Катя нахмурилась, но ответила:
– Хорошо. Только не напивайся, тебе еще меня до дома провожать.
– Молодые люди… – снова гневно зашептали сверху.
– Молчим, молчим, – примирительно отозвался Глеб. И проворчал недовольно: – Все какие-то нервные.
В холле было пустынно и прохладно. Работал кондиционер. В кафе Глеб взял себе рюмку коньяку и чашку черного кофе.
Сидя за столом и потягивая коньяк, он покосился на огромный рекламный постер, раскатанный на стене холла. На постере был изображен длинноволосый парень в длинном плаще и с мечом в руке. Из-за плеча у него торчал приклад обреза. Должно быть, это была ольстра.
Интересно, откуда всплыло такое идиотское название ружья? Вроде бы у немцев ольстрой называлась деревянная кобура?.. Да, кажется, так. Но при чем тут ружье?
Глеб пожал плечами и залпом допил коньяк.
– Как вам фильм? – услышал он чей-то негромкий вежливый голос.
Глеб обернулся. За соседним столиком сидел пожилой мужчина в черном свитере и очках в золотой оправе.
– Не очень, – ответил Глеб. – А вам?
– Довольно простенький квест с невнятно обозначенными целями, плохо прописанными условиями и непроработанными героями, – сказал незнакомец.
– Ну да, – хмыкнул Орлов. – Как вся наша жизнь.
– К тому же слишком много роялей в кустах. Стоит герою попасть в затруднительную ситуацию, как тут же появляется какой-нибудь полезный артефакт. Отдельный минус за ружье.
– А чем вам не угодило ружье? – поинтересовался Глеб, осторожно снимая с блюдца чашку с горячим кофе.
– Оставив герою ружье, автор фильма упростил себе задачу и пошел самым легким путем. Вы согласны?
– Да, наверное. – Глеб отхлебнул кофе и облизнул губы. – Но с ружьем круче. Да и не выжил бы этот парень в Древней Руси без ружья.
Незнакомец улыбнулся и кивнул.
– Ладно, ружье оставим. Но в фильме много других ляпов. К примеру, кузнец Вакар выковал за пару часов два меча-всеруба! Два – представляете? Это ни в какие ворота не лезет.
– Правда? – Глеб поставил чашку на блюдце и потянулся за сигаретами. – А сколько времени нужно, чтобы выковать меч?
Мужчина нахмурился.
– Точно не знаю. Но японские мастера многократно проковывали каждый меч – слой за слоем. И длилось это месяцы.
– Круто, – сказал Глеб и сунул в угол рта сигарету. Затем щелкнул зажигалкой, поднес язычок пламени к сигарете и закурил. – Вообще-то года два назад я был на фестивале кузнецов в Донецке. Там на моих глазах один кузнец очень ловко выковал из стальной заготовки меч. И сделал он это примерно за час.
– Должно быть, это был очень плохой меч, – возразил незнакомец. – Еще раз повторяю: японские кузнецы…
– Да-да, – махнул сигаретой Глеб. – Вы уже говорили. В мечах я ничего не понимаю. Но вот эротических сцен могло бы быть побольше. Да и монстры в Гиблом месте какие-то однообразные. Будь я сценаристом, зарядил бы множество всяких тварей. Орков, троллей и этих, как их… назгулов.
Мужчина чуть прищурился.
– Назгулов? Это из «Властелина колец»?
– Угу. Призрачные всадники, проклятые короли, слуги Тьмы. Жуткие твари.
Мужчина рассеянно посмотрел в окно и проговорил мягким, задумчивым голосом:
– В юности у меня была подружка по имени Назгуль. Не то казашка, не то узбечка – сейчас уже не помню. Кстати, вы заметили, что у Толкиена вся нечисть прет именно с Востока? Все эти назгулы, урукхаи… Не слишком-то он жаловал нашего брата, азиата.
