– Может, надо чем-то помочь? – собираясь уходить, спросил я на всякий случай.
– Ты уже помог, – искренне и в какой-то степени даже ласково улыбнулась Кэтрин. – Именно этого им сейчас и не хватало... Иди лучше выспись. Кеннет сказал, что впереди тяжелый день. От тебя будет куда больше пользы, если ты не станешь экономить на сне...
И я покорно поплелся выполнять распоряжение рыжеволосой. Саймон, попавшийся мне навстречу, наверное, и не понял, почему на моем лице играет такая довольная улыбка...
20
Бернард Уильямс опять доказал, что его зловещая репутация отнюдь не раздута. Когда вечером мы поймали в радиоэфире его переговоры, все они шли кодированным текстом. Мясник знал, что у нас имеются рации, знал, что мы наверняка прощупываем каждый из каналов, а потому был предельно осторожен.
– «Ястреб» над перевалом «игрек», – его суровый голос вылетал из передатчика через шорох атмосферных помех. – Всем «птенцам» зависнуть над «каньоном» в секторах «бета» и «ипсилон». Повторяю...
Кэтрин, словно парализованная, не моргая глядела на говорящее устройство. Выражение ее лица было таким, будто наш главный враг присутствовал сейчас здесь, в машине.
– Выключи, – попросил я ее. – Побережем батареи. Красный рычажок сверху...
Она с превеликим удовольствием оборвала ненавистный голос на полуслове, однако спокойствия ей это вряд ли прибавило...
Оборотень не потащил за собой всю банду целиком. Он отобрал полтора десятка самых тертых головорезов, включая Покрышку, не скупясь вооружил их и самолично проверил состояние идущей в рейд техники. А оставшемуся молодняку, женщинам и пожилым байкерам посоветовал особо не высовываться, ждать его возвращения и не горевать слишком сильно, если это событие не произойдет больше никогда.
До Рейна мы добирались окольными лесными дорогами или, как говорил Покрышка, тропами. И не имей я таких опытных провожатых, сроду бы сюда не сунулся из-за боязни повторить участь одного древнего русского, о котором рассказывал когда-то Михаил. Кажется, его звали Иван С Усами и он, по мнению моего друга, был мастером весьма своеобразного шантажа: заводил доверившихся ему путников в глухие чащобы и требовал потом с них денег за показ обратной дороги. Что в конце концов его и сгубило, когда во время очередной махинации с ним случился приступ старческого склероза.
После полуночи Покрышка с Вацлавом на заднем сиденье и еще трое его ребят ушли в отрыв, наказав Оборотню вывести нас в строго определенное место на берегу близ Мангейма.
Первые утренние сумерки еще только-только назревали, когда мы, скрытые под кронами деревьев, уже ждали условного сигнала, держа радиопередатчик в дежурном режиме. Я понимал, что у Мясника достаточно подобного добра и запасных батарей, чтобы постоянно следить за всеми каналами одновременно, а потому решился пойти на небольшую, разработанную совместно с Вацлавом, уловку. Она позволяла нам не раскрываться раньше времени и не требовала никаких заумных шифров. Досконально проанализировав радиообмен Охотников, я приказал Вацлаву связаться со мной на их же частоте их же кодовой фразой, лишь поменять в ней порядок слов, дабы уже самим не впасть в заблуждение. Долго так дурачить Мясника, разумеется, не удалось бы, но это было куда разумней, чем в открытую заявлять ему о нашей близости.
И вот, держа рацию возле уха, я старался даже не дышать, чтобы ни в коем разе не проморгать сигнал поляка. Рядом со мной примолкли байкеры и бывшие члены Братства.
Ожидание едва успело перевалить из фазы спокойного в фазу нервного, когда раздался заставивший меня вздрогнуть короткий писк вызова.
– «Стрекоза» говорит, – сильные помехи скрашивали огрехи Вацлава при подражании финскому акценту. – Чиста «поляна»! Повторяю: чиста «поляна»!
Бернард откликнулся незамедлительно:
– «Стрекоза», следующий раз называйте свой номер и не выходите на связь с плановым докладом преждевременно! Вас понял, отбой...
– Виноват, отбой... – доиграл спектакль Вацлав и отключился.
Я улыбнулся, представив себе недоумевающие рожи Ярво и Самми, прочесывающих, как я вычислил заранее, разные сектора и думающих небось сейчас друг на друга: как же это, мол, братец таким грубейшим образом облажался перед своим новым и весьма грозным командиром.
– По коням! – подобно кавалеристу отдал нам распоряжение Оборотень. – Времени мало, потому работаем шустро и, если можно, Эрик, без крови. Нам, в отличие от вас, еще жить в этой стране...
