В подтверждение своих слов целует в губы.
«Все было клево», — говорит, гладя меня по щеке, и звук включенного кондиционера кажется продолжением ее улыбки, а затем и улыбка, и звук срастаются, превращаясь в один пульсирующий в висках ритм, и я заваливаю ее на постель, вжимаюсь лицом в бедра, вдыхаю запах, а потом пробую перевернуть, но она не дается, отталкивает. Откидываю простыню, демонстрируя свой стояк, — закатывает глаза в притворном испуге. Вдруг вижу свое отражение в зеркале в углу спальни: престарелый подросток. Она поднимается, окидывая комнату взглядом — хочет убедиться, что ничего не забыла. Тянусь за фотоаппаратом на ночном столике, навожу на нее, делаю несколько снимков. Она заглядывает в сумочку «Версаче», совсем недавно до отказа набитую пакетиками с кокаином (еще одна вещь, удесятерившая либидо, создавшая головокружительную иллюзию будто все, происходящее с нами, невинный и пьянящий порыв, будто мы оба жертвы безумной страсти). «Пожалуйста, позвони в гараж, пусть подгонят мою машину», — просит она и мрачнеет, читая очередное CMC.
— Не уезжай.
— Говорю же: скоро вернусь, — бормочет автоматически.
— Хочешь, я встану на колени? — говорю. — Я могу.
— Даже если встанешь, не поможет, — отвечает, не поднимая головы.
— Можно, я поеду с тобой?
— На фига?
— Мне черт знает что в голову лезет.
— Выкинь.
— Происходящее можно истолковать по-разному.
— Происходящее? Сказала же: в Сан-Диего еду, мать проведать.
— Что-то случилось, но мы оба не хотим в этом признаваться, — бурчу, наводя на нее фотоаппарат.
— Ты признался, — застывает, позируя за секунду до вспышки.
— Рейн, я серьезно…
— Вечно ты все драматизируешь, Крейзи. — И снова лукавая улыбка.
— Драматизирую? — восклицаю невинно. — Я?
Последнюю фразу она произносит уже в дверях:
— Добейся, чтобы я получила роль Мартины.
* * *Электронные рекламные щиты, мерцающие в серой дымке, вторят друг другу: «Нет», и пуансеттии, высаженные по краям разделительной клумбы на Сансет-Плаза, пожухли, и башни Сенчури-Сити то и дело пропадают в тумане — этот мир настолько мне чужд, что кажется чьей-то больной фантазией. Обкуриться — единственное спасение. Без той, что на протяжении последней недели декабря удовлетворяла всякое мое желание, любую прихоть, все становится расплывчатым и абстрактным, а искать замену не хочется, потому что заменить ее некем (юницы на порносайтах выглядят никлыми и размалеванными, ни одна не цепляет, все без толку), и я чуть ли не ежечасно прокручиваю в памяти один за другим все восемь дней нашего звериного секса, и, когда пытаюсь засесть за сценарий, к которому не прикасался с момента ее появления, работать получается только вполсилы, потому что Рейн не отвечает ни на звонки, ни на CMC, и мысль блуждает, а уже через три дня после ее отъезда я думаю исключительно о ней. Синяки на груди и руках (отметины ее пальцев) и царапины на плечах и бедрах бледнеют; я перестаю отвечать на мейлы знакомых, вернувшихся в город после рождественских отпусков, — нет желания ни сплетничать про Келли Монтроуза, ни язвить по поводу предоскаровской шумихи, ни слушать, у кого какие планы на «Санденс» [56]; и на кастинг-сессии в Калвер-Сити меня тоже больше не тянет (то, за чем я туда ходил, произошло) — в отсутствие Рейн окружающее теряет смысл, а я — покой, и справляться с этим все труднее. В кабинете на бульваре Сотель доктор Вульф в очередной раз обращает мое внимание на цикличность происходящего и докапывается до первопричин, и мы проделываем упражнения, облегчающие боль. Но едва мне начинает казаться, что выкарабкиваюсь, как на перекрестке бульваров Санта-Моника и Уилшир мимо моего «БМВ» проносится синий джип с тонированными стеклами. Час спустя получаю CMC с заблокированного номера — первое за почти одиннадцать дней: «Куда она делась?»
