— Как поживает наш Худышка?
— Спасибо, отлично, — ответила Мишель. Она рассердилась, но говорила сдержанным тоном, не желая обидеть Фиону.
— Я слышал, его пригласили на телевидение. — За неимением своего бокала Джефф взял бокал Фионы, уже почти пустой, наполнил его и залпом выпил половину. — Вам неплохо бы составить ему компанию — будете новыми Тонким и Толстым[24]. Не смотри на меня так, Фиона, милая, это всего лишь шутка. Я не подумал. Послушай, я нашел в Суррее отличное местечко, где нас поженят, а потом подадут отличный ужин. Двадцать шестого августа — как вам?
— По-моему, превосходно, — сказала Мишель, подумав, что это еще очень далеко. — Мне нужно идти, Фиона. Большое спасибо за чудесное вино.
— Я вас провожу. — Джефф зачем-то театрально подмигнул Фионе.
Он довел Мишель до двери и, как обычно, передал горячий привет Мэтью. Не успела она преодолеть и половину пути до калитки, как дверь с громким стуком захлопнулась.
— Это было довольно грубо, — сказала Фиона, обычно воздерживавшаяся от критики. — Оказывается, ты можешь быть очень жестоким.
Озабоченность полностью меняла его лицо. Оно сразу же становилось огорченным. Печальным, сочувствующим.
— Знаю. Прости, дорогая. Наверное, я никак не могу отделаться от мысли, что люди, доводящие себя до такой толщины, наверное, глупы.
— Мишель не глупа.
— Разве? Ну, тебе лучше знать. Может, откроем еще бутылочку вина?
— Оно теплое.
— Это легко исправить — сунем на пару минут в морозилку.
Так он и сделал. Ожидая, пока охладится вино, Джефф решил, что поведет Фиону ужинать, пожертвовав частью приличной суммы, выигранной сегодня на скачках. Он достал два чистых бокала, поставил на поднос вместе с бутылкой и вернулся в оранжерею.
— Не возражаешь, если я позвоню в «Розмарино» и закажу столик, дорогая? Сегодня я тебя приглашаю на ужин. — Наливая вино, он почувствовал воодушевление. — Вложил деньги в интернет-компании и кое-что заработал.
Фиона прекрасно разбиралась в этом — кто бы сомневался.
— Я не знала, что у тебя есть акции. Очень разумно с твоей стороны. Но ты будешь осторожен, правда, Джефф? Теперь развелось много подобных компаний. Прибыли у них могут быть только на бумаге.
Джефф поспешно сменил тему, заговорив о том, нужно ли им давать объявление о свадьбе, — он думал об этом с воскресенья, с тех пор как увидел в газете шокировавшее его объявление. Будь его воля, Джефф предпочел бы вообще не обсуждать этот вопрос, но тут ничего не поделаешь. Тем не менее следовало проявить осторожность.
— Ты помнишь ту свадьбу на первой странице «Мейл»? В воскресенье?
Фиона никогда не читала раздел новостей, только городские страницы.
— Прости, но меня интересуют только новости о слияниях и поглощениях. А что?
— Знаешь, мне немного неловко рассказывать тебе это, хотя я сам не понимаю почему. Я не делал ничего недостойного. — Джефф посмотрел на нее, прямо в глаза. — Возьми меня за руку, Фиона. Я никогда не причиню тебе боль. — Тон его был серьезным. — Послушай меня, Фиона. Моя бывшая жена вышла замуж. О свадьбе сообщалось в газете. За члена парламента.
Фиона взяла его за руки, притянула к себе.
— О, Джефф. Милый. Почему ты не сказал мне сразу?
— Не знаю. Нужно было сказать. Но я почему-то не мог.
— Это тебя расстроило, да? Я понимаю. Я знаю, что ты меня любишь, нисколько не сомневаюсь, но в то же время ты можешь сильно страдать от таких вещей. Это абсолютно естественно. Поцелуй меня.
