Вся злость у нее улетучилась. Девушка явно считала, что установление его личности придает всему делу совершенно новую окраску То, что для обычного человека чистое безумие, у героя-футболиста сходит за озорство и эксцентричность.
— А помните, вы так как-то вильнули вбок, и этот тип пролетел буквально в дюйме от вас?
— Мне повезло, — скромно отозвался Пэки.
— У-ух! Я тогда охрипла на несколько недель.
И тон ее, и поведение дышали приветливостью. Блэр Эгглстон, напротив, держался по-прежнему враждебно.
— Не вижу, — холодно проговорил он, — как способность мистера Франклина бегать и… вилять влияет на обсуждаемый случай.
— Да, верно, — согласилась Джейн, вспомнив о причиненном ей ущербе. — Вернемся к делу. Что вы такое говорили? Вы сможете нам помочь?
— Могу подбросить Эгглстону пару советов. Я ясно представляю, как он намеревается обработать вашего папу. Примется лебезить, пресмыкаться… Ни в коем случае! Просить у отца руки его дочери — сущая ерунда. Нужно только правильно взяться. Тут требуется напор, нужна самоуверенность…
— Да, Блэр, верно, верно!
— Взгляните на меня. Я выступил против графа! Как же я себя вел?
— Против какого?
— Не важно. Но если вам так уж позарез узнать — против графа Стейблфорда. А уж он-то крепкий орешек, вам любой в Дорсетшире скажет. Ну так вот, врываюсь к нему как пуля, хлопаю по плечу и кричу: «Привет, граф! Я женюсь на вашей дочке! Тихо, тихо!» Вот так вот.
Блэр заметно вздрогнул.
— И сработало? — полюбопытствовала Джейн.
— Еще как! Просто колдовство! С тех пор старикан покорен и послушен. Ест, можно сказать, из моих рук.
— Мне так не суметь, — пролепетал Блэр.
— Да ну что ты, еще как сумеешь.
— Конечно, сможете, — подтвердил Пэки. — Сперва только хлопните пару рюмашек. А еще вернее — три!
— Ну да! А папа унюхает. Разве вы не слышали, он ярый сторонник «сухого закона»? Если решит, что Блэр пьет, то прикажет, чтоб его укокошили и сбросили в Темзу лунной ночью.
Пэки ненадолго призадумался.
— Так-так. Ладно, тогда пойдите и скажите, что вы друг мисс Опэл. Она пожаловалась, что я испоганил вам прическу, а вы так разозлились, что поколотили меня до потери пульса.
— Тогда папа проникнется к тебе благодарностью, — растолковала Джейн.
— Симпатией воспылает, — прибавил Пэки. — А когда облапит вас и воскликнет: «Мой герой!» — вот тут-то вы и ввернете радостную весть.
— Хм… — промычал Блэр.
— Или вот еще метод. Притворитесь, будто вы влиятельный член английского Общества трезвости, и выудите у него десять долларов. А потом и приступайте. Такой метод в любом случае вам хотя бы десятку обеспечит.
— В общем, — подытожила Джейн, — тебе пора действовать! Какой толк стоять тут и ничего не предпринимать? Может, папа уже поостыл.
— Наверняка, — поддакнул Пэки.
— Ступай наверх, Блэр, и покончи с этим делом!
— А если даже потерпите неудачу, — заметил Пэки, — что ж такого? Появится свежая могилка среди холмов, и все дела!
5
Уход Блэра Эгглстона несколько поостудил атмосферу. До этого момента беседа шла напряженно, и участники ее стояли. Теперь Джейн позволила проводить себя в нишу, где два-три кресла предлагали комфорт и уют. Опустившись в одно из них, девушка кинула заинтересованный взгляд на Пэки.
— Как забавно, что мы вот так встретились!
— Жуть как забавно! — согласился Пэки.
— Представляете, вы ведь были идолом моих девчоночьих мечтаний!