Грузовой паром круглосуточно курсировал от берега к берегу с помощью чадящего дизельного двигателя и страховочной лебедки на натянутом через реку стальном тросе. На плаву паром поддерживали толстые понтоны с воздухом, и, исходя из размеров этой громадины, она могла за один присест перевезти три такие группы, как наша.
На захват мы опоздали. И без нашего участия его блестяще провели Вацлав, Покрышка и его дозорные. Еще на подъезде навстречу нам попались несколько улепетывающих торговых грузовиков, переправу для которых сорвал размахивающий оружием квинтет управлявших байками головорезов. И когда наша группа скатилась по спущенным сходням на паром, все захваченные уже лежали, уткнувшись лицами в неструганые паромные доски. Было их четверо: паромщик – дюжий мужичок в засаленной от постоянного контакта с дизелем робе, – и трое заспанных Добровольцев Креста, не успевших даже дотянуться до своих прислоненных к борту дробовиков. Вершил эту композицию Покрышка, прохаживавшийся над пленниками и тыкавший то одному, то другому в затылок стволом «браунинга».
– Эй, паромщик, ко мне! – Я стал нехотя входить в роль злобного вожака этой стаи. – Шевелись!
Дизелист вскочил и покорно подковылял ко мне.
– Вы, наверное, и есть те, кого они здесь ждали? – Похоже, мужичок нас ничуть не испугался и, кивнув на поразбросавших фуражки Добровольцев, уточнил: – Эти типы сказали, что охраняют меня от каких-то жутких еретиков. Так это вы или нет?
– Это мы, – подтвердил я. – Не похожи? Ну прости... А может, для пущей убедительности прострелить тебе плечо?
– А вот это лишнее! Я и так сделаю все, что пожелаете, – проговорил паромщик, однако и тени испуга не промелькнуло на его лице.
– Тогда заводи тарахтелку и вези нас на тот берег. В качестве оплаты останешься жить.
– Годится! – согласился он и не мешкая бросился к двигателю.
А пока он запускал дизель и размещал технику – байки и «хантеры» на передний край и середину; уравновешивающий их тяжелый «самсон» – на задний, – я побеседовал с так опростоволосившимися Добровольцами...
То, что поведали мне эти нерадивые охранники, настораживало. Оказывается, коротко стриженный седой Охотник и его люди находились буквально в паре-тройке километров от нас и вот-вот могли проверить несение службы данным постом.
– Пугаете? – усомнился я в их искренности. – Врете, дабы мы рванули прочь отсюда?
Те поклялись именем Пророка, что заставило меня еще больше приуныть...
Паром дернулся и не торопясь отчалил. Мы же с тревогой обозревали удаляющийся берег, сгрудившись у той части парома, которая на данный момент должна была считаться кормой. Саймон без лишних напоминаний взобрался на турель «вулкана» и покрутился на ней по кругу, на всякий случай проверив механизм наведения орудия.
Он-то, сидевший выше всех, и засек первым приближение тех, кого мы хотели видеть меньше всего на свете...
– Один джип едет с севера, один с юга, – взволнованным голосом доложил Саймон. – Вероятно, им повстречались смывшиеся от нас купцы.
Я приблизился к копошащемуся возле двигателя паромщику:
– А ну-ка поддай газу, родимый! Выжми все из своей посудины, а иначе сам понимаешь...
Дизель выплюнул в воздух еще больше гари и заурчал громче. Мы невольно покачнулись от резко прибавившего скорость парома.
– Всем на передний край по укрытиям! – распорядился я. – Кеннет, позаботься о сестре и детях, а также скажи своим людям, чтобы поменьше высовывались!.. Саймон, как только четко прицелишься – пали по ним! Надеюсь, Шестистволый не подпустит их к берегу...
– Проклятье, Эрик, – разочарованно прокричал в ответ британец, – похоже, я не смогу стрелять! Взгляните сами!..
Я запрыгнул к нему в кузов и понял, что он имел в виду. Охотники прекрасно видели на пароме «самсон» и пушку, а потому, не желая погибать как их братья под Ле-Маном, отказались приближаться к воде, однако подойти к нам на выстрел все же смогли...
Как я уже говорил, паром перемещался вдоль толстого стального троса, удерживаемого над водой стоявшими на берегах железобетонными колоннами. И будучи уверенными в том, что мы не станем бить туда «вулканом» из-за боязни оборвать трос, люди Мясника подобрались к берегу так, чтобы колонна, возвышавшаяся на их стороне, все время была между ними и паромом.
