Сен-Жермен как будто умер где-то в Померании в конце восемнадцатого века. Как будто? Так умер или нет? Ведь его встречали и позже. Престарелая мадам Жанлис встретила его на Венском конгрессе в 1815 году, и она утверждала, что граф выглядел точно так же, как и пятьдесят лет назад. Появлялся Сен-Жермен и позже. Последний раз его видели перед Второй мировой войной в Париже. Но возможно ли это? Поневоле напрашивается аналогия Сен-Жермена с Агасфером. Кстати, не раз высказывались предположения, что Сен-Жермен и Вечный Жид – одно лицо».
Коломенцев отложил тетрадь в сторону.
Этот скачущий стиль, перепрыгивание с одной темы на другую сбивают с толку. Не совсем ясно, что желает сказать автор, хотя, конечно, пишет для себя, поэтому его ассоциативная цепочка понятна только ему одному, однако некоторые вещи как будто доступны. Например, Сен-Жермен. Действительно, кто таков таинственный граф? Португальский еврей, неаполитанский дворянин? Пеликан прав в том смысле, что еще современники предполагали тождество между Сен-Жерменом и Агасфером. Но попробуем проанализировать цепочку, которую выстраивает Пеликан. Зороастр – Грааль – Сен-Жермен. Зороастр, испив таинственный напиток хаома, обрел бессмертие. Согласно средневековой легенде, испив из чаши Грааль, праведник становится бессмертным; и последний персонаж, Сен-Жермен, всегда утверждал, что он живет второе тысячелетие. Во всех трех случаях речь идет о бессмертии.
Пеликан утверждает, что где-то в этих местах находится Пуп Земли. То есть центр? Одно ли это и то же? Вычерчивая карты ойкумены, древние географы считали центром мира центр круга, в который была вписана карта. На некоторых картах эта точка так и обозначена – «Пуп Земли». Обычно он находился где-то в Тартарии. Но Тартария не имела четко очерченных границ. Другие сведения? Арабский путешественник Ибн-Фадлан в десятом веке путешествовал по бескрайним просторам Тартарии. Он пишет, что где-то посередине между Русью и Хазарией находится дерево жизни, у подножия которого есть источник бессмертия. Очень похоже на рассуждения Пеликана.
Вернемся к дневнику.
«В основе всех легенд и сказаний, связанных с этими местами, лежит мысль, что здесь находится Нечто. Что такое это «Нечто»? Мне неизвестно, зачем привезены сюда дети, но они привезены именно сюда. Может быть, они должны соприкоснуться с этим «Нечто»? Активизировать его? Привести механизм в действие? Какой механизм? Когда это случится?..»
В момент, когда Коломенцев дошел до этих строчек, он вдруг услышал:
– Эй, товарищи!
Мукомол поднял голову. К шалашу направлялся… Олегов.
«А этого откуда черт принес?» – досадливо подумал мукомол.
– Погодите, товарищи, – поспешно произнес Олегов. Валек удивленно воззрился на историка.
– Что за кадр?
– Ложитесь! – заорали где-то совсем рядом. Коломенцев недоуменно повернул голову. Метрах в двадцати он увидел какую-то фигуру. Фигура отчаянно махала руками, показывая на землю. Фигура казалась смутно знакомой. «Да это же Чекмазов, – вспомнил мукомол, – его-то нам и нужно». Он приветственно поднял руку, и в это самое время хлопнул выстрел. Пуля свистнула возле самого уха, и Коломенцев, мгновенно оценив ситуацию, распластался возле пенька, на котором до сих пор сидел.
Выстрелов больше не было слышно. Коломенцев осторожно повернул голову в сторону Валька. Тот лежал совершенно на виду, и если Коломенцева хоть немного прикрывал массивный пень, то Валек оказался словно на ладони. Видно, он и сам это понял, потому что мгновенно перекатился под защиту шалаша.
– Ползи сюда, папаша, – услышал Коломенцев хриплый голос Валька.
