Сано в изумлении остановился.
— Вот так-то! Смотри только, никому ни слова. Ну, а теперь — пока! — И Фудзисава направился к трамвайной остановке.
Сано решил еще раз побывать у Эбара Ясуко.
Он знал, что проникнуть к ней в дом невозможно, и решил сначала наведаться к ее соседу-студенту. Этот парень, наверно, поможет узнать, что поделывает сейчас госпожа Эбара.
Сано поехал на редакционной машине, но в переулок не стал въезжать и оставил ее на шоссе.
Дверь Сано открыла уже немолодая женщина. Вероятно, мать студента. За ней вышел и сам студент.
— Здравствуйте. Вы меня не узнаете? Мне тогда ваша информация очень пригодилась, — сказал Сано.
— Ну как же, конечно, узнал, — ответил студент, — значит, говорите, пригодилась?
— Да, вы мне очень помогли, — поблагодарил Сано. — Но не произошло ли с тех пор каких-нибудь изменений?
— Как вам сказать… Во всяком случае, Эбара-сан, видно, соблюдает осторожность, она очень редко выходит из дому. Ведь после вашего посещения газеты подняли большой шум, — ответил студент.
— Сейчас, кажется, ее нет дома?
— Знаете, никогда точно не знаешь, дома она или нет. У нее все двери на запоре, если она даже и дома.
— Она по-прежнему продолжает работать над переводом библии?
— Не знаю. В последнее время отец Билье что-то перестал у нее бывать. А раньше ездил чуть ли не каждый день, даже ночью. Но как только газеты стали писать о церкви, больше он здесь не показывается. Так что она теперь сидит одна.
— Чем же она занимается?
— Кажется, распродает вещи. Раньше жила на широкую ногу, а теперь совсем притихла.
— Любопытно, что же, она обеднела, что ли?
— Не знаю, но наверняка не разбогатела. Вероятно, попик перестал снабжать ее деньгами. Может, поэтому и продает вещи.
Что же, это вполне естественно, ведь она нигде не работает, подумал Сано. Но он ошибался, Ясуко продавала вещи совсем по другой причине.
18
Ланкастер зашел в ночной клуб.
Здесь коммерсант пользовался большим почетом — он умел красиво тратить деньги. На первом этаже клуба был танцевальный зал. Оттуда доносилась музыка. А на втором этаже, в ресторане, было тихо. Кроме Ланкастера, здесь было еще пять-шесть посетителей. Всё иностранцы.
Они в основном и посещали этот клуб.
Зазвонил телефон, стоявший в углу зала. Бой поднял трубку, выслушал, затем подошел к коммерсанту.
— Господин Ланкастер, вас к телефону.
Ланкастер сразу поднялся. Он явно ждал этого звонка.
— У телефона, — сказал коммерсант, взяв трубку. Он сразу узнал голос отца Билье. — Я ждал твоего звонка.
— Я немного опоздал.
— Как там Торбэк? — понизив голос, спросил Ланкастер.
— Это уже мертвая лошадка, — ответил Билье. — Ты что там, развлекаешься?
— Нет, просто и твой и мой телефон стали опасными, — ответил Ланкастер. — Поэтому я и попросил тебя позвонить сюда.
— Какое-нибудь срочное дело?
— Ты мое письмо получил? — не отвечая на вопрос, спросил Ланкастер.
— Получил. Ты когда уезжаешь?
— Через час.
— Через час? Вот это здорово! Что так поспешно?
— Так надо. А то того и гляди огонь на меня перекинется.
— Куда же теперь?
— По всей вероятности, в Каир. Во всяком случае, в визе указан Каир.
Билье не ответил.
— Как только прибуду на место, вышлю указания. Понял?
— Да, да.
— Кстати, как у вас там?
— Операция проходит гладко. Департамент полиции еще придет к нам на поклон и попросит, чтобы мы отправили Торбэка на родину! Один видный человек взялся все уладить. Думаю, через два-три дня Торбэк уедет. Мы уже запросили для него визу в министерстве иностранных дел.
— Кто там этим занимается?
— Наш прихожанин, да благословит его господь.
— Что вы собираетесь делать с Торбэком, когда он вернется на родину?
— Вероятно, он предстанет перед церковным судом.
— Хм…
— А как же? Раз дал маху, отвечай по всей строгости.
— А что решит суд, как по-твоему?
— Что? Во всяком случае, веселенькая жизнь для него кончится, и он еще пожалеет о Японии. Ведь вот болван, чуть-чуть не провалил все дело. Думаю, что его лишат сана, а может, отправят куда-нибудь в глушь, на край света.
— Кстати, а ты как разделаешься со своей красоткой?
