— Думаю, что да.
— Значит, ответ должен быть одним. Ваша Сэцуко должна стать нашим голубем.
— Но, господин Ланкастер, — пытался возразить Торбэк, — она ведь не знает языка. А речь идет не о внутренних рейсах, а о международных. И она права, ей с этим не справиться. Она почти совсем не знает английского языка и, значит, не выдержит приемных испытаний.
Господин Ланкастер продолжал ходить по комнате. Он, казалось, прислушивался к звукам своих шагов. Но вот он остановился, на его губах появилась усмешка.
— А это уже моя забота! — произнес он тоном, не терпящим возражений. — Я постараюсь уладить это дело в приемной комиссии.
— Вы можете это уладить? — Пораженный Торбэк уставился, на Ланкастера.
— Да, могу. Я все могу, дорогой Торбэк, все… — не меняя тона, ответил Ланкастер. — У меня есть свой человек в этой авиакомпании. Он занимает там руководящий пост. Если я его попрошу, он сделает что надо. Ведь я ему постоянно плачу. — Ланкастер остановился перед Торбэком. — Или вы мне не верите?
— Что вы, я нисколько в этом не сомневаюсь.
— Благодарю. Мне, Торбэк, приходилось заниматься всякими делами. И удавалось такое, что другим не удавалось. Ну, а если кто-нибудь становился мне не угоден… — Ланкастер втянул голову в плечи. — Впрочем, не будем вдаваться в детали, ведь вы служитель церкви…
Он опять зашагал по комнате, но вдруг резко повернулся к Торбэку.
— Короче говоря, я всегда добивался поставленной цели. А если я что-нибудь задумал, то сумею заставить и других делать так, как я хочу. Вы говорите, Сэцуко не уверена в своих знаниях языка? Можете не беспокоиться, испытания она выдержит. Там многие провалятся, но Сэцуко не будет среди этих неудачниц. Поверьте мне.
Торбэк сидел молча, возражать было бесполезно.
— Повторяю, нам нужен голубь, чтобы наш бизнес шел без перебоев. Этим голубем должна стать ваша Сэцуко. Ясно? А насчет экзаменов не беспокойтесь, я приму нужные меры.
Торбэку оставалось только покориться.
Торбэк поехал к Ясуко.
Была глубокая ночь.
Залаяла собака, но Торбэк цыкнул, и собака успокоилась.
Он надеялся застать здесь отца Билье. И действительно, знакомая машина стояла в тени деревьев.
Когда залаяла собака, в доме, должно быть, услышали и лай, но он все же решил постучать.
Как всегда, в маленьком окошке показалось лицо Ясуко.
— Это вы, Торбэк-сан?
— Да.
Послышался звук открываемой двери.
— Отец Билье у вас?
Он знал, что каноник должен быть здесь, но не спросить об этом в такой поздний час было неудобно.
— Да, здесь, проходите.
Ясуко была в пижаме. Все-таки загадочный у нее дом.
Гостей пускают не во все комнаты.
У Торбэка от удивления округлились глаза — отец Билье сидел в халате. Торбэк почувствовал неловкость и отвел глаза.
— Проходите, проходите, — нисколько не смущаясь, проговорил Билье. — Что так поздно?
Он сидел в кресле, непринужденно развалившись и всем своим видом показывая, что находится у себя дома.
— Я только что от господина Ланкастера.
Торбэк присел на краешек стула.
— О чем же вы говорили?
Заложив ногу на ногу, Билье дымил трубкой. Он пускал такие густые клубы дыма, что казалось, маленькая комната вот-вот вся закоптится.
Вообще-то священнослужителям ордена курить не запрещалось. Но они все считали необходимым воздерживаться от этого на людях.
— Он требует, чтобы Сэцуко стала стюардессой па новой авиалинии. — И Торбэк подробно рассказал о планах коммерсанта.
