Я не мог не нарадоваться на работу паромщика. Несмотря на плотный огонь с берега, он делал свое дело, и делал его на совесть. Свернувшись калачиком возле дизеля, этот воистину героический мужичок довел обороты того до максимума, и расстояние между нами и западным берегом продолжало неуклонно расти. Вот пули стали разлетаться по все более широкому сектору, шлепая преимущественно по воде, а не по парому; вот противоположный берег придвинулся еще на треть, а байкеры, до этого боявшиеся даже голову оторвать от палубы, принялись переползать к стоявшим у переднего края мотоциклам...
Внезапно все прекратилось. Очевидно, Бернард приказал поберечь патроны, поскольку стрельба по цели, уменьшившейся до размеров пуговицы от плаща, была напрасной тратой и времени, и боеприпасов.
Как и ожидалось, передатчик вновь призывно запиликал.
– Что, думаешь, скрылся от нас, предатель? – Несмотря на неудачу, голос Мясника оставался спокойным, как и прежде. – Еще и прикончить меня хотел? Обидно, да: промазал по такой превосходной цели! Похоже, что приписываемое тебе умение сшибать мух на лету всего лишь фикция! Я вижу, кишка у тебя тонка; ты только и умеешь, что братьям в спины стрелять!..
– Мой кишечник не тоньше вашего, мистер Уильямс, – парировал я. – Вы ведь тоже говорите со мной по рации, а не напрямую.
– Не радуйся раньше времени, каинов выродок! – Все же нотки гнева прорезались и у выдержанного Бернарда. – Неважно, что сегодня ты ускользнул; ты ведь меня знаешь – я вырою тебя из любого дерьма, в которое только зароешься! И посмотрим, что останется тогда от твоего дешевого сарказма! Ты мертвец, усвоил? Мерт-вец! Уж поверь...
– Извините, старина, но мы спешим. Взаимно был рад поболтать и, надеюсь, до нескорой встречи! – Полемику с Бернардом мне вести не хотелось, и я вышел из нее посредством щелчка тумблера...
– Все в порядке, все целы, – доложил Михаил после того, как проверил группу на наличие потерь. – Дерьмовые, однако, в Первом стрелки... А вот поторопиться нам очень даже не помешает – сдается мне, бернардовцы чесанули на мост и теперь захотят догнать нас по восточному берегу.
– Да, скорее всего, – согласился я, – но пока они сделают крюк – а это километров пятьдесят-шестьдесят, – мы успеем углубиться в пустошь...
Несмотря на то, что никто из нас не пострадал в скоротечной и слепой перестрелке (как, видимо, и бойцы Мясника), кое-что мы все-таки потеряли. Наш постоянный спаситель – верный боевой товарищ «самсон» – стоял перекошенный на правый бок и испускал остатки воздуха из двух своих шин, вновь прикрывших собой доверившихся им людей. Нечего было теперь и думать о том, чтобы тащить его за собой. Мы – бывшие Охотники – столпились у монстромобиля и склонили головы, будто бы провожая в последний путь старого друга. За нами следили недоуменные взгляды байкеров, считавших, наверное, что только им дано видеть в холодной технике некое подобие живой души.
– Забрать самое необходимое, – распорядился я, отворачиваясь от печального зрелища. – Топливо, патроны, огнемет... Кеннет, осмотри имеющееся в кузове оружие и раздай его своим людям – пусть выбросят наконец эти жалкие стрелометы. Шестистволого... уничтожить!
– Я сделаю это! – вызвался Саймон и, трогательно погладив на прощание Свинцоплюя, разобрал его ствольную коробку, побросал детали за борт, а после чего взял у паромщика кувалду и долго курочил той вращающийся блок стволов...
Сотрясший паром толчок сообщил нам о том, что мы достигли-таки восточного берега Рейна. Пристань в столь ранний час оказалась пуста, за исключением одного испуганно пялившегося на нас торговца, пригнавшего к переправе обоз из нескольких конных подвод. Байкеры повыскакивали на берег первыми и теперь нетерпеливо рычали моторами, ожидая, пока наши «хантеры» съедут вниз по сходням.
Паромщик топтался возле брошенного нами «самсона», переводя взгляд с намертво вросшей в паром махины на меня и обратно.
– Хорошо поработал, приятель, – усаживаясь за руль, похвалил я действительно заслужившего благодарность работягу. – Так и быть – живи! Жаль только, что неприятностей тебе из-за нас придется огрести весьма премного. Но в качестве компенсации за все обшмонай-ка этот грузовик, пока парни в серых беретах не отобрали его у тебя. Там в кузове есть продукты и кое-какая мелочь, которая покроет тебе издержки нашей переправы... Ну, счастливо, повелитель реки!
