— Хм, да? Тогда помедленнее, пожалуйста.
— А теперь — разборчиво?
— Да.
— Ну так слушайте! — На другом конце провода шумно сглотнули воздух — Джейн явно брала себя в руки.
— Вы слушаете?
— Да.
— Ох, с чего ж начать? Помните, когда вы стригли папу, он упомянул о письме?
— Не пропустил ни словечка. Он решил ни за что не делать мистера Геджа послом во Франции и написал об этом миссис Гедж.
— Правильно. — Новая пауза. — Ой, я трясусь как желе!
Пэки пришло одно соображение. Он вспомнил, что звонила миссис Гедж, перебив беседу Блэра с сенатором, из тамошнего вестибюля.
— Миссис Гедж поднялась и огрела вашего папу зонтиком?
— Нет, нет, нет! Ничего подобного! Да слушайте вы! Начну-ка лучше сначала. Папа послал письмо миссис Гедж…
— Так.
— Но послал не ей! Ну то есть с той же почтой он отправлял письмо своему бутлегеру в Нью-Йорк, ругая его за последний счет… Да, да! Бутлегеру, торговцу спиртным… И что же папа натворил? Взял и перепутал конверты! Так что к миссис Гедж попало бутлегеровское письмо, а ее письмо сейчас на пути в Нью-Йорк!
— Господи! Не может быть!
Пэки был просто ошарашен. Его пробил благоговейный трепет при мысли, что сенатор Амброуз Опэл, этот бесстрашный деятель, завоевавший миллионы трезвенников, рискнул в частной жизни потреблять не только безалкогольные напитки. Тут ощущается дух… дух… ну, конкретно сформулировать, что тут за дух, нелегко, но наверняка какой-то дух присутствовал точно. Словом, Пэки захотелось похлопать сенатора по спине и заверить, что он здорово его недооценивал.
— Вы все поняли? — тревожно спросила Джейн.
— До последнего словечка!
— Так слушайте дальше. Когда я вошла в номер, миссис Гедж только что ушла, а папа сидел весь багровый. В жизни не видела папу таким багровым. Должна сказать, он, бедняжечка, имел на это полное право. Представьте, какой позор!
— Да уж…
— Он рассказал мне все. Миссис Гедж пообещала, что разоблачит его. Если он не сделает Геджа послом во Франции, она передаст письмо в газеты, и вся Америка узнает, что он пользуется услугами бутлегера. А это, абсолютно точно, конец его политической карьере. Сами понимаете, держится он только на «сухом законе». Если подобное письмо опубликуют в газетах, он погиб. Миллионы людей голосовали за папу, твердо веря, что он не пьет ничего крепче лимонада. Да если узнают про спиртное, его попросту пригвоздят к позорному столбу! Вот что случилось! По-вашему, этого мало?
— Нет, вполне хватает, — не стал спорить Пэки.
На другом конце провода опять раздалось поскуливание.
— Прекратите! — сказал он.
— Что именно?
— Перестаньте поскуливать будто целая корзинка щенков.
— А я поскуливала?
— Именно.
— Понимаете, я очень страдаю.
— Я тоже. Но обратите внимание, как четко и ясно я выговариваю слова.
— Послушайте…
Возникла пауза. Видимо, Джейн опять сурово обуздывала себя.
— А вот самое интересное, — объявила она.
— С увлекательностью первого акта уже ничто не сравнится.
— Нет, правда, это еще интереснее. Понимаете, когда папа рассказал мне про все, я вдруг увидела, что ведь и я получаю шанс подобраться к своей проблеме. Да, это нелегко. Вы бы поняли сами, если б увидели папу — стоит весь багровый и перечисляет, что сотворил бы с миссис Гедж: содрал бы с нее кожу, подсыпал отравы в суп и так далее. Так вот, папе досталось столько, что больше ему уже и не вынести. Но я вспомнила про Блэра, как сильно его люблю, и, закрыв глаза, ринулась в атаку. Сказала папе, что тайно помолвлена с замечательным человеком.
— А вы упомянули, что в данный момент он служит у папы камердинером?
— Нет. Я решила, что это будет перебор.
— И правильно.
— В таких делах надо действовать осторожно.
— Да, с крайней осторожностью.
— Поэтому я только сказала, что обручена с замечательным человеком. А потом и говорю: «Предположим, я исхитрюсь как-то заполучить это письмо обратно от миссис Гедж. Тогда ты согласишься на мой брак?» — и папа ответил, что если я раздобуду письмо, то могу выходить замуж хоть за мороженщика, а он придет плясать на мою свадьбу.
— Что ж, все по-честному.
— Вот так дела сейчас и обстоят. Миссис Гедж еще несколько дней не вернется в Сен-Рок, а мы поедем туда завтра. Когда она прибудет, можно что-то предпринять.