– Я об этом как-то не задумывался, – сказал Глеб. – Хотя, если вспомнить Чингисхана, Тамерлана и Атиллу, то писатель был в чем-то прав.
Незнакомец отхлебнул пива, почмокал губами.
– И все же фильм плох, – сказал он. – Древняя Русь выглядит слишком современно. Если верить авторам фильма, менталитет древних русичей ничем не отличается от нашего.
– А должен?
– А разве нет?
Орлов пожал плечами:
– Не знаю. По-моему, люди всегда одинаковы. Это еще Воланд в «Мастере и Маргарите» говорил.
– Да-да, я помню, – усмехнулся незнакомец, и золотые очки его ярко блеснули. – «Такие же люди, как и прежде. Немного жестоки, немного алчны, но иногда жалость стучится и в их серд…» – Мужчина вдруг осекся, внимательнее вгляделся в лицо Глеба и вдруг проговорил с легким удивлением: – А ведь вы на него похожи.
– На кого? – не понял Орлов.
– На этого Первохода. – Незнакомец кивнул подбородком на рекламный постер.
Орлов посмотрел на длинноволосого головореза и пожал плечами.
– Не думаю.
– А по-моему, сходство налицо, – возразил очкастый незнакомец.
Глеб снова посмотрел на рекламный постер и отрицательно качнул головой.
– Ничего общего. У меня не такая зверская рожа. И вообще, я человек миролюбивый. Мухи не обижу. Да и бродячих собак обхожу за километр.
Некоторое время незнакомец с задумчивой улыбкой разглядывал Глеба, а потом вдруг отмочил:
– Слушайте… А почему бы не допустить, что вы обитаете сразу в двух реальностях? В последнее время ученые все чаще говорят о том, что существует бесчисленное количество миров, в которых реализуются все возможные варианты мироустройства. В одном из этих миров вы вполне могли бы быть Глебом Первоходом, отважным борцом с нечистью.
Глеб выдохнул облако табачного дыма, посмотрел сквозь него на незваного собеседника и хмуро проговорил:
– Я не могу быть одновременно зрителем и героем фильма. Это исключено.
– Почему же? – удивился незнакомец, и очки его снова ярко блеснули. – Да и кто вам сказал, что это фильм? Быть может, все это… – незнакомец обвел рукой кафе, – всего лишь ваш сон.
– Это не сон, – сухо возразил Глеб, которому стал надоедать этот шизофренический разговор.
Незнакомец улыбнулся и снисходительно вымолвил:
– Вы не можете это с точностью утверждать, пока не проснетесь. У одного аргентинского писателя… забыл его фамилию… есть забавный рассказ. Герой рассказа существует сразу в двух реальностях. В одной из этих реальностей он разбился на мотоцикле, лежит в больнице и видит сон про то, что он – индеец, крадущийся с ножом в руке по ночному лесу. В другой реальности он – индеец, скрывающийся от преследования, которому во время краткого отдыха снится, что он – парень, разбившийся на мотоцикле и лежащий в больнице.
Глеб стряхнул с сигареты пепел и усмехнулся:
– Парадокс Чжуан-Цзы. Я про это где-то читал. Одному мудрецу снится, что он бабочка, которой снится, что она – мудрец. Это банально.
Незнакомец засмеялся и сказал:
– А вы не из тех, кто ищет истину, верно?
Глеб хмыкнул.
– Если у нас такой серьезный базар, то я скажу: истина – это данный, конкретный момент. И, кроме этого момента, в мире ничего нет.
– А как же память? – все еще посмеиваясь, возразил очкастый незнакомец. – Некоторые считают, что она материальна.
– На свете много дураков, и мне совершенно не важно, что они там «считают». Хоть волосы на голове у Санта-Клауса. А то, что вы говорите, это чистой воды буддизм.
Незнакомец качнул головой:
– Что вы, я никогда не увлекался буддизмом.
– Это не имеет значения, – небрежно проговорил Глеб. – Какой-то умник сказал, что русская мысль в своем саморазвитии всегда приходит к стихийному буддизму. Так-то.
