– Еще бы, – слегка озабоченно отозвался Тимофеев. – Фирма веников не вяжет. Зачем ты это сделала?
– Я? – изумилась девушка. – Оно у тебя само щелкает!
Тимофеев перевел отягощенный подозрениями взгляд на фотокамеру.
Между тем Дима попробовал водворить расшалившуюся гирю на место, но ему противостояла непреодолимая отталкивающая сила, шедшая из надежно укрытого в земных недрах центра всеобщей тяжести. Намертво согнув на чугунной дужке пальцы, Дима вознесся к потолку. Он растопырил ноги в тренировочных брюках и стал похож на лубочного висельника.
– Помогите, – потерянно сказал Дима.
Экспериментаторы бросились наутек, с обеих сторон поддерживая прибор. Не сделав и десятка шагов, они врезались во второкурсника по имени Лелик Сегал, выскочившего на окрепшие призывы Димы. Лелик был одет в иностранные джинсы, приобретенные на нетрудовые доходы, а также в нательный крестик, заполученный неправедными путями у верующей бабушки по материнской линии. Гравиполяризатор шевельнул объективом, словно гончая, унюхавшая добычу, в результате чего Леликовы джинсы были поляризованы и неудержимо взмыли штанинами в небеса.
Наблюдать последствия парочка не стала. За их спинами раздался грохот, сопровождаемый немужским визгом. Очевидно, Лелик лишился наиболее существенной части своего убранства.
– Света, – как можно более убедительно произнес на бегу Тимофеев. – Светик… Отдай мне его. Он ведет себя, как… как…
– Ведет себя?! – переспросила девушка растерянно. – А ты думаешь, тебя он послушает?
– Пусть попробует не послушать, – обещающе проговорил Тимофеев. – Я из него обратно фотоаппарат сделаю.
Но прибор, вероятно, решил извлечь максимум впечатлений из окружающей обстановки. Он хищно щелкнул затвором и поляризовал соленый огурец на вилке у вышедшего наводить порядок коменданта. Строго взглянув на воровато озирающихся Тимофеева и Свету, комендант укусил огурец, взращенный в университетском парнике и засоленный в похищенном из химлаборатории термостате, разжевал и проглотил. Съеденное, однако, по-прежнему не ладило с земным тяготением и тотчас же рвануло ввысь. Комендант внезапно испытал то чувство, какое настигает пассажиров самолета, падающего в бездонную воздушную яму, и поспешно самоустранился в туалет.
Света захлопнула дверь комнаты и повернула ключ на два оборота.
– Ой, что будет! – ужаснулась она.
– Ерунда, – беспечно сказал Тимофеев. – Штаны поляризуем назад…
– Только не увлекайся, – предостерегла Света. – А то они спадать будут.
– Гирю я тоже угомоню. Если Дима захочет, могу даже десятипудовой сделать. Но кто-нибудь способен объяснить мне, что же произошло?
– Ну нетушки, – возразила Света. – Сам изобрел, сам и объясняй.
Тимофеев отложил удовлетворенную содеянным фотокамеру подальше от себя и призадумался.
– Что-то неладно, – сказал он. – Что-то не связалось у Штирлица. Когда я собирал схему, то рассчитывал с ее помощью разделаться с гравитацией.
– Нет, Витенька, – поправила Света. – С законом бутерброда. Иначе говоря, с законом подлости.
– Вот так всегда! – огорчился Тимофеев. – Делал одно, а вышло другое… Не знаю, каким образом, но эта вещь получилась далеко не простая.
– Надо полагать! – воскликнула Света. – Что-то я не слышала о лауреатах Нобелевской премии в области управления гравитацией. Я читала в газете, что какой-то ученый в Америке десять лет ищет эти твои маленькие штучки и найти не может…
– Да? А зачем их искать? Вон их сколько кругом… Наверное, чешские фоторезисторы виноваты, – продолжал рассуждать народный умелец. – У них повышенный класс чистоты. Прибор вышел сложный. Ну и, как у всякой сложной системы, у него оказался избыток степеней свободы. Вот он и повел себя, затеял сам вершить расправу над подлостью. Причем по незнанию человеческой натуры уже допустил перегибы. Ну какой из Димы Камикадзе подлец? – пожал он плечами, вспомнив игривую Димину улыбку. – Так, шалун…
– Лелик стипендии отроду не получал, – вставила Света, – а ходит во всем фирменном. Ему за дело перепало. А что твой гравиполяризатор на коменданта взъелся?
– Может быть, из-за огурца? Не понравился ему этот огурец. Или из-за того, что комендант в праздники гостей из общежития гоняет? Честное слово, не знаю!