* * *Слухи о появлении видеозаписи расправы над Келли Монтроузом (дескать, выложена в интернет, и ее видел кто-то, кому «можно верить») расползаются по Лос-Анджелесу ранним утром в первую неделю января. Якобы где-то была ссылка, открывавшая страничку с другой ссылкой, но первую ссылку удалили, и теперь нет ничего, кроме блоггеров, обсуждающих «подлинность» видео. Обезглавленное тело в черной ветровке якобы свисало с моста, а под мостом был мрачный, поросший низким кустарником пустырь, и суховей трепал желтые ленточки полицейского ограждения, и кто-то написал, что убийство совершили в «лаборатории» в пригороде Хуареса, и на это кто-то возразил, что знает точно: убивали на футбольном поле люди в капюшонах, и потом подключился еще кто-то, написав: «Нет, Келли Монтроуза убили на заброшенном кладбище». Но все бездоказательно. Кто-то выложил фотографию отрезанной головы на пассажирском сиденье изрешеченного пулями внедорожника: из-за чудовищного оскала лицо опознать трудно, но это явно не Келли. Нет кадров, как тело волокут по шоссе на веревке, как на крупном плане сдирают кожу с лица, как под музыку мариячи отпиливают кисти рук, и вскоре ажиотаж спадает, никто не хочет тратить время на пустословие, и слухи о видео переходят в латентную фазу.
Нет так нет. Не найдя ссылок, возвращаюсь к привычному занятию: пересматриваю фотографии Рейн и вспоминаю различные обещания, которые надавал ей помимо «Слушателей» (поискать агентов, пристроить ее в фильмы с названиями вроде «Бугимен-2» [57] и «Приманка»), и напоминаю об этих обещаниях в CMC («Привет, говорил с Доном и Бракстоном», и «Нейт готов быть твоим агентом», и «Приезжай, пройдемся пороли», и «Рекламирую тебя ВСЕМ»), на которые она отвечает посреди ночи: «Привет Крейзи ты супер!» и «Скоро вернусь!!» — с присовокуплением множества смайликов. История с Келли Монтроузом путает всех, но мой страх возрождается по другой причине. Вновь чувствую на горле его ледяные пальцы, и чем дольше Рейн нет, тем их хватка сильнее. Да еще синий джип, обогнавший меня на бульваре Санта-Моника, опять дежурит по вечерам на углу Элевадо, и однажды, тупо глядя на него из окна кабинета, я засекаю момент, когда он отъезжает. Тогда же впервые замечаю другую машину, стоящую чуть поодаль, — черный «мерседес»: он медленно трогается вслед за джипом, провожая его по Дохини до поворота на Сансет. Из квартиры неподалеку от Юнион-сквер в Нью-Йорке нет больше ни звонков, ни CMC: Лори оставила всякие попытки со мной связаться.
* * *— Чем потешил себя на праздники? — спрашивает Рип Миллар, когда при виде незнакомого номера на определителе я срываю телефонную трубку в надежде, что это Рейн.
Услышав, что болтался по родственникам, но в основном работал, Рип сообщает:
— Жена мечтала удрать в Кабо [58]. До сих пор там.
Повисает молчание. Оно разматывается, как клубок, пущенный по наклонной плоскости. Останавливаю его вопросом:
— Ну и как ты тут без нее?
Рип описывает пару вечеринок, где ему, похоже, не было скучно, и потом разные хлопоты, связанные с открытием ночного клуба в Голливуде, и бесполезную встречу с депутатом городского совета. Рип говорит, что валяется в постели с лэптопом и смотрит Си-эн-эн: мечеть в огне, вороны на фоне багряного зарева.