– И вам удачи! – почти искренне ответил тот, после чего запрыгнул в кузов «самсона» и принялся сбрасывать оттуда ящики с консервами...
Дикие пустоши начались, когда мы проехали на восток километров сорок. Линия горизонта, до этого относительно ровная, вдруг превратилась в донельзя увеличенную копию неравномерно сточенной пилы, и чем ближе подъезжали мы к нежилым территориям, тем грандиознее становилась картина поразившей когда-то Землю трагедии.
Эта часть нашего мира ничуть не изменилась со времен Каменного Дождя, да и какая сила могла бы изменить подобное?
Титанические валы вздыбившейся породы накатывали друг на друга в застывшем навеки движении. Кратеры и воронки, теперь полузасыпанные, но все равно поражавшие своими немалыми диаметрами, сменяли друг друга. Кое-где поверхность прорезали чудовищные шрамы пустот и провалов, о глубине которых нельзя было и предположить. Ужасный Хаос океаном раскинулся пред нами, и именно он должен был укрыть нас от наступавших на пятки представителей не менее ужасного, но уже по другой причине, Порядка.
Последняя мало напоминающая функционирующую дорога сошла на нет полчаса назад, просто оборвавшись у очередного провала. Мы же продолжали движение за ничуть не смущенным этим фактом Покрышкой, идущим во главе ставшей какой-то куцей без внушительного «самсона» колонны.
Прошло еще некоторое время, и вот он, даже не притормозив, свернул налево и начал объезд длинного земляного вала, уводя нас в настоящие каменные джунгли.
– Держись строго за ним; не отклоняйся ни влево, ни вправо, – напомнила мне Кэтрин предостережение Оборотня. – И внимательно следи: если что, он поднимет кулак.
Уж чего-чего, а смотреть здесь и впрямь приходилось в оба. Мы скатывались со склонов, штурмовали крутые подъемы, балансировали на узких перемычках между воронками и объезжали трещины, виляя, как та маркитанская лодка из «Острова Сокровищ». Скорость наша была относительно невелика, лишь изредка Покрышка разгонял нас до полусотни километров в час, когда рельеф позволял сделать это без опасения куда-либо свалиться. Очень часто его кулак взмывал в жесте, напоминавшем древнеиспанский «No pasaran!», и мы, следуя примеру проводника, послушно останавливались.
– Я хоть и помню весь путь наизусть, – говорил Покрышка, проверяя лежащий впереди сомнительный участок дороги усердным топтанием, – но никогда не помешает лишний раз вылезти из-за руля и посмотреть. Тут все довольно зыбко и постоянно меняется, особенно после дождей.
И словно в подтверждение Покрышкиных слов уже через десять минут мы выталкивали «хантер» Михаила из поглотившей его задний мост коварной промоины...
Кэтрин, заметив, что я поминутно озираюсь, дабы не пропустить настигающего нас Бернарда, поспешила меня успокоить:
– Расслабься, Эрик. Без лоцмана здесь делать нечего, а такого специалиста по пустошам, как Покрышка, Мяснику ни в жизнь не отыскать.
– Он может рекрутировать кого-нибудь из живущих вблизи пустоши жителей, – предположил я. – Уж кто-кто, а они-то должны ориентироваться в ней.
– Даже те, кто проживает у самой ее границы, опасаются и шагу ступить в глубь этих территорий. Среди местных гуляет поверье, что если тебя не прикончит пустошь, то наверняка разорвут и съедят Тени.
– Теней нет. Они – вымысел, – я говорил то, в чем был полностью уверен. – Корпус занимался Тенями не так давно, поскольку крестьяне завалили магистраты жалобами, что якобы кто-то жуткий под покровом ночи ворует и заживо сжирает их скот. И все как сговорились: Тени, дескать это, Тени... Так вот – ни одной Тени мы не поймали, а коров, как выяснилось потом, крестьяне просто-напросто воровали друг у друга, списывая все на кочующую у пустошей легенду. Корпус затратил столько сил и средств на банальное законопреступление.
– Как будто до этого ваш Корпус тратил их лишь на благие дела! – огрызнулась рыжая и продолжала упорствовать: – А я говорю, что Тени есть! Спроси любого байкера. Иногда, пересекая пустоши, они находят скелеты собратьев с перебитыми костями и оторванными конечностями. Что за чудовища это вытворяют, по-твоему?
Я пожал плечами:
– И выродка Люцифера считали Князем Тьмы, а на поверку оказался обыкновенный безумец. Уверен, что и в твоем случае есть здравое объяснение...