– Вот здорово! – обрадовалась девушка. – Мы сейчас возьмем твой прибор, пойдем по комнатам, а он сам общелкает всех, кто допустил хотя бы маленький нехороший поступок.
– Что мы – товарищеский суд, что ли? – запротестовал Тимофеев. – Да еще с механическим дружинником в компании… Это вроде как чужое вмешательство в наши людские внутренние дела. По-моему, у человека и так имеется прибор, наказывающий за подлость.
– Какой еще прибор? – не поняла Света.
– Совесть, – кратко пояснил Тимофеев. – Правда, он барахлит иногда… Ну, что молчишь? – спросил он у фотокамеры. – Нечего тебе возразить? Подумай, Света, мы вот с тобой беседуем, а он затаился и слушает. И если я что-нибудь не то ляпну, то висеть мне у лампочки вместо абажура!
– Да, но как же бутерброд? – спохватилась Света.
– Ну, с ним-то он наверняка управится!
Девушка открыла настенный шкафчик и достала оттуда на блюдечке бутерброд из белого хлеба с крестьянским маслом.
– Ты не поверишь, – заметила она, – но уже вчера я знала, чем все кончится.
Тимофееву захотелось привлечь ее к себе, говорить ей нежные слова, но время для таких его поступков еще не пришло. Поэтому он сдержал рвущиеся наружу чувства и твердой рукой направил объектив гравиполяризатора на бутерброд.
– Да сгинет подлость! – торжественно сказала Света.
Прозвучал знакомый уже щелчок, по комнате пробежал порыв холодного ветра.
– Отпускай! – скомандовал Тимофеев.
Света проворно убрала блюдце. Бутерброд недвижно завис в воздухе, словно размышляя, как поступить дальше. Затем он дрогнул и взмыл к потолку, приклеившись маслом к свежей побелке. Тимофеев проводил его задумчивым взглядом.
– А есть его по-прежнему нельзя, – заключил он. – Оказывается, с подлостью бороться не так просто.
– Пустяки, – сказала Света, прижавшись к его плечу и даже не подозревая, какое смятение она вызвала этим в одуревшей от счастья душе народного умельца. – Главное – не сдаваться!
– Я придумал название для единицы измерения количества подлости, – произнес Тимофеев, борясь с головокружением. – «Один бутерброд». Обманул кого-нибудь – два бутерброда. Украл – десять бутербродов.
– Есть поступки, которые не оценить иначе, как в мегабутербродах, – вздохнула Света. – Вот если бы у человека всегда был перед глазами такой счетчик…
– Да чтобы нельзя было уговорить себя зажмуриться! – подхватил Тимофеев.
В дверь гулко ударилось нечто тяжелое, вероятно – родственное древним стенобитным орудиям. Тимофеев вздрогнул, инстинктивно прижав прибор к себе.
– Ну вот и все, – сказал он обреченно. – За мной пришли. Может быть, даже с милицией…
– Уж не думаешь ли ты, что я дам тебя в обиду? – прищурилась девушка Света, направляясь к двери.
Под притолоку вплыла, кокетливо покачивая боками, чугунная гиря. Она волочила за собой испачканного в белом Диму, Лелика в махровом халате и еще человек пять из числа невольных свидетелей происшествия. Тимофеев попятился.
– Ну? – Света выступила вперед, готовая до конца защищать изобретение, а главным образом – изобретателя. – В чем дело?
– Что кричишь? – опешил Дима. – Давай фотографируй гирю обратно, она же брыкается, вах!
– И джинсы! – поддержал его Лелик.
Света неприступно молчала. Тогда Дима слегка порозовел и добавил:
– У меня девушка есть, Тося ее зовут. Хорошая, слушай, девушка, разве не знаете? Прошу тебя, Тимофеич, пожалуйста!
– Ага, – поразмыслив, присоединился к нему Лелик.
Тимофеев подтолкнул гравиполяризатор к гире.
– Действуй, – сказал он прибору. – Люди ждут. Ошибки надо уметь исправлять…
И всем присутствующим в комнате почудилось, что фотокамера в руках у Тимофеева смущенно вздохнула.
Телевизионная игра в футбол
Тимофеев бережно открыл пенопластовый футляр и достал из него коробку с несколькими свободно вращающимися ручками и кнопками. Коробка отливала металлическим блеском, от нее исходил острый запах свежей пластмассы.
– Вот, – со значением сказал Тимофеев. – Это телевизионная игра в футбол, которая есть в любом магазине. Присоединяешь ее к телевизору, и на экране возникает двухмерный образ футбольного поля с игроками в виде квадратиков и треугольников, которые гоняют проекцию мяча в виде кружка. Сидишь перед телевизором и, вместо того, чтобы бездумно смотреть шестую серию о конфликте директора с главным инженером, с пользой для интеллекта играешь на кинескопе в футбол.
