Кира смотрела на него, не находя слов. Таких наглецов она давно не видела. Все описанные им достопримечательности можно обойти пешком за четверть часа. А рядом с музеем Грина она вообще стоит: вон вывеска. Музей Айвазовского – в десяти шагах, Кира только что его миновала. Сто баксов, главное!
– Чего молчишь? – забеспокоился наглый феодосиец. – Дорого? Ну ладно, для тебя – семьдесят пять. Идет?
Он что, издевается?! От злости Кира просто-таки обессилела. Надо отшить этого морального палача, да так, чтобы юлой завертелся!..
Однако, сколько ни искала Кира подходящих к случаю сильных выражений, ступор овладел ее мыслями. Все, на что она была способна, это рявкнуть:
– No comprendo! Afuera![3] – и самой пойти дальше.
Это был испытанный, заслуженный приемчик отшивать наглецов. Девяносто девять из ста замирали и растерянно спрашивали: чего?! – предоставляя Кире возможность отделаться от них. Однако сейчас ей повезло налететь на сотого.
– Es una lastima![4] – спокойно ответствовал «наглец» – и дал газ.
Кире потребовалось некоторое время, чтобы понять: он все-таки отправился Afuera. А прямо перед ней… прямо перед ней то вспыхивает, то гаснет красная надпись: «ЗАО «Эротический театр «Мадонна».
Кира опасливо возвела к небу глаза, но тут же сообразила, которая из двух Мадонн имелась в виду владельцами данного ЗАО, и от сердца слегка отлегло.
Итак, она у цели. Но ведь за вход надо платить, а чем? Может быть, попросить того кряжистого парня, который курит у входа, провести ее? Но, сколько она слышала, билет в такие злачные места довольно дорого стоит, зачем бы ему тратиться? Не потребует ли, чтобы охочая до развлечений незнакомка рассчиталась с ним все той же валютой, которой рассчитывалась с Зозулей? Ну уж нет, извините: поиздержалась, как тот Хлестаков, в дороге! Очевидно, придется-таки ждать открытия базара.
Она уже совсем собралась несолоно хлебавши отчалить, как вдруг стоявший на крыльце парень отбросил сигарету и неуверенным голосом сказал:
– Эй, Дездемона! Что стоишь, как неродная? Ты, в натуре, молилась сегодня на ночь или нет?
Этот вариант перевода, разумеется, не принадлежал ни к одному из известных Кире. И все-таки ответила она совершенно автоматически, просто потому, что реплика: «Have you pray'd to night, Desdemona?» – требует реплики, – в строгом соответствии с оригиналом:
– Ay, my lord… If you say so, I hope you will not kill me.[5]
– Чего? – растерялся парень. – Нет, ты знаешь, я по-украински ни бельмеса, ты уж лучше по-человечески говори.
– Speak English! – глумливо добавила Кира, и парень обрадовался:
– Ах, инглиш? Ну, по инглишу у нас Дениска спикает. Пошли, поболтаете по-свойски! – И, уверенный, что язык жестов окажется более понятен для Дездемоны, взял ее за руку – и потянул за собой, в полутемные недра ЗАО, мимо красочного объявления: «Господа! Убедительно просим не ломать дверь: помещение заказано, посторонним вход воспрещен. Завтра казино будет работать в обычном режиме».
Кира шла, как во сне, размышляя о пользе классического образования. Впрочем, еще неизвестно, какую пользу принесет ей посещение сего местечка. Не лучше ли дать деру, пока не поздно? «Ничего. У меня есть оружие!» – вспомнила она, и, как ни странно, эта мысль немного успокоила.
Кира огляделась – испуганное мельтешенье постепенно улеглось, и она смогла кое-как примениться к местности.