— Да уж, я тогда был в расцвете! Поманишь пальцем — и все, любое девичье сердце вдребезги.
— Я ходила на футбольные матчи и обожала вас. Вы-то умели показать этим грузчикам!
Правильно догадавшись, что под «грузчиками» она подразумевает студентов Гарварда, Принстона, Нотр-Дама и других интеллектуальных центров, Пэки застенчиво улыбнулся.
— Ну, сейчас у вас идолы другие, — заметил он. — Помельче и помозговитее. Кстати, любопытно, как там дела у Эгглстона. Наверное, уже нажимает на звонок, а ваш папа кричит: «Давайте! Давайте!» Очень любопытная манера — сразу вспоминаешь гориллу, колотящую себя по груди.
— Папа у меня крепкий орешек, — тревожно свела брови Джейн.
— Не мне его критиковать, — чопорно поджал губы Пэки, — но одно скажу. Если ему вздумается пригласить меня в пустынный переулок, посулив показать свои ценные марки, я откажусь. Твердо и бесповоротно!
— Знаете, я и не подозревала, что он такой людоед, — сказала Джейн. — Последние два года мы редко виделись. Я жила в Париже, заканчивала там школу. Может, не надо было посылать к нему Блэра?
— А Блэр застрахован?
— Понимаете, папа точно знает, за кого мне выходить замуж. Оттого мы и хранили все в глубоком секрете. Папа мечтает, чтобы я сделала блестящую партию.
— То есть вышли за графа?
— Сейчас — скорее за виконта. Папа везет меня в гости к неким Геджам. Они живут в Бретани, в замке, а он принадлежит французской виконтессе. Я почти уверена, что едем мы из-за ее сына — он тоже будет там гостить. Папа хочет познакомить нас. Собственно, он так и сказал сегодня утром. Иначе уж и не знаю, зачем еще ему ехать в дыру вроде Сен-Рока.
— Сен-Рок? А этот тип, за которого ваш папа хочет вас выдать, уж не виконт ли де Блиссак?
— Да. А что, вы его знаете?
— Говорил с ним только сегодня. Ну уж тут я точно могу дать вам ценный совет. Ни в коем случае! И не вздумайте! Ничего не хочу сказать дурного о старине Вике. Как компаньон для веселых вечеров в большом городе… он незаменим. Но, будь я девушкой, ни за что бы не вышел за него замуж! Люблю его как брата. Но он… как бы выразиться… первый претендент на конкурсе «ЗНАТОК ФРАНЦУЗСКИХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ». По-моему, Нью-Йорк до сих пор судачит про него. Даже для кругов, где гордятся тем, что не прочь отпустить тормоза, его развлечения чересчур уж бурные. Нет-нет, моя дорогая, и не думайте выходить замуж за виконта!
— Да я и не собираюсь. И не называйте меня «дорогой». Замуж я выйду за Блэра.
Пэки не хотелось ее огорчать, но он не удержался от взгляда, полного сомнений.
— Это вы так думаете. Мне опыт подсказывает, что в нашем мире никогда точно не знаешь, за кого выйдешь. Я, например, когда-то думал, что женюсь на девице из кабаре по имени Мертл Блэндиш.
— Вы были с ней помолвлены?
— Еще как! Все честь по чести. А потом, в один прекрасный день, получаю письмецо, где она сообщает, что уехала с другим мужчиной, не то Скоттом, не то Поттом или даже — почерк у нее неразборчивый — Боттом. Вот вам и доказательство!
Однако теперь я понимаю: в моем случае повезло всем, кроме разве бедняги Ботта. Ничего себе девица, вполне, но по натуре — женский вариант Вика. Мы бы с ней не ужились. Вот подумайте: она ложилась спать не раньше пяти утра. Где же домашний уют?
— А теперь вы помолвлены с дочерью лорда Стейблфорда? Да, это шаг наверх.
— Именно. И в социальном плане, и в духовном. Более одухотворенных девушек, чем Беатриса, просто не бывает.
— Ее как зовут? Беатриса… а дальше?
— Брэкен.
— Случайно, не леди Беатриса Брэкен? Я видела ее снимки в газетах. Она очень красивая.
— Красивая? Не то слово! Вы когда-нибудь видели Грету Гарбо?
— Да.
— А Констанс Беннет?
— Да.
— А Норму Ширер?
— Конечно, видела.
— Так вот, смешайте их всех, и кого получите? Беатрису!
— И вы правда так говорили с лордом Стейблфордом?
— Э… может, не буквально такими словами. Но был с ним тверд. Да. Крайне тверд.
— А он пресмыкался?
— Буквально за брюки цеплялся. Но, конечно, я все-таки богат. Может, это помогло.
— У Блэра денег почти нет.
— Мне говорили, что сведущие люди считают его лидером молодых романистов.
— Он и есть лидер. Но пишет такие книги, каких и не читает, можно сказать, никто. Понимаете, он выше обычных людей. В общем, за свои романы он почти ничего не получает.
— На что же он живет?
— У него работа на радио.
Пэки заинтересовался. Он любил иногда вечерами послушать радио.
— Это не он говорит, приветливо так: «Доброй ночи всем! Доброй ночи!»?
— Нет. Он…
— A-а, понял. Он ведет беседы о биржевых ценах.
— Нет. Блэр шумит.
— Как это, шумит?
— Ну, играют, например, скетчи, где нужны разные шумы, а Блэр их и воспроизводит.
— Ага, ясно! Кто-то крикнет: «Ура, вот идет королевский телохранитель!» — а Блэр и прошумит «топ, топ, топ». Да?
— Да. И всякое другое. Он очень искусно подражает всему. Очень похоже.
Пэки покивал.
— Так-так, теперь мне понятно, отчего вы рветесь за него замуж. Дома никогда не будет скучно, если муж в любой момент сумеет погудеть, как клаксон, или там издаст призывный писк хлопкового долгоносика. Вы считаете, что ваш папа разделит такую точку зрения?
— Папа ужасно меркантильный. Слишком много думает о деньгах.
— А Эгглстон как раз сейчас выкладывает ему, что лично у него — ни гроша. Скажите, сколько диких кошек ваш папа перегрызает за минуту?
Вопрос ей как будто не понравился.
— Ну что вы такое говорите!
— Прошу прощения.
— Может быть, они прекрасно поладят.
— Да, все бывает.
— Если папа сразу не согласится, может, Блэр все-таки понравится ему и он даст ему хорошую работу…
— Подражать хлопковым долгоносикам?
Когда Джейн, развернувшись в кресле, пронзила Пэки взглядом, в глазах ее полыхнул огонек прежнего пламени.
— А у вас, я вижу, ухо как лопух!
— Старое футбольное увечье.
— Желаете, и второе под пару ему станет?
— Нет, что вы, что вы! Спасибо!
— Тогда не смейте так шутить. Блэр — изумительный человек, а шумы он изображает оттого, что книги его слишком умные и публика их не покупает. Критики называют его романистом грядущего!
— Да, вон он и грядет.
Внезапно возникший в вестибюле Эгглстон стоял, оглядываясь туда-сюда, в поисках своей исчезнувшей леди. Даже на расстоянии было видно, что он ошарашен.
— Ну хотя бы цел, на составные части не разобран, — прокомментировал Пэки. — А где следы зубов — незаметно. Может, ваш папа растерял боевой задор?
— Он какой-то как в дурмане. Интересно, что там приключилось?
Джейн громко окликнула Блэра, и романист грядущего, наконец узревший ее, двинулся к ним, заплетая ногами, не то как человек, испытавший жестокое душевное потрясение, не то как получивший удар под дых.
— Ну? — накинулась на него Джейн. — Ну как?
— Послушай… — Блэр заморгал.
— Что случилось?
— В общем, вошел я…
— А дальше? Дальше?
