«Крайне ядовитая, – прочитала Катя, – водится в Центральной и Южной Америке…» Непонятно, при чем тут Южная Америка? И все-таки Катя каждой клеточкой разума ощущала: змейка – это она. Справедливая и беспощадная, сама определяющая, что есть добро и что есть зло, неподвластная пропахшей кухней и несвежим бельем морали коммунальных квартир.
Она сама творит свою жизнь, и ей нет дела до гнилых заповедей.
И хотя порой Катя чувствовала, что подобные рассуждения вовсе не оправдывают тех или иных поступков, а, наоборот, могут завести черт знает куда, она продолжала следовать сформировавшимся убеждениям.
ГЛАВА 11
Устав от бесконечных поисков Коломенцева, Валерий Яковлевич Жданко вернулся в свой убогий гостиничный номер и загрустил. Он обегал весь город, побывал практически всюду, куда бы мог отправиться этот, как про себя успел его окрестить Валера, «масон». Но Коломенцев словно сквозь землю провалился. Куда же он делся, а главное, почему столь неожиданно?
Валера перебрал все вероятные ситуации. Допустим, масон узнал о его – Жданко – приезде и решил замести следы. Но какие именно следы? По всей видимости, ничего криминального он не совершил. Да и как мог узнать о нем? Олегов сообщил? Почувствовал вину и позвонил? Маловероятно. А может быть, прочитанный дневник Пеликана толкнул его к действию?
Так ничего и не решив на этот счет, Валера валялся на дребезжащей всеми пружинами гостиничной койке. Наступал вечер – самое неприятное время для командировочного вроде него. Ни знакомых, ни развлечений. Лето – мертвый сезон. Тем более в такой провинциальной дыре, как Тихореченск. Что же остается? Пойти в столовую поужинать, потом купить в киоске какой-нибудь журнальчик типа «Огонька», полистать его и завалиться спать. Перспектива, конечно, кислая.
В Валере боролись два противоположных чувства. Ему до смерти хотелось отличиться и одновременно до смерти хотелось домой, в Москву, к маме! Однако суровое напутствие начальника – сидеть в Тихореченске хоть до посинения, а добиться результатов, было равносильно приказу, ослушаться которого значило загубить карьеру на корню. И ведь он сам виноват. Не прояви идиотского рвения, не доложи о разговоре с Олеговым, сидел бы сейчас в уютной кухоньке под размеренно тикающими ходиками и уплетал бы бабушкины пироги с картошкой и рыбой…
Валера тяжело вздохнул и поднялся с опротивевшей казенной постели. В этот миг зазвонил телефон.
«Из Москвы! – екнуло сердце. – Руководство!..»
– Валерий Яковлевич? – раздался в трубке странно знакомый голос.
– Я.
– Вас беспокоит Елена Донская. Добрый вечер.
– Здравствуйте, – несколько ошарашенно ответил Валера. Он никак не ожидал, что Елена позвонит. А вдруг у нее имеется информация насчет Коломенцева?
– Вы дали свой номер телефона… – неуверенно произнесла девушка и замолчала.
– Конечно! – закричал Валера. – Где же вы?! – он подул в трубку. – Алло! Алло!
– Я вас слышу. – Донская говорила с большими паузами. – Нам нужно встретиться… Поговорить…
– Я готов! – Валера вдруг пришел в страшное возбуждение. «Только бы она не передумала! – мысленно повторял он. – Только бы не передумала».
– Хорошо. Тогда через полчаса возле парадного входа в драматический театр. Знаете? В центре, недалеко от нашего дома.
– Найду! – заверил окрыленный Валера.
В трубке раздались гудки. Валера заметался по номеру, схватил свои брюки, оглядел их со всех сторон, остался доволен, потом достал из чемодана свежую сорочку, осмотрел ее. Она была изрядно помята. Взять у коридорной утюг? Но время, время. Он понюхал уже надеванную сегодня рубашку. Потом воняет. Что же делать?! «Пойду в мятой», – решил он.
До театра было минут пять езды на троллейбусе, но Валера то и дело поглядывал на часы, боясь опоздать. Приехал он вовремя, но Елены возле входа не оказалось. Прогуливалась какая-то несерьезная молодежь. Из вестибюля раздавались звуки духового оркестра – видимо, начинались танцы. Валера помотался у входа, то и дело сталкиваясь с кем-нибудь в толпе, забежал за угол, потом вернулся… Отчаяние охватило пытливого сыщика – Елены нигде не было.
Вдруг его тронули за плечо.
– Валерий Яковлевич?
Валера узнал ее голос. Все-таки пришла? Он поспешно обернулся. Сейчас Елена казалась еще красивее, чем во время их первой встречи. Серое платье, светлые «лодочки» на высоком каблуке. Никто в толпе свистушек, отиравшихся у входа на танцульки, ей и в подметки не годился.