Мукомол попытался переместиться влево, но пуля ударила в самый край пня, и кусочки коры брызнули в лицо мукомолу.
«Откуда стреляют? – соображал он. – Откуда-то со стороны леса; видать, с опушки. А этот деятель где? – вспомнил он про Олегова. – Наверное, тоже залег?»
– Перекатывайся, а то подстрелят, – зашептал где-то рядом Валек.
Мукомол глянул влево. До шалаша метра три, если поспешить, то вполне можно не попасть под пулю. Но он не так проворен, как Валек, к тому же ранен в голову. И все же попробуем. Коломенцев набрал побольше воздуху в легкие, как перед прыжком в воду, и, перекатываясь с боку на бок, словно бревно, неуклюже переместился к шалашу. Ударили сразу два выстрела. Одна пуля просвистела над головой, а другая вошла в песок совсем рядом с плечом. От кувырканий голова мукомола раскололась болью, но теперь он был в спасительной тени шалаша. Валек лежал рядом.
– Кто это, по-вашему? – хрипло дыша, спросил Коломенцев.
– Неужто не понял, папаша? Те, которые тебя грохнуть хотели. А кто еще может быть? Они, кагэбэшники. Ну, ничего, и мы не пальцем деланы. – Валек достал из-за брючного ремня пистолет с длиннющим дулом.
– Откуда? – поинтересовался Коломенцев.
– Не помнишь? Забрал на хате твоей у того, кто тебя грохнуть хотел.
– Почему он такой длинный?
– Это глушитель, чтоб, значит, убивать без проблем. Хлоп, и ты в дамках. Не пойму, зачем он тебя из этой штуки не грохнул. Может, хотел расспросить о чем, а, папаша? А этот, который от них шел, кто такой? Ах да! Вспомнил. Это же тот хмырь, у которого я бутылку позаимствовал. Он что, тоже из КГБ?
– Скорее сексот, – ответил Коломенцев.
– Интересное кино получается. А другой? Который нам руками махал?
– Это и есть старик-рыбак, которого мы ищем.
– Ну, просто-таки художественный фильм. Все в сборе. Их двое, а у нас пистолет только один. К тому же нам некуда бежать, берег совершенно открыт. За шалашом им нас не видно, но сколько тут можно просидеть. До темноты вряд ли удастся. Швырнут парочку гранат, и нам кранты. Как думаешь, есть у них гранаты?
– Это вряд ли.
– И я так думаю.
Раздался выстрел.
– Слушай, папаша, дело-то плохо. Пока мы с тобой прохлаждаемся, они нас окружат и перещелкают, как перепелов. Один стреляет, как бы отвлекая, другой подползает. Патронов, надо думать, у них хватает. Я в сторону, а ты сиди здесь.
Чуть левее шалаша берег образовывал песчаную складку, за которой можно было укрыться. Валек передвинулся туда, и вовремя. Жуков на корточках крался к шалашу. Услышав движение, он наугад выстрелил и рухнул в траву.
– Косо, – прокомментировал Валек. – А вот ты, земляк, у меня на мушке.
Жуков вскочил и, бросая тело из стороны в сторону, словно танцуя, стал приближаться к Вальку.
Валек выстрелил, но промахнулся, и в этот момент правее, почти на самом берегу, выросла фигура Седова.
– Справа! – закричал Коломенцев.
Валек обернулся и дважды выстрелил. Седов охнул, выронил пистолет и рухнул на песок, но и Жуков времени не терял. Пользуясь тем, что напарник отвлек противника, он всадил две пули в Валька. Тот упал на колени, бессмысленно посмотрел на Коломенцева и рухнул лицом в песок.
– Ну все, старик, поднимайся! – приказал Жуков, приближаясь к Коломенцеву. Он поднял пистолет. – Наворотил ты делов, а зря…
Мукомол встал с земли и, не глядя на своего противника, отодвинулся к костру. Тетрадь с записями Пеликана он продолжал сжимать в руке.