— Увидел твоего отца…
— Вряд ли его можно проглядеть, — вставил Пэки, — номер обычных размеров. Я тоже, как вошел, сразу увидел вашего папу, отчетливо так. Ну как там у него дела с простыней? Продвигаются?
— Да замолчите вы! — прикрикнула Джейн не хуже папы-сенатора, что могло бы заинтересовать ученого, исследующего вопросы наследственности. — Блэр! Прекрати наконец мямлить и заикаться и скажи толком, что случилось.
Огромным усилием воли Блэр взял себя в руки.
— Вхожу я, а он стоит посреди комнаты, и не успел я слова вымолвить, как он рявкнул: «Честный? Не пьяница?»
— Честный? Не пьяница? — пискнула Джейн.
— А что? — удивился Пэки. — Вполне естественный вопрос отца потенциальному зятю. Обычная формальность.
— А ты что ответил?
— Ответил: да — не пьяница.
— И ответ как будто бы правильный, — дал оценку Пэки.
— А потом он спросил, умею ли я заботиться об одежде. Я ответил — да, умею. И тогда он говорит: «Н-да, на вид неказист, но временно взять можно». И вдруг я обнаружил, что твой отец нанял меня в камердинеры.
— Что!
— Как раз то, на что вы надеялись, — заметил Пэки. — Сами же говорили: хорошо бы, если б ваш папа дал Блэру работу. Мечта стала явью! Мальчик выбился в люди!
Джейн сражалась с огорчением.
— Блэр! Почему же ты не объяснил?…
— Не успел. Зазвонил телефон, он велел мне взять трубку. Звонила та самая миссис Гедж, к которой вы едете. Из вестибюля. Хотела с ним встретиться. Ну он велел мне уйти, я и ушел.
Новая информация на минутку отвлекла Джейн от животрепещущего вопроса.
— Миссис Гедж? А ты уверен?
— Вполне.
— Интересно, зачем это она сюда прикатила? Надо пойти спросить у папы, — задумалась она, но тут же отмела эту тему.
— Что же ты, так взял и ушел?
— Он сказал напоследок, что я должен ждать его завтра у поезда, на вокзале Ватерлоо.
— Да это ж расчудесно! — Пэки повернулся к Джейн, которой, по всей видимости, требовалось ласковое слово. — Разве вы не видите, как все распрекрасно складывается? Вам ведь хотелось, чтобы Блэр был с вами в Сен-Роке? Ну теперь и будет! И даже в одном доме с вами. Сможете украдкой встречаться. Ворковать поверх воскресных брюк сенатора, пока Блэр их чистит.
— Ой, а ведь и правда! Я и не подумала!
Несмотря на все испытания, заносчивый дух Эгглстонов угас в Блэре еще не до конца. Смотрел он недоверчиво и с немалым негодованием.
— У тебя что, сложилось впечатление, будто я и вправду поеду в Сен-Рок в качестве камердинера твоего отца?!
Глаза у Джейн сияли. Подбородок, унаследованный по фамильной линии Опэлов, решительно вздернулся.
— Вот именно! — твердо ответила она. — Ну Блэр! Это же замечательно! Ты будешь рядом с папой, он тебя полюбит. А потом, когда созреет время, я подойду к нему и скажу: «Ты знаешь своего камердинера. Так вот — это тот самый человек, за которого я хочу выйти замуж!» А он ответит: «Ну и прекрасно! Он понравился мне с самого начала». И все будет расчудесно!
— Нет, все-таки…
— Блэр! — перебила Джейн. — Я не обсуждаю. Я приказываю.
Пэки поднялся. Ему показалось, что сейчас тактичнее всего удалиться. Блэр Эгглстон походил на молодого романиста, которого только что огрели по голове мешком песка. То есть на всех английских романистов, с тех времен когда первый молодой англичанин написал первый роман. По мнению Пэки, сейчас требовалось спокойно, обстоятельно разобраться в ситуации вдвоем с возлюбленной, без третьих лиц.