– Здорово! – воскликнула девушка Света.
– Здорово! – воскликнула девушка Света.
– Но я ее усовершенствовал, – скромно признался Тимофеев.
– С тебя станется, – отозвалась Света.
Народный умелец выкатил на середину комнаты телевизор «Горизонт» в напольном исполнении, в то время как девушка Света с дружелюбием, за которым скрывалось настоящее, крепнущее день ото дня чувство, глядела на него, сидя на табурете. Правда, она частенько отвлекалась: ей было чрезвычайно интересно все, что попадалось на глаза. Сегодня она впервые пришла в гости к Тимофееву, в его крохотную комнатушку, что досталась в наследство от родного дяди, сбежавшего от бытовых трудностей в деревню. Она и не подозревала, что Тимофеев не спал всю ночь, приводя свою обитель в порядок.
– А сейчас я ее включу, – промолвил Тимофеев и соединил коробку с телевизором посредством черного шнура, скрученного спиралью.
Затем он щелкнул переключателем, телевизор загудел, и спустя некоторое время экран загорелся нездоровым синим светом. Тимофеев что-то нажал на своей коробке, возникло изображение футбольного поля. Вверху и внизу просматривались контуры ворот. Игроки аккуратными рядами выстроились в центре. Картинка слегка волновалась, будто по ней прокатывались волны. Тимофеев достал из футляра две коробки поменьше и соединил их с той, что была у него в руках.
– Это пульты управления игрой, – пояснил он. – Крутишь рукоятки, а игроки бегают по полю.
– Которые мои? – с готовностью спросила Света.
– Пусть будут треугольники, – предложил Тимофеев. – Ты и начинаешь.
Девушка проявила незаурядное мастерство и знание правил. Вдобавок с реакцией у нее дела обстояли намного лучше, нежели у Тимофеева, и первый гол был забит в его ворота. Матч проходил в сосредоточенном молчании, если не считать случайных возгласов Светы в пылу азарта, которые Тимофеев тактично оставлял без внимания.
– Уяснила, в чем суть? – спросил он.
Футболисты на экране замерли, готовые вновь ринуться в бой по первому приказу.
– Вполне, – произнесла Света, не отрывая глаз от экрана. – Давай еще?
– Подожди, – рассудительно сказал Тимофеев. – Теперь я покажу тебе техническое новшество.
– А потом поиграем?
Тимофеев уверенными движениями развинтил корпус, убрал крышку и нежными касаниями отвертки что-то подвернул в сложном микромодульном нутре телеигры.
– Готово, – с удовлетворением объявил он и нажал кнопку.
Картинка на экране дрогнула и неуловимо изменилась. Изображение обрело объем. Теперь ворота походили на крошечные кирпичики, игроки стали трех– и четырехгранными призмами, а кружок, олицетворявший мяч, действительно обратился в мячик. На футбольное поле падал отсвет люстры, и все предметы обзавелись маленькими, но четко различимыми тенями.
– Ой, как здорово! – Света захлопала в ладошки.
– В телеигре, как и во всем современном телевидении, заложен принцип двухмерности изображения, – не дожидаясь вопросов, степенно разъяснил Тимофеев. – Я же ввел принцип трехмерности, и теперь изображение обладает не только длиной и шириной, но и глубиной. Это эпохальное достижение в области телевизионных игр, прежде недоступное рядовому потребителю.
Самоцветно-голубые глаза девушки окончательно округлились от восторга. Их взгляд на мгновение стал откровенно влюбленным, и Света подумала, что не всякой выпадает счастье быть подругой гения, пусть даже и непризнанного. Тимофеев же критически рассматривал дело свои рук и гнал прочь крамольную, недостойную настоящего изобретателя мысль, что Кулибин бы до такого не додумался. Потом Тимофеев перенес внимание на Свету, и ему захотелось поцеловать ее, но он пока еще не знал, как она к этому отнесется.
Между тем Света была очень смелой и решительной юной особой. Она свободно могла дать отпор самому пьяному уличному хулигану и никогда не останавливалась на достигнутом – ни в жизни, ни в учебе, ни в труде. Это ее бесценное качество и послужило поводом к развернувшимся в дальнейшем событиям.
– А что если еще подкрутить? – спросила она, испытующе глядя на Тимофеева.
– Я не рассчитывал заходить в этом и без того смелом эксперименте чересчур далеко, – скромно проговорил он. – Могут возникнуть непредсказуемые последствия.
– Но ведь ты можешь? – поднажала Света.
Тимофеев, безусловно, мог. Для Светы он был готов на все, но в нем возобладала трезвая оценка своих возможностей, редкая среди народных умельцев. Он пожал плечами:
– Это опасно. Никто еще не делал ничего похожего.