Солнце стояло еще довольно высоко, когда Покрышка остановил колонну и, подрулив к моему «хантеру», заглушил «харлей».
Солнце стояло еще довольно высоко, когда Покрышка остановил колонну и, подрулив к моему «хантеру», заглушил «харлей».
– Все, Эрик, на сегодня достаточно, – сказал он, потирая затекшую поясницу. – Давайте отдыхать, и так идем почти сутки без остановки. Да и место здесь во всей округе самое наилучшее, чтобы заночевать.
Мы находились на берегу небольшой, наполненной водой, изогнутой котловины. Все остальные берега ее были обрывисты, и лишь та площадка, куда вывел нас Покрышка, имела удобный пологий спуск к воде.
Когда все моторы смолкли и я вылез из джипа, на меня вдруг обрушилась непривычная и, учитывая характер местности, зловещая тишина. Она не нарушалась ни пением птиц, ни шумом ветра в кронах деревьев, ни стрекотанием кузнечиков. Просто всего этого здесь не было, а были лишь голые, без единой травинки, скалы да безжизненная гладь отражающей их воды.
– Михаил, организуй охранение, – в первую очередь потребовал я. – Четыре смены из одного Охотника и, если не возражает Кеннет, трех его подчиненных.
– Кого ты боишься? Тут за сотню километров, – русский обвел рукой горизонт, – ни единой живой души. Или вспомнил, как в позапрошлом году Корпус гонял здесь привидений?
– Эрик прав, – вступился за меня Оборотень. – Охрана не повредит. Я лично видел, что бывает с теми, кто не имеет глаз на затылке. Все они лишались и тех двух, что полагаются от природы. Помнишь, Покрышка, банду Пузыря? Она рванула как-то через Польскую пустошь, и никто никогда ее больше не видел. А Пузырь знал эти районы получше нас с тобой.
– Чертовы параноики! – проворчал Михаил и поплелся выбирать позиции для часовых. – Уже от каждого камня шарахаться начинают...
21
Ночь в диких пустошах падала на землю со стремительностью охотящегося ястреба. Солнце просто нырнуло за торчащие на западе земляные валы, и тень ближайшего к нам мгновенно накрыла лагерь непроглядным мраком. Мы разожгли костерок из обломков ящиков от консервов, и все, кто был свободен от участия в охранении, скучковались вокруг него на скромный походный ужин. Люси и Ален, сидевшие вместе с Кэтрин под одним одеялом, прижались к ней, и только Поль, желающий выглядеть достойно в мужском обществе, уселся рядом со мной и постарался придать себе ту же серьезность, что была сейчас на лицах всех присутствующих.
– Тишина, как в Боевой Семинарии во время летних каникул, – проговорил Михаил и подбросил обломок доски в неяркое пламя.
И вправду, кроме треска костра, ни единого шороха не доносилось из темноты.
– Тем легче будет расслышать тех, кто решит к нам подкрасться, – заметил самый младший из байкеров, кажется, его звали Хорек.
Покрышка посмотрел на него и устало хмыкнул:
– Уж коли не поверишь мне, то спроси у Охотников – они-то точно знают: те, кто умеет пользоваться темнотой как прикрытием, подкрадутся к тебе так, что ты и ухом не поведешь.
Хорек хмуро оглядел меня, Михаила, Гюнтера и Саймона, но спрашивать не решился, очевидно, поверив Покрышке на слово.
– Эрик, – обратился ко мне Оборотень, – ты хорошо знаешь Бернарда. Чего от него ожидать теперь?
– Самого худшего, Кеннет, – честно ответил я. – Он не полезет в незнакомую местность, но уверяю тебя – завтра утром пустошь будет блокирована с северо-востока на юг. Так что нам предстоит просачиваться каким-то образом прямо сквозь них. Есть предложения?
– Ничего особенного. Дождемся ночи и выйдем из пустоши под ее покровом. А там рывок до Новой Праги, и снова затаимся. Потом Польская пустошь. – Оборотень посмотрел на Покрышку, словно ожидая порицания, но тот молчал и не возражал против подобного маршрута. – Слушай, Эрик, тут у меня с утра вертится одна идейка, как пустить Мясника по ложному следу...
– Навряд ли у нас это получится, – перебил я Кеннета. – Я считаю, что Бернард знает конечную цель нашего путешествия, но ничем по этому поводу не обмолвился, дабы и впрямь не заставить нас поменять маршрут. Он не тратит сил на тупое преследование, а лишь травит нас, покусывая за хвост, загоняя в свою главную западню, а что такая будет, я ничуть не сомневаюсь. А готовится она где-то дальше. Эх, если бы я только знал, что он там приготовил...