— К примеру что?
— Н-ну все, что сумеем придумать.
— А вы уже что-то придумали?
— Нет.
— А Эгглстону все рассказали?
— Конечно.
— И что он предлагает?
Джейн чуть запнулась:
— Он… м-м… заинтересовался. Понимаете, с ним трудно то, что, при всем его интеллекте, натура он артистичная, мечтательная, а в данной ситуации требуется человек энергичный и предприимчивый. Когда я спросила, есть ли у него какие-нибудь проекты, он подергал усы и с туповатым видом ответил, что пока ничего не придумалось. Однако он намерен приступить к раздумьям — в любой момент может что-то выскочить. Я так надеюсь, что выскочит! Конечно, я очень огорчаюсь из-за папы, мне хочется ему помочь. Как замечательно было бы, если б мы с Блэром сумели совершить чудо! Тогда папа сказал бы: «Благословляю вас, дети мои!» Ох, я была бы такая счастливая! До свидания, мистер Франклин. Мне пора бежать, ведь считается, что я переодеваюсь к обеду. А я подумала, вам интересно узнать, что произошло. До свидания!
Раздался щелчок. Джейн повесила трубку.
Через несколько минут после того, как Пэки выслушал историю, трепещущую девичьими надеждами и страхами, он все еще стоял у телефона, глядя в пространство. Походил он на человека в трансе. В него можно было бы втыкать булавки, и то он вряд ли заметил бы.
Вдруг у него вырвался гулкий стон. Если раньше его раздражала перспектива жизни в Лондоне, теперь она стала и вовсе невыносима: точно сидишь на боксерском матче, а перед тобой в самый острый момент вырастает стена вскочившей публики.
Его сжигали недоумение и гнев. Сидит как прикованный в этом захолустном городишке, в дали дальней от напряженнейшей человеческой драмы! Поистине жаворонок в клетке! Бес недовольства, подзуживавший его и прежде, принялся орудовать куда напористее. Пэки был из тех, кто просто не может оставаться за границами событий. А сообщение Джейн доказало, что сейчас живой, пульсирующий центр всех событий — это шато «Блиссак», Сен-Рок, Бретань.
Однако Беатриса велела ему оставаться в Лондоне! Слово Беатрисы — закон.
И все же…
Пэки встрепенулся. Поведение его стало целеустремленным, как у человека, принявшего великое решение.
Посудите сами: Беатриса, приказывая ему оставаться в Лондоне и посещать концерты, не могла предвидеть, что возникнет такая ситуация. Если вкратце, то ему преподносят случай помочь счастью двух молодых сердец. Разве она хотела бы, чтоб он пропустил такую возможность? Какая чепуха!
Вдобавок она сама же дала ему строгий наказ — прилепиться примочкой к Блэру Эгглстону. Так? Да, вне всяких сомнений. Единственный же способ прилепиться к Блэру — это поехать во Францию.
Весь тон этой прекрасной девушки подсказывал ему, насколько необходимо там его присутствие. Даже она, любившая своего жениха, поняла, что толку от него в возникшем кризисе — никакого. Все, что было рыцарственного в Пэки, бунтовало при мысли, что бедняжке Джейн придется опираться на эту надломленную трость.
Возможно, Эгглстон большой искусник, когда надо подражать стуку лошадиных копыт, но какая польза от этих достоинств в такой ситуации? Нелепо даже и предполагать, будто женщину типа миссис Гедж можно сломить подобными средствами. Стой Эгглстон перед ней хоть битый час, изображая хруст раздавливаемого стекла, или потирая друг о дружку кокосовые орехи, или подражая дальнему грохоту грома, она попросту посмеется над ним. Нет! Тут требуется, как правильно подметила Джейн, человек предприимчивый.
Взяв журнал, Пэки еще раз прочитал рекламу «Летящего облака», подчеркнул адрес агентов и, подойдя к письменному столу, принялся сочинять осторожное письмо Беатрисе, извещая ее, что, испытывая некоторую подавленность и необходимость сменить обстановку, решил все же отправиться на небольшой отдых и, соответственно, предполагает незамедлительно отплыть на яхте в бретонский городок Сен-Рок. И во французском, кстати, там попрактикуется — ведь неизвестно, когда это может пригодиться. Каждый человек, писал Пэки, должен знать, помимо своего родного, хотя бы еще один язык, иностранный.
Вынув из конверта уже вложенный листок, он дописал постскриптум: возможно, в Сен-Роке есть картинная галерея. Запечатав наконец конверт и наклеив марку, он настрочил записку агентам насчет моторного «Облака», сообщая, что навестит их завтра же, с утра пораньше.