– Ни шагу дальше, паразит! Шевельнешься, кончаю! Где бумаги?!
Коломенцев швырнул тетрадь в тлеющие уголья костра.
– Ах ты, гад! – пистолет поднялся на уровень глаз, и мукомол понял: настал последний час.
В это мгновение далеко в стороне раздался негромкий треск, словно стреляли из детского пугача. На лбу Жукова вспыхнула крошечная красная звездочка, на мгновение лицо его выразило невероятное изумление, и майор рухнул, словно подкошенный. Потрясенный Коломенцев увидел, как из травы поднимается Чекмазов. Старик не спеша приблизился к шалашу и оглядел впечатляющую картину. На песке, совсем близко друг от друга, лежало три тела. У Седова шляпа слетела с головы и укатилась в воду. Теперь она мерно покачивалась на мелкой озерной волне, словно неведомое водоплавающее. Сам же Седов равнодушно упер незрячие глаза в небо. Жуков лежал ничком. Кровь медленно вытекала из его головы, черными кляксами застывая на светлом пиджаке.
В момент перестрелки Олегов лежал в траве, накрыв голову руками. Сколь долго все продолжалось, пять минут или час, он не представлял. Все это время он думал только о семье. Если его сейчас подстрелят, что будет с детьми? Выстрелы гремели один за другим. Краем сознания Егор уловил короткий вопль Седова и понял – дело движется к развязке. А он? Когда все кончится, что будет с ним? Он – нежелательный свидетель для кагэбэшников. Какая им разница, одним трупом меньше или больше. А если победят те, Коломенцев и второй, уж они точно не помилуют. Вспомнят и прошлые дела, и то, что привел убийц к шалашу.
Все его действия заслуживают пули, это он понимал. Вел себя как последняя гнилушка. Причина – страх за собственное благополучие. И вот теперь, когда все решилось с обычной для этой страны простотой – пуля – и точка, Олегов вдруг понял: поведи себя по-другому, не идя на поводу у собственного малодушия, все могло быть иначе. Не наведи он тогда этого рыжего на Коломенцева… Но поздно!
В момент перестрелки Олегов лежал в траве, накрыв голову руками. Сколь долго все продолжалось, пять минут или час, он не представлял. Все это время он думал только о семье. Если его сейчас подстрелят, что будет с детьми? Выстрелы гремели один за другим. Краем сознания Егор уловил короткий вопль Седова и понял – дело движется к развязке. А он? Когда все кончится, что будет с ним? Он – нежелательный свидетель для кагэбэшников. Какая им разница, одним трупом меньше или больше. А если победят те, Коломенцев и второй, уж они точно не помилуют. Вспомнят и прошлые дела, и то, что привел убийц к шалашу.
Все его действия заслуживают пули, это он понимал. Вел себя как последняя гнилушка. Причина – страх за собственное благополучие. И вот теперь, когда все решилось с обычной для этой страны простотой – пуля – и точка, Олегов вдруг понял: поведи себя по-другому, не идя на поводу у собственного малодушия, все могло быть иначе. Не наведи он тогда этого рыжего на Коломенцева… Но поздно!
– Эй, вставай! – услышал он незнакомый голос. Олегов поднял голову.
Над ним стоял старик в просторном прорезиненном плаще. Где-то Егор его видел. Ах да! Это же тот самый рыбак, который рассказывал, как нужно ловить линей. И он среди действующих лиц. Или случайно оказался на этом месте?
– Вставай, брат, – повторил старик, – нечего лежать, лихорадку подхватишь, – он засмеялся. – Все кончилось… или только начинается…
Егор неуверенно поднялся и огляделся. Его глазам открылась поистине впечатляющая картина. На песчаном берегу озера лежали трупы. Тут же столбом стоял мукомол. И при этом июльский день сверкал всеми своими красками: синели безоблачные небеса, искрилась вода, шуршала под слабым ветерком прибрежная осока. Залитые кровью тела казались инородными телами, вклеенными прихотливой рукой в радостный пейзаж, чтобы осквернить самое бытие, нарушить его целостность, напомнить, что скоро наступит ночь и все переменится.