Склонив голову набок, отец Билье терпеливо выслушал все до конца.
— А ты знаешь, это недурно! — высказал он тут же свое мнение. — Я определенно с ним согласен. Сэцуко обязательно должна стать стюардессой. Этому человеку всегда приходят на ум счастливые идеи.
Торбэк почувствовал, что отец Билье уже знает о планах господина Ланкастера.
18
Ясным утром Торбэк на голубом «рено» подъехал к старинному синтоистскому храму, окруженному столетними соснами.
По шоссе к станции шли люди. Они спешили на работу.
Остановив машину, Торбэк огляделся. Сэцуко еще не было. Торопившиеся прохожие не обращали внимания на молодого священника, ожидающего кого-то в машине, однако из предосторожности Торбэк поставил машину подальше от любопытных глаз.
Ему не надо было спешить на утреннюю мессу в приют, он занимался теперь в церкви только денежными делами. Но по утрам он всегда поджидал Сэцуко здесь и потом подвозил ее к приюту. Сюда она приезжала на машине дяди. Кстати и гостиница, где они обычно встречались, находилась недалеко отсюда.
Торбэк сидел за рулем и читал библию. Вот он услышал, как совсем рядом зашелестели шины автомобиля. Из машины вышла Сэцуко. Сегодня она была в новом ярко-синем костюме.
Торбэк вытянул шею. В зеркальце над ветровым стеклом он увидел, как Сэцуко обернулась и помахала рукой дяде, благообразному господину лет пятидесяти, директору какой-то фирмы.
Машина дяди отъехала. Сэцуко увидела Торбэка и направилась к нему.
Только тут Торбэк обернулся и стал с восхищением ее разглядывать.
— Какая ты сегодня нарядная, — проговорил он вместо приветствия.
— Прости, я, кажется, заставила тебя долго ждать, — улыбнулась Сэцуко.
Торбэк вышел из машины и распахнул дверцу.
Машина, спустившись по широкой и пологой улице, помчалась по аллее гинкго, протягивавших к небу свои короткие оголенные ветки.
— Сегодня я плохо спала, — сказала Сэцуко. — Очень волновалась.
— И совершенно напрасно, я уверен, что ты выдержишь.
Это был день экзамена на должность стюардессы.
Сэцуко сперва отказывалась. Ну зачем ей идти срамиться, ведь она так плохо знает язык! Но потом уступила настояниям Торбэка. Ведь, в сущности, ей очень хотелось стать стюардессой.
Машина шла к центру столицы. Солнце поднялось уже достаточно высоко, поток машин становился гуще. Но Торбэк вел свой «рено» уверенно.
— Спасибо, что провожаешь меня.
— А как же иначе! Я все время молюсь, чтобы ты прошла по конкурсу.
Сэцуко рассмеялась.
— О, если я выдержу экзамен, это будет великолепно! Но уверенности у меня нет. Боюсь я за свой английский язык.
— Ничего, ничего, все будет в порядке!
Машина, наконец, подъехала к оживленному перекрестку в центре столицы. Здание авиакомпании находилось на углу этого перекрестка.
На окнах висели рекламные плакаты с видами разных стран. За широкой витриной виднелась огромная карта мира со всеми авиалиниями компании. Зеленые линии, связывавшие различные страны и континенты, дразнили воображение.
Сэцуко бросила взгляд на витрину. Неужели она тоже будет летать по этим маршрутам?
— Ну, держись! — в последний раз напутствовал ее Торбэк.
— Спасибо! Во всяком случае, буду стараться изо всех сил!
Испуганная и растерянная, она помахала ему рукой и вошла в подъезд.
Торбэк побежал к телефону-автомату. Он быстро набрал номер.
Ему тут же ответил мужской голос.
— Господин Ланкастер? Говорит Торбэк.
— Доброе утро, святой отец, — ответил низкий голос.
— Только что проводил Сэцуко на экзамен. Теперь прошу вас сделать все остальное.