— С ней все улажено. Ее тоже нельзя тут оставлять. Язык у нее, как помело, черт знает что может наболтать. Тем более что и репортеры ей теперь прохода не дают.
— Куда же ее?
— Ко мне на родину. Она уже получила визу. Здешние законы не позволяют женщинам навсегда покидать страну, так что она выезжает, чтобы, как говорится, выйти замуж.
— Ну ладно. Итак, ждите указаний через Окамура. Я еще не знаю, откуда их направлю, из Шанхая, Манилы или из Каира. Ну, Билье, будь здоров, мы с тобой все-таки хорошо вместе поработали. А я вскоре сюда вернусь. Так что расстаемся ненадолго. В Японии просто рай. Хотел на прощание распить с тобой бутылочку, да, видно, не придется. Но имей в виду, твоя церковь и в дальнейшем будет участвовать в моих предприятиях.
Билье повесил трубку. Итак, Ланкастер заметает следы. Он вышел из автомата, сел в машину и поспешил в церковь.
Вернувшись, он торопливо поднялся на второй этаж и постучался в дверь главы миссии.
Епископ Мартини встретил Билье не очень приветливо. Он был встревожен. Да и как не тревожиться, когда орден переживает такие беспокойные дни.
Билье подошел к столу и заговорил приглушенным голосом:
— Только что говорил с Ланкастером. Он через час покидает Японию.
— Как, уже? — Мартини привстал от изумления.
— Говорит, что боится провала. Но, я думаю, это даже к лучшему. По-видимому, полиция напала на его след.
— Да… Но все-таки уж очень скоро…
— Он скор на решения, однако никогда не допускает оплошности. Куда полиции с ним тягаться!
— Сказал, куда едет?
— Говорит, что в Каир.
— Что еще говорил?
— Сказал, что связь будет держать через Окамура и, несмотря ни на что, мы по-прежнему будем работать с ним. Слов нет, он нам очень помог. Но не собирается же он вечно держать нас в своих руках?
— Что поделаешь… Ведь мы были так бедны. Благодаря ему мы блестяще поправили свое положение. Только работать надо чище.
— Торбэком интересовался.
— Ну, это естественно. Представляю, как он его клянет.
— Ваше преосвященство, Торбэка, пожалуй, надо поскорее отправить отсюда.
— А как с документами?
— Все улажено. Департаменту полиции не позволят и пальцем пошевелить.
— Он готов к отъезду?
— Да. Может выехать в любую минуту.
— Ну и отлично! Кстати, и кардинал считает необходимым отослать его на родину. Там эта история тоже вызвала большое беспокойство. Так что действуй без промедлений, а то еще и мне достанется.
Билье тут же отправился в больницу к Торбэку.
— Как здоровье? — спросил Билье, входя в палату. — Что-то ты немного похудел.
Торбэка нельзя было узнать. От прежнего цветущего молодого патера осталась одна тень. Лицо почернело, щеки ввалились, веки нервно подергивались.
— Что-нибудь случилось? — беспокойно спросил Торбэк.
— Да, ты должен немедленно выехать за границу.
— О-о! — Торбэк задрожал и стал креститься. — Уже, значит… — простонал он.
— Да. Это приказ епископа. Завтра ты вылетаешь. Билет па самолет уже заказан.
— Завтра?!
— Да, но это же к лучшему. По крайней мере хоть проклятые репортеры не будут тебя больше тревожить… Сегодня к вечеру соберись, поедешь прямо из больницы. В церкви тебе показываться не нужно. А вещи твои доставят сюда, я позабочусь об этом.
Торбэк упал на колени.
— Отец Билье! Что со мной будет? — Его руки, сложенные на груди, лихорадочно затряслись.
— Во-первых, ты там все должен рассказать начистоту…
— Меня накажут?
— Об этом одному богу известно…
— Меня не лишат сана? Куда я тогда денусь?! Ведь я из бедной семьи, мы всегда жили в нищете. И, только став священником, я поправил свои дела. Отец и мать гордятся мной. Мне нельзя возвращаться домой ни с чем. Все меня возненавидят. Отец Билье, молю вас, попросите его преосвященство замолвить за меня хоть слово перед кардиналом!
— Хорошо, я выполню твою просьбу, — ответил Билье. — Итак, готовься! Самолет отправляется в семь тридцать вечера.
19
На первом этаже аэровокзала Ханэда помещаются таможня и другие службы. Тут же производится обмен валюты. В одной из комнат сидят чиновники отдела виз и регистраций.
Несмотря на вечерний час, было еще светло. После короткого весеннего ливня небо совсем очистилось. По коридору длинной вереницей тянулись пассажиры. Напряженные хлопотливые минуты — таможенный досмотр, обмен валюты, проверка виз. Провожающих в этот зал не пускали.