Глава III
Глава III
В дни, когда Сен-Рок был всего лишь рыбацкой деревушкой, в гавани построили небольшой каменный пирс. К нему рыбаки привязывали лодки и раскидывали сушиться на солнышке сети. Сейчас сетей там много не увидишь, потому что потомки тех рыбаков в большинстве своем забросили это древнее занятие, предпочтя более выгодное — сдавать свои суденышки внаем туристам. Через два дня после того, как Пэки Франклин отправился в плавание, изящный и стройный молодой человек с приятным лицом, которое в данный момент портила легкая бледность, стоял на ступеньках пирса, стараясь с помощью болтливого сына моря в высоких сапогах и синем джерси перебраться в гребную шлюпку, весьма ненадежную на вид.
Прибыв в свой родной город, виконт де Блиссак поселился в отеле «Дез Этранжэ». Учитывая, что его ожидали в гости в шато, это могло показаться и странным, но у него имелись свои причины.
Сегодня был праздник Святого Рока, и виконт не собирался его пропускать. Вечером он планировал покутить вволю, как и приличествует в столь знаменательный день, а в дом предков успеет и завтра — да и то, если самочувствие окажется лучше, чем он предполагает. Ну а если хозяин и хозяйка, месье и мадам Гедж, встревожатся из-за его отсутствия, что ж, виконт, который, как мы уже намекали, к жизни и ее проблемам относился беспечно, только пожмет плечами — не повезло им, что поделаешь!
Мотивы же увеселительной прогулки по водам объяснялись и того проще. Говоря, что виконт де Блиссак никогда не бывает трезв, Гедж преувеличил — трезвым виконту бывать случалось, и даже по нескольку часов кряду, однако к кутежам у него и впрямь была неодолимая склонность. Накануне вечером, познакомившись с несколькими приятными постояльцами отеля, слово за слово, он провел с ними бурную ночь, отчего утром проснулся несколько подавленным и ему показалось, что морская прогулка на свежем воздухе поднимет настроение.
Расчет оправдал себя. Энергично загребая веслами, виконт сразу почувствовал себя лучше.
Утро было чудесное, свежий ветер взбивал на волнах пену, рассыпая под солнцем бриллианты на воде гавани. Белели паруса стоявших на якоре яхт, в синем небе с криками носились чайки. Виконт так воспрянул, что даже крики этих птиц, от которых у него поначалу стреляло в висок, стали казаться ему почти музыкальными.
Весело и бодро налегал он на весла, поглядывая вокруг. А поглядывая, приметил, что в нескольких футах от него несется прямо на его лодку моторный ялик с надписью «Летящее облако». Виконт подался на ярд-другой вбок и в эту минуту заметил перегнувшегося через борт человека, курившего трубку, а следом — с превеликой радостью узнал в нем старого своего приятеля Пэки Франклина.
Виконт бурно замахал руками, но Пэки и не глянул в его сторону. Виконт помахал опять. Пэки как будто бы и понятия не имел о его присутствии.
Суть в том, что на палубу Пэки вышел подумать, и думал так сосредоточенно, что не замечал никаких маханий.
Светлое чувство крестоносца, толкнувшее Пэки к берегам Бретани, несколько потускнело к моменту, когда он бросил якорь в гавани Сен-Рок. Пылал и горел он не меньше прежнего, но, помыв посуду после немудрящего завтрака, признался себе: спроси его кто, а что, собственно, он собирается делать, приплыв на место действий, вопрос поставил бы его в тупик.
Сейчас, когда в жизни Джейн наступил кризис, предложить он ей мог только братскую симпатию.
Чтобы совершить для нее что-то практическое, ему необходимо каким-то манером проникнуть в шато. Однако ни яйца, ни кофе, ни бекон не подбросили ему ни малейшего намека, как это сделать. Если какая блестящая идея не осенит его, шансы спасти деву в беде у него ниже, чем у Эгглстона.
Однако надежда еще теплилась. Он еще не выкурил трубку после завтрака, а трубка, как всем известно, нередко становится источником тонкого вдохновения. Раскуривая ее, Пэки вышел на палубу и, перегнувшись через борт, приказал своим мозгам приступить к работе, спеша посмотреть, что из этого получится.
Пока что не получалось ничего. Он настоятельно попросил мозги предпринять еще одну попытку, и только тут до него дошло — в его жизни вновь возник добрый малый Вик, старый его приятель. Блиссак, не сумевший привлечь внимания в сидячем положении, решил, что достигнет лучших результатов, если встанет.
И поступил весьма опрометчиво. Возможно, акробату и удалось бы встать в прогулочной лодке и помахать без всякого для себя ущерба, но у виконта не было и начатков акробатического тренинга. Лодку внезапно качнуло, и он, пошатнувшись, свалился на бок, а затем легко и плавно соскользнул в воду, точно тюлень, показывающий публике фокус.