– Вы меня извините, что назначила встречу здесь, совсем забыла, что сегодня танцы.
– А я бы не прочь пойти на них, – пытаясь развязностью замаскировать свое смущение, заметил Валера.
Она слабо усмехнулась.
– К сожалению, пригласила вас вовсе не за тем. Нам нужно поговорить. В прошлый раз… – она запнулась. – Может быть, следовало сказать вам все до конца?
Валера молчал, не зная, что ответить.
– Пойдемте к нам, – предложила девушка. – На улице побеседовать вряд ли удастся.
Валера, естественно, не возражал.
Идти с этой девушкой по улице было невероятно лестно. На нее обращали внимание, а она, видимо, привыкшая к откровенным взглядам мужчин, не реагировала на них. Так, во всяком случае, казалось Валере.
Жданко не производил впечатление плюгавого юнца. Напротив, он был высок и широк в плечах. Рыжеватые волосы и веснушки на бледном, не поддававшемся загару лице отнюдь не портили его облика. Но, по правде сказать, любовный опыт у Валеры, несмотря на его двадцать пять лет, был очень скромен. И сейчас, повторяя про себя, что идет он вовсе не в гости, а по делу, притом очень важному, Валера между тем испытывал некое томление, очень напоминавшее любовное.
Дорогой девушка молчала, занятая своими мыслями, лишь раз она приостановилась, заглянула своему спутнику в лицо, как будто намереваясь что-то сказать, но, видно, передумав, промолчала.
Они прошли мимо уже знакомой Валере мерзкой старухи, сидевшей у лифта. Бабка проводила их внимательным взглядом, но на этот раз ничего не сказала.
– Проходите, – сказала Елена, отворяя дверь.
Валера вошел в квартиру и уже собрался разуться, но Елена остановила его.
– Это вовсе не обязательно.
– Но ковер?
Она махнула рукой, и жест этот мог означать все что угодно – от «не обращайте внимания» до «пропади все пропадом».
Смущенный Валера проследовал в комнату и с робостью уселся на кожаный диван.
– Вы что будете пить? Чай или кофе? А может быть, поужинаете? Конечно, поужинаете. Ведь вы, наверное, голодны.
– Что вы? – засуетился Валера. – Я вовсе…
Но Елена, не слушая, вышла, но скоро вернулась.
– Сейчас нам подадут, – сообщила она.
– Но стоит ли беспокоиться?
– Пустяки. И зря вы тушуетесь, – она второй раз за вечер едва заметно улыбнулась. – Вы – мой гость, и не следует смущаться.
От этих ее слов Валера покраснел так ярко, как свойственно только рыжим.
Пожилая женщина, которая в прошлый раз открывала Валере, внесла поднос, поставила его на невиданный доселе Валерой столик на колесиках и, не говоря ни слова, удалилась. На подносе стояли две фарфоровые чашечки с кофе, на блюде лежали бутерброды с ветчиной, сыром и черной икрой.
– Закусите, – кивнула на поднос Елена.
Валера, конфузясь, потянулся к бутербродам. Рука его замерла в воздухе, не зная, какой выбрать. Наконец он взял тот, что с сыром, и, стараясь не ронять крошки, стал по-кроличьи жевать его.
Хозяйка между тем нервно ходила по комнате, потом закурила, отошла к окну и стала смотреть на улицу.
Кое-как проглотив бутерброд, Валера кашлянул. Она обернулась.
– Так вот, – словно возобновляя прерванный разговор, сказала Елена, – в прошлый раз вы спрашивали меня о Пеликане…
Валера кивнул.
– И тогда я не стала вам говорить, зачем ездила к нему в Забудкино. Что он мне сообщил… Кстати, вы видели его? Он еще жив?
– Умер.
– Ах так! – она помолчала.
– Я был в том доме, где он некогда обитал. Сейчас там проживают дачники. Один историк, преподаватель местного педвуза, с женой и детьми. И представьте себе: этот педагог случайно обнаружил дневники Пеликана.
– Неужели?! Они у вас?
– Увы, – расстроенно произнес Валера, – горе-исследователь передал их другому чудаку. Сегодня я весь день разыскивал этого человека, но безрезультатно.
– Кошмар! – ужаснулась девушка. – Но, во всяком случае, он рассказал вам о содержании дневников?
– Очень приблизительно. Тетради исписаны по-немецки. А, как я понял, он не очень владеет языком. Вдобавок, по его утверждению, часть текста зашифрована. Речь как будто идет о перевозке неких детей из Праги сюда, в Тихореченск… Я вам уже об этом, по-моему, говорил.
– О детях? А как их фамилия?
– Десантовы. Что-то вроде этого.
– Да-да. Вы меня в прошлый раз спрашивали, не знакома ли мне эта фамилия. – Она вновь заходила из угла в угол.