Вот странно! Ожидала бог весть чего, а тут вполне благопристойно. В смысле никаких неприличных картинок на стенах, а между убогими пластиковыми столиками не шныряют голые девицы. Или сейчас антракт? Вообще обстановка сильно напоминала заштатную пивнушку. Единственное, что напоминало об эротике, была сцена, небрежно завешенная красным занавесом. На нем была нарисована голая (ну наконец-то!) девица, раскинувшаяся в прельстительной позе. Замысел создателей занавеса был в принципе понятен: когда он оказывался аккуратно задернут, девица являла собой одно симпатичное и даже волнующее целое. Однако сейчас, при наполовину раздернутом занавесе, девица напоминала ассистентку того самого факира, который был пьян… со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Пространство на сцене, видное между половинками несчастной девицы, пустовало. Да и зал не ломился от посетителей, только за двумя сдвинутыми столиками прилично и даже уныло гуляла компания человек в шесть. Они-то, очевидно, и сняли казино на ночь.
– Ставьте флакон, ребята! – оглушительно заорал Кирин сопровождающий. – Я выиграл.
– Да брось, – лениво отмахнулись ребята. – Сговорился небось…
– Спросите у швейцара, если не верите, – обиделся тот. – Все было чин чинарем, как спорили. Мол, если кто откликнется на это идиотское имя, бутылек мой. Вот я ей: ну, как дела, Дездемона, ты ваще молилась – нет? А она: «Однозначно» – говорит.
– Так и сказала? – озадачился красивый брюнет, как две капли воды похожий на какого-нибудь древнегреческого Агамемнона Атрида.
– Иес, говорит, ну а это и есть – однозначно, – постучал себя в грудь провожатый.
– Иес? – растерянно повторил Атрид. – Это почему?
– Похоже, она англичанка, вот почему. И по-русски ни бум-бум. Гоните флакон, раз проспорили. А ты, Дениска, поговори с ней по-английски, видишь, девушке скучно.
Атрид отодвинул крутое плечо, и к Кире подсунулся худющий, будто отметавшая икру корюшка, паренек с веселыми глазами.
– Happy birthday to you! – бойко сказал он, однако тут же спохватился и поправился: – Happy New Year! То есть эта… Merry Cristmas![6]
– Вы, наверное, хотели сказать: welсomе?[7] – сжалилась над ним Кира.
– Во-во! – обрадовался Дениска. – Welсomе! Добро пожаловать! – И тут же его рот испуганно приоткрылся: – Данила, а как же ты говорил, что она по-русски ни бум-бум?! Я думал, потренируюсь в разговорной речи, мне языковая среда нужна до зарезу, а тут…
Означенный Данила пожал плечами, подозрительно поглядывая на Киру, словно он был случайным прохожим, а она – коварной сиреной.
– Я буду охотно говорить с вас по-английски, – выразительно ломая язык, сказала Кира. – Но мне тоже нужен быть языковый практик! I am American, I'm studying Russian, and хотеть говорить only по-русски.
На загорелых лицах, обращенных к ней, выразилось нескрываемое облегчение, а Кира поняла, что знание русского языка ей прощено. В то же мгновение ассортимент стоявших на столе бутылок значительно обогатился, а перед Кирой возник огромный бокал, куда было щедро налито шампанское. Себе новые знакомцы изготовили хорошего «ерша», а потом дружно выпили – со свиданьицем.
Кира не стала отнекиваться – глотнула шампанского, улыбаясь направо и налево и прикидывая, повезло ей или нет.
Она почти не сомневалась, что перед ней – команда рыбацкого сейнера. В конце концов, почти все мужское население Феодосии – рыбаки и моряки. Если так – ей повезло. Сейнера ведь плавают, точнее ходят, в море. И что может быть лучше, чем доплыть (дойти) до Ильича с этими ребятами? Для них это ничто – несколько часов ходу, а для Киры – спасение жизни. У них в трюме можно спокойно пересечь государственную границу Украины и России… Как-то внезапно перед ней вдруг возникла эта забытая, но очевиднейшая необходимость: пересечение государственной границы. При посадке на паром у всех проверяют документы. А что предъявит она? Конечно, можно нанять ночью какого-нибудь лодочника-контрабандиста (читай «Тамань» Лермонтова), однако это уже из области приключенческих романов.