– И все-таки выслушай мою идею, – настаивал Кеннет. – Авось когда и сгодится...
Брат у Кэтрин оказался и впрямь толковый малый. Ни разу до сегодняшнего дня не видя радиопередатчика, он довольно скоро просек, что с его помощью можно будь здоров как пудрить мозги. И то, что он предложил, понравилось всем нам без исключения. Даже упертый скептик Михаил и тот кивнул головой, согласившись с ним:
– Дельная мыслишка, борода, клянусь моими обожженными усами. И если уж совсем возьмут за кадык, точно так и поступим...
Далее разговоры пошли на отвлеченные темы. То ли от усталости, то ли от чего-то еще, но я отключился от общей беседы, думая о своем. Мне вспомнилось, как еще месяц назад, будучи под командованием ныне покойного Виссариона, мы стояли под Орлеаном и вечерами собирались отрядом у точно такого же, только чуть поярче и пожарче, костра. Мы сидели и рассказывали каждый о своем: о детстве, о юности, о годах Боевой Семинарии, случаи из рейдов и просто веселые истории из жизни. Наверное, в такие минуты как-то особенно – острее, что ли? – ощущаешь общность находящихся рядом людей. Я – командир Одиннадцатого – и мои бойцы считали тогда себя истинными братьями, Братьями с большой буквы! А теперь половина из них не задумываясь готова перерезать мне глотку, поверив в ужасную легенду Бернарда и даже не спросив, а почему, собственно говоря, я и пошел-то на эти отвратительные убийства и предательства.
Хоть я и витал сейчас в своих грустных видениях, но краем уха слышал, что в протекающем у костра разговоре запевалой был, как обычно, Михаил, не встретивший среди Повелителей Дорог достойного соперника. Немногословные байкеры оказались благодатной почвой для впитывания речевых потоков русского, а их заинтересованные взгляды лишь вдохновляли того говорить все дальше и дальше. Речь шла в основном о нашем прошлом, об изнанке политики Святой Европы, об истинном лице Корпуса, скрытом за маской служения вечным ценностям... Одну только тему все старательно обходили стороной – пленение и гибель Проклятого Иуды. Никто не хотел задевать за больное сидевших с нами его детей и Кэтрин.
– ...а уж ведьм и того больше, – вещал Михаил, когда я вновь мысленно вернулся к реальности. – Но вот что интересно: раз ты такая крутая колдунья, как утверждаешь, то почему же дала себя скрутить? Почему не предугадала наше появление; почему не наслала на нас порчу, сглаз; почему просто не улетела в конце концов?
– И почему же? – спросил кто-то из байкеров.
– А я вам скажу: девяносто пять процентов из пойманных нами колдунов и ведьм являлись, по сути, лишь балаганными шутами. Поразнарядятся, талисманами пообвешаются, символов разных поначертят, заклинания типа читают... А цель? А цель-то одна: уши людям попротирать, на воображении, на страхе поиграть и деньжат подзаработать. Еще мой старик твердил, что наилучшей формой обогащения следует считать продажу иллюзий и надежд; короче – воздуха! Попахать людские фантазии как следует, бросить туда семена призрачного счастья, и они принесут тебе закономерный урожай. Вера, Надежда, Любовь – есть источники того же дохода, что и более материальные товары, вот только затрат на производство требуют куда меньше. Или я не прав, а, ваша честь?
Магистр Конрад, тоже этаким мотыльком подтянувшийся к свету, выбрал себе самое безопасное, как он посчитал, местечко – за моей спиной. Коротышка, выглядывая через мое плечо, ловил помятым лицом жалкие крохи тепла от лениво трепещущих языков пламени.
– Прав! – заносчиво подытожил Михаил, так и не услыхав от Конрада ни «да», ни «нет».
– И что ты вообще делал среди Охотников с такими взглядами? – поинтересовался у него Оборотень. – Выходит, что служил так презираемым тобой торговцам иллюзиями и выполнял их приказы...
– Когда меня определили в Семинарию, – ответил русский, – я еще не мог сам выбирать себе жизненный путь. Мой папаша хотел пристроить сынка как можно поближе к власти, и все. А потом... Потом просто плыл по течению, делал свою работу. И признаться, до недавнего времени она мне очень даже нравилась: поездки по стране, приключения, азарт преследования, принадлежность к элитному боевому сословию... Да я и не напрягал мозги над тем, кому служу...
...Я бы тоже мог подписаться под его откровением, как и большинство, наверное, в Братстве Охотников. Своими словами Михаил подвел некую черту под нашим прошлым, и добавить к этому было нечего...