Как я уже говорил, паром перемещался вдоль толстого стального троса, удерживаемого над водой стоявшими на берегах железобетонными колоннами. И будучи уверенными в том, что мы не станем бить туда «вулканом» из-за боязни оборвать трос, люди Мясника подобрались к берегу так, чтобы колонна, возвышавшаяся на их стороне, все время была между ними и паромом.
– Они отстрелят трос, – мрачно предположил Саймон, – и нас снесет вниз по течению. А у Мангейма они расстреляют паром уже с двух берегов.
– Это навряд ли, – постарался успокоить его я. – Как только не станет троса, уже ничто не удержит нас от того, чтобы стереть их вместе со столбом ко всем чертям. Они не дураки и сейчас самое реальное для них – достать нас из автоматов. Но, к счастью, нам тоже есть, чем прикрыться. Слезай вниз и захвати пулемет Ральфа – вдруг да потребуется... Гюнтер, Вацлав, Михаил! Конрада и Добровольцев на линию огня!..
Этого человека я узнал бы и с большего расстояния. Бернард Уильямс вылез из «хантера» и, не отходя далеко от колонны, принялся наблюдать за нами в бинокль. Видел он нас, проделавших уже треть пути, как на ладони, поскольку тут же опустил бинокль, взял в руку рацию и поднял ее вверх, приглашая к переговорам. Я понял – Мясник рассмотрел висевший у меня на шее передатчик, – а потому я пошел ему навстречу и сразу включил первый канал, предчувствуя, что Бернард во избежание путаницы сделает то же самое.
Так и вышло.
– Доброе утро, неуловимый мистер Хенриксон! – любезно начал он наш диалог.
– Доброе-доброе, мистер Уильямс, – подражая ему в интонациях, отозвался я. – Как ваше самочувствие? Хорошо ли спалось сегодня ночью?
Кажется, кто-то из древних британцев изрек, что дух преследования породил дух иронии. Я не мог с ним не согласиться, поскольку именно ирония и перла сейчас из меня по направлению сидящих за колонной преследователей.
– Не паясничай, Эрик, – Бернард этой иронии не оценил. – Плывите назад и сдавайтесь по-хорошему. Наигрались, и хватит! Предлагаю вам наилучший выход из положения: мой быстрый суд и смерть от пули. Предлагаю то, что лично я могу тебе гарантировать, но усвой: предлагаю лишь один раз!
– Как-то не хочется, мистер Уильямс, – отклонил я столь щедрый подарок. – Такое прекрасное утро, солнышко светит, птички поют, а вы хотите мне его испортить. Ну о какой смерти может сейчас идти речь?
– Что ж, Эрик, не обессудь, но я вынужден открыть огонь, – в британской предупредительности Мясника просквозила виноватая нотка, как будто он и впрямь меня жалел. А впрочем, кто его знает... – По хорошо известным и тебе, и мне пунктам Устава, вооруженные бандформирования разрешено уничтожать без доведения дела до суда. А ты подпадаешь под это определение на все сто: имеешь на руках уйму оружия и убиваешь направо и налево!
– Протрите линзы бинокля, старина, – мой нынешний статус позволял теперь любую фамильярность, – и вы заметите намекающих вам на недопустимость подобного магистра Конрада и трех ваших Добровольцев. Ваша честь! – окликнул я коротышку. – Помашите-ка брату Бернарду ручкой, пока он не натворил глупостей!
Конрад, сразу смекнувший, зачем его выволокли из «самсона» и поставили у кормы, отчаянно замахал руками, словно ветряная мельница. Его инициативу тут же поддержали Добровольцы, как и я не хотевшие, чтобы их продырявили в такой погожий денек прямо посередине Рейна. Энтузиазм заложников служил для главнокомандующего ярчайшим доводом того, что ими прикрываются как живым щитом.
Пока Бернард, на сей раз глядевший в бинокль гораздо дольше, созерцал их энергичную пантомиму, ко мне сзади подошел Вацлав и негромко произнес:
– Эрик, дозволь, я сниму Мясника из «гепарда». Нельзя упускать такую возможность – когда еще представится?
– Попробуй, – дал я «добро», отчетливо осознавая, что в нашем незавидном положении не до благородных методов ведения войны.
– Ты продержи его переговорами в этой позиции, а я прямо из кузова и... – попросил поляк и стал незаметно взбираться на «самсон».
Я вновь приложился к рации:
– Ну что, мистер Уильямс, одумались? Нет, вы только взгляните, как трогательно сии рабы Божии вопиют о милосердии...
В ответ из передатчика в ухо мне ударил презрительный хохот:
– О, как же ты наивен, мальчик, на самом-то деле! Да начхать я хотел на мелкого урода и каких-то трусливых идиотов! Они всего лишь невинные жертвы, причем погибшие по твоей вине! Ты же меня знаешь: я без колебаний поступлюсь ими ради того, чтобы прикончить и тебя и твою, как я смотрю, слишком расплодившуюся свору!
