— Да… — еле слышно проговорил Торбэк.
Он еще долго держал в руках телефонную трубку. Потом машинально повесил ее, вышел из будки и сел в машину. Ему показалось, что все кругом стало каким-то совсем другим. Казалось даже, что в машине сейчас сидит не он, а какой-то другой, не похожий на него человек. И до семинарии ои ехал в каком-то несвойственном ему забытьи. Удивительно, как это он еще ни на кого не наехал.
В семинарии было тихо. Праздник уже кончился, и все разошлись. Торбэк прошел в зал, где еще недавно царило веселье.
Послушники расставляли мебель, подметали пол.
— Господин епископ еще здесь? — спросил Торбэк.
— Что вы, его преосвященство давно изволили уехать.
Завтра в этом зале новый священник будет служить свою первую мессу. Он тоже должен присутствовать на богослужении. Сумеет ли он?
— Торбэк-сан, где это вы пропадали! — Перед ним неожиданно появилась Ясуко. — Вас здесь искали.
Торбэк от неожиданности вздрогнул, но ответил как-то безучастно:
— Я уходил по делу.
— Что же вы никого не предупредили? А мы тут фотографировались.
Торбэк молчал.
Вслед за Ясуко в зал вошел каноник Билье. Каноник тоже упрекнул его за долгое отсутствие.
— Извините, я уходил по делу.
— Епископ был очень недоволен. Надо было все-таки предупредить.
Торбэк ничего не ответил. Он смотрел растерянно по сторонам, будучи не в силах собраться с мыслями.
Ясуко и отец Билье переглянулись, словно они знали, чем озабочен Торбэк.
А он стоял бледный, подавленный и какой-то отрешенный…
28
Торбэк заехал к себе, в церковь святого Гильома. Было около десяти часов вечера. Украдкой пробрался он в свою комнату. Все святые отцы уже заперлись в своих кельях, готовясь ко сну. Он впервые за весь вечер попробовал собраться с мыслями.
Итак, через час он должен отправиться к Сэцуко, чтобы исполнить приказ господина Ланкастера. Глаза его блуждали по сторонам. Вот взгляд задержался на библии.
Он взял книгу и стал читать. Господи, что он собирается совершить! Огненные слова библии жгли его насквозь.
А время бежало с невероятной быстротой. Через полчаса — одиннадцать.
Перед его глазами вдруг встала Сэцуко. Он хотел отогнать видение, по оно неотступно преследовало его.
Он опустился на колени и стал молиться. Но молитва не принесла успокоения. Ему стало трудно дышать. Он вскочил и, схватившись за голову, начал метаться по комнате.
Прошло еще десять минут.
— Святый боже, впери очи своя в этот дом и отведи от него злые помыслы… Свягый боже, ниспошли в этот дом слугу своего и усмири души наши! Да будет вечно благословение твое над нами, господи!..
Покоя, покоя просила его душа, а покой не приходил.
Только сейчас он понял, каким чудным временем были дни, когда он учился в семинарии. Никаких забот, никаких страданий! А сейчас? Боже, какой он жалкий, несчастный и преступный! Но как теперь убежать от своей беспощадной судьбы? Ведь он служил еще одному владыке — Ланкастеру.
И Торбэк взмолился:
— Огче наш! Ты велик и всемогущ! Ты даже врагам своим не желаешь смерти. Внемли моей мольбе, протяни длань свою погибающей душе! Окажи свое покровительство, охрани раба твоего, прибегающего к твоему милосердию. Огради его от соблазна и наставь на путь истинный! И да будет он служить тебе вечно! Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный…
Торбэк молил небесного владыку, чтобы он освободил его от дурных помыслов и ниспослал на него свою благодать. Однако молитва не могла аннулировать приказ земного владыки Торбэка — Ланкастера. Это мог сделать не всевышний, а только сам Ланкастер. Но он этого не сделает.
Прошло еще десять минут.
Что, если убежать? Но куда? Все его родные далеко. Чем они могут помочь?
Торбэк посмотрел в окно. За окном по-прежнему стеной стоял черный лес. Вокруг ни души. И в церкви мертвая тишина, будто все вымерло.
Он снова зашагал по комнате. Где-то раздался кашель. Он остановился. Казалось, сейчас сам воздух раздавит его. Он слышал стук собственного сердца. Все труднее становилось дышать. Он хотел было распахнуть окно, но передумал.
Он опустился на стул. Сидел неподвижно, будто в обмороке.
Еще три минуты…
Он открыл глаза. В его ушах звучал голос Ланкастера. Он вскочил и вышел в коридор. По коридору крался, словно вор; вот и наружная дверь. Перед ним простиралась черная ночь.
Он выскользнул из дома и вывел из гаража «рено».