– Идем за мной! – приказал старик.
Олегов нехотя двинулся к берегу.
– Здрасьте, – искательно произнес он, втянув голову в плечи.
Коломенцев ничего не ответил, даже не посмотрел в его сторону.
– Этот жив, – сказал старик, осматривая Валька, – нужно перевязать и утащить отсюда. Чего вы стоите истуканами? Ты, – обернулся он к мукомолу, – стягивай свою шикарную сорочку, пойдет на бинты, а ты, – его указательный палец уткнулся в Егора, – ступай в лес, найди там две жерди: соорудим носилки. И не вздумай сбежать! Последствия будут неописуемы. Понял?!
Олегов кивнул и побрел в лес.
– Ну а вы, интеллигент, – обратился старик к мукомолу, – двигайтесь, или он кровью истечет. Кстати, в этом молодом человеке, – он ткнул пальцем в лежащего Валька, – я узнаю вашего недавнего противника. Вы, как я понял, уже успели подружиться? Однако быстро. Еще вчера приканчивали друг друга, а нынче общая проблема сплотила. Бывает.
– Я… тетрадь, – Коломенцев ткнул пальцем в костер, – она как будто вам адресована? Сгорела…
– Черт с ней. Рубашку, живо!
Чекмазов скинул плащ и склонился над Вальком.
– Ранения у него весьма серьезные, может не выжить. А это очень плохо. Но, если поспешим, возможно, поможем.
Рыбак сноровисто разорвал рубашку мукомола на полосы и стал перевязывать Валька.
– Тетрадка эта… – он не договорил, – да где же ваш второй друг?
– Он мне не друг, – отозвался Коломенцев.
– Друг не друг!.. Этот тоже был вашим врагом. Все течет, все меняется… А вот и товарищ Олегов.
Егор тащил две сухие лесины. Чекмазов мельком взглянул на них.
– Пойдет. Ветки только обломайте.
Через пятнадцать минут из жердей и длинного брезентового плаща были сооружены импровизированные носилки. На них уложили Валька, Егора поставили впереди.
– Потащили! – скомандовал Чекмазов.
– Но куда?
– Да вон к нему в дом, там видно будет.
Валек слабо застонал.
– Давайте быстрее, – поторопил рыбак, – парень, похоже, кончается.
– А с этими что делать? – Коломенцев указал на трупы.
– Нехай валяются.
Из пригородного поезда на перрон станции Забудкино спустилась весьма пестрая компания. Инвалидное кресло, в котором сидел бледный молодой человек, везла одетая в черное пожилая женщина с хмурым замкнутым лицом, рядом шла стройная брюнетка, одетая очень хорошо, если не роскошно. Похоже, и она не выражала восторга от дачной идиллии. Замыкала шествие приятная молодая женщина, светловолосая, с румяным лицом и большими серыми глазами. Похоже, она и была главной в этой пестрой компании. Как уже, наверное, понял читатель, это были брат и сестра Донские и Катя Десантова.
– Зачем мы сюда приперлись? – презрительно спросила Елена. – Комаров кормить?
– Помолчи! – одернул ее Станислав. – Надо, вот и приехали. Ты, видно, не понимаешь, чем для нас может обернуться вся эта история.
– Ну, и куда дальше? – не унималась Елена.
Станислав вопросительно посмотрел на Катю.
– Сейчас кого-нибудь спросим, – спокойно ответила она, – и не стоит накалять обстановку, она и так накалена. Если мы будем дергать друг друга, это не пойдет на пользу делу.
Елена поджала губы.
– Считай, сестрица, что мы приехали на пикник, – насмешливо заметил паралитик. – Ты же любишь пикники? Вот и расслабляйся.