— Хорошо, можете не беспокоиться. А как она?
— Говорила, что не уверена, боится, что не выдержит экзамен.
— А настроение?
— Я постарался ее подбодрить.
— Ну и прекрасно! Дальше буду действовать я.
В тот же день под вечер Торбэк снова подъехал к зданию авиакомпании.
Он поставил машину в переулке, а сам в ожидании Сэцуко встал на противоположной стороне переулка, стараясь не очень привлекать к себе внимание.
Не прошло и получаса, как из подъезда стали выходить молодые девушки. Все они сегодня сдавали экзамен.
Девушки были высокие, хорошо сложенные, красивые. Торбэк заметил, что многие из них были, пожалуй, красивее Сэцуко и ростом выше.
Но вот и Сэцуко. Торбэк поднял руку. Она увидела его и, осторожно перейдя трамвайные пути, направилась прямо к нему.
Ее лицо пылало, она выглядела подавленной.
— Ну как?
Сэцуко грустно покачала головой:
— Куда мне тягаться с ними! По-моему, никаких надежд.
Торбэк нахмурил брови.
— Ты провалилась?
Сэцуко печально опустила голову.
— Вопросы по языку были страшно трудные. По всей видимости, провалилась.
— Ну пойдем, милая! — сказал Торбэк. — Что ж мы тут стоять будем!
Он чувствовал, что надо ее развеселить, утешить. Может быть, все еще не так плохо, просто после экзамена у нее не прошло возбуждение.
— А другие так хорошо отвечали! — сказала Сэцуко на ходу. — Я слушала их, и мне было стыдно. И зачем только я пошла срамиться!
В последних словах слышалась уже некоторая обида на Торбэка: ведь это он настоял, чтобы она пошла сдавать экзамен.
— Просто у тебя плохое настроение, — старался ее утешить Торбэк, — я уверен, что ты преувеличиваешь.
— Нет, — резко перебила его Сэцуко, — конечно, я очень волновалась. Но вопросы были очень трудные. Нет, не стоит зря надеяться. Больше и пытаться не стану. Куда мне в стюардессы с моими знаниями!
— Но ведь результаты еще не известны, — не унимался Торбэк. — Зачем же заранее отчаиваться? Очень может быть, что ты и выдержала. Да что я говорю! Ты, конечно, выдержала, и сомневаться не стоит. Просто наговариваешь на себя.
— Торбэк, — твердо сказала Сэцуко, — спасибо тебе за добрые слова. Но я говорю правду, у меня ничего не вышло, честное слово!
Она остановилась и прямо посмотрела ему в глаза.
— Выпьем кофе?
Они вошли в ближайшее кафе.
— Ты напрасно падаешь духом.
В кафе Торбэк продолжал успокаивать Сэцуко.
— Очень может быть, что другие сдали еще хуже тебя. Ну, улыбнись же наконец! Ведь результаты еще не объявлены, и никто из претенденток не знает своей судьбы.
— Это верно, но надеяться могут лишь те, кто хоть сколько-нибудь уверен в своих знаниях. — Совсем приунывшая Сэцуко сжалась в комочек и не отрываясь смотрела на чашку. — А что до меня… Я отлично понимаю, что провалилась.
— Ты забываешь о боге. — Неожиданно Торбэк перекрестился, и это крестное знамение в многолюдном кафе выглядело особенно строгим и торжественным. — Верю, бог поможет тебе. В таких случаях всевышний всегда протягивает руку помощи. Сейчас я пойду в церковь и буду молиться за тебя…
— Но, Торбэк, — прервала его Сэцуко, — нельзя же просить бога за неуча. Пожалуйста, не будем больше говорить об этом. Я по-прежнему буду работать в приюте, буду нести детям слово божие.
— Это, конечно, тоже важно. Но, Сэцуко… — тут у Торбэка голос дрогнул, — а что, если ты выдержала испытания?