— Давай повидаемся, — предлагает. — Пропустим по стаканчику, поланчуем. Есть тема.
— Может, обсудим по телефону?
— Нет, — говорит. — Надо лично. С глазу на глаз.
— Надо? — уточняю. — Тебе зачем-то надо со мной увидеться?
— Ага, — говорит. — Кое о чем потолковать.
— Я скоро в Нью-Йорк возвращаюсь, — говорю.
— Когда?
— Еще эта история с Келли меня добила… Не могу отключиться.
Рип выжидает.
— Да? Я что-то слышал, — и снова замолкает. — Вы разве дружили?
— Ага. Довольно близко.
Звук, доносящийся из трубки после этих слов, похож на сдавленную усмешку, будто Рип неожиданно нашел ответ на одному ему ведомую загадку.
— Похоже, он оказался в слегка непривычной для себя ситуации. Никогда не знаешь, кому перебежишь дорогу. — Обе фразы Рип произносит отрывисто, точно давясь от смеха.
Отнимаю телефон от уха и смотрю на трубку, пережидая приступ охватившего меня бешенства. Что тут можно сказать?
— Обычное дело, когда связываешься с непроверенными людьми, — продолжает Рип стелющимся шепотом.
— Под «непроверенными» ты кого имеешь в виду?
Рип отвечает не сразу и впервые за тридцать лет нашего знакомства слегка раздраженно:
— Тебе поименно перечислить?
— Ладно, Рип, я перезвоню.
— Не знаю, — выдерживаю паузу. — Вот закончу свои дела и…
— Ага, — сипит, — тебя, конечно, могут и «свои» дела задержать… — Рип закидывает фразу, как удочку, и тянет, только убедившись, что я клюнул. — Но думаю, не прогадаешь, если найдешь часик меня послушать.
— Подожди, загляну в ежедневник.
— Подожди, загляну в ежедневник.
— Ежедневник? — спрашивает. — Офигеть.
— Почему офигеть? — парирую. — Я очень занят.
— Ты ж сценарист. Чем, интересно, ты «занят»? — Голос был поначалу с ленцой, но теперь натянулся. — Небось дрючишь кого-нибудь?
— Я… с утра до вечера на кастинге.
— Вот как, — говорит после паузы. Это не вопрос.
— Короче, созвонимся.
Но Рип подхватывает.
— Ну и как кастинг? — спрашивает.
— Идет, — нервно сглатываю. — Много желающих… отнимает массу времени.
— Ага, ты очень занят. Это я уже слышал.
Смени тему, уведи от себя, подкинь сплетню, добейся сочувствия — быстрее отвяжется. Делаю финт ушами:
— Вот-вот, перезвони. Причем чем скорее, тем лучше.
— Скажи хотя бы, о чем речь?
— Не могу. Это… интимная информация, — говорит. — Ага. Сугубо интимная.
* * *Ближе к концу недели брожу по пятому этажу «Барнис» [59] на бульваре Уилигир, обкурен, ежеминутно проверяю айфон в ожидании мейла от Рейн (так и не приходит), изучаю ценники на рукавах блестящих рубашек, всякие пижонские прибамбасы, ни на чем не в состоянии сосредоточиться, в голове одно: «Куда она делась?», и в мужском отделе не могу даже поддержать примитивнейший разговор с продавцом о костюме «Прада»; в итоге прибиваюсь к барной стойке ресторана «Барнис Гринграс», где заказываю коктейль «Кровавая Мэри», и потягиваю его, не снимая темных очков. Рип обедает с Гриффином Дайером и Эриком Томасом. Томас — депутат городского совета, хотя больше похож на пляжного спасателя; Рип на него жаловался, но беседует вполне дружелюбно. На Рипе хипстерская майка с черепом, для которой он явно староват, и японские мешковатые брюки; пожимая мне руку, он кивает на «Кровавую Мэри» и шипит: «Очень занят, а?»
