Иногда это бывало в лесу, ночью, иногда в той самой гостинице, где они провели свой первый вечер.
Прислуга гостиницы принимала Торбэка за американца. Держался он с горничными приветливо, иногда угощая их жевательной резинкой или шоколадом.
Сэцуко же считали здесь женщиной определенной профессии. Еще бы, кто же придет в гостиницу с иностранцем? И все же она была как-то не похожа на тех женщин. Уж очень у нее было нежное и невинное лицо. Да и держалась она не нагло, как те, а удивительно робко и застенчиво. Все это в сочетании с непринужденностью Торбэка производило приятное впечатление на гостиничную прислугу.
Сэцуко просто молилась на Торбэка. она была готова посвятить ему всю жизнь, хотя, разумеется, знала, что на брак со своим возлюбленным рассчитывать не может.
Иногда они устраивали своп встречи в доме Ясуко.
Как-то Сэцуко пришла туда, условившись с Торбэком, что он будет там ее ждать, но, к удивлению, застала там одного отца Билье. Он сидел за столом и что-то писал.
— Здравствуйте, отец Билье! — краснея, поздоровалась Сэцуко. Ей было неприятно, что этот священник является свидетелем их встреч, и она решила тотчас же уйти.
— Добрый вечер, присаживайтесь, пожалуйста. — На лице священника появилась приветливая улыбка. — Ясуко скоро придет.
Сэцуко заколебалась. Если она уйдет, они с Торбэком могут разминуться. Да и неудобно как-то сразу бежать.
Отец Билье говорил по-японски очень хорошо. Он начал рассказывать что-то смешное, и Сэцуко осталась.
Время, назначенное Торбэком для встречи, прошло, а его все не было. Не появлялась и Ясуко.
Сэцуко забеспокоилась.
— Вы кого-нибудь ждете? — спросил отец Билье и, прищурившись, посмотрел на Сэцуко.
— Да, — Сэцуко опустила глаза.
— Торбэка?
Сэцуко покраснела.
— О, Торбэк способный молодой священник. Вы, наверно, его очень уважаете.
— Да, очень!
— Что ж, он прекрасный молодой человек, мы возлагаем на него большие надежды. Церкви нужны такие люди. — И отец Билье стал подробно перечислять достоинства Торбэка.
Сэцуко было приятно, что этот почтенный патер так расхваливает ее возлюбленного. У нее даже увлажнились глаза. А отец Билье, забыв о своей работе, продолжал расхваливать молодого собрата.
— Пить даже захотелось, — вдруг сказал он. — Кажется, я слишком увлекся.
— Я принесу воды, — предложила Сэцуко.
— А вы знаете, где ее здесь найти?
Сэцуко развела руками.
— Я вам покажу, где кухня. — Отец Билье поднялся.
Странный дом. Днем он заперт. Сейчас свет горит только в одной комнате, где они сидят. Все раздвижные двери между комнатами плотно сдвинуты.
Отец Билье показал Сэцуко кухню, но, когда она попыталась туда пройти, на нее зарычала овчарка.
От страха Сэцуко приросла к месту.
— Ой! — невольно вырвалось у нее.
— Не бойтесь, — сказал Билье и прикрикнул на собаку.
Но Сэцуко боялась сдвинуться с места. И вдруг она почувствовала, что Билье обхватил ее сзади. Не успела она охнуть, как он запрокинул ей голову и впился поцелуем в ее губы.
16
Наступила осень.
В церкви святого Гильома особых перемен не произошло, только вот отца Городи внезапно по указанию главы миссии епископа Мартини перевели в Осака.
Вскоре после этого Мартини вызвал к себе Торбэка.
— Ну как, брат Торбэк, — обратился к нему Мартини, — все ли у тебя в порядке?
— Да, ваше преосвященство, все в порядке, — почтительно ответил Торбэк.
— А как связь с господином коммерсантом?
— В порядке.
— Ты еще молод, — сказал епископ наставительно. — Будь осторожен. И еще раз осторожен! Осторожность никогда не бывает излишней. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, ваше преосвященство.
— Брата Городи нет больше в Токио. Это повышает твою ответственность. Это тебе тоже понятно?
— Да.
— В случае каких-либо затруднений советуйся с отцом Билье.
— Я всегда так поступаю.
Торбэк стоял перед главой миссии в почтительной позе, чуть-чуть склонившись.
— Одну церковь — на Синбаси — полиция уже привлекла к ответу за спекуляцию долларами.
Епископ поднялся из-за стола и заходил по ком, — нате. Он был явно не в духе.
— Это большой промах, — сказал он таким тоном, словно в этом виноват был и Торбэк. — В той церкви старшего священника понизили в сане, а отца казначея освободили от обязанностей и назначили на черные работы. Но разве этим делу поможешь? Попались они из-за пустяков. Еще раз повторяю, брат Торбэк, надо быть очень осторожным.