Похоже, реплика Глеба не понравилась незнакомцу. Он нахмурился и уставился на свою полупустую кружку. Глебу, впрочем, на настроение и эмоции случайного собеседника было совершенно плевать. Поэтому он, в своей обычной журналистской манере, подлил масла в огонь:
– В этом парне… – Глеб кивнул на плакат с изображением Первохода, – …нет ничего необычного и интересного. Заурядный жлоб, привыкший решать любую проблему при помощи силы. Мне такие персоны неинтересны. К тому же этот образ насквозь фальшивый. Глеб Первоход совсем не испытывает страха и несется сломя голову навстречу любой опасности. В жизни таких дураков не существует. Кроме, разве что, сумасшедшего дома, где им самое место.
Незнакомец внимательно выслушал рассуждения Глеба, затем чуть прищурился и изрек:
– Храбрость Первохода легко объяснить. Настоящий воин рассматривает себя как уже мертвого, поэтому ему нечего терять. А Глеб Первоход – настоящий воин. И, безусловно, человек пути.
Глеб вмял окурок в пепельницу и недовольно проговорил:
– Знаете, я думаю, что этот персонаж не заслуживает такого горячего обсуждения.
– Вот как? Те, кому он резал глотки, с вами бы не согласились.
Глеб хотел отпустить по этому поводу остроумное замечание, но вдруг уставился на руку незнакомца. Рука у того была странно волосатая, а ногти – длинные, желтоватые, загнутые на концах, как когти хищника.
Недоумевая, Орлов поднял взгляд на лицо собеседника и сипло спросил:
– У вас что-то с рукой?
– С которой? – спокойно уточнил мужчина.
– С правой.
– Ах, эта. – Незнакомец спрятал руку за спину и улыбнулся. – Не обращайте внимания. Небольшой атавизм. Так сказать, подарок, оставленный в наследство дикими предками.
Глеб тоже натянуто улыбнулся, но в следующее мгновение улыбка сползла с его лица. Антураж вокруг стал быстро меняться. Стены кафе, барная стойка, столы, стулья, окна – все это задрожало и завибрировало, а потом стало быстро выцветать. А на месте исчезнувших предметов появлялись новые. Деревья, кусты, люди в кольчугах и с мечами на боку.
– Что здесь проис…
Взгляд Глеба упал на лицо очкастого незнакомца, и внутри у него все похолодело. Никакого лица у незнакомца больше не было, а на его месте красовалась уродливая звериная морда. Глядя на Глеба желтыми волчьими глазами, незнакомец раскрыл клыкастую пасть и пролаял:
– Беги, ходок! Беги!
В мгновение ока Глеб оказался на ногах. Рука потянулась за ольстрой, но схватила лишь пустоту. Меча на боку тоже не было. А оборотень медленно поднимался со стула, глядя на Орлова голодными, злыми глазами.
По спине Глеба пробежала ледяная волна. Он понимал, что надо бежать, но не мог сделать и шага. Ужас сковал его тело, а сердце колотилось о ребра так сильно и судорожно, что готово было выскочить из груди.
Оборотень отшвырнул стул, одним прыжком преодолел, расстояние, отделяющее его от Глеба, сбил ходока с ног и вцепился зубами ему в горло.
– Не-ет! – севшим от боли, ужаса и отчаяния голосом прокричал Орлов. – Прошу – не надо!
Оборотень рванул зубами горло Глеба, и свет в глазах Первохода померк.
2
– …Не отмеченный печатью Господа нашего, который, будучи Сам бессмертен, вложил в нас искру, отсвет этого бессмертия, дабы могли мы раздуть его в яркое пламя…
– А ну постой, – оборвал бормотания толмача воевода Бранимир.
Рамон замолчал и обернулся. Воевода низко склонился над Глебом и прижал ухо к его груди.
– Кажись, еще не кончился… – пробормотал он. – Точно, дышит!