Они поцеловались — сначала нежно, а потом все более страстно. Джефф отстранился первым.
— Я позвоню в ресторан.
Фиона мысленно улыбнулась — с грустью. Говоря, что его чувства абсолютно естественны, она не кривила душой. Ей вспомнились другие мужчины в ее жизни, двое из которых потом женились на других женщинах. Это ее тоже почему-то расстраивало, хотя они ей были не нужны и она вовсе не мечтала оставаться с ними всю жизнь. Когда Джефф вернулся, Фиона нежно, почти по-матерински, улыбнулась ему.
— Расскажешь мне? — Она снова взяла его за руку. — Нет, ты не обязан. Только если хочешь.
— Пожалуй, да. Ее зовут Зилла. «З», «и», два «л», «а». Она цыганка или просто хочет, чтобы ее считали цыганкой. Мы познакомились в университете. Конечно, мы оба были очень молоды. А потом просто повзрослели — старая история. Не было никого третьего или чего-то в этом роде. Нет, тот парень, за которого Зилла вышла замуж, он существовал, но они дружили с детства, и я всегда считал его геем.
— А дети, Джефф?
— Полагаю, дети с ней. — Он размышлял, какую часть правды стоит открыть. — Разумеется, Зилла делает все возможное, чтобы оградить их от меня.
— Я бы хотела иметь детей, — тихо сказала Фиона.
— Конечно. Я на это очень рассчитываю. Через год, дорогая, у нас уже может быть первый ребенок. Из меня выйдет превосходный домохозяин — буду сидеть дома и воспитывать его.
— Как ее фамилия?
— Кого? Зиллы? — Джефф лихорадочно соображал. — Ее девичья фамилия Лич. Парень, за которого она вышла, друг детства — Мэлком-Смит. Член парламента от Дорсета, ее родных мест.
Фиона кивнула. Потом молча поднялась наверх, чтобы переодеться. Джефф решил допить бутылку. Он был настолько потрясен свадебной фотографией и сопровождавшей ее историей, так взволнован, что не мог оставаться в доме с Фионой, а вышел на улицу и прогулялся до Форчун-Грин и обратно. Совершенно очевидно, что письмо, которое он отпечатал на компьютере Мэтью Джарви, было воспринято всерьез. Джефф ожидал, что письму поверит Минти — она достаточно глупа, — но только не Зилла. Идея заключалась в том, чтобы подать ей ясный сигнал: он собирается исчезнуть и не будет ее больше беспокоить. Тем не менее Джефф не собирался предоставлять ей полную свободу, вплоть до повторного брака, как в случае настоящего развода или его смерти. Возможно, через несколько лет, когда после их последней встречи пройдет много времени, но только не через шесть месяцев. Хотя в каком-то смысле, решил он, снова поворачивая к воротам Фионы, следует отдать Зилле должное. У нее хватило наглости выйти за мерзавца из высшего общества, вроде этого Мэлком-Смита, сообщив корреспондентам, что она бездетная мисс Лич. По крайней мере, Джефф так предполагал. Ведь откуда-то они это взяли — а откуда еще, если не от нее?