Катя засмеялась:
– Тем более что природа располагает. Давайте я пойду вперед, а вы потихоньку следом.
– Вы мне объясните, – уже более спокойно спросила Елена, – что мы собираемся здесь делать?
– Отдыхать! – оборвал ее Станислав. – Тебе же сказали.
– Мы должны снять какое-нибудь жилье, – начала терпеливо объяснять Катя, – и дождаться появления старика.
– Что еще за старик? И неужели мы будем здесь жить?
– Поживем немного, – ответил сестре Станислав, – ты не переживай, совсем чуток.
– Но неужели нельзя было обойтись без меня?
– Нельзя, и точка! – Брат, казалось, начинал сердиться.
– Успокойся, я готова побыть тут, но только ради тебя.
– Конечно, – Станислав поморщился, – в нашем семействе все делается исключительно ради меня. Не торопись, Катя. Успеешь спросить. Давай-ка лучше сосредоточься и проясни, что здесь происходит.
Катя отошла в сторону и замерла, уставив неподвижный взгляд в пустоту.
Лицо ее побледнело, глаза остекленели. Так продолжалось минут пять. Потом она вышла из ступора и тревожно взглянула на паралитика.
– Ну что? – спросил он.
– Дело плохо. Я не могу связаться с братом, похоже, он или без памяти, или вообще…
– Что, вообще?! – испуганно спросила Елена.
– Убит, дура! – заорал Станислав. – Что же делать? – уже спокойно спросил он.
– Надо отыскать этого, как его?.. Олегова, что ли?.. Дачника, который нашел бумаги. Может быть, он в курсе событий.
– Послушайте, гражданка, – окликнула она проходящую женщину, – не подскажете, где тут у вас проживают дачники.
– Тут много дачников, – откликнулась бабенка, – у Хватовых живут, у Малыгиных, у Ольниковых тоже…
– Семейная пара и, видимо, с детьми, – пояснила Катя. – Мужчина интеллигентного вида, в шляпе и очках.
– А-а! Это, наверное, вам к Ольниковым нужно. Пройдете вот по этой улице, потом на следующей повернете вправо и – до конца. На самом краю деревни будет их дом. Вам туда.
Женщина с интересом оглядела живописную группу, кивнула головой и пошла своей дорогой.
– Знает она, что такое интеллигентный! – подала голос Елена.
– Ты плохого мнения о собственном народе, – отозвался Станислав.
Перед калиткой группа остановилась.
– Как будто здесь? – с сомнением сказала Катя. Она вошла внутрь. – Эй, есть кто-нибудь?!
Но во дворе было пусто. У входа в дом валялась странная конструкция, в которой Катя признала самодельные носилки. Похоже, дело действительно худо. Катя вошла в дом и тотчас увидела брата. Он лежал на хозяйской кровати, а рядом суетились какие-то личности. Она узнала Коломенцева, остальные были ей незнакомы.
– Что случилось? – воскликнула она.
– Ранен, – отозвался Коломенцев, – и очень серьезно.
– Давайте-ка я посмотрю. – Катя подошла к кровати. – А остальных я попрошу выйти вон. Здесь и так не протолкнуться, кстати, возле ворот ждут еще трое, пригласите их войти. – Она склонилась над братом. С первого взгляда ей стало понятно, что долго он не протянет. Оба ранения были в грудь, и, как можно понять, пробиты оба легких. Жить Вальку оставалось от силы несколько часов. Кровавая пена пузырилась на его губах, он тяжело, со свистом дышал.
– Хана, – вдруг внятно произнес он.
– Ты меня слышишь? – спросила Катя, но брат молчал.
– Хана, – повторила она вслух, – нам всем хана.
Слеза скатилась по щеке, но Катя взяла себя в руки – теперь нужно думать, как спастись самим, хотя, скорее всего, это невозможно. Она вышла из дома. Во дворе сгрудились остальные. Вид у них был испуганный и растерянный, только неизвестный Кате старик, казалось, оставался спокойным.