Чуткие уши Конрада уловили свой приговор даже с нескольких метров, и он, перестав махать руками, подскочил ко мне, а после чего вырвал у меня рацию и, едва не проглотив ее, визгливо заорал в микрофон:
– Вы что там очумели, брат Бернард! Я как магистр Главного магистрата категорически запрещаю вам открывать огонь, слышите? Вы отправитесь под Трибунал за это!..
– Простите, ваша честь, – заговорила ему в ответ рация, – и прощайте. Вы погибнете при исполнении своего долга как истинный герой. Я знаю, в Перудже в честь вас уже названа улица; что ж, теперь появится такая и на окраине Ватикана. Я горжусь, что мне довелось поработать рука об руку со столь самоотверженным магистром...
– Отставить!!! Именем Пророка приказываю: отставить!!! – не унимался Конрад, у которого перспектива вновь увековечить себя в истории восторга отнюдь не вызвала, но передатчик хладнокровно пискнул и отключился.
– В укрытие, ваша честь! – крикнул я, хватая его за шиворот и волоча за «самсон». – Кто бы мог подумать: оказывается, мне вы куда дороже, нежели Корпусу!
И вовремя! Едва мы с ним притулились за колесом монстромобиля, как воздух прорезали и застучали по обшивке нашего укрытия первые автоматные пули. Ситуация до боли напоминала дамбу Мон-Сен-Мишеля – мы прятались за «самсоном», а по нам поливали очередями наши враги.
– Вацлав, ну где же ты! – задрав голову, громко проорал я.
Он не ответил, но вместо него раскатисто прогрохотал «гепард». Я высунулся в надежде засвидетельствовать гибель самого одиозного командира Братства, но Вацлав, как ни прискорбно, промахнулся. Тяжелая пуля угодила в опору всего в полуметре от головы Мясника, обдав того мелкими осколками бетона. Шанс был упущен безвозвратно – больше подставляться Мясник не желал и, перекатившись по земле, залег рядом со своими бойцами.
Я всерьез беспокоился за жизни Добровольцев, так и оставшихся на линии огня, но, как выяснилось, напрасно. Тут-то парни и проявили свою напрочь отсутствующую при несении службы расторопность! При первых же выстрелах они резво сиганули за борт, по вполне объяснимым причинам не желая участвовать в нашем празднике. Я заметил три их торчащих из воды головы, когда те, сносимые течением прямиком к Мангейму, были уже далеко. Вот будет теперь что порассказать Добровольцам своим приятелям за кружечкой холодного пивка!
Саймон и Михаил, имея более дальнобойное, чем карабин Гюнтера, оружие, принялись огрызаться в ответ прицельными очередями.
– Только не по столбу! – крикнул я им, но они и без меня знали, что делать.
Вацлав соскочил с кузова и приземлился рядом со мной.
– Прицел сбит, – разочарованно сообщил он. – Стрясли, пока везли. А ведь аккурат посередке лба у этого паразита оптику настроил, на ветер поправочку сделал... Эх, незадача!
И, дослав патрон в патронник автомата, он присоединился к Михаилу и Саймону...
Хоть мы и были неплохо защищены, все равно вздрагивали, когда пули били по монстромобилю и откалывали щепки от дощатого настила парома. Только Конрад, казалось, не замечал опасности. Он был в бешенстве. Надо же, его – магистра! – хотели убить как заурядного отступника проигнорировавшие его же приказ подчиненные! И потому гневный поток словоизлияний доведенного до белого каления коротышки временами перекрывал очереди нашего пулемета.
– Вот негодяй! Нет, каков негодяй, а! – потрясал кулачками магистр. – Меня в герои?! Да еще посмертно?! Уж я-то доберусь до тебя! Клянусь: твоей карьере конец! Мерзавец! Эрик, милейший, дайте мне автомат, я прикончу недоноска лично!
Я знал, что он нисколько не шутит, ведь прецедент уже имелся, и не так давно. И, будь у меня под рукой свободный ствол, то выдал бы его малорослому карателю без раздумий, но все оставшееся не у дел оружие лежало в кузове «самсона», а лезть туда под огнем не очень-то хотелось.
– Успокойтесь, ваша честь, и не дергайтесь, а то и впрямь подстрелят! – одернул я возжелавшего испить бернардовской крови Конрада. – Примите как должное то, что сегодня ваша жизнь обесценилась до уровня наших, однако не настолько же, чтобы подставлять свою лучезарную лысину под свинец! Следующий раз, обещаю, я самолично вручу вам то оружие, какое только пожелаете!