…Ночь. Море. И огни патрульного катера выхватывают из тьмы утлую лодчонку с преступницей-злодейкой на корме.
«Сдавайтесь! Вы окружены!» Или что там кричат в этом случае?..
Нет. Надо как-то попытаться пристроиться к этим рыбачкам-морячкам!
Эта мысль назойливо билась в сознании, будто муха в паутине, а Кира между тем улыбалась направо и налево – и болтала, болтала, болтала, сама удивляясь тому вранью, которое так и плел ее язык, словно затейливо-узорчатую нить.
Оказалось, она американка шотландского происхождения. И ее предки – те самые шотландские Лермонты, из которых происходил Джордж Лермонт, в начале XVII века, в «смутное время», служивший польским наемником, попавший в русский плен и положивший начало роду Лермонтовых. То есть она в некоторой степени родственница великого автора «Мцыри», «Демона» и «Героя нашего времени». Тут Кира смущенно потупилась и пожала плечами: мол, сама не знаю, как это вышло, но… И правда ведь – не знала! Всю жизнь Дездемона, стало быть Лермонт, изучала русский язык (оттого и владеет им почти безупречно), читала в подлиннике великого поэта, мечтала побывать в знаменитой Тамани, столь трепетно, любовно и живописно описанной в одноименной новелле («Тамань – самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще вдобавок меня хотели утопить…» Какой же русский с младенчества не усваивает этой информации?!). И вот мечта ее почти готова была сбыться… но, увы, вмешалась роковая судьба! Вчера на феодосийском базаре, куда легкомысленная американская шотландка направилась, чтобы хлебнуть eхotic, ее обчистили. Украли бумажник со всеми деньгами и, конечно, документами. А в Феодосии бедняжка Дездемона одна как перст. Но в легендарной Тамани у нее назначена встреча с друзьями, которые вмиг разрешат все ее материальные затруднения и помогут с удостоверением личности для оформления документов. А сейчас она в полном отчаянии. Как перебраться через границу?! Остается только надеяться на чудо… или на добрые, бесконечно добрые и загадочные славянские души!
Когда Кира (она же Дездемона Лермонт) начинала плести свои байки, экипаж сейнера смотрел на нее во все глаза, так и лучась неподдельным интересом. Однако под занавес лица у слушателей потускнели, глаза погасли. Кира еще не успела растрогаться, до чего же близко к сердцу приняли бравые рыбачки ее печальную историю, как по-детски непосредственный Денис прямо выложил причину их озабоченности.
– И что, так-таки все свистнули? – спросил он тонким от разочарования голосом. – Все баксики подчистили до разъединого?
Уж в этом-то Кира могла хоть на Библии поклясться! Однако ее живейшая искренность не добавила радости в матросские очи. И мореходы не замедлили сообщить почему.
Оказывается, они работали по бригадному подряду и у них в экипаже действовал принцип «общего котла».
– Андестенд? – надсаживался Дениска, пытаясь донести до Киры основную мысль. – Фор ми, фор ю, фор хи, фор аз… тугезер! Андестенд?
Кира, едва не подавившись от смеха, часто-часто закивала: мол, андестенд, не сомневайся!
Итак, ребята вчера получили деньги за товар и решили по этому поводу традиционно гульнуть. И что вы думаете, мисс?! Просадили в этом эротическом казино все до копейки!
Попутно Кира пополнила свое образование и выяснила, что же это такое: эротическое казино.
Крутится рулетка, возле сидит крупье и принимает ставки. Красное – ура, черное – увы. Ура – на сцене идет стриптиз. Степень раздевания – в зависимости от суммы ставки.