Рамон быстро присел рядом с Глебом и положил ему руку на плечо.
– Первоход! – позвал он и легонько тряхнул плечо Глеба. – Первоход, ты меня слышишь?
Веки Глеба дрогнули и приоткрылись.
– Первоход! – Рамон улыбнулся и схватил Глеба за руку. – Ты живой!
Глеб попробовал приподняться, но сил для этого у него не хватило. Тогда он легонько сжал пальцы Рамона и еле слышно спросил:
– Что… со мной?
– У тебя разбита голова, – пробасил Бранимир. – Сильно разбита.
Глеб перевел на него взгляд.
– Кость… цела?
Воевода покачал кудлатой седой головой.
– Нет.
Глеб закрыл глаза. Полежал так немного, затем снова открыл.
– Рамон… – позвал он. – Там… В сумке… мертвая вода…
– Мертвая вода? – Лицо Рамона прояснилось. – Сделаю, Глеб! Сейчас!
Рамон вскочил на ноги и поискал глазами холщовую сумку Глеба. Увидев, быстро подошел к ней, раскрыл и принялся рыться.
– Нашел! – Вернувшись к Глебу, он показал ему две оловянные бутылочки. – В которой же тут мертвая вода, друг?
Но Глеб не ответил, он вновь провалился в забытье.
– А ты открой и понюхай, – посоветовал толмачу Бранимир.
– Понюхать? Но мертвая вода не пахнет!
– Верно. Вот ту, что не пахнет, и возьмешь.
Рамон кивнул, быстро свинтил пробку с одной бутылочки, поднес к носу и скривился.
– Пахнет гнилой кровью, – сказал он. – Должно быть, это кровь волколака.
– На что она? – с удивлением спросил один из стоявших в стороне ратников.
Рамон не ответил. Закрыв и положив на траву бутылку с гнилой кровью, он свинтил крышку со второй бутылки и понюхал ее содержимое.
– Ну, как? – спросил Бранимир.
– Она, – ответил толмач.
Он поднес бутылку к голове Глеба и осторожно перевернул над раной. Мертвая вода тонкой струйкой полилась на проломленный череп ходока.
Рана зашипела, запенилась. Рамон испуганно отвел бутылку и уставился на багрово-белую пену. Между тем лицо Первохода стало смертельно белым, но затем снова налилось кровью и посмуглело. И вдруг волосы Глеба, серебристо-белые, словно у старца, стали темнеть. Когда несколько секунд спустя пена опала, Рамон увидел, что страшная рана на голове Первохода полностью заросла.
Глеб открыл глаза. Несколько секунд он, прищурившись, смотрел на толмача, словно пытался сфокусировать на нем взгляд, а затем схватил его за руку и, опираясь на нее, медленно сел.
– Уф-ф… – выдохнул Глеб.
Тряхнул темными волосами, затем поднял руку и провел ладонью по своему лицу и пробормотал:
– Раскрыт секрет хозяйственного мыла…
– Что? – пророкотал Бранимир и с тревогой посмотрел на Рамона. Тот пожал плечами. Воевода перевел взгляд на лицо Глеба и спросил: – О чем ты говоришь, ходок?
Глеб улыбнулся.
– Ни о чем, старина. Просто пробую голос.
– Мертвая вода излечила твою рану, – пробасил Бранимир. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. – Глеб подвигал головой, потом сжал пальцы в кулаки, снова разжал их. – Похоже, я здоров.
– И не только здоров, но и темноволос, – сказал Рамон. – Мертвая вода вымолодила тебе волосы.
Бранимир ухмыльнулся и сказал:
– Не мешало бы и мне помыть себе этой водичкой голову. Глядишь помолодею.
Глеб, опираясь на руку Рамона, поднялся на ноги. Впрочем, сделал он это без особых усилий, и это не укрылось от внимательного взгляда Бранимира.
– Твои движения полны силы, – заметил он.