– Ты будешь первопроходцем, – обнадежила его девушка. – Словно Ерофей Хабаров.
Тимофеев сосредоточенно закусил губу, поигрывая отверткой над распахнутым корпусом телеигры.
– Ну, Витенька… – нежно проворковала Света.
Заградительные барьеры в инженерном мышлении Тимофеева с треском рухнули. Его сердце затопила теплая волна возвышенных чувств к Свете. Отвертка, направляемая твердой рукой, несколько раз коснулась намеченной точки и сделала полтора оборота.
– И ничего страшного, – успокоительно пропела девушка. – Вот сам погляди…
Тимофеев приоткрыл зажмуренные на случай взрыва кинескопа глаза и покосился на четырехмерное отныне изображение. На футбольном поле все было спокойно.
– Наверное, что-то не сработало, – сказал он с облегчением. – Современной науке не все еще доступно. Хотя это вопрос времени. Признаться, я и сам был не прочь закатать на экран четырехмерное пространство.
– Четырех с половиной мерное, – поправила Света. – Ты же сделал лишних полоборота.
Тимофеев с признательностью поглядел на Свету.
Нечто на телеэкране отвлекло его внимание. Ему почудилось, что… На всякий случай он протер глаза, но это не помогло. Один из трехгранных игроков самостоятельно двигался по левому краю, гоня перед собой миниатюрный мячик.
– Ой, – низким голосом сказала Света. – Что это с ними?
Четырех с половиной мерные футболисты ожили. Холодея от предчувствий, Тимофеев наблюдал за развитием событий. Сначала медленно, затем все увереннее игроки заметались по полю, разыгрывая нехитрые комбинации вроде фланговых передач или навесов на штрафную площадку в расчете на ошибку защитных линий. Из числа играющих стихийно выделились вратари, которые тут же нервно запрыгали между штангами. Четырехгранники застряли в обороне, игра у них что-то не клеилась.
– Пресловутая выездная модель, – машинально отметил Тимофеев. – Играют на ничью.
– Продуют, – заверила его девушка. – Как наши в Мексике.
Некоторое время они молча следили за игрой.
– Это гениальное изобретение, – вдруг провозгласила Света. – Ты создал телеигру, которая играет сама по себе, а потребители могут сидеть и активно сопереживать своей команде.
– Не хочу я быть потребителем в игре, – откликнулся Тимофеев. – Неинтересно. Как в настоящем футболе: включил телевизор и сиди смотри… выездную модель.
– В настоящем футболе уже не так, – со знанием дела заметила Света. – Сейчас в почете атакующий футбол. Видишь, как мои трехграннички наседают?.. Давай поиграем сами, – внезапно предложила она.
– Давай! – согласился Тимофеев и взялся за отвертку.
Быстро и точно он вернул схему телеигры в исходное состояние и завинтил корпус.
– Трехгранники выигрывают, – сообщила ему Света. – Моя школа! Две штуки подряд…
Тимофеев ошеломленно взглянул на телеэкран. Игра шла на совесть, без компромиссов. Тимофеев резко встряхнул коробку игры и зачем-то приложил ее к уху.
– Давай, жми! – вскрикнула Света, смущенно оглянулась на Тимофеева и зарумянилась.
Тимофеев, напротив, был бледен.
– Света, – промолвил он упавшим голосом. – Понимаешь, они меня не слушают, поросята.
– Ничего, заставим, – уверенно сказала девушка, поглощенная процессом сопереживания.
– Они сами по себе… – бубнил Тимофеев, теряя остатки уважения к своему инженерному гению. – Играют, и все тут… Вот оно, многомерное пространство, леший бы его взял…
Света наконец осознала всю нелепость ситуации. Она обратила порозовевшее личико к Тимофееву и широко распахнула свои бездонные глаза, которые быстро и до краев наполнились изумлением.
– Как же так? – спросила она. – А я хотела попросить тебя подкрутить еще дальше! Интересно же…
Тимофеев стиснул зубы, бросил телеигру на пол и легонько притопнул по ней ногой. Футболисты, не обращая на него внимания, устраивали друг другу жесткий прессинг. Тогда Тимофеев закрыл глаза и обессиленно потащился в угол, на диван.
– Не все еще можно понять на нынешнем уровне научной и технической мысли, – отрешенно произнес он. – Это загадка для грядущих поколений исследователей.
– Еще чего! – отрезала Света, быстро овладевая собой. – Справимся своими силами.
Она резко дернула за шнур, соединявший игру с телевизором, и вырвала его из гнезда. Предоставленные самим себе футболисты поменялись воротами и начали с центра поля.