Допив остатки вина, он вновь вспомнил о детях, испытав при этом нечто странное, совсем ему не свойственное — приступ искренней грусти. Он мало с ними виделся, особенно с Джорданом, но все равно любил их. Просто у него вызывала отвращение семейная жизнь: мистер и миссис такие-то, папочка и мамочка, разделение домашних обязанностей, еженедельная поездка по магазинам, приготовление еды — и дети, от которых никуда не деться, вечно плачущие, набивающие себе шишки, все портящие. И бедность, когда не знаешь, откуда в следующий раз придут жалкие гроши. Зилла была хорошей матерью — по крайней мере, он так считал. По вечерам сидела дома и не оставляла детей одних, сколько он ни уговаривал ее куда-нибудь пойти. Как будто дети не были в полной безопасности в этой деревне, в окружении добросердечных соседей. Сам он раньше нисколько не волновался, уезжая на несколько недель, потому что доверял Зилле присматривать за детьми. Но теперь…
Джефф сохранил газетные страницы с ее фотографиями, хотя столько раз перечитывал заметку, что знал ее наизусть. Зилла ни словом не обмолвилась репортеру ни о своих цыганских корнях — все равно он в это не верил, — ни о предыдущем браке, ни о том, что ее девичья фамилия Уотлинг, а не Лич. Но самое неприятное, что она ничего не сказала о детях. Джефф достаточно хорошо знал, как работают репортеры, — когда-то был близко знаком с одной довольно известной свободной журналисткой, — и понимал, что интервьюируемому бесполезно пытаться умолчать о чем-то уже известном, «не говорить ничего об этом». Сказанное всегда возвращается к тебе. Другое дело — опускать подробности, лишая историю контекста и тем самым изменяя ее. Однако если бы Зилла рассказала «Мейл» о двух маленьких детях, законных или внебрачных, репортер никогда не согласился бы молчать. Значит, не рассказала. Что она сделала с детьми?
Наконец спустилась Фиона — она была очень мила в белом костюме с короткой узкой юбкой и в черных лакированных туфлях на высоких каблуках. Джефф почувствовал желание. Вечер, проведенный в постели, гораздо быстрее развеет его беспокойство из-за Евгении и Джордана, но с этой мыслью пришлось распрощаться. Сам виноват: ужин был его идеей.
С Форчун-Грин-роуд подъехало такси. Очень кстати, потому что Фиона не смогла бы пройти и ярда на этих каблуках. Нужно встретиться с Зиллой, поговорить с ней, повидать детей — у него есть полное право общаться с детьми, потому что это его дети. В своем отцовстве он никогда не сомневался. Оба ребенка так похожи на него, что не нужен никакой тест ДНК.
С Форчун-Грин-роуд подъехало такси. Очень кстати, потому что Фиона не смогла бы пройти и ярда на этих каблуках. Нужно встретиться с Зиллой, поговорить с ней, повидать детей — у него есть полное право общаться с детьми, потому что это его дети. В своем отцовстве он никогда не сомневался. Оба ребенка так похожи на него, что не нужен никакой тест ДНК.
— Постарайся так не переживать.
На мгновение Джефф испугался, что Фиона прочла его мысли. Но потом понял: разумеется, она думает, что его расстроил второй брак «бывшей жены».
— Теперь у тебя есть я, и впереди нас ждет новая жизнь.
Неплохая идея. Пусть Фиона считает, что он мучается из-за окончательного разрыва с Зиллой. В будущем, если он покажется ей чем-то озабоченным или рассеянным, она подумает, что причина именно в этом.
— Знаю, — сказал Джефф. — Видимо, я так до конца и не смирился. Думаю о моем сыне и о моей маленькой девочке. И просто… понимаешь, Зилла была моей первой любовью. — Он взял Фиону за руку. — А ты последняя. Первая в моем сердце и последняя в жизни. — Такси повернуло на Бленхейм, и он похлопал себя по карманам. — У тебя есть мелочь, дорогая? У меня только двадцатифунтовая купюра.
Фиона расплатилась с таксистом. Устроившись за столиком, она попросила его еще немного рассказать о Зилле.
— Если хочешь с ней увидеться, скажи — я не буду возражать.
В каком-то смысле это шанс. Но разумнее от него отказаться. Фиона захочет пойти с ним или сама встретиться с Зиллой. Джефф едва сдержал дрожь. Фиона, с ее домом, деньгами, происхождением, работой, была (так он себе сам внушил) лучшей из его женщин.
— Нет, дорогая, я должен справиться сам.