— Поздравляю вас обоих, — произнес он, — со счастливым разрешением дела. Вы дадите мне знать, как развернутся события? Видите ли, я испытываю естественный родительский интерес к молодой паре. Найдете меня в отеле «Девонширский дом».
— А вам уже надо уходить?
— Боюсь, что да. Мне нужно подстричься. Моя невеста считает, что волосы у меня длинноваты. В своей прощальной фразе, когда поезд уже тронулся, она поэтично сравнила меня с хризантемой.
— А по-моему, вам очень идет.
— Конечно, идет. Но вы же знаете, каковы женщины! Стрижку я рассматриваю как свой священный долг.
Пуская пузыри, Блэр вынырнул из трясины отчаяния.
— Да не умею я служить камердинером!
— Это легче легкого! — заверил Пэки. — С вашими-то мозгами! В минуту научитесь. И всего-то, складывать да чистить, чистить да складывать. И не забывайте приговаривать: «Да, сэр», «Нет, сэр», «Правда, сэр?», «В самом деле, сэр?», «Слушаюсь, сэр». A-а, еще одно. Не увлекайтесь чисткой одежды. Знавал я одного типа, которого уволили за то, что он чересчур налегал на чистку.
— Какое безобразие! — воскликнула Джейн. — Почему же?
— Однажды он вычистил заодно десятку из кармана, — объяснил Пэки.
6
По мнению Гордона Карлайла (к нему, не забывайте, присоединился Суп Слаттери), женщины — создания жестокие. Пэки, вернувшись к себе после посещения парикмахера, вынужден был прийти к такому же выводу.
Тяжким бременем висел на нем приказ Беатрисы оставаться в Лондоне. Его так и подмывало сорваться куда-то. Взяв журнал яхтсмена, он стал перечитывать рекламу, о которой рассказывал на вокзале. Настоящая поэма в прозе.
«СДАЕТСЯ В ПРОКАТ моторный ялик «Летящее облако», 45 футов в длину, 39 футов по ватерлинии, 13 футов бимс. Есть радиосвязь; мощность — 40 лошадиных сил. Универсальный мотор, скорость до 8 миль в час. Спальные места для четверых, большой кубрик, хорошее междупалубное пространство; паруса и оснастка в отличном состоянии. Яхта полностью экипирована всем необходимым, включая кухонные принадлежности, столовое серебро и пр.».
Пэки тоскливо вздохнул. Такой рекламой, считал он, не стоит дразнить молодого человека, чья невеста настрого приказала ему оставаться в Лондоне и посещать концерты.
Когда он отбросил журнал, чтобы не терзаться мукой от вида всяких яхт, шлюпов и плоскодонных, с опускным килем шхун, затрезвонил телефон. Пэки подошел, готовый развеять тоску, наговорив резкостей тому, кто посмел вторгнуться в его печали, но тут же, узнав Джейн Опэл, сменил гнев на милость.
Ему, человеку общительному, почти все люди нравились с первого взгляда, но никто еще, насколько он мог припомнить, так сильно не нравился с первого взгляда, как эта Джейн.
Было в ней что-то такое, что он отметил, даже когда она отчитывала его самым натуральным образом; на что отозвались — разумеется, платонически — самые глубины его души. Как много у них было общего! Мысль, что она безоглядно бросается в объятия такого хиляка, как этот Блэр, огорчала его несказанно. Не то чтобы это что-то значило лично для него, но все равно обидно.
— Алло! — приветливо откликнулся он.
— О, мистер Франклин!
Пэки сразу понял — что-то случилось; она очень волнуется. Да, она булькала, мямлила и поскуливала, и так невнятно, что ему пришлось высказать мягкий протест.
— Возьмите себя в руки! Я ничего не понимаю!
— Но я же рассказываю!
— Хм, да? Тогда помедленнее, пожалуйста.
— А теперь — разборчиво?
— Да.
— Ну так слушайте! — На другом конце провода шумно сглотнули воздух — Джейн явно брала себя в руки.