Увы – деньги уходят на развитие, так сказать, производства. Есть еще одна тонкость: «зеро». Оно означает мужской стриптиз. В Москве, говорят, это сейчас модно, в Киеве – тоже, а чем хуже Феодосия? И вот, вы только подумайте, уважаемая мисс Дездемона, – все денежки из карманов экипажа ухнули в проклятое черное «увы»! Хоть бы один раз выиграло красное, так нет же. Правда, раза два-три выпадало «зеро», однако во всех моряках, как известно, очень сильно развито мужское начало, поэтому стриптизера освистывали и зашикивали, едва он брался за «молнию» джинсов.
– Что мы, гомики какие-нибудь недоделанные? – обиженно спросил Киру Дениска, и она пылко замотала головой.
Словом, ребята маялись всю ночь, а удача никак не шла. Жар в крови требовалось гасить… А бесплатно, как известно, только пожары в квартирах тушат. Короче: к моменту появления Киры (Дездемоны Лермонт) в бездонных рыбацких карманах зияла пустота. И поначалу они восприняли ее как некую золотую рыбку, которая хвостиком вильнет – и будет старуха царицей! Увы, очередное «увы» постигло их…
вспомнила Кира и понурилась: нет, это российско-украинская граница хвостом по воде плеснула – и ушла от нее… в невозвратные дали.
– Ты представляешь, у нас на камбузе из жратвы одна только печень катрана осталась, – тоскливо сообщил Дениска, забыв о том, что Дездемона может чего-то не понять. – Этот мерзкий деликатес просто так есть невозможно: его надо в спиртяге растворять в соотношении один грамм печени к ста граммам водяры.
Кира обвела сочувственным взором исполненные отвращения лица. Да, тут с ее стороны был полнейший андестенд! Самой ей только раз пришлось попробовать это уникальное лакомство, и она была уверена, что пропорция Дениски может быть спокойно увеличена аж в три раза. В смысле со стороны спиртного.
– Послушайте, – сказала она взволнованно, – послушайте, dear friends, но я ведь смогу вам заплатить, как только встречусь со своими друзьями!
В самом деле – не все ли равно, где продать «Ролекс»? Там, в родной России, еще и лучше это сделать. И она от всей души расплатится с морячками и рыбачками.
Денискины простодушные глаза вспыхнули было, но вот он поглядел на мрачного Атрида, индифферентного Данилу, на закаменевшие скулы остальной команды – и погасил дружелюбные огни.
Лидером был, конечно, Атрид – и Кира умоляюще воззрилась на него.
Он встал, поведя крутыми плечами; прошелся по залу. Количество выпитого никак не поколебало его цепкой моряцкой походочки. Впрочем, чем особенно отличается штормовое море от шторма в голове? Похоже, ничем.
Подошел к столику крупье. Тот подремывал над рулеткой, навис над нею, защищая от посягательств непрофессионалов, как клуша – цыплят.
– А вот попытаем судьбу! – Атрид поглядел на Киру. – Если черное – не взыщи. Ну а красное…
– Ни, – обреченно помотал головой Дениска. – Не выпадет красное. Непруха!
– А если все-таки – red? – взволнованно спросила Кира.
– Побачимо, – неопределенно пожал плечами Атрид. – Вот коли будет red, тогда и поговорим.
Что-то было в его голосе… что-то такое… Кира покосилась на дверь, вдруг отчаянно пожалев, что поддалась порыву – и отозвалась на имя Дездемоны. Ничего бы с ней не случилось. Просидела бы до утра где-нибудь в скверике…
Но было поздно. Крупье принял как ставку последнюю бутылку «Перцовой настойки», еще остававшуюся неоткупоренной, – и взялся за рулетку.
Кира стиснула пальцы. Она никогда не бывала в казино: не имела необходимой для выигрыша веры в удачу. Поэтому просто-таки глазам не поверила, когда красное все-таки выиграло.
– Godd! – сказала она потрясенно, но ее голос заглушил дружный ор рыбаков:
– Даешь стриптиз! Даешь стриптиз!