Джефф принялся изучать карту вин. Он, конечно, сказал Фионе, что заплатит за ужин, но не собирался тратить на это деньги, выигранные ему лошадью по кличке Вебсайт. Лучше воспользоваться карточкой «Американ экспресс», найденной под столиком в ресторане «Ланганс», куда его водила женщина, которую он подцепил на ступеньках колонны герцога Йоркского. Карточка была выдана на имя Дж. Х. Лей, и именно это обстоятельство подтолкнуло его назваться Леем при знакомстве с Фионой. Для смешной маленькой Минти Нокс он по-прежнему был Льюисом. Выбирая имя для нового обличья, он колебался между Лонгом и Лейном, но в конечном итоге остановился на Лее. Поначалу Джефф редко пользовался картой и тратил небольшие суммы, каждый раз ожидая услышать, что она аннулирована. Все обошлось. Он стал расплачиваться картой в ресторанах и даже покупал вещи для Фионы, хотя так и не осмелился побаловать ее драгоценностями.
Джефф не мог не задумываться, почему так происходит. Кто был этот Лей, настолько богатый и расточительный, что не только не дал себе труда сообщить о потере карты «Американ экспресс», но и продолжал оплачивать счета, ежемесячно приходившие ему домой? Потом для него дошло. Это не мужчина, а женщина, жена или подруга, счета которой оплачивает муж или любовник, не задавая вопросов. Или она боится признаться, что потеряла карту? Может, оказалась в неподходящей ситуации или в неподходящем месте, когда потеряла карту или когда ее украли? Или у нее так много кредитных карт, что она даже не заметила исчезновения одной из них?
Такие варианты приходили ему в голову потому, что тайные махинации, обман, мошенничество и желание получить что-то даром стали неотъемлемой частью его натуры. Когда-нибудь карту заблокируют, но это может случиться не скоро, а пока он будет ею пользоваться.
— Я спрашиваю, ты будешь овощи на гриле или копченого лосося? Дорогой, ты не слушаешь.
— Прости, — сказал он. — Задумался — ну, ты знаешь, о чем.
К счастью, Фиона не знала. Как связаться с Зиллой? Позвонить? Найти ее номер будет непросто. Зайти? Однажды, много лет назад, когда Зилла была беременна Евгенией и они жили в халупе около метро «Кингз», этот Мэлком-Смит пригласил их на вечеринку в свою квартиру в Пимлико, и они пошли. Отвратительное зрелище, едва не превратившее его в социалиста. Возможно, Джимс, как его все называли, по-прежнему живет там — прошло всего шесть или семь лет. Вдруг Джефф с ужасом понял, что не знает, сколько лет его дочери. Но ведь он ее любит, она его дочь, и ему необходимо ее увидеть.
— Послушай загадку, — сказал Джефф. — Адам, Ева и Ущипни Меня пошли купаться на реку. Адам и Ева утопли. Кто остался?
— Перестань, Джефф, — терпение Фионы лопнуло. — Оставь это для ребенка, который должен родиться у нас в следующем году. Я уже взрослая.
Глава 10
Внимание, которое ей оказывали, было во многих отношениях приятным и лестным. Зилла не ожидала всей этой публичности в «Мейл он санди» и когда впервые увидела фотографии и прочла почтительный рассказ о себе и Джимсе, то пришла в восторг. Знакомые тоже увидели и теперь звонили, чтобы поздравить ее. Но только одна женщина поинтересовалась, почему не были упомянуты Евгения и Джордан, хотя тут же сама все объяснила: «Наверное, вы хотите защитить их от назойливых средств массовой информации».
Совершенно верно, согласилась Зилла. У нее было несколько дней, чтобы расслабиться, насладиться жизнью в жилом комплексе «Сады аббатства», оценить комфорт своего нового дома, с которым не могла сравниться даже квартира в Баттерси, и решить, что пора забрать детей. За два дня до свадьбы она отвезла их к родителям в Борнмут, но теперь начала скучать и хотела, чтобы дети вернулись. Публичность осталась в прошлом. Зилла начала осознавать то, о чем давно догадывалась: Джимс не был знаменитостью. Обычный парламентский заднескамеечник, принадлежащий к оппозиции, а прессу привлекала лишь их красота, ее и Джимса. И возможно, тот факт, что все считали его геем и ждали публичного разоблачения.