Он выехал через задние ворота. Фары окрасили в белый цвет выхваченную у обочины траву. Одиннадцать часов.
До Окамура двадцать минут езды.
Он осторожно нажал кнопку звонка. Он не знал, что за ним уже наблюдают.
Загорелся свет, дверь открыл сам Окамура.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, — ответил Окамура и, пропустив Торбэка вперед, запер дверь и погасил свет.
Окамура, как показалось Торбэку, на этот раз вел себя сдержанно. Неужели что-нибудь произошло?
— Она не волновалась? — шепотом спросил Торбэк.
— Нет, — коротко ответил Окамура.
Торбэк двигался, словно во сне. Окамура это заметил.
— Господин Торбэк, вот по этой лестнице. И не забудьте — дверь направо.
Казалось, Окамура беспокоится, что Торбэк перепутает комнаты. Но он не пошел вместе с ним, а остался на первом этаже. Раздвинулись боковые сёдзи[10], и, зябко поеживаясь, из комнаты вышла содержанка хозяина. Она тоже не стала провожать его, только как-то странно на него посмотрела.
Он поднялся на второй этаж. В коридоре было темно. Не успел он войти в комнату, как Сэцуко испуганно вскрикнула. Он застыл на месте. Сердце сильно забилось. Неужели она разгадала его намерения? Он стоял как вкопанный, не смея двинуться дальше.
Но Сэцуко молчала. Наступила гнетущая тишина. Потом послышался едва слышный шорох, очевидно, она отступила в глубь комнаты.
И опять молчание.
— Сэцуко! — выдавил из себя, наконец, Торбэк. — Ты тут?
Кажется, она что-то прошептала в ответ.
— Сэцуко!
— Бэк, это ты? — В голосе Сэцуко прозвучал страх.
— Я Сэцуко. Можно зажечь свет?
Он протянул руку, ища выключатель.
— Нет, нет, не зажигай!
Ответ прозвучал так резко, что Торбэк испугался.
— Что с тобой, Сэцуко?
В ответ она разрыдалась.
Неужели она знает, что ее ждет?..
У него подкосились ноги. Он стоял не шевелясь, не зная, что сказать. И вдруг она бросилась ему на грудь. Тело ее содрогалось от рыданий, от неожиданного толчка он потерял равновесие и упал на татами, увлекая ее за собой. Но она не разжала своих объятий, а вцепилась в него еще крепче, как бы боясь, что он уйдет.
— Что с тобой, милая? Тебе нехорошо?
Она не отвечала, продолжая рыдать. Рука Тор-бэка машинально обвилась вокруг шеи Сэцуко. Вот он, прием господина Ланкастера. Стоит ему применить силу, и беззащитная Сэцуко задохнется.
Но руки у Торбэка дрожали, и сил не было.
— Сэцуко!
Она забилась в рыданиях еще сильнее.
— Да что же случилось, Сэцуко?
Торбэк погладил ее волосы. Что это? Ее всегда уложенные в аккуратную прическу волосы сейчас были растрепаны.
— Бэк, — сквозь рыдания сказала девушка, — твой двоюродный брат… двою… брат…
Да, ведь он обещал привести «двоюродного брата», подумал Торбэк. Он еще писал ей в письме, чтобы она принарядилась и постаралась быть привлекательной. И, наверно, сейчас, ей обидно, что он не привел своего «брата».
— Очень жаль, но он занят и не смог прийти. Но не сердись, ведь я не виноват.
Тут Сэцуко заплакала еще сильнее, и он совсем растерялся. Снова попытался зажечь свет, но она резко крикнула:
— Не смей! — Она схватила его за руку. — Оставь, не надо света!
Торбэк решил, что от томительного ожидания у нее сдали нервы и нервное напряжение перешло в истерику. Он нежно обнял Сэцуко и только теперь с изумлением отметил про себя, что у нее оголены плечи.
Второй раз Торбэк вернулся в церковь святого Гильома в час ночи. Ему удалось тихо, никем не замеченным пробраться к себе. Всю ночь снились ему кошмарные сны, и он так и не смог как следует отдохнуть.
Он вернулся к себе, так ни на что и не решившись. А ведь именно этой ночью он должен был выполнить приказ Ланкастера. Рыдания Сэцуко окончательно сломили его волю.
Что с ним сделает коммерсант? Какому наказанию он его подвергнет?
Эта мысль терзала его всю ночь. Каждый нерв был натянут как струна, голова раскалывалась на части. И все же по привычке он встал в пять часов и, как всегда, совершил утреннюю молитву.
В этот день в семинарии должен был служить новый священник, и Торбэк уже в половине седьмого со всеми отправился туда.
Служба началась в десять.