За ним открытая терраса, где гуляет обжигающий ветер. Широко распахнутые глаза Рипа налиты кровью, и еще поражают невероятно мускулистые руки.
— Ага.
— Сценарий сочиняешь? «Парни-с из „Барнис“»?
— Ага, — усаживаюсь на табурет, стискивая ледяной бокал ладонью.
— Зарос совсем.
Провожу рукой по щеке, удивляясь густоте щетины, пытаясь вспомнить, когда последний раз брился. Это нетрудно: в день ее ухода.
— Ага.
Оранжевый блин над белым черепом майки слегка подрумянивается, а затем, наплывая на меня, шипит:
— Да, старик, ты гораздо сильнее влип, чем я думал.
* * *Незнакомый мне тренер в «Эквиноксе» издали наблюдает, как я занимаюсь со своим тренером, и, когда перехватываю его взгляд, подходит и представляется, предлагая выпить кофейку в кафе «Примо» рядом со спортзалом. На Кейде черная футболка (слово «ТРЕНЕР» выведено на ней маленькими печатными буквами); у него пухлые губы, белозубая улыбка, миндалевидные голубые глаза и тщательно ухоженная щетина; запаха практически нет (если чем и пахнет, то антисептиком), а голос — и дружелюбный, и неприветливый одновременно; он отпивает красноватую жидкость из пластмассовой бутылки и сидит, откровенно красуясь, явно стараясь привлечь мое внимание, но за уличным столиком в тени зонта, украшенного рождественскими гирляндами, я смотрю на поток машин на бульваре Сансет, думаю про идеальное тело паренька в футболке с надписью «АУ МЕНЯ МЕЧТА ОСТАЕТСЯ» [60] (он занимался на тренажере напротив) и вдруг понимаю, что все это может быть не случайно.
— Я прочел «Слушателей», — говорит Кейд, отрывая взгляд от мобильника. Последнее CMC его чем-то слегка расстроило.
— Вот как? — отпиваю кофе, натянуто улыбаясь, все еще гадая, зачем ему я.
— Ага, мой приятель пробовался на роль Тима.
— Круто, — говорю. — Ну а ты сам?
— Я бы хотел, — говорит Кейд. — Попасть трудно. Вы не поможете?
— А-а, — говорю, радуясь наступившей ясности. — Не вопрос. Конечно.
Вкрадчиво и с отрепетированной застенчивостью он говорит:
— Может, как-нибудь встретимся?
— Встретимся? Зачем? — Я опять сбит с толку.
— Не знаю… Просто, — говорит. — На концерт сходим, музыку послушаем…
— А-а, ну, можем.
Мимо проносится стайка девушек с ковриками для йоги под мышками, от них веет запахом пачулей и розмарина (у одной — татуировка в виде бабочки на плече), и я уже почти пять дней не разговаривал с Рейн и настолько из-за этого взвинчен, что живу в преддверии катастрофы, смотрю на бульвар и жду, когда машины начнут врезаться одна в другую, а Кейд продолжает ежеминутно принимать позы, будто вокруг него толпа папарацци, и перед входом в магазин «НМ» на другой стороне бульвара несколько человек раскатывают красную ковровую дорожку.
— Почему ты ко мне обратился? — спрашиваю Кейда.
— Подсказали, — говорит.
— Но почему ко мне? Нет, что ли, других людей?
— Ну-у… — Кейд пытается угадать цель моего вопроса. — Я слышал, вы помогаете.
— Слышал? — уточняю. — От кого?
В интонации — вызов: что, мол, слабо сказать? Принимая его, Кейд решает быть со мной более откровенным, чем собирался.
— От одного вашего знакомого.
— А точнее?
— Его зовут Джулиан. Джулиан Уэллс. Знаете такого?
Натягиваюсь как тетива, хотя вроде бы никакой угрозы. Но с этой минуты Кейд для меня уже не просто парень, а человек Джулиана.