— Это было бы просто чудо!
— Вот именно чудо! — воскликнул Торбэк. — А бог всегда творит чудеса, и я не сомневаюсь, что он явит нам это чудо.
На мгновение лицо Сэцуко посветлело, но тут же снова затуманилось — она вспомнила экзамен.
— Пожалуйста, не будем больше об этом говорить! — сказала она грустно. — Я поступила необдуманно. Меня ни за что не возьмут. Послушал бы ты, как отвечали другие девушки. И притом какие они красивые! Зачем же нужно из груды жемчуга выбирать простой камень.
Поздно вечером Торбэк отправился к Ланкастеру.
Там уже был один гость — японец.
Торбэк от неожиданности застыл на месте и с удивлением посмотрел на хозяина.
— Познакомьтесь, господин Торбэк, — невозмутимо проговорил Ланкастер, — Окамура, мой хороший знакомый, у нас с ним деловая дружба.
Незнакомец поклонился. Его лицо расплылось в улыбке.
— Мы уже давно работаем вместе, — продолжал Ланкастер, — при нем можно говорить откровенно. Так что не стесняйтесь. Что привело вас ко мне в такой поздний час?
Ланкастер говорил не по-японски. Трудно было предположить, что японец его понимает. Окамура как-то неопределенно улыбнулся.
— Сегодня я видел ее после экзамена. Меня беспокоят результаты, — овладев собой, проговорил Торбэк.
— Так.
Ланкастер сел в кресло и набил табаком трубку. Окамура протянул руку и щелкнул зажигалкой.
— Спасибо, — поблагодарил Ланкастер по-японски. — Как же обстоит дело? — обратился он к Торбэку.
— Кажется, провалилась, во всяком случае, она так думает. Плохо отвечала по языку. Она очень расстроена.
— Значит, провалилась, говорите?
Лицо Ланкастера оставалось спокойным. Он с наслаждением выпускал клубы дыма.
— Я пришел, чтобы поскорее вас предупредить. Если вы собираетесь что-либо предпринять, это нужно сделать немедленно.
— Благодарю вас, господин Торбэк. Но я же говорил вам, что я всегда добиваюсь того, чего хочу. В данном случае мне нужен голубь, и он у меня будет, несмотря ни на что. Скажете, каприз? Пусть так, но свои капризы я привык удовлетворять. Запомните это, пожалуйста, господин Торбэк. Нам с вами еще долго придется работать вместе.
Торбэк молча слушал.
— Еще раз благодарю вас, но меры уже приняты. Запомните: если она не ответила даже ни на один вопрос, она все равно будет принята.
Ланкастер встал, подошел к Торбэку и положил ему руку на плечо.
— А вот дальнейшее уже будет зависеть от вас. Голубь очень скоро отправится в Гонконг. И управлять им будете вы. Надеюсь, вы меня понимаете, господин Торбэк?
Торбэк стоял перед Ланкастером, словно школьник перед учителем, и тот невольно рассмеялся.
— Не сердитесь на меня, Торбэк. Ведь надо же иногда немного и пошутить. А за свою голубку не беспокойтесь, все будет в порядке. Кстати, вам следует поближе познакомиться с моим гостем. Мистер Окамура, — обратился Ланкастер по-японски к незнакомцу, — это священник из церкви святого Гильома. Вы, кажется, ее посещали в прошлом?
Торбэк удивленно поднял брови и внимательно посмотрел на японца. Нет, он его не помнит. Правда, в церкви бывает много народу и всех запомнить невозможно.
— Да, бывал, и вас я знаю, — ответил Окамура, глядя на Торбэка. — Хотя в то время, когда я посещал церковь святого Гильома, вас там еще не было. А отец Билье меня знает очень хорошо, да и не только он. Его преосвященство тоже. Во всяком случае, должен знать. Ведь я тот самый Окамура, которого церковь святого Гильома восемь лет назад изгнала из числа своих прихожан.
