– Лорд Дадли великолепный человек, он хорош со всех сторон; решись я выйти замуж, не искала бы себе другого мужа, но вам известно, что я не чувствую склонности к замужеству в отличие от дорогой сестры. Вы передадите мои слова королеве?
Мелвилл только кивнул, не в состоянии вымолвить хоть слово. Елизавета вдруг прекратила игру и насмешливо уставилась на посла:
– Что-то не так, милорд?
Тот решился:
– Ваше Величество, помня о Вашей постоянной привязанности к лорду Дадли, я никак не ожидал с Вашей стороны…
Королева продолжала с усмешкой наблюдать за попытками посла вывернуться из такой неприятной ситуации. Но она слишком уважала Мелвилла, чтобы издеваться над ним столь открыто.
– Не трудитесь объяснять, милорд. Конечно, вы смущены и удивлены, если не сказать потрясены. Я знаю о нелепых слухах про нас с лордом Дадли, которые, поверьте, не имеют под собой решительно никакого основания. Люди вольны болтать все, что им заблагорассудится, но королева должна быть выше этих нелепостей. Роберт Дадли мне брат, как дорогая кузина – сестра. И мое предложение свидетельствует только о моем к ней наилучшем отношении. Я прекрасно знаю достоинства лорда Дадли, ценю его и только поэтому настоятельно рекомендую своей доброй сестре как мужа. Она будет счастлива!
Губы говорили сладкие слова, а глаза насмехались. Нет, не над растерявшимся от такой выходки Мелвиллом (кто бы не растерялся?). Над Марией, поставленной в нелепое и безвыходное положение. Такое могла придумать только женщина!
Чтобы что-то спросить, посол поинтересовался мнением самого лорда Дадли по этому вопросу. Елизавета махнула рукой:
– Роберт дорожит моим мнением и согласится.
– Согласится или согласен?
– Согласен! – Теперь глаза смотрели уже жестко. Она приказывала! Приказывала своему любовнику жениться на своей сопернице. Почему?! Просто потому, что это было пощечиной? Конечно, Мария никогда на такое не пойдет! Значит, у Елизаветы есть повод отказаться от обещания назвать Марию главной наследницей.
Самым большим желанием Мелвилла было удалиться как можно скорее. Елизавета почувствовала это и отпустила посла, взяв обещание донести ее предложение до дорогой сестры немедленно. Знать бы еще как?! Головная боль на остаток дня бедному послу была обеспечена.
В таком весьма задумчивом виде его встретил Сесил. Мелвилл вцепился канцлеру в руку.
– Уильям, скажите, какой идиот подсказал ей мысль сватать Марии Роберта Дадли?! Надеюсь, это не вы?!
– Не я! – рассмеялся Сесил. – Сама придумала.
– Чертова баба!
Сесил снова рассмеялся:
– Вы стали употреблять мои ругательства?
– Будешь тут… Неужели Дадли согласен?
– А кто его спрашивал?
– Неужели не спрашивала? – В глазах бедного посла появилась робкая надежда.
Канцлер вздохнул:
– Спрашивала, да только так, что отказаться невозможно. Нам никогда не понять этих женщин, черт их подери!
Они посмотрели друг на дружку и вдруг рассмеялись. Нелегка служба у королев, особенно если те стервы, хотя не стерв королев, если они правят сами, а не сидят за спинами мужей-королей, наверное, не бывает… Но вместе с возмущением и досадой оба политика часто испытывали настоящее восхищение как своими собственными королевами, так и соперницами. «Чертова баба!» теперь относилось и к шотландской Марии тоже, конечно, лишь мысленно или в присутствии Сесила.
Мелвилл останется верен своей королеве, не сделав ни единого шага против нее, хотя мысленно упоминать ругательство будет часто. Мария-королева и Мария-женщина слишком часто вступали в конфликт. Наверное, такая же борьба происходила и у Елизаветы, но у англичанки верх неизменно брала королева, а у шотландки – женщина. И тогда хвататься за голову приходилось не одному Мелвиллу.
Мелвилл не решился написать самой королеве, он предпочел сообщить о невозможном предложении Елизаветы шотландскому канцлеру Гренвиллю. Пусть тот уж как-нибудь сам… Джеймса Стюарта графа Меррея не было в Эдинбурге, и канцлеру пришлось все брать на себя.