— Знаю, — говорю. — А ты-то как с ним знаком?
— Я у него работал недолго.
— Кем?
Пожимает плечами.
— Ну, там поручения всякие.
— Вроде личного секретаря?
Кейд отворачивается с усмешкой, потом поворачивается уже без нее, но видно, что ему за меня неловко.
— Ну, типа.
* * *Звонит Блэр, приглашает на ужин, который устраивает на следующей неделе в Бель-Эйр, и поначалу я настораживаюсь, но когда слышу, что ужин по случаю дня рождения Аланы, понимаю, зачем зовет; разговор без напряга, словно не было никаких обид, о том о сем, и кажется вполне естественным спросить: «Я могу прийти с девушкой?» — что вызывает легкое замешательство на другом конце провода и возвращает нас к исходным позициям.
— Можешь, конечно, — холодно бросает Блэр. — Кто она?
— Знакомая. Работает на нашей картине.
— А имя есть у знакомой? — спрашивает. — Профессия?
— Она актриса, — говорю. — Ее зовут Рейн Тернер.
Блэр молчит. Между нами вновь разверзается пропасть.
— Она актриса, — повторяю. — Алло?
Никакой реакции.
— Блэр?
— Знаешь, будет лучше, если ты придешь один, не хочу видеть ее в своем доме, — выпаливает скороговоркой. — Хорошо, что спросил: я бы все равно не впустила.
— Что так? — Это предупредительный выстрел. — Вы знакомы?
— Слушай, Клэй…
— Как же ты меня достала, — говорю. — На хрена было вообще приглашать, Блэр? В чем смысл? Опять счеты сводить? Не надоело? Больше двух лет прошло.
Выдержав паузу, она произносит:
— Мне кажется, нам надо поговорить.
— О чем? Еще одна пауза.
— Давай встретимся.
— Говори сейчас, зачем откладывать?
— Лучше при встрече.
— Почему, Блэр?
— Телефон прослушивается.
* * *Свернув с Сансет на Стоун-Кэньон, въезжаю в темень каньонов; у входа в отель «Бель-Эйр» сдаю машину парковщику. Пройдя по мосту мимо плавающих в пруду лебедей, попадаю в зал ресторана, но Блэр там нет; справившись у метрдотеля, выясняю, что столик она не заказывала; на открытой веранде Блэр тоже нет; хочу позвонить, но не знаю телефона. Подойдя к стойке регистрации, ловлю себя на мысли: перед выездом зачем-то спешно привел себя в порядок, хотя то, ради чего это обычно делают, отправляясь на встречу с женщиной, абсолютно исключено. Администратор называет номер, в котором остановилась мадам Берроуз.
Расхаживаю в нерешительности по холлу, потом плюю, отыскиваю нужную дверь и стучу. Когда Блэр открывает, резко прохожу в глубь комнаты.
— Что ты творишь? — спрашиваю.
— В каком смысле?
— Это исключено.
— Что исключено?
— Это, — вялым жестом показываю, что именно имею в виду.
— Мы здесь не для… — говорит она, отворачиваясь.
Блэр в свободных коттоновых брюках, без макияжа, волосы забраны в хвост (если что-то и делала с лицом — ботокс или подтяжку, — это незаметно), сидит на краю постели рядом с сумочкой «Майкл Коре», обручальное кольцо на пальце отсутствует.
— Трент постоянно держит за собой этот номер, — говорит.
— Да? — говорю, расхаживая по комнате. — А сам он где?
— Никак не придет в себя после смерти Келли Монтроуза, — говорит. — Они очень дружили. Одно время Трент был его агентом. — Пауза. — Трент помогает с организацией панихиды.
— На что ты рассчитывала, выманивая меня сюда? — спрашиваю. — Для чего я здесь?
— Не понимаю, почему…
— Это исключено, Блэр.
— Ну что ты заладил, Клэй? — говорит с надрывом, — Я знаю.