Окамура беззлобно улыбнулся.
19
Торбэк впервые слышал, что из церкви святого Гильома кого-то изгнали. Отлучение от церкви вообще явление редкое.
— Серьезно?! — удивился он.
— Конечно. Я доставил вашей церкви небольшую неприятность. Ну, изгнали — это, разумеется, преувеличение. Просто мне самому не совсем удобно стало посещать вашу церковь. А затем перешел в церковь на Сибуя.
— О, к отцу Городи!
— Да, он там служил, — закивал японец. — Отец Городи был ко мне удивительно добр, он многое для меня сделал.
В улыбке Окамура промелькнула ирония. Но Торбэк не уловил ее. Все улыбки у японцев казались ему одинаковыми.
Откуда было знать Торбэку давнишнюю историю с сахаром? Ясно было одно: сейчас Окамура принимает участие в делах господина Ланкастера.
— А я вас частенько вижу, ваше преподобие, — сказал ему этот приверженец ордена святого Василия.
— Значит, вы бываете у нас? — спросил Торбэк.
— Нет, этого я позволить себе не могу. Я вижу вас в другом месте.
— Вот как! — На лице Торбэка появилось сперва удивление, потом испуг. Где же мог его видеть этот японец? Неужели с Сэцуко? Он побледнел.
Окамура неприятно рассмеялся.
— Да это не так важно, ваше преподобие. Надеюсь, мы теперь будем с вами сотрудничать, — сказал он, перестав смеяться.
Нет, кажется, ничего особенного этот Окамура не знает. У японца к нему, по-видимому, чисто деловой интерес. Да и Ланкастер вон как спокойно посасывает трубку, промелькнуло в голове у Торбэка.
— О, мистер Окамура умеет работать, — вмешался в разговор Ланкастер, — и язык за зубами держать умеет. Он мой друг и ближайший помощник. В его присутствии можно говорить обо всем без утайки.
Торбэк собрался уходить.
— А насчет Сэцуко можете не сомневаться, — добавил Ланкастер. — Правда, там на одно место чуть ли не двести человек, как я слышал. Но, несмотря ни на что, Сэцуко будет принята. Можете ее успокоить. Пусть купит карту Гонконга, ей надо хорошо изучить этот город.
Торбэк стал прощаться. Он пожал руку Ланкастеру, а затем и Окамура. Ланкастер проводил Торбэка до двери и бесшумно закрыл ее за ним.
«Воистину страшный человек этот Ланкастер, — думал Торбэк, медленно спускаясь по лестнице. — С какой легкостью он взялся устроить Сэцуко! Будто он член правления этой авиакомпании. Да еще при таком конкурсе. Двести человек на одно место! Он уже не раз подчеркивал, что для него нет ничего невозможного. Видимо, так оно и есть. Но управляет он из-за кулис, и, конечно, не одной церковью святого Гильома. У него на ниточках ходят многие…»
Навстречу кто-то поднимался по лестнице. Ого, сразу четверо! Поднимаются медленно, тихо, гуськом.
Избежать встречи было уже невозможно. Торбэк повернул голову в сторону, чтобы не видели его лица, но сам разглядеть этих четверых все же успел. Азиаты — сразу видно, но не японцы, высокие и худые. Да и держатся как-то по-другому, тоже не как японцы.
Они молчаливо разминулись. Торбэк даже не обернулся, но всем существом почувствовал на себе их взгляды, и почему-то по спине у него пробежали мурашки.
Но вот, слава богу, он уже на улице! Удивительное дело — каждый раз после посещения Ланкастера только на улице он начинает свободно дышать. А в квартире у коммерсанта ему всегда не хватает воздуха. Когда же сидишь с этим Ланкастером липом к лицу, кажется, что к твоему горлу приставили клинок, даже сердце холодеет.