Мартини подошел к нему, встал рядом и остановил на нем строгий взгляд.
— Твоя ответственность очень велика. Ты не имеешь права делать промахов, иначе повторится то же самое, что в церкви на Синбаси. Малейшая ошибка грозит непоправимой бедой. Надеюсь, ты это понимаешь.
— Да.
— Ну и прекрасно, — заключил епископ. — Все это я говорю тебе с одной лишь целью: чтобы в дальнейшем ты был еще осторожнее и внимательнее. А связь с господином коммерсантом прошу осуществлять по-прежнему.
Когда Торбэк вышел из кабинета епископа, возле него как из-под земли вырос отец Билье.
— О чем беседовал с тобой его преосвященство? — спросил он.
— Велел быть осторожным.
— Да, надо все время быть начеку. При японцах ни о чем ни слова. Как ты разговариваешь по телефону?
— Всегда стараюсь брать трубку сам.
Отец Билье одобрительно кивнул.
— Правильно. Японец, конечно, языка не поймет, но голос может запомнить, а это тоже ни к чему. Всегда бери трубку сам!
Некоторое время они шли рядом молча. Вдруг отец Бнлье с улыбкой спросил:
— Что-то в последнее время не видно Сэцуко? Ты с ней встречаешься?
— Встречаюсь, но очень редко, — ответил Торбэк и слегка покраснел.
— Она почему-то перестала бывать и у Ясуко. Если увидишь ее, передай, пусть заходит.
— Хорошо, передам.
Торбэк догадывался, почему Сэцуко перестала ходить к Ясуко, она сама даже как-то призналась:
— Я боюсь туда ходить.
Так прошла осень. Наступила зима.
Торбэк и Сэцуко продолжали встречаться. И с каждым свиданием их чувство разгоралось с новой силой. Без Сэцуко Торбэк не мыслил прожить и дня.
Теперь он уже не молил господа о прощении и страха он больше не испытывал. Он решил, что всемогущий господь должен простить ему его грешную, но искреннюю любовь.
Однако жизнь, которую он вел, противоречила не одной этой божьей заповеди — он нарушал их теперь почти все.
Торбэк по-прежнему продолжал посещать господина Ланкастера. Эти посещения теперь входили в круг его обязанностей, были его «работой».
Однажды, придя к коммерсанту, Торбэк сразу почувствовал, что тот чем-то раздражен.
— В последнее время опасность возросла — нас могут накрыть в любую минуту, — заявил Ланкастер, — и я ломаю голову над тем, чтобы найти совершенно безопасный путь… — На обычно спокойном лице коммерсанта лежала тень тревоги. — И я, кажется, нашел этот путь… Понимаете, почтовыми пересылками больше пользоваться нельзя. Несколько моих агентов уже попались. Но, думаю, выход у нас есть…
Ланкастер бросил быстрый взгляд на своего собеседника. Торбэк вопросительно поднял брови.
— Простите, что же вы придумали?
Господин Ланкастер зашагал по комнате.
— Если меня разоблачат, это будет означать крах и вашего ордена, во всяком случае, здесь. Надеюсь, вы это понимаете, Торбэк! — Тут Ланкастер остановился и каким-то тяжелым взглядом посмотрел на молодого патера.
— Разумеется, господин Ланкастер. Но вы говорите о таких страшных вещах! Они приводят меня в дрожь. — И действительно, у Торбэка задрожали руки. — Неужели нас уже подстерегает беда?
Ланкастер ответил не сразу. Он опять зашагал по комнате, в которой сейчас стояла мертвая тишина. Слышалось лишь его тяжелое дыхание, да где-то вдали раздавались приглушенные гудки автомобилей.
— Мне нужен голубь! — неожиданно сказал Ланкастер.
— Голубь? — удивленно посмотрел на коммерсанта Торбэк.
— Да, голубь, но только прирученный.
Торбэк все еще не понимал.
— Вы хотите держать здесь голубя?
— Он нужен нам всем.
— Нам?
— Да, Торбэк, нам!
Господин Ланкастер уселся рядом с Торбэком, придвинув к нему кресло.
— Голубь — это самое безопасное… Надо лишь приручить эту миленькую птицу.
— Объясните, пожалуйста, господин Ланкастер, я вас не понимаю. Что вы имеете в виду?
Неторопливо вытащив сигарету, коммерсант щелкнул зажигалкой.
— В ближайшее время открывается регулярное воздушное сообщение между Гонконгом и Токио. Вероятно, сразу же с наступлением весны. И наш голубь должен курсировать на этой линии.