В десятках соседних лодок сразу же поднялся тревожный гомон. Французы — нация эмоциональная: вместо того чтобы наблюдать за драмой, развертывающейся у них на глазах, в благовоспитанном молчании, они принялись визжать, вскрикивать, подпрыгивать, размахивать руками. Сначала, уловив весь этот гвалт, Пэки решил было, что поблизости произошло разом с десяток убийств, но через несколько минут, случайно взглянув на воду, заметил барахтавшееся там человеческое тело, а всмотревшись попристальнее, узнал виконта де Блиссака.
— Эй-ей! Привет! — крикнул он.
В самом зрелище он не обнаружил ничего удивительного. Что виконт в Сен-Роке, ему было известно, а то, что тот плавает в двубортном костюме лиловых тонов, тоже его не поразило. Полтора года назад Пэки едва удержал приятеля, когда тот собирался нырнуть в полном вечернем наряде в знаменитый нью-йоркский фонтан.
А тем самым приветствовал он его скорее с удовольствием, чем с удивлением.
— Привет, Вик! — крикнул он опять. — Ну как ты там, а? — Вику в этот момент было не очень хорошо. Приветствие застигло его врасплох, и он с легким бульканьем исчез под водой. Когда же вынырнул, то стало очевидно: пловец из него никудышный, а следовательно, действовать требуется, сообразил Пэки, незамедлительно.
Многие мужчины съежились бы при мысли, что нырять придется одетым. Съежился и Пэки. Виконт ему нравился, но не до такой степени, чтобы портить ради него фланелевый, почти новенький костюм. Однако дух доброго старого времени был в нем достаточно силен, и Пэки спустил шлюпку. Через несколько минут, выудив беднягу Вика из дрейфа, он благополучно водворил его на борт яхты.
Трогательная встреча несколько подзадержалась из-за спасения потерпевшей крушение лодки — лодки в Сен-Роке стоили денег, — так что вернулся Пэки не сразу, а вернувшись, обнаружил, что и виконт в его отсутствие не бездельничал. Стянув мокрую одежду, он облачился в плащ, разыскал бутылку виски — по нюху, видимо, — и теперь пил, спасаясь от возможной простуды.
На расспросы хозяина он отвечал бодро:
— Со мной? О, старый Пэки! Со мной большой порядок. Весьма.
Итон и последующие поездки в Англию и Америку позволили виконту де Блиссаку бегло, хотя и не совсем правильно, говорить по-английски. Он придерживался теории, что говорить следует побыстрее, а уж слова сами о себе позаботятся. Эту простую фразу Пэки понял без труда. Он ласково поглядывал на виконта — так всегда смотрит друг на старого приятеля, обретенного при драматических обстоятельствах. Они окунулись в приятную беседу.
— А я и не знал, — сказал виконт, — что ты едешь в Сен-Рок. Ничего ты мне не говорил на этом Ватерлоо.
— Тогда я еще и сам не знал.
— А что поделываешь тут?
Пэки был настороже. Есть миссии, в тайну которых нельзя посвящать даже самого верного друга.
— Да так… Болтаюсь в этих краях. Скажи, Вик, а что с тобой случилось?
— Свалился за борт.
— Да нет! Тогда, полтора года назад. Вдруг исчез из Нью-Йорка. Тебя что, депортировали?
— О нет. Маман прислала телеграмму, чтоб я на Запад ехал. В Колорадо. Я поехал из Нью-Йорка туда. У меня был большой ран.
— Рана? Ты очень мучился?
— Нет, я хорошо жил. С весельем.
— А как же рана?
— Он там был. Большой такой ран, скоты.
— A-а, доехало! Ранчо! Путаюсь, знаешь, из-за этой твоей привычки переходить на идиш. Но теперь доехало. А почему твоя мама тебя туда послала?
— Прослышала, что я кутежи устраиваю. Она думает, мне нужно лечение отдыхом. Моя маман всегда нечто думает. Поэтому и к Геджам приезжаю в шато. Это богатые американцы, они сняли шато. Я полагаю, старый Пэки, маман заставила отвалить их деньжат.
Пэки, присевший на борт, вскочил, будто дерево вдруг раскалилось докрасна. Дрожь восторга вспенилась в нем, объединившись с порицаниями собственной бестолковости. «Что за странность, — подивился он. — Какая любопытная обнаруживается тенденция у человеческого мозга, сражающегося с проблемой: он вечно упускает самое очевидное решение».
До сих пор вопрос о том, как попасть в замок, представлялся ему сугубо личным делом, касающимся лишь его и неведомых Геджей. Как же, гадал он, установить с ними связь, спровоцировать на приглашение? И все время под боком, тут, рядом, находился старина Вик, который может наприглашать столько друзей, сколько вздумается.