Она жарко вскрикнула:
- Принимаю любое! Жизнь мою возьми, только останься!
- Не говори так, - сказал он печально.
- Но это правда!
- Может, понадобится больше, чем жизнь... Но это лучше обсудить в твоих покоях.
Она сказала пылко:
- Твоих! Это все твое, Лоенгрин.
Он усмехнулся, повернулся к застывшему, как столб, Перигейлу, который старался делать вид, что его нет вообще, а есть что-то вот вроде оброненной подковы.
- Позаботься о коне, а мы с герцогиней Эльзой Брабантской обсудим кое-какие вопросы в ее покоях.
Перигейл проводил их понимающим взглядом. Естественно, молодой и такой могучий рыцарь, у которого в руках победа, захочет воспользоваться ситуацией и получить все, что можно получить в его положении. Быть рыцарем - не значит быть полным дураком, что упускает выгоду.
Из дальних строений все еще выбегали люди, падали на колени и смотрели на них снизу вверх, как на живые иконы. Лоенгрин с удивлением заметил у многих на глазах слезы.
Девушки бросали им под ноги цветы, сперва под конские копыта, а потом уже им самим, когда он взял Эльзу на руки и понес через широкий двор к дверям.
Все смеясь вопили радостно, в воздух взлетели шапки и даже рабочие рукавицы.
Лоенгрин шепнул Эльзе:
- Как все-таки тебя любят!
Она счастливо засмеялась и уткнулась лицом ему в грудь. От ее золотых волос идет сияние, кто-то из челяди забежал вперед и постелил им ковровую дорожку перед самым входом в здание.
Лоенгрин внес ее в холл, вперед забежала юная служанка и, блестя бойкими, черными, как спелые сливы, глазами, весело показывала, куда идти.
Через холл и вверх по лестнице, еще этаж и еще, затем по длинному коридору, Эльза прошептала ему на ухо:
- Не тяжело? Пусти, я сама...
Он засмеялся и крепче прижал ее к груди. Служаночка остановилась у двери, на которой венок полевых цветов, присела в поклоне.
- Мой господин...
Лоенгрин кивнул.
- Благодарю, - чем удивил ее донельзя. - Можешь идти.
Она открыла им дверь, а когда они вошли, закрыла за ними и то ли удалилась на цыпочках, то ли прижалась ухом к толстым дубовым доскам.
Эльза закрыла глаза и дышит в его руках, тихая, как засыпающий ребенок. Лоенгрин остановился у ложа с роскошным балдахином, хотел положить на мягкую перину юную герцогиню, но она в его руках так разомлела, что так там и останется, подумал и осторожно опустил ее на ноги.
Она в самом деле так отдалась эту странному чувству, когда сильный мужчина несет на руках и от нее ничего не зависит, что покачнулась и ухватилась за кроватную стойку.
- Эльза, - произнес он тихо, - нам нужно сперва... поговорить.
Она заметила, что он даже не повел глазом по сторонам, словно здесь вся эта роскошь давно знакома и привычна.
Эльза уже собралась с духом настолько, что выдавила любезную улыбку и привычно указала на кресло.
- Извини, - произнес он, - я пока не сяду.
- Что случилось?
- Я еще не вернулся, - пояснил он с бледной улыбкой.
- Мой господин! - вскрикнула она в страхе.
Он успокаивающе выставил перед собой ладони.
- Погоди, выслушай.
- Да, мой господин!
- Я еще не вернулся, - повторил он, - в настоящем смысле слова. Эльза, как я уже говорил, я - рыцарь Ордена.
Она сказала жадно:
- Да-да, ты говорил, это, наверное, очень здорово... Так красиво, торжественно и загадочно!
Он наклонил голову, не опровергая и не соглашаясь.
- Во всех рыцарских орденах, - продолжил так же ровно и настойчиво, - как ты знаешь, все считаются братьями.
Она снова не утерпела:
- Да-да, это так красиво!
Он вздохнул:
- Но ни в одном ордене это положение не соблюдается так ревностно, как в нашем. Вступая в Орден, каждый забывает о своем происхождении, привилегиях, высоких родственниках, своем древнем роде. Зато каждый приобретает такую семью, которой никто на свете не может похвастаться...
Она слушала внимательно и с напряжением, недоумевая, зачем он ей это рассказывает, все время страшилась, что какой-то пункт устава все-таки заставит его уйти, молилась всей душой, чтобы этого не случилось, а она сделает все-все, что этот дивный рыцарь захочет и восхочет...
- Так вот, - сказал он, - ты должна принимать меня таким, каков я есть, и судить меня по моим поступкам. Ты не должна допытываться о моих предках, моем роде, моем происхождении! Человек сам отвечает за свои деяния. Славные предки ни при чем, и благородное происхождение не может служить защитой или быть чем-то весомым в споре или других делах.
Ее сердце едва не взорвалось от нахлынувшего ликования. Она чувствовала, как жаркая кровь бросилась в лицо, прилила к щекам и обожгла уши.
Она прижала руки к груди.
- Доблестнейший рыцарь!.. Я никогда не слышала более благородных и достойных слов!.. Мне отец всегда говорил, что человека нужно судить по его поступкам, ибо простой человек бывает благороднее иного знатного, а знатный нередко оказывается мерзавцем. Да-да-да, я с великой радостью принимаю твое условие! Как и все остальные, что услышу от тебя!
Он вздохнул, в глазах все еще оставалась тревога.
- Эльза...
- Да, мой господин?
- Других условий нет...
- Но даже если бы и были! Мой господин, я клянусь...
Он остановил ее жестом настолько властным, что она умолкла мгновенно. Его лицо оставалось строгим и торжественным.
- Погоди-погоди.
- Слушаю, мой господин!
Он произнес очень серьезно:
- Эльза, это не просто красивое пожелание. Ты должна дать клятву, что никогда-никогда не нарушишь своего обещания не спрашивать меня о моем происхождении.
- С радостью, мой господин!
- Эльза, отнесись к этому... без такой веселости.
Она вскликнула, ликуя, возносясь в счастье, что условие оказалось таким простым и легковыполнимым:
- Да, любимый! Я дам тебе любую клятву!
- Мне не нужно любую, - ответил он терпеливо, - мне нужна именно эта клятва.
- Я даю клятву, - произнесла она торжественно. - Перед лицом Господа клянусь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не спрошу доблестного рыцаря Лебедя, благородного Лоенгрина, о его происхождении. Да покарает меня небо...
Лоенгрин прервал:
- Эльза, ни о каких карах речь не идет. Просто я должен буду в тот же час покинуть тебя. И я это сделаю.
Холод проник в ее сердце, она ощутила, как смертельно бледнеет, но заставила губы раздвинуться в беспечной улыбке.
- Лоенгрин... Никакие силы ада не заставят меня спросить тебя о происхождении!
Он смотрел серьезно и пытливо.
- Эльза, умоляю, сдержи слово.
- Лоенгрин, - сказала она нежно, - не знаешь ты женщин... Я и так бы не нарушила слово! Но теперь, когда знаю, что могу потерять тебя, никогда-никогда даже не подумаю спросить... даже не подумаю подумать... Да что там! Лоенгрин, умоляю, поверь мне!
Слезы брызнули из ее прекрасных глаз, губы распухли и задрожали, но Эльза не двигалась, не вытирала щек, ее взгляд был прям, ясен и молящ. Лоенгрин протянул к ней руки, и она, снова забыв о своем достоинстве дочери герцога, метнулась к нему, будто служанка какая, обвила его шею руками и прижалась крепко-крепко, молча умоляя никогда ее не бросать.
Он обнял ее, чувствуя, как глубокая всепроникающая нежность к этому испуганному ребенку пропитывает все его тело и душу. Она думает, что никто не видит ее страха и беспомощности, гордо задирает голову, она же Эльза Брабантская, но ее ужас перед этим жестоким миром кричит громким голосом, а он из тех, кто слышит.
Он держал ее крепко и нежно, но в какой-то момент она вздрогнула, шепнула ему на ухо:
- А что сказал твой... Мастер?
Лоенгрин вздохнул:
- Он возражать не стал... особенно.
Эльза спросила встревоженно:
- Но возражал?
- Да, - ответил Лоенгрин невесело. - Он дал разрешение.
- Но ты невесел! Что случилось?
Лоенгрин вздохнул:
- Он не верит, что у нас получится.
- Почему?
Он бросил на нее короткий взгляд, быстро отвел глаза в сторону.
- Он опасается, что элемент земли возьмет свое. Более того, он в этом уверен.
- Какой? - спросила она непонимающе. - Какой земли?
Он пожал плечами.
- Наверное, он имел в виду ту, из которой Господь создал человека. Потом Господь вдохнул в него часть своей души, но... это только искорка в большой глыбе мокрой земли. Мастер считает, что раздувать эту искорку в бушующее пламя придется еще сотни лет, а я доказывал, что на свете уже много людей, у которых души из чистого светлого огня, а остальным поможем разжечь... Ведь поможем, Эльза?
Она воскликнула:
- Поможем! Дорогой Лоенгрин, как я люблю тебя! Мы сделаем все, что ты хочешь! Мы сделаем герцогство таким, как хочешь...
- Таким, - ответил он задумчиво, - чтобы люди всех других земель захотели стать такими же.
Она охнула:
- Всех земель? Люди такие упрямые...
Он воскликнул, загораясь:
- Но я докажу! Мы докажем, не так ли, Эльза?