Совершалась она торжественно. Но Торбэка все время мучил страх. Он еще не звонил Ланкастеру и с ужасом думал о предстоящем разговоре.
Служба началась в десять.
Совершалась она торжественно. Но Торбэка все время мучил страх. Он еще не звонил Ланкастеру и с ужасом думал о предстоящем разговоре.
В час дня все отправились в трапезную. Торбэк почти ничего не ел, пища застревала в горле. Сидевший рядом священник удивленно посмотрел на него.
Трапеза затянулась. Когда обед кончился, было уже половина третьего. Больше оттягивать телефонный звонок было невозможно. Ведь Ланкастер ждет с самого утра. Из семинарии, конечно, нельзя было звонить, и Торбэк, вспомнив, что поблизости есть телеграф, сослался на то, что хочет послать новому священнику поздравительную телеграмму, и вышел на улицу. Отправив телеграмму, он бросился к телефону-автомату.
— Господин Ланкастер?
Торбэк ясно представил себе роскошную квартиру коммерсанта. Сейчас раздастся его голос. Вот он.
— Говорит Торбэк. Простите, что звоню с запозданием.
— Здравствуйте, Торбэк! — приветствовал его Ланкастер. — Что вы так тихо говорите? Я ничего не слышу.
— Говорит Торбэк.
— Это я знаю. Ну как, все в порядке?
— Не представилось… — Торбэк запнулся, — случая.
— Что-о? Не представилось случая? Вы что же, хотите сказать, что ничего не сделали? — Голос коммерсанта стал жестким.
— Удобной минуты не представилось, господин Ланкастер, — тяжело дыша, ответил Торбэк.
— Что за чушь! — В ухо Торбэку клинком вонзился голос Ланкастера. — Сколько раз я должен вам говорить, что мои приказания должны выполняться в срок!
— Так ведь, господин Ланкастер… — Торбэк весь съежился, будто Ланкастер стоял перед ним. — Я хотел, но…
В трубке послышались проклятия.
— Дерьмо вы, а не мужчина! А что она?
— Она осталась там. Однако она может уйти…
— Можете не беспокоиться. Это уж не ваша забота. Окамура не такой олух, как вы.
Разъяренный Ланкастер орал на Торбэка, как на мальчишку.
— Почему, я спрашиваю, вы канителитесь? О чем вы думаете? Вы меня слышите?..
— Слышу, но…
— Смотрите, случится непоправимое. От вас тоже нетрудно избавиться. Запомните это и бросьте валять дурака!
— Что вы, господин Ланкастер…
— Вы меня, как видно, недооцениваете. Меня вам не провести. Лучше подумайте о себе.
— О господин Ланкастер…
— Сегодня ночью все должно быть сделано! Понятно, господин Торбэк? Сегодня ночью! В противном случае пеняйте на себя. Я не из слабонервных.
Торбэк чуть не рухнул наземь.
29
Поблизости от станции О. городской электрички Центральной линии расположен рынок.
Пристанционную улицу пересекает переулок, где сосредоточены рыбные, мясные, овощные лавки и магазины. Торговать здесь начали случайно, в первый послевоенный год, но постепенно рынок разросся, да так и остался на этом месте.
Под вечер третьего апреля на этом базаре, перед продуктовым магазином «Идзумия» остановилась средних лет дама.
В «Идзумия» продавались главным образом импортные продукты. Перед магазином на лотках громоздились горы консервов с иностранными этикетками. Дама протянула руку к одной из них. Приказчик тотчас же заметил это и поклонился.
— Сколько стоят эти консервы?
Дама держала в руке банку свежеконсервированных грибов.
— Пожалуйста, четыреста восемьдесят иен.
Это были дорогие консервы, и их покупали очень редко.
— Что же, я, пожалуй, возьму две банки.
Дама взяла консервы и протянула приказчику тысячеиеновую бумажку.
— Благодарю! Не забывайте нас, заходите, пожалуйста!
Дама затерялась в толпе.
Самое обычное явление: человек приходит, выбирает товар и покупает его.
Затем дама зашла в мясную лавку, потом в овощную.
Покинув рынок, она перешла линию железной дороги и на остановке села в автобус. Автобус довез ее до улицы особняков, где она и сошла. Там, дойдя до перекрестка, женщина огляделась, потом повернула за угол и вошла в калитку.
— Уже вернулись! — Даме навстречу вышел молодой мужчина. — Ого, сегодня будет угощение! — улыбнулся он, увидев покупки.
— Будет, но не для вас, — ответила дама.
— Уж так и быть, мы подождем, — ответил мужчина.
— Это для нашей гостьи, — сказала дама, поднимая глаза кверху. — Кстати, все спокойно?
— Все время порывается уйти, но я не даю ей даже спуститься вниз.
— Ни в коем случае! Убежит, так потом хлопот не оберешься.