Несмотря на вечерний час, было еще светло. После короткого весеннего ливня небо совсем очистилось. По коридору длинной вереницей тянулись пассажиры. Напряженные хлопотливые минуты — таможенный досмотр, обмен валюты, проверка виз. Провожающих в этот зал не пускали.
Таможенники привычным жестом протягивая руку, брали паспорта, просматривали фамилии, фотографии.
Вдруг один из молодых служащих удивленно вытаращил глаза.
«Торбэк — священник церкви святого Гильома», — прочитал он в паспорте.
Торбэк! Это лицо он недавно видел в газете! Молодой чиновник подозрительно покосился на предъявителя. Ну конечно, тот самый!
Из газет чиновник знал, что священник Торбэк замешан в убийстве стюардессы. Ему известно было также, что в настоящее время этот человек привлекается полицией в качестве особо важного свидетеля.
Чиновник заколебался. Он не знал, можно ли беспрепятственно вернуть паспорт владельцу.
— Простите, одну минуточку, — сказал он стоявшему перед ним Торбэку.
Как гут быть? Надо бы заявить начальству, подумал чиновник и подошел к начальнику таможни.
Тот покрутил паспорт в руках, потом перевел взгляд на священника, потом снова взглянул на паспорт. Он растерялся и решил подумать. Он не хотел брать на себя ответственность в подобных обстоятельствах.
Виза была оформлена по всем правилам. Из департамента полиции не поступало распоряжения о задержке священника Торбэка.
Между тем основной поток пассажиров схлынул, у контроля стояло всего несколько человек. До отправки самолета оставалось двадцать минут. Священник нетерпеливо постукивал ногою об пол.
И все же чиновники отделения проявили осторожность. Один из них по указанию начальника позвонил для проверки в полицию.
Он сказал, что виза не вызывает сомнений, и спросил, можно ли выпустить из страны человека, который считается свидетелем по делу об известном убийстве.
Ответ же полиции был прост: поскольку никаких распоряжений относительно ареста или задержки упомянутого лица нет, следовательно, и задерживать его нечего.
Получив, наконец, свой паспорт и визу, священник приветливо кивнул чиновнику и зашагал к выходу, который вел в зал ожидания. Работники отделения следили за ним с любопытством. Еще бы, этого человека сейчас знала вся Япония.
В зал ожидания Торбэк вошел почти последним. Некоторые пассажиры, увидев священника, встали, чтобы уступить ему место. Утонув в мягком кресле, Торбэк раскрыл книгу. Держался он совершенно спокойно.
Кто-то вежливо осведомился, куда он летит. Подняв свои ясные глаза, Торбэк улыбнулся и ответил. Спрашивающий обрадовался: значит, они летят до конца вместе. Кто-то начал рассказывать, какое колоссальное впечатление произвела на него Япония. Торбэк согласился: о да, удивительная страна…
Но вот раздался голос диктора, приглашающий пассажиров на посадку. Все поднялись со своих мест и вышли на летное поле, направляясь к самолету.
Отсюда был виден балкон, где собрались провожающие. Пассажиры, оглядываясь, махали на прощание своим близким.
Аэропорт был залит электричеством, но на небосклоне еще сохранялся островок солнечного света. Распластав над землей огромные крылья, самолет компании «Эр Франс» ждал своих пассажиров. Дверца самолета была гостеприимно открыта. По дороге к самолету Торбэк дважды обернулся и помахал рукой.
Однако трудно было разглядеть, провожал ли его кто-нибудь. На балконе стояла огромная толпа, и все махали руками.
На верхней ступеньке трапа Торбэк, на несколько секунд остановившись, обернулся. Его увлажненные глаза были устремлены вдаль.
Следовавший за Торбэком пассажир невольно натолкнулся на него.
— Прошу прощения, — сказал Торбэк и, слегка пригнувшись, вошел в самолет.
Это были его последние слова, произнесенные на японской земле.
Смешавшись с толпой провожающих, отец Билье внимательно смотрел, как самолет медленно выруливает на взлетную дорожку. Казалось, что самолету жаль покидать Японию. Но вот его корпус сотрясла сильная дрожь. До провожающих долетел пронзительный рокот, и вот огромная серебристая птица разбежалась и взмыла в воздух. Сделав прощальный круг над аэропортом, самолет развернулся и взял курс в сторону моря. На фоне уже темного неба весело сверкнул красный огонек на хвостовом оперении.