– Очень приблизительно. Тетради исписаны по-немецки. А, как я понял, он не очень владеет языком. Вдобавок, по его утверждению, часть текста зашифрована. Речь как будто идет о перевозке неких детей из Праги сюда, в Тихореченск… Я вам уже об этом, по-моему, говорил.
– О детях? А как их фамилия?
– Десантовы. Что-то вроде этого.
– Да-да. Вы меня в прошлый раз спрашивали, не знакома ли мне эта фамилия. – Она вновь заходила из угла в угол.
Валера недоуменно следил за ней. И чего она так взволновалась?
Странное поведение хозяйки дома произвело на него совсем неожиданный эффект. Валера вдруг почувствовал себя легко и уверенно, как будто и не краснел несколько минут назад, словно нашкодивший школьник.
Он потянулся к блюду, взял с него бутерброд с икрой и принялся неторопливо жевать, вовсе не обращая внимания, чавкает или нет, следом уплел еще один, потом допил свою чашку с кофе и, увидев, что хозяйка к своей и не притронулась, опустошил и ее. Теперь он с некоторой даже снисходительностью смотрел на метания Елены, ощущая себя хозяином положения.
– Так что же ты хотела мне сообщить? – наконец произнес он, совершенно непринужденно перейдя на «доверительный» тон.
– Я? – Девушка, казалось, только что вспомнила о своем госте. – Ах да. Семейная тайна… И теперь, когда о ней может узнать еще кто-то…
– Что уж за тайна такая? – с легкой насмешкой произнес Валера. – Государственная, что ли?
– Вы, по-моему, выбираете неверный тон для беседы со мной.
– Но ведь ты сама меня пригласила. Я, понимаешь, не напрашивался. Но если не желаешь говорить… – Валера поднялся. – Большое спасибо за угощение.
– Нет, подождите! Ваше сообщение, что дневники Пеликана попали не в те руки, совершенно выбило меня из колеи. Вы – человек серьезный, вам можно доверять, а тем, в чьи руки попали дневники? Они что за люди?
Валера пожал плечами:
– Понятия не имею. Скорее всего любопытствующие. Дачник этот… Убог, трусоват к тому же. А второго я не знаю. Только просмотрел его дело в архиве. Из эмигрантов. Харбинец. Белогвардеец, похоже. Вернулся в СССР несколько лет назад. Член масонской ложи. В общем-то смутная личность.
– Я так и знала! – воскликнула Елена. – Теперь он будет нас шантажировать.
– Да чем шантажировать?! Что ты все вокруг да около? Кто ему позволит шантажировать советских людей? Да его самого в любой момент можно упечь куда подальше. Главное – найти его, подлеца. Без этого все дело встало. Но я найду обязательно. Так чем шантажировать?
– Хорошо, я расскажу. – Елена села на диван напротив Валеры. Ее бледное лицо выражало отчаяние, глаза поблескивали, и Валера вновь испытал неопределенное томление. Хотя почему неопределенное? Очень даже определенное. Ему хотелось повалить эту красотку на диване, задрать ей подол и… Он чувствовал: в эту минуту она в его власти. Но только он представил эту сцену, как вновь смутился и впал в прежнюю неуверенность. Язык внезапно окостенел, ноги задрожали, под ложечкой засосало… Красивая девушка была совсем рядом, стоило только протянуть руку. Нежный аромат незнакомых духов кружил голову, следопыт млел.
– Дело в том, – вовсе не замечая его состояния, начала Елена, – что мы с братом вовсе не Донские. Потрясающую новость и сообщил мне Пеликан. Это произошло три года назад. Я поехала к нему в Забудкино, именно в тот убогий домишко, где он доживал свои дни.
– А кто же вы? – удивился Валера.
– Не перебивайте, пожалуйста. Я все расскажу. Так вот. Приехала я в Забудкино. По-моему, был май. Все цвело. А его халупа… Просто нора какая-то. Притон не притон. И он. Пеликан! Монстр! Я таких до этого не встречала. К тому же не русский. – Елену передернуло. – Он мне руку поцеловал при встрече. Этакое чучело – и руку целует. Впрочем, в нем чувствовалось европейское воспитание. Тут он меня сразу и огорошил. Говорит: и ты, и Станислав вовсе не Донские. И стал рассказывать, будто бы в войну, вернее, чуть раньше, из Польши… или Чехословакии он привез сюда детей. От немцев спасал. Вы об этом в прошлый ваш визит упоминали. Мальчика и девочку. Годика по три… И детей нужно было куда-нибудь пристроить. Не в детдом же их сдавать. Лучше всего в какую-нибудь благополучную семью. Вот. И тогда каким-то образом Пеликан вышел на Десантова. Тот в исполкоме высокий пост занимал. – Елена замолчала и снова, в который уже раз, закурила.