— А когда придет этот патер? Она только о нем и спрашивает.
— Наверно, только вечером.
— А придет он? Она его так ждет. Если он не явится, будет скандал. Еще кричать начнет, чего доброго.
— Не беспокойтесь, придет обязательно. Вы только следите, чтобы она не убежала до его прихода.
Когда дама прошла в кухню и принялась готовить, туда, тяжело ступая, вошел Окамура.
— Что это? — Он взял банку консервов. — А, грибы… Вот не знал, что бывают консервы из свежих грибов!
— Это деликатес. На ужин приготовлю ей китайское блюдо.
— Это ты хорошо придумала. А то она совсем скисла. — С этими словами Окамура вышел.
— Эй, — обратился он к человеку в вестибюле, — посмотри, не следит ли кто-нибудь за домом.
Сэцуко с нетерпением ждала Торбэка. Куда он пропал? Ее мучило это тоскливое одиночество. Да и весь этот дом был каким-то подозрительным. Он внушал ей страх.
Правда, к ней относились здесь очень внимательно. Таинственная дама часто поднималась к ней, приносила ей сладости, фрукты, журналы, чтобы она не скучала, и все спрашивала, что ей нужно.
Кормили ее прекрасно, самыми изысканными блюдами. Но почему ее так упорно удерживают в комнате?
— Если вы выйдете на улицу, могут быть большие неприятности, об этом и отец Торбэк предупреждал. А он ведь, кажется, собирается тут побыть с вами несколько дней, — говорила ей женщина.
Сэцуко хотела позвонить Торбэку, но этого ей тоже не разрешили.
— Нет, не нужно. Это ни к чему. Отец Торбэк все равно сегодня очень занят, — сказала дама. — В семинарии идет служба, которую совершает новый священник, и отец Торбэк должен присутствовать там, а после будет торжественная трапеза. Вы его все равно не застанете на месте.
Сэцуко хотела позвонить родным. Ведь сегодня день рождения дяди, а она вчера так и не зашла к ним. Да и на работу надо позвонить. Этой ночью она должна лететь в Гонконг, и надо предупредить, что она не сможет.
Но ей и в этом отказали.
— Знаете лн, это не совсем удобно… Торбэк-сан просил, чтобы до его прихода вы никому не звонили.
Дама говорила извиняющимся тоном, но за внешней мягкостью чувствовалось твердое намерение не уступать никаким просьбам Сэцуко.
Сэцуко опротивела ее комната, ей очень хотелось выйти на улицу, но ей не разрешали.
Интересно, кто живет в этом доме? Торбэк сказал, что дом принадлежит одному прихожанину. Может, это и так. Но все равно подозрительный какой-то дом.
В комнату к Сэцуко заходила все время только женщина. Правда, здесь, в доме, кажется, живет еще какой-то молодой человек. Сэцуко его однажды видела, когда спустилась вниз и пыталась выйти на улицу. Он выглянул в коридор и остановил ее. Тут же сразу появилась женщина, которая попросила ее подняться наверх.
Сэцуко не понимала, почему Торбэк просил не выпускать ее из дому. Все это очень странно.
Какой-то тайной окутан этот дом.
Она с нетерпением ждала Торбэка. Пусть только он поскорее придет, и они тут же покинут этот дом. Здесь она оставаться не может. Однако даже ему она не скажет, почему она здесь не останется. Ни за что! Эту тайну она сохранит до самой могилы.
Это случилось прошлой ночью, до прихода Торбэка, и до сих пор казалось дьявольским сном.
Она услышала, как скрипнула лестница. Чьи-то шаги нарушили безмолвие коридора. Она подумала, что это Торбэк, но в комнату вошел совершенно незнакомый человек. Она его никогда не видела. Это был европеец, высокий, широкоплечий.
Сэцуко смотрела на него затаив дыхание. Он назвал себя двоюродным братом Торбэка. Тогда она успокоилась. Незнакомец держался, как подобает джентльмену. Он великолепно говорил по-английски. Она коротко отвечала ему, испуг ее прошел — ведь Торбэк говорил ей о своем брате.
Правда, этот иностранец нарушил приличия, войдя в комнату без стука, но раз он браг Торбэка, его можно извинить. Однако странно, почему никто из хозяев его не проводил к ней.
А потом… Потом случилось такое, что до сих пор приводит Сэцуко в дрожь. Это было как ураган. Все произошло мгновенно, и вот она уже лежала нагая и растерзанная. А он, усмехаясь, так же внезапно ушел, как и появился…
Торбэк пришел через полчаса после случившегося. И Сэцуко, пылая от стыда, в страхе не позволила ему даже зажечь свет. И не поговорила с ним толком. Да и что она могла ему сказать? Она только плакала.