– Ты считаешь? – Глеб прищурил глаза, обвел ироничным взглядом хмурые, ошеломленные лица ратников и сказал: – Запомните, парни: то, что нас не убивает, делает нас сильнее.
– Воевода! – негромко позвал один из ратников, разглядывая белую тушу убитого Призрачного всадника. – …Тут еще одно яйцо.
Взгляды Бранимира, Глеба и Рамона устремились на тварь. Из-под ее белого, костлявого брюха и впрямь выглядывал черный, идеально гладкий бок «адского яйца».
Глеб нахмурился и сказал:
– Думаю, ни у кого из нас нет желания посмотреть, что внутри.
С этими словами он вытянул из ножен меч, размахнулся и одним ударом разбил яйцо вдребезги.
3
Глеб был удивлен и растерян не меньше других, и на душе у него было паршиво. Открывшаяся перспектива его совсем не грела. А в ад он не верил, равно как и в рай, но то, что Призрачные всадники выбрались из какой-то клоаки, заполненной фантастической, кровожадной дрянью, было неоспоримым фактом.
Тревожило Глеба и другое. Он помнил, какое облегчение испытал в шалаше нойона Алтука, когда узнал, что драться с воином Фаркуком предстоит не ему.
Помнил Глеб и черный, удушливый ужас, который охватил его во сне – когда оборотень сомкнул на его горле свои острые клыки. Разумеется, Первоходу и раньше приходилось испытывать страх, но таких приступов отчаяния и паники ему не доводилось переживать никогда.
Размышляя об этом, Глеб вынужден был признать, что уже не верит в свои силы так безоговорочно, как прежде. Три года в Мории не прошли даром. Они не только выбелили его волосы, но и выморозили ему душу.
Мысли о собственной слабости и трусости были столь мучительны, что Глеб поспешил выбросить их из головы. Вместо этого он стал думать о деле, за которое взялся. И додумался до любопытных и жутковатых идей.
Во время очередного привала Глеб решил поделиться своими соображениями с Рамоном. Солнце уже перевалило через полдень. Плотно закусив, ратники растянулись на траве, и спустя пять минут все дружно захрапели, погрузившись в крепкий сон и доверив свои жизни Глебу и Рамону, которые сами вызвались быть часовыми.
И между старыми друзьями произошел серьезный разговор.
– Рамон, – негромко заговорил Первоход, – мы с тобой предположили, что падшие души, выбравшиеся из ада, это что-то вроде будущей армии Повелителя мертвых. Однако я думаю, мы ошиблись.
– Ошиблись?
Глеб кивнул.
– Да. Для армии это как-то хлипковато. По-моему, все эти мертвецы, вылупившиеся из яиц, никакие не солдаты.
– Тогда кто они? – прищурив черные глаза, спросил толмач.
Глеб в упор посмотрел на Рамона и ответил:
– Беглецы. Возможно, какой-то прóклятой душе, жарящейся в огненной геенне, пришло в голову оседлать адскую бабочку и вернуться на ее крыльях в мир живых. А остальные лишь последовали дурному примеру.
– Но при чем тут черное яйцо?
Глеб сунул в рот бутовую сигарету.
– Ну, это совсем просто, – сказал он, прикуривая от бензиновой зажигалки. – В наш мир можно попасть лишь одним путем. – Он махнул перед лицом рукой, отгоняя дым, снова посмотрел на Рамона и договорил, понизив голос: – Догадываешься каким?
Несколько секунд толмач размышлял, затем предположил:
– Ты говоришь о том, что в наш мир нужно родиться?
– Точно, – кивнул Глеб. – А так как это невозможно проделать естественным образом, прóклятые души придумали этот фокус с яйцом. Что-то типа фальшивой визы. – Глеб выдохнул облако дыма, посмотрел, как расплывается оно в воздухе, и добавил: – Имитация рождения. Смерть, копирующая жизнь.
Вдоволь наглядевшись на облако, он стряхнул на траву пепел, снова посмотрел на Рамона и сказал: