— Калеб, — произносит Фернандо. — Да, был у меня Калеб в классе инициированных. Блестящий, но он был… как же звучит этот разговорный термин? Подлиза, — он ухмыляется. — Был ряд различий между посвященными. Те, кто принял все суждения Джанин, и те, кто этого не сделал. Очевидно, что я был в последней группе. Калеб был в первой. Почему ты спрашиваешь?
— Я познакомилась с ним во время пребывания в тюрьме, — отвечаю я, и мой голос становится отстраненным. — Просто интересно.
— Я бы не судил его слишком строго, — говорит Фернандо, — Джанин может быть чрезвычайно убедительной для тех, кто не подозрителен. Я всегда был очень подозрительным.
Смотрю через левое плечо на горизонт, который становится тем яснее, чем ближе мы подбираемся к городу. Я ищу два зубца на вершине Центра, и когда нахожу их, то чувствую себя лучше и хуже одновременно; лучше, потому что это здание мне хорошо знакомо, а хуже, потому что видеть эти зубцы значит знать, что мы неминуемо приближаемся.
— Да, — говорю я. — Как и я.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Перевод: Екатерина Забродина, Дольская Алина
Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль
Когда мы доезжаем до города, то все разговоры в грузовике смолкают, губы сжаты, лица бледны. Маркус лавирует между выбоинами размером с человека и деталями разбитых автобусов. Грузовик едет более ровно, когда мы проезжаем территорию Афракционеров и едем по чистым района города.
Затем я слышу выстрелы. С такого расстояния они звучат в момент появления.
Мгновение я дезориентирована и вижу лидеров Отречения на коленях на тротуаре и безвольные лица Бесстрашных с оружием в руках, я вижу свою мать готовую к расстрелу и ее падение на землю. Я кусаю кулак, чтобы не закричать, и боль возвращает меня к настоящему.
Моя мать велела мне быть храброй. Но если бы она знала, что ее смерть заставит меня так бояться, принесла бы она свою жертву также охотно?
Вырвавшись из колонны грузовиков, Маркус поворачивает на Мэдисон-авеню и, когда мы находимся всего в двух кварталах от Мичиган-авеню, где разгораются боевые действия, заводит грузовик в переулок и выключает двигатель.
Фернандо выпрыгивает из кузова и протягивает мне руку.
— Давай, Инсургент, — говорит он, подмигивая мне.
— Что? — говорю я, беру его за руку и выскальзываю из грузовика.
Он открывает сумку, с которой сидел. Она наполнена синей одеждой. Он перебирает ее и бросает Кристине и мне. Я получаю ярко-голубую футболку и синие джинсы.
— Инсургент, — поясняет он. — Существительное. Это человек, который действует против существующей власти, но не обязательно рассматривается в качестве воюющей стороны.
— Ты всегда даешь всему имя? — спрашивает Кара, проводя рукой по своим тусклым светлым волосам, пытаясь привести их в порядок. — Мы просто делаем это вопреки тому, что происходит, мы выступаем единым фронтом. Нет необходимости давать новое определение.
— Я пользуюсь классификацией, — отвечает Фернандо, выгибая темные брови.
Смотрю на Фернандо. В последний раз я ворвалась в штаб-квартиру фракции с пистолетом в руке, оставляя позади тела. В этот раз я хочу сделать все по-другому. В этот раз мне нужно сделать по-другому.
— Мне нравится, — говорю я. — Инсургент. Это прекрасно.
— Видишь? — бросает Фернандо Каре. — Я не один такой.
— Поздравляю, — усмехается она.
Все переодеваются, а я смотрю на собственную одежду Эрудита.
— Не время для скромности, Стифф! — говорит Кристина.
Она права, и мне нужно лишь снять свою красную рубашку и одеть синюю. Я оглядываюсь на Фернандо и Маркуса, чтобы убедиться, что они не смотрят, и переодеваю штаны. Джинсы приходится закатать четыре раза, и, когда я подпоясываюсь, наверху они собираются в кучу подобно смятому бумажному пакету.
— Она просто так называет тебя «Стифф» или..? — спрашивает Фернандо.
— Я перешла в Бесстрашие из Отречения, — отвечаю я.
— Ха, — он морщится. — Интересное изменение. Такой скачок в развитии личности от поколения к поколению генетически почти невозможен в наши дни.
— Иногда личность человека не имеет ничего общего с выбором фракции, — отвечаю я, думая о матери: она оставила Бесстрашных не потому, что не подходила им, а потому, что быть Дивергентом безопаснее в Отречении. А тут еще и Тобиас, который перешел в Бесстрашие, чтобы сбежать от отца. — Есть много факторов, которые влияют на выбор.
Чтобы спастись от человека, которого я сделала своим союзником. Я чувствую укол вины.
— Продолжай так говорить, и они никогда не узнают, что ты на самом деле не Эрудит, — говорит Фернандо.
Я прочесываю пальцами волосы, чтобы пригладить их, а потом заправляю за уши.
— Вот, — говорит Кара.
Она убирает локон волос с моего лица и закалывает их серебряным зажимом для волос, как у девочек Эрудитов.
Кристина достает оружие, которое мы привезли с собой, и смотрит на меня.
— Ты возьмешь один? — спрашивает она. — Или предпочтешь воспользоваться парализатором?
Я смотрю на пистолет в ее руке. Если я не возьму парализатор, я оставлю себя полностью незащищенной против людей, которые с удовольствием меня пристрелят. Если же сделаю это, то проявлю слабость перед Фернандо, Карой и Маркусом.
— Знаешь, что сказал бы Уилл? — интересуется Кристина.
— Что? — спрашиваю я срывающимся голосом.
— Он предложил бы тебе побороть свой страх, — говорит она. — Чтобы ты перестала быть такой нелогичной и взяла оружие.
Уилл не терпел нелогичных. Кристина права, она знала его лучше, чем я.
Она та, кто, как и я, потеряла в тот день дорогого для нее человека, и оказалась способна простить меня — сделать то, что, должно быть, практически невозможно. Я бы так не смогла. Почему же мне самой так трудно себя простить?
Я берусь за рукоять пистолета, предложенного мне Кристиной. Металл теплый в том месте, где она коснулась его. Чувствую, что память о выстрелах, сделанных из него, пульсирует в глубине моего сознания, я пытаюсь задушить ее. Но не могу. Я отпускаю пистолет.
— Парализатор тоже хороший вариант, — говорит Кара, разбираясь со своими волосами. — Если ты спросишь меня, то Бесстрашные счастливы с любым оружием.
Фернандо предлагает мне парализатор. Я хочу поблагодарить Кару, но она не смотрит на меня.
— Как мне спрятать его? — спрашиваю я.
— Не тормози, — отвечает Фернандо.
— Правильно.
— Пойдем, — говорит Маркус, смотря на часы.
Мое сердце бьется так сильно, словно отмечает каждую секунду, но вся остальная я будто онемела. Способна лишь на то, чтобы чувствовать землю. Раньше я ничего подобного не боялась, а, учитывая все, что видела в моделировании, и все, что сделала во время атаки моделирования, страх в принципе теряет всякий смысл.
Или…
Что бы лидеры Отреченных не собирались показать всем до нападения, этого оказалось достаточно, чтобы Джанин приняла решительные меры, желая им воспрепятствовать. А теперь я собираюсь закончить свою работу, работу моей старой мертвой фракции. Теперь под угрозой нечто более важное, чем моя жизнь.
Кристина и я ведем. Мы бежим вниз по чистым тротуарам Мэдисон-авеню, переходящей в Стейт-авеню.
До штаба Эрудиции остается пол квартала, когда я внезапно останавливаюсь.
Перед нами группа людей, выстроенные в четыре колонны, одетые в черное с белым, стоящие в двух футах друг от друга, подняв оружие и готовые к стрельбе. Я моргаю и вижу Бесстрашных в секторе Отречения во время атаки моделирования. Возьми себя в руки! Возьми себя в руки и контролируй себя, контролируй себя… Я снова моргаю, и они снова Искренние, хотя некоторые из них, одетые во все черное, не выглядят Бесстрашными. Если я продолжу в том же духе, то потеряю связь с тем, где и когда я нахожусь.
— Боже мой, — выдыхает Кристина. — Моя сестра, мои родители… что если они…
Она смотрит на меня, и я догадываюсь, о чем она думает, потому что и сама испытывала подобное. Где мои родители? Я должна их найти. Но если ее родители среди Искренних, то находятся под моделированием, под контролем и вооружены, она ничего не сможет сделать.
Интересно, стоит ли Линн в одной из таких групп в другом месте?
— Что же нам делать? — спрашивает Фернандо.
Я делаю шаг к Искренним. Может быть, они не запрограммированы стрелять. Смотрю в остекленевшие глаза женщины в белой блузке и черных брюках. Она выглядит так, будто только пришла с работы. Я делаю еще один шаг.
Взрыв. Инстинктивно бросаюсь на землю, закрывая голову руками, и ползу обратно к ботинкам Фернандо. Он помогает мне встать на ноги.
— Как насчет того, чтобы больше этого не делать? — спрашивает он.
Я слегка наклоняюсь вперед и осматриваю переулок между зданием рядом с нами и штабом Эрудиции. Там тоже Искренние. Не удивлюсь, если плотный строй Искренних окружает весь комплекс зданий Эрудиции.
