большой связки, которую принесла ему Анджела, прекрасно подходил к замку. Сирил выдвинул ящик, там оказалась небольшая пачка документов. Среди них страховые полисы и завещание.
Сирил без суеты, спокойно развернул завещание и прочитал. Я увидел, что оно короткое.
— Вы правы, Анджела, — произнес он без выражения. — Он все оставил вам. Поздравляю. Вы стали богатой.
— О, Сирил, как вы можете быть таким бессердечным?! — простонала Анджела.
— Я всего лишь констатирую факты. Кстати, тут есть дополнительное распоряжение к его страховому полису. Пять тысяч фунтов отложены на похороны, сорок пять тысяч оставлены вам непосредственно, а также доход от остальных пятидесяти. Если вы снова выйдете замуж или умрете, капитал переходит к Морису. Итак, пять, сорок пять, пятьдесят… Боже! — Он схватил страховые полисы и начал просматривать, кажется, впервые разволновавшись.
Затем положил бумаги и посмотрел на Анджелу.
— Он застраховался на сто тысяч фунтов. Пять лет назад. Вы это знали, Анджела?
— То, что он застрахован, знала, конечно, — отозвалась Анджела дрожащим голосом. — Но на какую сумму, он мне не говорил. А зачем мне было знать?
Сирил посмотрел на нее, плотно сжав губы.
— Потому что это колоссальные деньги.
— Так это, наверное, хорошо, — пробормотала она. — О Боже, как у меня разболелась голова. Сирил, позвольте мне оставить вас. Мне необходимо лечь в постель.
— Еще несколько минут, — бросил Сирил. — Мистер Сьюэлл, проводите, пожалуйста, Анджелу в гостиную, а я задержусь минуты на три. Кстати, Анджела, где можно найти мисс Бергман?
— Митци? Боже мой… — Анджела схватилась за голову, изображая усилие. Всем своим видом показывая, что для ее истерзанного мозга просто думать — это тяжкий труд. — Она, наверное, у себя, где же еще?
Я объяснил, где комната Митци, и Сирил тут же поднялся по лестнице.
По пути в гостиную я спросил Анджелу, кто такой Морис, и узнал, что это единственный сын Сирила, племянник Джона.
— Приятный для него сюрприз, — заметил я.
— Какой сюрприз? — рассеянно проговорила Анджела. — Джон написал о завещании Морису очень давно. Я помню, он говорил мне об этом.
— Вы знали насчет ста тысяч?
— О Боже, какая разница? — Анджела махнула рукой. — Да, я знала, что Джон застраховался, знала, что я наследница, и насчет Мориса тоже. Но какое это имеет значение?
Про себя я подумал, что это значит очень много, но не сказал ничего. И все же я не мог не восхититься выдержкой Сирила. Он, наверное, слышал об условии в завещании для Мориса и, наверное, рассчитывал на солидное наследство для себя, но на его лице ни один мускул не дрогнул, когда Анджела сказала, что все состояние его брата досталось ей.
Сирил обещал вернуться через три минуты, а прошло целых пятьдесят. Он стремительно вошел в гостиную, вежливо сообщил, что теперь Анджела может идти спать, а мы уходить. Что мы и сделали не без благодарности.
Только через пару дней стало известно, на что ушли эти пятьдесят минут. Сирил Уотерхаус с помощью Митци тщательно обыскал спальню Анджелы, ее салон и ванную.
Что он ожидал там найти, секретом не было, а что он обнаружил, позднее было подробно изложено на коронерском суде [5].
5По дороге домой мы с Френсис молчали.
Она поднялась наверх, а я запер дом и последовал за ней.
Она посмотрела на меня, расширив глаза.
— Дуглас, мы поступили правильно, что поддержали этого человека насчет вскрытия?
— Думаю, да, — ответил я.
— А может быть, лучше было бы все оставить как есть?
— Нет, дорогая, когда события перешли определенную черту, остановить их невозможно.
— Да, наверное, ты прав. Но… Дуглас, я боюсь… а вдруг на вскрытии обнаружится что-то… — Она замолкла, не закончив фразу.
Глава четвертая На свет выплывают новые факты
1Я все утро трудился в оранжерее над окольцовыванием грушевых деревьев против вторжения пяденицы зимней, очень распространенного вредителя, безуспешно пытаясь не думать о последних событиях. Конечно, я сочувствовал Анджеле, но не более.
А потом, выйдя прогуляться, встретил Гарольда Чима.
— Все это становится довольно серьезно, ты так не думаешь, Дуглас? — Это были его первые слова.
— А что именно?
— То, чем занимается брат Джона. Ты не знаешь? Сегодня утром до завтрака он первым делом встретился с Блейком и поручил ему извлечь из могилы гроб с телом и перевезти в морг. Блейк сказал, что не может это сделать без разрешения властей, — эксгумация вещь серьезная, это понятно, — но Сирил Уотерхаус убедил его, что пока могила не оформлена, тело не считается похороненным, так что тут правила эксгумации не действуют. Довольно забавно, ты не считаешь? Как бы то ни было, Блейк согласился. Довольно настырный тип этот Сирил. Как он тебе показался?
Я сказал Гарольду, что Сирил Уотерхаус произвел на меня тягостное впечатление и что он действительно настырный и склонен любые узлы, в том числе юридические, не распутывать, а разрезать.
Затем Гарольд сообщил мне новости.
Он славился у нас тем, что всегда все знал. Как это ему удавалось, уму непостижимо.
Я узнал, что сегодня рано утром Сирил Уотерхаус позвонил известному лондонскому хирургу и пригласил приехать сделать вскрытие, затем он связался со своим доктором, чтобы тот приехал ассистировать. А вот местного хирурга пригласить отказался.
— Представляешь, какую обиду он нанес Глену?! — вскипел Гарольд. — Да это противоречит профессиональной этике! Впрочем, этому Уотерхаусу на все наплевать. Взял на себя ответственность поднять из могилы фактически захороненное тело, и хоть бы что. Интересно, что скажут по этому поводу власти, когда узнают?
— Факт свершился, — сказал я, — так что, наверное, ничего не скажут.
Гарольд кивнул:
— Да, этот тип, наверное, привык всегда выходить сухим из воды. А если там что-то найдут, представляешь, какой он поднимет шум?!
— Не представляю, что там могут найти, — категорически заявил я.
— Если честно, я тоже не вижу в этом предприятии никаких перспектив, — согласился Гарольд.
Мне было пора сворачивать к дому, и я пригласил Гарольда зайти выпить со мной чаю. Френсис уехала на машине в Торминстер.
У Гарольда было контрпредложение:
— А давай заглянем к Брумам? У Глена могут быть какие-то новости.
— Ты имеешь в виду, насчет вскрытия? Так ведь он не присутствовал.
— Нет, он там был. Доктор Руквей, тот, что из Лондона, пригласил его тоже ассистировать. В том, что он так поступит, не было сомнений.
— Понимаю, — сказал я. — Ну тогда пошли.
По дороге я размышлял над тем, что рассказал мне Гарольд. Впрочем, тут не было ничего удивительного. Если человек неожиданно умирает, это всегда вызывает подозрения. И в деревне некоторые откровенно сожалели, что умер Джон, а не его жена. Ей вроде это было положено, как вечно больной. Меня смущало, что где-то в глубине души я с ними соглашался. Мы терпели Анджелу, сочувствовали, но никто, кажется, к этой женщине особой симпатии не испытывал. А в деревне так ее вообще недолюбливали.