Торбэк восхищенно посмотрел на Ланкастера.
— Понял! Вы хотите по этому маршруту посылать своего человека? Так?
— Я, кажется, говорил о голубе. Впрочем, вы правы, на самолете должен летать человек. Но не от случая к случаю. Мне нужен человек, который бы постоянно летал между Токио и Гонконгом и ни у кого не вызывал бы подозрения.
— Тогда я вас не совсем понял, — сказал Торбэк. — Объясните, пожалуйста, все до конца.
Однако и на этот раз Ланкастер не сразу все разъяснил. Он был всегда осторожен, этот человек. Он долго, испытующе смотрел на Торбэка.
— Самолеты будут отправляться из Токио в Гонконг каждый день. Авиакомпания, открывающая эту трассу, сейчас набирает стюардесс, — сказал он наконец. — Вот какого голубя я имею в виду: иными словами, голубем должна стать стюардесса. Так-то, дорогой Торбэк.
Господин Ланкастер снова пристально посмотрел на собеседника.
— Вы, Торбэк, служитель церкви. Вы знаете многих прихожан. Среди них, должно быть, есть и молодые женщины. Может, кто-нибудь из них подойдет для этой роли? Разумеется, сначала она должна будет поступить в стюардессы. А потом уже работать на нас.
— Это очень удачная мысль, господин Ланкастер, — ответил Торбэк. — Но с прихожанами не обо всем можно говорить. Конечно, в церковь ходит много женщин, среди них есть и молодые. Но, мне кажется, перед ними опасно раскрывать наши тайны.
— Вы правы, тайну надо хранить строго. Если что-нибудь просочится наружу, нас всех ждет катастрофа. Вот поэтому я и прошу вас как следует подумать над кандидатурой.
Торбэк молчал. Что он мог ответить? Он явно растерялся.
— Мне это, пожалуй, будет не под силу, господин Ланкастер, — сказал он наконец. — Думаю, что лучше вам самому подобрать кандидатуру.
— У меня нет подходящей японки, — усмехнулся господин Ланкастер. — Ведь на это не всякая годится, это должна быть молодая женщина с определенными данными. А вот среди ваших прихожанок наверняка такая найдется.
У Торбэка мелькнула мысль о Сэцуко.
Стюардесса прежде всего должна быть молодой и иметь привлекательную внешность. Эти данные у Суцэко есть, но сможет ли она выдержать приемные экзамены по языку?.. А довериться ей можно, она его любит и никому не проболтается. И Торбэк совсем было решился произнести ее имя, но в последнюю минуту почему-то раздумал.
— Трудную задачу вы мне задали, господин Ланкастер. Я постараюсь подумать о кандидатуре.
— Но думать-то, дорогой падре, некогда, дело срочное, мешкать нельзя. Нужно успеть к набору стюардесс. Это для нас единственный шанс. Иначе нашему делу — крах. Так что, Торбэк, прошу вас предложить кандидатуру сейчас.
Торбэк обхватил голову руками.
— Со всех точек зрения стюардесса лучше всего подходит на роль почтового голубя. Во-первых, ее багаж не подвергается таможенному досмотру, во-вторых, она может летать каждый рейс, не вызывая подозрений. Это идеальный «почтовый голубь»! Ну, Торбэк, кто у вас есть на примете?
— Право, не знаю…
Торбэк все еще колебался. Но тут глаза господина Ланкастера недобро сверкнули, и резким голосом он отрубил:
— Бросьте играть в прятки, Торбэк! В каких отношениях вы с Икута Сэцуко?
Торбэк опешил. Откуда этот господин знает о Сэцуко?
А на губах коммерсанта играла чуть заметная усмешка.
17
При первом же свидании с Сэцуко Торбэк заговорил о предложении Ланкастера. Встретились они в той же гостинице.
Здесь как бы сама обстановка благоприятствовала такой беседе. Да и во время любовных ласк Сэцуко скорее согласится выполнить его просьбу.
— Стюардесса! — Она широко раскрыла глаза. — Да еще на международной авиалинии! — В ее глазах светилась радость. Она уже видела себя в этой роли. Но тут же насторожилась — ведь это значит попасть в тот мир, который всегда казался ей каким-то чужим.
— Ты красивая, — шептал Торбэк, — а в стюардессы берут только красивых. Тебя обязательно примут.
Делая ей это предложение, Торбэк не испытывал особого восторга. Говоря по правде, приказ господина Ланкастера заставил его самого забеспокоиться. Ведь она должна стать не просто стюардессой. План коммерсанта заключался в другом, и это тревожило Торбэка.
— А я вовсе не уверена, что пройду… — Сэцуко спрятала возбужденное лицо в подушку.
— Ты красивая, — не очень охотно повторил Торбэк, — тебе беспокоиться нечего.