Я слегка наклоняюсь вперед и осматриваю переулок между зданием рядом с нами и штабом Эрудиции. Там тоже Искренние. Не удивлюсь, если плотный строй Искренних окружает весь комплекс зданий Эрудиции.
— Есть другой способ попасть в штаб Эрудиции? — спрашиваю я.
— Других я не знаю, — говорит Кара. — Если ты не предлагаешь прыгать с крыши на крышу.
Она смеется, когда говорит, подразумевая, что это шутка. Я вскидываю брови.
— Подожди, — говорит она. — Ты же не хочешь…
— Крыша? — спрашиваю я. — Нет. Окна.
Я иду влево, стараясь не приближаться к Искренним. Здание слева от меня пересекается со штабом Эрудиции. Там должно быть несколько окон, расположенных напротив.
Кара бормочет что-то про сумасшедшие трюки Бесстрашных, но бежит за мной, как и Фернандо, Маркус и Кристина. Я пытаюсь открыть заднюю дверь здания, но она заперта.
Кристина выходит вперед и велит мне отойти. Приставляет пистолет к замку. Я закрываю уши рукой, когда она стреляет. Мы слышим громкий хлопок, а затем высокий звон, как следствие стрельбы из пистолета в тесном пространстве. Замок сломан.
Я открываю дверь и прохожу внутрь. Меня встречает длинный коридор, пол выложен плиткой, двери с обеих сторон — некоторые открыты, некоторые закрыты. Когда я осматриваю открытое помещение, то вижу ряды старых столов и классные доски на стенах, как в штабе Бесстрашных. В воздухе пахнет затхлостью, будто страницы библиотечных книг смешались с чистящим раствором.
— Когда-то это было коммерческое здание, — говорит Фернандо. — Эрудиция превратила его в школу. После капитального ремонта штаба Эрудиции около десяти лет назад — ты знаешь, что в результате ремонта все здания Миллениума были связаны? — они перестали здесь обучать. Слишком старое, трудно ремонтировать.
— Спасибо за урок истории, — отвечает Кристина.
Дойдя до конца коридора, вхожу в один из классов, желая сориентироваться, где мы находимся. Вижу тыльную сторону штаба Эрудиции, но на этом этаже в нем нет окон.
Прямо у того места, где я стою, так близко, что кажется, протяни я руку, смогу прикоснуться, вижу ребенка Искреннего, девочку, держащую в руках пистолет размером с ее предплечье. Она стоит так неподвижно, что не понятно, дышит ли она.
Вытягивать шею, чтобы разглядеть — есть ли окна на другой стороне улицы. Над моей головой в здании школы их множество. В здании штаба Эрудиции только одно — наверху, на третьем этаже.
— Хорошие новости, — сообщаю я. — Нашелся путь на ту сторону.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Перевод: Екатерина Забродина
Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль
Расходимся по зданию в поисках шкафчика дворника, с целью добыть лестницу. Слышу скрип кроссовок по плитке и крики: «Я нашел один, нет, подождите, здесь только ведра и больше ничего» и «Какая лестница должна быть? Стремянка не подойдет, не так ли?»
Пока они ищут, я осматриваю класс на третьем этаже напротив окон в штабе Эрудитов. На то, чтобы открыть правую створку с нашей стороны, уходит три попытки.
Высовываюсь над аллеей и кричу:
— Эй!
Потом быстро ныряю обратно. Выстрелов не слышно. «Хорошо, — думаю я. — Они не реагируют на шум».
Кристина заходит в класс, неся лестницу подмышкой, остальные следуют за ней.
— Есть одна! Ее длины должно хватить.
Она пытается повернуться и задевает Фернандо лестницей, удар приходится на плечо.
— Ой! Извини, Нандо.
Толчок сбивает его очки. Он улыбается Кристине, берет очки и заталкивает их в карман.
— Нандо? — переспрашиваю я. — Думала, Эрудитам не нравятся прозвища.
— Когда красивая девушка зовет тебя по прозвищу, — замечает парень. — Логично принять это, как должное.
Кристина смотрит в сторону, и сперва мне кажется, что она стесняется, но потом я замечаю, что ее лицо исказилось так, будто это был удар, а не комплимент. После смерти Уилла она определенно не готова к флирту.
Помогаю ей протолкнуть конец лестницы через окно класса и через разрыв между зданиями. Маркус помогает нам с установкой. Фернандо кричит, когда лестница попадает в окно Эрудиции над аллеей.
— Время разбить стекло, — говорю я.
Фернандо вынимает устройство разрушения стекла из кармана и передает мне.
— У тебя прицел лучше.
— Я бы не рассчитывала на это, — говорю я. — Моя правая рука выведена из строя. Я плохо бросаю левой.