- Докажем, - согласилась она горячо. - А что докажем?
Он улыбнулся своей чудеснейшей улыбкой, делавшей его в ее представлении похожим на божественного ангела в блистающих небесным огнем доспехах.
- Ты готова идти со мной, даже не зная, что я хочу?
- Готова, - подтвердила она преданно. - А разве не так должна поступать женщина?
- Не знаю, - ответил он чуточку растерянно и поцеловал ее в золотую макушку. - Я был далековато...
- От Брабанта?
- Да, - ответил он. - От Брабанта. Но я счастлив, что у меня такая чудесная жена.
Глава 11
Она вся светилась, излучала эту радость, что проникает сквозь толстые стены и заливает весь замок, Лоенгрин смотрел с великой нежностью.
- Эльза, дорогая, - сказал он тихо, - мы оба в несколько странной и неожиданной для себя ситуации...
Она прервала счастливым голосом:
- Милый... Для меня она совсем не странная и вовсе не является неожиданной... Многие из нас мечтают, как однажды прискачет принц в сверкающих доспехах и на белом коне, молодой и красивый, засмеется весело и возьмет в жены... Мне выпало такое неслыханное счастье!
Он пробормотал:
- Мечты имеют несчастье сбываться...
- Милый?
- Очень редко, - уточнил он, - к счастью. Эльза, каждый наш шаг и каждое слово открывают новые двери. Давай всегда стараться поступать только правильно...
Она вскрикнула в удивлении:
- Ты весь такой правильный! О чем ты волнуешься?
Он сказал в смущении:
- Эльза, я в самом деле безупречен как странствующий рыцарь. Не буду хвастаться, но я в самом деле немало сразил драконов и очистил земель от чудовищ, разорявших деревни и убивавших людей. Однако я никогда не сидел в кресле герцога... вообще правителя!.. Ты была с отцом, видела, как он держит вожжи в руках, и, надеюсь, будешь подсказывать мне...
Она счастливо расхохоталась.
- Милый! Да конечно же! О чем ты беспокоишься?.. Хозяйство устроено так, что все идет само по себе. Вмешиваться приходится только в самых особых случаях, но, надеюсь, до этого не дойдет либо... дойдет не скоро!
Он с облегчением вздохнул.
- Да, хорошо, что герцог все наладил.
- Милый, тебе не о чем беспокоиться!..
Он выглядел таким смущенным и очень растерянным, что она ощутила небывалый прилив смелости, сама шагнула к нему и, обняв, прижалась всем телом.
- Эльза, - шепнул он тихо и погладил ее по спине. - Милая Эльза... Теперь герцогство - наша ответственность. Пусть пока идет, как ты говоришь, само по себе, но мне надо будет очень быстро разобраться со всеми деталями этого механизма. Что-то мне подсказывает, это посложнее устройства арбалета, баллисты или даже тяжелого требушета. Ты... отдохни пока, а я схожу вниз, познакомлюсь с людьми.
На выходе он первым увидел сэра Перигейла, тот разговаривает с группкой рыцарей, неподалеку от них трое парней разгружают телегу с мешками муки, управляющий выглядывает из подвала и машет грузчикам, то ли поторапливая, то ли указывая, куда нести.
Лоенгрин остановился и оглядел его на этот раз внимательнее, с начальником охраны замка наверняка придется иметь дело чаще всего.
Это один из тех воинов, что начинают ратную службу в ранней молодости простыми воинами, затем их берут оруженосцами, в рыцари посвящают не в честь заслуг предков, а за ратные подвиги на бранном поле, когда просто нельзя не вручить золотые шпоры, а вот, обретя бесценный опыт в многочисленных боях, осадах и защитах крепостей, научившись за многие годы битв руководить людьми, такие люди наконец-то получают предложение занять должность начальника охраны замка, бурга, земли...
В обязанности Перигейла, как он понимает, входит охрана замка Анвер, обучение и подготовка молодых воинов, а также надзор за всем хозяйством, что имеет отношение к воинской службе: оружейной, бронной, кузницей, выделкой шкур, изготовлением стрел, а также конюшней.
Лоенгрин ощутил к нему симпатию с первого же взгляда, когда увидел в день поединка с Тельрамундом, и сейчас это чувство, как он заметил, уже пускает корешки.
Рыцари замолчали, повернулись, глядя на рыцаря Лебедя с почтением, уважением, интересом. Среди них Лоенгрин заметил и того, который одновременно с Перигейлом принял вызов Тельрамунда. Высокий, жилистый, с худым костистым лицом, на подбородке уже седая щетина, но чувствуется, что сражается не хуже молодых: плечи широкие, руки длинные и мускулистые от постоянных упражнений с тяжелым мечом или топором.