– Господа, господа! – мгновенно проснувшийся крупье замахал руками. – Господа, прошу тишины. Вынужден разочаровать вас, но… девочки уже ушли! Можете проверить: гримерная открыта.
– Как это – ушли?! – тонким мальчишеским голоском воскликнул Дениска. – Сейчас же еще четырех нет! А вы до пяти должны работать!
Крупье строптиво дернул плечиком, но, когда Атрид отозвался Дениске тяжелым, грозным эхом, он быстренько обрел дар речи и забормотал, что, мол, господа рыбаки сами признались, что проигрались в прах. Это дошло до девочек, а ведь им и так надоело сидеть в гримерной, бездельничать. Ну и… Словом, красное вполне могло бы и не выигрывать.
– Нет, это никуда не годится, – рассудительно сказал Атрид. – Ежели красное, должен быть стриптиз.
– Да-ешь стрип-тиз! Да-ешь стрип-тиз! – с новой силой загалдела команда, и жуликовато-древнегреческие глаза Атрида остановились на Кире.
– Ну вот что, Дездемона, – веско бросил он, – или как тебя там… Красное выиграло – я от своего слова не отступлю. Но только и ты нас уважь. Сбацай там, на сцене, чего-нибудь этакого, железного, – он неопределенно пощелкал пальцами, – сама понимаешь! А то посулить ты всякое можешь, а там, в Тамани, ищи тебя потом свищи!
«Долго при свете месяца мелькал белый парус меж темных волн…» – почему-то вспомнила Кира.
– Знаю я вас, капиталистов, – сурово продолжал между тем Атрид. – Через вас вся гниль и пошла! Через вас Союз лопнул, Крым хохлы загребли! Через вас в Феодосии, где я в школу бегал пацаном, открылись вот такие мерзопакости! – Он обвел рукой безрадостное, унылое помещение эротического казино. – Девчонкам в школу надо ходить, а они тут задницами вертят да титьками трясут!
Он погрозил Кире кулаком. Она с изумлением повела глазами и обнаружила, что экипаж, только что смотревший на нее с вожделением, теперь дружно свел брови и поджал губы. Ей даже почудилось, будто рабочие руки сжимаются в мощные кулаки. Серпов и молотов, правда, еще не было видно, но, если дело так пойдет и дальше, они не замедлят появиться.
И вдруг Кире остро захотелось ощутить в руках тяжесть… нет, не серпа и молота, а табурета. Или даже нескольких табуретов. Во всяком случае, она нашла в себе силы взметнуть как минимум шесть – по числу находящихся здесь непримиримых борцов с империализмом. Но не сказала ни слова, как та рыбка: просто повернулась – и прошла в просвет между половинками несчастной распиленной ассистентки факира, а потом и за сцену.
Никто ее не задерживал: очевидно, само собой подразумевалось, что дамочке надо подготовиться. Какой интерес в снимании темно-синей юбки и белой полосатой маечки? Должны быть какие-нибудь перья, несусветно-пышные оборки… что там еще?
Перьев Кира в гримерной не нашла. Правда, по стенам тесной комнатушки с одним кривым зеркалом были распяты какие-то шелковые тряпки, однако все эти охапки оборок Киру нимало не интересовали. Защелкнув – от греха! – дверь изнутри, она принялась открывать подряд все шкафы и наконец нашла то, что искала: какой-то цветастый сарафанчик на символических бретельках, который из всего имеющегося наиболее напоминал простую человеческую одежду. Но самой ценной находкой оказалась коллекция париков. Без колебаний отбросив вороньи спиралевидные локоны, оранжево-рыжие космы, зеленые русалочьи косы, Кира остановила свой выбор на платиново поблескивающих кудерьках, вполне сходных с настоящими волосами: во всяком случае, насколько позволяло понять тусклое освещение в гримерной.
Переоделась, а свои вещи свернула в тугой сверток и впихнула в безразмерный венгерский рюкзачок.