Толпа несла Билье к выходу. В сутолоке его черная сутана нет-нет и привлекала любопытные взгляды. Сейчас эта одежда особенно интересовала японцев. Но он не побоялся надеть ее для проводов Торбэка. На его лице змеилась тонкая презрительная улыбка. Наконец он почувствовал полное удовлетворение — Торбэку удалось бежать.
Билье направился к стоянке машин и сел в «рено» голубого цвета.
Из аэропорта он поехал в центр города. Он остановил машину у высокого, залитого электрическим светом здания. Здесь помещалась редакция одной из газет.
Билье размашистым шагом вошел в вестибюль, подошел к окошку бюро пропусков и протянул конверт дежурившей здесь девушке.
— Пожалуйста, передайте это в отдел светской хроники. Письмо очень важное, так что прошу передать лично заведующему, — сказал он на безупречном японском языке.
Затем Билье отправился в редакцию другой газеты. Там он оставил точно такой же конверт.
С той же целью он поехал и в редакцию «Новостей».
В конвертах лежали одинаковые тексты на английском и японском языках. Билье оказался настолько любезным, что приложил к письму японский перевод. Письмо гласило следующее:
«Священник церкви святого Гильома отец Торбэк сказал японской полиции все, что мог. Однако японская полиция слишком долго подвергала его допросам, в результате чего он почувствовал резкое ухудшение состояния здоровья.
Отец Торбэк страдает хроническим заболеванием печени и крайним нервным переутомлением. Посему церковь приняла решение предоставить ему отпуск для отдыха на его родине, куда он сегодня и вылетел.
Глава миссии ордена святого Василия в Японии епископ Фердинанд Мартини».Сообщение об отъезде Торбэка из Японии начальник сыскного управления Аояма получил во время совещания, которое он созвал для того, чтобы наметить дальнейшие пути розыска убийцы стюардессы.
На совещании присутствовали Ниита, сотрудники оперативной группы и все детективы первого отдела.
Сообщение это было для него как гром среди ясного дня. Он не хотел поверить.
— Я немедленно доложу об этом начальнику департамента! — выкрикнул Аояма и выскочил из кабинета.
К начальнику департамента Аояма вошел без стука. Секретарь только изумленно вскинул брови.
— Шеф, — без всякого вступления выпалил Аояма, — священник Торбэк сбежал. Я только что получил это сообщение из аэропорта. Он вылетел в семь тридцать вечера на самолете компании «Эр Франс».
Аояма ожидал, что начальник департамента будет ошеломлен, однако вопреки ожиданию лицо шефа оставалось спокойным.
— Так. Значит, улетел? — произнес он.
Аояма сразу почувствовал, что от него что-то скрывают, чего он, Аояма, не знал.
— Ну ничего теперь не поделаешь, — добавил шеф. — У нас ведь были одни лишь подозрения, а не прямые улики… Так что арестовать его нам все равно бы не позволили. Следовательно, мы и протеста не сможем заявить по поводу его бегства.
Аояма остолбенел. Чего-чего, а этого он не ожидал. Он мрачно взглянул на своего начальника. Губы у него нервно задрожали, он не мог выговорить ни слова.
Пожалуй, впервые в жизни с такой силой почувствовал он, что такое служебная иерархия. Скажи ему эти слова подчиненный, он бы его, чего доброго, избил, а тут…
Увидев, в каком состоянии находится Аояма, начальник департамента решил успокоить его.
— Аояма-кун…[15] — начал он, отводя глаза в сторону. — Трудное это было дело. В известном смысле побег Торбэка даже облегчил наше положение. Пойми меня правильно, я говорю это, думая и о твоей судьбе. Если бы дело получило нежелательный оборот, твоей карьере был бы конец…
Аояма совсем растерялся, перед глазами его поплыло улыбающееся лицо шефа. Да, орден святого Василия оказался сильнее японской полиции.
Итак, дело об убийстве стюардессы было замято.
Правда, полиция для проформы заявила, что расследование продолжается, но всем было ясно, что для продолжения дела необходим новый обвиняемый. Однако нового обвиняемого не было, да и не могло быть.
Отъезд Торбэка вызвал огромное волнение. Да, такой фокус японцу бы не удался. И газеты и журналы подняли было шум, но какое значение имело это сейчас — преступник был за пределами Японии. Вся работа полиции пошла насмарку.
Оставалось лишь выяснить, кто же предоставил Торбэку возможность удрать?
Согласно официальному заявлению департамента полиции следственные органы не располагали достаточно вескими уликами, чтобы арестовать Торбэка. Таким образом, отказать ему в визе на выезд нельзя было. В то же время Торбэк являлся единственным важным свидетелем по этому делу, и с него еще не успели снять всех показаний. Естественно, встал вопрос, имел ли он право выехать на родину, никого не предупредив.