Перигейл встретил нового хозяина широкой улыбкой. Лоенгрин прочел в его глазах откровенное: наконец-то сброшу на его плечи то, что и должен нести хозяин замка!
Судя по его лицу, он собирался поприветствовать нового хозяина заранее заготовленной фразой, но Лоенгрин подошел сам и заговорил с должным почтением в голосе:
- Сэр Перигейл, я хочу поблагодарить вас за желание вступиться за честь Эльзы в поединке...
Перигейл покачал головой.
- Это был мой долг. Другое дело - сэр Шатерхэнд, сэр Мортен Хоинберг, сэр Торбьен Олсонторн... А граф Ричберт вообще не из Брабанта... Позвольте, кстати, сразу представить вам рыцарей, что верно служили покойному герцогу: сэр Диттер Кристиансен, Коллинс Нортстедт, Харальд Оустейнсон... Старший рыцарь - сэр Эрланд Шатерхэнд...
Они все преклонили колено, Лоенгрин при взгляде на Шатерхэнда вспомнил снова, как в час его прибытия этот рыцарь переступил бревно, готовясь вступить в бой с графом Тельрамундом за честь Эльзы, - могучего сложения, ростом не уступит, разве что не настолько ужасающе огромен, железа на нем вдвое меньше, меч короче, а щит заметно легче, но шрамы на его лице говорят о том, что в схватках бывал жестоких и не избегает их сейчас.
- Рад вас видеть, братья, - сказал Лоенгрин, рыцари переглянулись от необычного обращения, но посерьезнели, так члены рыцарских орденов обращаются друг к другу, - трудное время, надеюсь, миновало. Но у нас много работы и много забот... Встаньте и больше не преклоняйте передо мной колена, ибо я паладин и равен вам во всем.
Рыцари поднялись, по очереди кланялись, улыбались любезно, куртуазность диктует поведение, но взгляды оставались испытующими и в то же время исполненными почтительности.
Перигейл сказал деловито:
- Сэр Лоенгрин, пользуясь случаем, хочу сразу предупредить, держите все дела в железной рукавице.
Лоенгрин спросил встревоженно:
- А что случилось?
Перигейл сдвинул плечами.
- Ничего. Просто челядь есть челядь... Работать никто не любит. После смерти герцога все надеялись, что, когда в замке будет править кроткая Эльза, можно будет работать спустя рукава, а то и вовсе лежать с утра до вечера, жрать до отвала и пить вино из хозяйских запасов, но, когда прошел слух, что герцогство подминает под себя ужасный Тельрамунд, все сразу запаниковали...
- Что придется работать вдвое больше?
- Точно, - подтвердил Перигейл.
Лоенгрин поморщился.
- Значит, мне нужно держать середину между ласковой снисходительностью Эльзы и чрезмерной требовательностью Тельрамунда?
Перигейл покачал головой:
- Нет.
- Нет? А что?
- Вам нужно вести свою линию, - ответил Перигейл. - Делать все, чтобы в хозяйстве ничто не останавливалось, ничто не простаивало, в то же время не забывать охранять как от ворья и разбойников изнутри, так и от жадных соседей снаружи.
Лоенгрин заверил горячо:
- Я хочу это делать! И буду стараться...
Перигейл уловил его неуверенность, сказал как можно тверже:
- У вас получится.
- Не знаю, - ответил Лоенгрин, - стараться буду, но раньше я приносил пользу только тем, что чистил землю, оставшуюся от язычества, от разных чудовищ.
Перигейл смерил его внимательным взглядом.
- Вы были... на службе?
- Как и сейчас, - ответил Лоенгрин.
- У короля? Императора?
- У меня одна миссия на земле, - ответил Лоенгрин, - служить Богу, а не человеку, будь он король, император или кто угодно. И пока что мне это удавалось.
Перигейл пробормотал:
- Уверен, удастся и теперь. Венчание назначено на завтрашний день. Вы как... еще не передумали?
Спрашивал он шутливо, улыбался даже, но взгляд оставался серьезным.
- Ни за что, - ответил Лоенгрин так же весело. - Кто бы отказался от такого вызова?
Перигейл не понял, что молодой герцог имеет в виду, но кивнул, в молодом рыцаре чувствуется та чистота и святость, что у всех нас бывает в детстве, но потом почти у всех выветривается. У кого частично, а у кого и совсем...
На другой день мужчины весело орали и бросали в воздух шапки, а женщины проливали слезы умиления, глядя, как сэр Перигейл, торжественный и важный, ведет к венцу Эльзу Брабантскую, заменяя ей отца, настолько светлую, чистую и трепетную, что растроганное слово «ангел» то и дело слышалось под сводами храма.
Ее волосы целомудренно убраны под плотно облегающий верх головы чепчик скромного небесно-голубого цвета, жемчужины совсем мелкие, в храме надлежит быть сдержанным и не выказывать роскоши.