Не это меня беспокоит. На международных авиалиниях говорят ведь по-английски? А я в английском не сильна.
Торбэк молчал.
От стюардесс действительно требуется не только красивая внешность, но и хорошее знание иностранных языков. А Сэцуко, видно, английский почти не знает. По крайней мере, за все их знакомство Торбэк не слышал от нее ни одного английского слова.
— Предложение-то заманчивое. — Девушка глубоко вздохнула. — Но я наверняка провалюсь по языку.
— А может, все-таки попробуешь? — продолжал уговаривать ее Торбэк, хотя почувствовал какое-то облегчение, когда Сэцуко стала колебаться. Втягивать Сэцуко в «коммерцию» господина Ланкастера ему не хотелось, он боялся подвергать ее опасности.
Профессия стюардессы на международных авиалиниях была мечтой молодых девушек. Однако Сэцуко не ухватилась с жадностью за предложение Торбэка, и он был рад этому. Нет, она не была скромной сверх меры, Торбэк это уже понял; знал, что от жизни она хотела получить многое и в этом мало чем отличалась от своих сверстниц. Просто она умела, когда надо, трезво смотреть на вещи. И сейчас она отдавала себе отчет в том, что эту работу не сможет получить, так как не знает как следует иностранного языка. И ничего тут не поделаешь.
— Нет, зачем же позориться, я наверняка провалюсь. Милый Бэк, лучше уж оставаться в приюте, — ответила Сэцуко с грустью. Она сожалела, что упускает такой редкий случай.
А ведь, наверно, перед ее глазами на фоне голубого неба уже неслась серебряная стрела. Тонкий, длинный, крылатый корабль взмыл ввысь, нырнул в облака и понесся вперед. Какой упоительный полет! Внизу медленно вертится земной шар, а ее самолет отбрасывает на землю маленькую тень…
— Это, конечно, праведное занятие — служить в приюте. — В голосе Торбэка зазвучали торжественные нотки. — Наш первоочередной долг — служить господу богу. Твои мысли благочестивы.
Торбэк был доволен, он успокоился окончательно. Господину Ланкастеру придется поискать другую кандидатуру. Роль почтового голубя для нее не подходит.
Торбэк привлек Сэцуко к себе.
— Я больше не стану уговаривать тебя. Мне даже ненадолго не хочется расставаться с тобой. Я тебе это посоветовал только потому, что хотел сделать для тебя что-нибудь приятное.
— Я так и поняла. Спасибо! — поблагодарила Сэцуко.
Она горячо отвечала на страстные поцелуи Торбэка, и только глаза ее, слегка приоткрытые, казалось, смотрели вслед улетавшему самолету и были чуть печальны. Однако Торбэк ничего этого не уловил.
На следующий день Торбэк снова посетил Ланкастера.
Коммерсант был вне себя. Таким взбешенным Торбэку еще не приходилось его видеть, а встречались они довольно часто. Ланкастер был неизменно вежлив и приветлив. Говорил он всегда спокойно, мягко, но за этим спокойствием и мягкостью скрывались решительность и непреклонная воля.
И Торбэк знал это. Как-то он вместе с отцом Билье возвращался от коммерсанта домой.
— Это страшный человек, — неожиданно сказал отец Билье.
Тогда Торбэк не придал значения словам каноника. И потребовалось не так уж много времени, чтобы Торбэк понял их истинный смысл. Началось непосредственное общение Торбэка с Ланкастером, и постепенно Торбэк убедился, что этот человек действительно страшен.
Вот и сейчас Торбэк сидит, охваченный страхом.
— Нам нужен почтовый голубь! — тихо, но как-то зловеще процедил Ланкастер и поднялся со стула. — Я ведь, кажется, уже говорил вам об этом.
— Да, говорили. — Торбэк беспокойно заерзал на стуле. — Я ей все сказал, как вы велели.
— Полагаю, что вы не все ей рассказали?
— Нет. Конечно, нет, господин Ланкастер. — Тор-бэк, не отрывая глаз, смотрел на шагавшего по комнате коммерсанта.
— Хорошо. И не нужно пока говорить. Эту тайну знаем только мы с вами, — медленно произнес Ланкастер. — Но для роли почтового голубя у нас никого нет, кроме нее. Во всяком случае, я так считаю.
— Но… — хотел было что-то возразить Торбэк.
Ланкастер остановил его жестом.
— Прошу выслушать меня, не перебивая. Голубь, так или иначе, должен быть посвящен в нашу тайну. Следовательно, мы не можем довериться первому встречному. А Сэцуко будет хранить тайну, потому что любит вас. И если вы этого потребуете, она никому ничего не скажет. Не так ли?
— Думаю, что да.