Дети могут вернуться, ходить с ней на прогулки, ездить в ее новеньком серебристом «Мерседесе», посещать школу в Вестминстере, и никто ничего не заметит. Так думала Зилла — до тех пор, пока не позвонил первый журналист.
— Надеюсь, я не побеспокоил вас — все-таки медовый месяц?
— Медовый месяц мы отложили до Пасхи, — ответила Зилла, которая без особого восторга ждала путешествия на остров в Индийском океане, где не будет секса, и единственное, что остается, — пить и целыми днями болтать с Джимсом.
— Так уж совсем и отложили? — спросила женщина. Она работала на общенациональную ежедневную газету. — Я звоню, чтобы выпросить у вас интервью. В нашу четверговую вкладку. Полагаю, вы знаете, о чем я.
Инструкции Джимса направлять все подобные просьбы к Мелине Даз вылетели у Зиллы из головы. Она забыла о своем страхе перед журналистами. Они так мило написали о ней в «Мейл». Почему бы и нет? Дети еще не вернулись. У нее появится шанс подтвердить все, что уже появилось в печати, и, возможно, покрасоваться на эффектных фотографиях.
— Вы будете снимать?
Должно быть, в ее голосе прозвучал страх, и журналистка неправильно ее поняла.
— Да, конечно. Такой привлекательной женщине, как вы, нет нужды беспокоиться из-за фотографий, правда?
Зилла согласилась. Два часа спустя позвонил редактор отдела из глянцевого журнала. Они не беспокоили ее несколько дней, но теперь пришло время для более полной информации, чем несколько слов о церемонии бракосочетания. Зилла упомянула о другом интервью.
— О, не беспокойтесь. Наше будет совсем не таким, уверяю вас. Вам понравится. Можете мне поверить, от недостатка внимания вам страдать не придется, особенно в свете слухов, что вашему мужу грозило публичное разоблачение.
— Это все выдумки, — нервно сказала Зилла.
— Вы его вылечили, да? Простите, наверное, с моей стороны это неполиткорректно. Следовало сказать «перетянули на другую сторону». Ну, как? Скажем, в пятницу, в три? Фотограф придет на час раньше, чтобы все приготовить.
К тому времени, когда Зилла наконец сообщила об интервью Джимсу, а через него и Мелине Даз, в очередь выстроились еще две газеты и один журнал. Мелина придерживалась той точки зрения, что любая реклама — это реклама. Джимс был более осторожен, настаивая, чтобы Зилла со всей возможной решительностью опровергала слухи о его сексуальной ориентации. Вечером накануне первого интервью они вдвоем придумали бывшую подругу для Джимса: имя, внешность, возраст и даже ревность к ней Зиллы. Во время интервью Зилла сказала, что теперь эта женщина вышла замуж и живет в Гонконге. По очевидным причинам ее нынешнее имя не может быть раскрыто. При разговоре с корреспондентом журнала Зилла забыла возраст женщины и перепутала Гонконг с Сингапуром. Джимс успокоил ее, заявив, что это неважно и что газеты все равно все перевирают.
Дети оставались в Борнмуте. Бабушка и дедушка согласились — правда, неохотно — приютить их еще на неделю. По телефону миссис Уотлинг сказала, что считает ситуацию довольно странной: Евгения и Джордан «болтаются» в Борнмуте, когда у них в первый раз в жизни появился достойный дом, хотя, когда они жили в той хибаре в Дорсете, бабушка и дедушка видели их лишь раз в год, на Рождество. Зилла попросила еще немного потерпеть — фраза, позаимствованная у Мелины Даз, — и сообщила, что вместе с Джимсом приедет за детьми в выходные, но не эти, а следующие.