– А дальше? – спросил Валера.
– У Десантовых тоже было двое детей, и тоже мальчик и девочка, почти того же возраста, что и дети, привезенные из-за рубежа, а Донские были бездетны. У матери имелись какие-то расстройства, не знаю подробностей, да они и неважны. Мои родители, Донские то есть, мечтали о собственных детях. В ту пору Донские и Десантовы были очень дружны. Вроде бы еще раньше, в двадцатых годах, в Ленинграде столкнула их жизнь. Позже Донские перебрались в Тихореченск, здесь возводился крупный завод, и отец был направлен на стройку. Десантовы же приехали в Тихореченск позже, в конце тридцатых, и дружба их возобновилась.
Короче, Десантов и говорит моему отцу: бери этих детишек себе, а документы я подготовлю. Никто и знать не будет, что они привезены из-за границы. Сказано – сделано. И Донские нас усыновили. Вернее, не усыновили, а стали считать своими детьми. И для всех мы были Донские.
– Позволь, позволь, – встрепенулся Валера. – Так не бывает. То не было детей, а то вдруг появляются. Тем более не грудные, а уже большие. Я допускаю – можно подделать документы, но как объяснить внезапное появление детей? Ты же сама говорила: у матери детей быть не могло. Ведь об этом знали. Хотя бы те медики, к которым она обращалась.
– Вот то же самое я и сказала Пеликану. Я вначале ему вообще не поверила. Но он предъявил доказательства.
– Какие, интересно?
– Дело в том, что у моего брата Станислава имеется на левой груди не то родимое пятно странной формы, не то татуировка. Он описал мне ее.
– И что же из этого следует?! Мало ли каким образом он мог узнать о родимом пятне.
– И все-таки он описал его совершенно точно.
– Допустим, Пеликан прав. И что же из этого следует? Родные или не родные, вы – дети Донских. Какая разница? Родители ваши, настоящие или приемные, умерли…
– Однако же вы почему-то интересуетесь именно детьми, которых привез Пеликан, то есть нами. Приехали из Москвы. Каким-то образом вышли на нашу семью?
– Допустим, получил анонимное письмо.
– Вот! О нашей тайне знает еще кто-то!
«А может быть, она права, – подумал Валера, – ведь в анонимке утверждалось, что искать нужно в семействе Донских. Эх, найти бы дневник Пеликана».
– Кстати, – вслух вспомнил Валера, – среди бумаг, найденных на даче, были корешки почтовых переводов на адрес Десантовых. Этот Пеликан переводил регулярно им небольшие суммы. Зачем? Если он заботился о детях, то должен был переводить деньги не Десантовым, а вам.
– Нам его деньги были ни к чему, у нас и своих хватало, а вот Десантовым приходилось туго. Вы, наверное, в курсе: их отец и мать были репрессированы. Почему он переводил деньги именно им, я не знаю. Возможно, имел какие-то обязательства перед этой семьей.
– Но в донесении тоже упоминаются Десантовы, – неожиданно вспомнил Валера и осекся.
– В каком донесении?
– Неважно. Допустим, у меня имеется информация, что встретить детей должны были именно Десантовы.
– А если поподробнее?
«Не желает ли эта красотка выведать у меня информацию? – пришло в голову Валере. – Для этого и разыгрывает отчаяние. Ведь все, что она говорит, шито белыми нитками».
– К сожалению, более подробной информации сообщить не могу, я и так выложил больше чем достаточно.
– Умоляю! Почему все-таки заинтересовались нашим семейством? – Елена придвинулась почти вплотную к Валере.
– Да отстань ты! – неожиданно грубо заявил тот. – Чего привязалась!
– Оказывается, вы хам! – вскочив, воскликнула девушка. – Я, видимо, ошиблась, считая, что передо мной приличный светский человек.
– Светский человек, – передразнил Валера. – То, чем я занимаюсь, является государственной тайной. Расскажи ей все! Не выйдет, гражданка Донская! – Он тоже поднялся. – Прощайте, хотя, возможно, мы увидимся в другом месте.
Елена, ничего не ответив, отвернулась от своего гостя, закрыла лицо руками.
«Как в мелодраме, – пришло в голову Валере. – Целый спектакль на сцене провинциального театрика. Что в таком случае делает простак? Видимо, подобное амплуа отведено мне. Простак убегает топиться, но если роль простака сочетается с ролью героя-любовника, то он начинает успокаивать героиню. Попробуем».
Валера приблизился к Елене и осторожно дотронулся до ее плеча, ожидая получить пощечину.
– Простите меня, – со всей возможной мягкостью проговорил он, – я вовсе не хотел вас обидеть. Но вы должны понять, что я выполняю весьма важное задание и не имею права разглашать детали.