— Давай я, — предлагает Кристина.
Она нажимает кнопку на боковой стороне устройства и осторожно бросает его через аллею. Сжав руки, жду попадания. Устройство отскакивает от подоконника и втыкается в стекло. Оранжевая вспышка света: окно, служившее целью, и все окна сверху, и снизу, и рядом с ним разлетаются на сотни мелких осколков, осыпая Искренних.
Искренние поворачиваются и стреляют в небо. Все падают на землю, но я остаюсь на ногах, меня удивляет идеальная синхронность, но мне противно, что Джанин Мэттьюс превратила в часть механизма людей из еще одной фракции. Ни одна из пуль не попадает в окно класса, не говоря уже о проникновении в комнату.
Когда Искренние перестают стрелять, я смотрю на них сверху. Они вернулись в исходное положение, половина перед Мэдисон-авеню, другая половина на Вашингтон-стрит.
— Они реагируют только на движение, так что… не падайте с лестницы, — предупреждаю я. — Тот, кто идет первым, держит лестницу на другой стороне.
Замечаю, что Маркус, который должен самоотверженно предлагать себя для выполнения каждой задачи, не вызывается добровольцем.
— Сегодня ты не чувствуешь себя в большей степени Стиффом, Маркус? — спрашивает Кристина.
— Если бы я был тобой, то был бы осторожнее с тем, кого оскорблять, — замечает он. — Из присутствующих лишь я один смогу найти то, что мы ищем.
— Это угроза?
— Пойду я, — вызываюсь я прежде, чем Маркус успевает ответить. — Я слишком Стифф, не так ли?
Засовываю парализатор под пояс джинсов и забираюсь на стол. Кристина держит лестницу сбоку, пока я карабкаюсь поверх и ползу вперед.
Перебираясь через подоконник, упираюсь ногами в узкие края лестницы, а руками в ступени. Лестница не производит впечатление устойчивой и надежной, будто сделана из алюминия. Она скрипит и прогибается под моим весом. Я стараюсь не смотреть вниз на Искренних, стараюсь не представлять их пистолеты, поднимающиеся и стреляющие по мне.
Быстро вдохнув, смотрю на место назначения — окно Эрудиции. Осталось всего несколько ступеней.
Ветерок продувает аллею, толкает меня в сторону, и я вспоминаю, как лезла на колесо обозрения с Тобиасом. Он тогда придерживал меня для устойчивости. Сейчас меня некому поддержать.
Мельком вижу землю, три этажа вниз, камни меньше, чем должны быть, линии Искренних в рабстве у Джанин. Мои руки, особенно правая, болят, когда я продвигаюсь еще на дюйм.
Лестница смещается к краю рамы в здании Эрудиции. Кристина крепко держит одну сторону, но она не может удержать лестницу от соскальзывания с другого подоконника. Стискиваю зубы и стараюсь не слишком сильно двигать ее, у меня не получается перемещаться одновременно обеими ногами. Лестница все равно слегка раскачивается. Осталось пройти только четыре ступеньки.
Лестница рывком двигается влево, я с трудом передвигаю вперед правую ногу и промахиваюсь мимо края ступени.
Кричу, когда тело смещается в сторону, руки вцепляются в лестницу, а ноги болтаются в воздухе.
— Ты в порядке? — кричит мне Кристина.
Я не отвечаю, подтягиваю ноги и забрасываю их на лестницу. Мое падение заставило лестницу соскользнуть еще дальше. Сейчас она держится только на миллиметре бетона.
Решаю ускориться. Бросаюсь к подоконнику в тот момент, когда лестница соскальзывает. Мои руки ловят подоконник и на кончиках пальцев остаются царапины от бетона, я повисаю на них всем весом своего тела. Несколько голосов кричат за меня.
Я скрежещу зубами, пока подтягиваюсь, хотя от боли в правом плече хочется закричать. Упираюсь ногой в кирпичную стену дома, надеясь, что станет проще, но это не помогает. Кричу сквозь зубы, перевешиваясь через подоконник так, что половина тела в здании, а другая половина еще болтается. К счастью, Кристина удержала лестницу, и ни один из Искренних не выстрелил в меня.
Влезаю в комнату Эрудитов. Это туалет. Я падаю на пол на левое плечо и стараюсь дышать сквозь боль. По лбу стекает пот.
Женщина Эрудит выходит из кабинки, я поднимаюсь на ноги, достаю парализатор и, не задумываясь, направляю его на нее.
Она замирает, руки подняты вверх, туалетная бумага прилипла к обуви.
— Не стреляйте! — ее глаза чуть ли не вылезают из орбит.
Я вспоминаю, что одета, как Эрудит. Ставлю парализатор на край раковины.