Гренвилль увидел свою утонченную красивую королеву в гневе, да еще каком! Во гневе Мария Стюарт красивой ему не показалась, она была ничуть не лучше его собственной супруги леди Гренвилль, когда муж чем-то уж очень досаждал. Канцлер со вздохом решил, что все женщины одинаковы, королевы они или простушки.
Но как бы ни бушевала Мария, свои эмоции на бумагу она выплескивать не решилась, Екатерина Медичи пока не дала ответ по поводу возможности их с королем Карлом брака, да и Филипп Испанский все тянул… С трудом справившись с собой, шотландская королева продиктовала своему секретарю весьма сдержанное письмо. Оно также было направлено не самой Елизавете, а шотландскому послу Мелвиллу.
«Конечно, – отвечала она, – весьма лестно прислушаться к мудрым советам старшей английской сестры (изящный пинок с намеком на возраст – Елизавета на девять лет старше), у которой опыта в любовных делах куда больше, но приходится напомнить, что лорд Роберт Дадли недостаточно знатен, чтобы претендовать на руку шотландской королевы».
Это в письме, а вслух было высказано куда жестче. Гренвилль услышал, что это даже не пощечина – бросать ей объедки с королевского стола, вернее, постели! Предложить того, кто столько лет ублажал ее саму, это ли не оскорбление?! Она предлагает подержанного любовника тогда, когда в Англии немало куда более достойных лордов с королевским достоинством! Своего конюха – шотландской королеве!
Шотландский посол Мелвилл считал, что его служба должна оплачиваться по-особому, ведь ему приходилось часто встречаться с английской королевой Елизаветой и довольно часто с ней спорить или пытаться ее перехитрить. Последнее он уже давно считал совершенно немыслимым, но продолжал действовать в интересах королевы собственной.
После пощечины, полученной Марией Стюарт в виде предложения выйти замуж за подержанного любовника Елизаветы Роберта Дадли, шотландская королева решила ускорить решение вопроса о собственном замужестве, чтобы у соперницы больше не было поползновений сочетать ее браком еще с кем-то из своих слуг. Ей надоели колебания Филиппа Испанского по поводу брака его сына Карлоса, пора бы уж решиться на что-то, нет так нет! И Екатерина Медичи никак не могла простить бывшей невестке ее хамства, вопрос об их с юным Карлом IX супружестве никак не решался… Мария не знала, что этого не желал прежде всего сам Карл, хорошо помнивший ту, которую мать для себя называла теперь шотландской кобылой. У короля, несмотря на его молодость, не было ни малейшего желания навязывать себе на шею рослую, здоровую Марию, супругу покойного брата. Почему-то казалось, что и она тоже… покойница! Юный король не подозревал, что, женившись, мог спасти немало жизней, в первую очередь самой несостоявшейся невесты. Но уж на судьбу Марии Стюарт ему было наплевать. Екатерина Медичи пока не противилась желаниям сына.
Не просить же самой руки короля Карла, Марии оставалось тактично поторопить испанца. Такое задание и получил шотландский посол, в очередной раз отправляясь в Лондон. А еще нужно было так же осторожно провести переговоры с еще одной особой – Маргаритой Леннокс.
Здесь у Марии Стюарт был свой расчет. Когда ее изображают невинной овечкой, наивно отданной на заклание жестокой английской королевой, то явно лукавят и грешат против правды. Эти королевы друг дружки вполне стоили, обе были достаточно лживы и увертливы, обе вели нечестную игру, просто одна оказалась более подвержена разуму, а другая чувству. Подлости Марии Стюарт хватило бы на десяток королев, и лгать она умела не хуже соперницы. Однажды посол Англии в Эдинбурге Рандолф давал характеристику шотландской королеве, написав замечательные слова:
«Вся политика умнейших и самых практических голов во Франции, вся хитрость, фальшь и обманы самых лукавых людей Шотландии сосредоточились в голове этой женщины, и всех их она легко проведет…»
Вопрос был в том, что в Лондоне ей противостояла не менее умная и хитрая соперница, это же Рандолф вполне мог сказать кому-то и о своей собственной королеве.
Ведя с Елизаветой ни к чему не обязывающую переписку о замужестве, Мария отправляла посла для тайных переговоров. Каждая с ангельской улыбкой наливала яд в бокал, который собиралась предложить другой. Нет, они не травили друг дружку, это было просто невозможно, но яд просто-таки капал с каждой строчки их писем.
Мелвилл должен был тайно побеседовать с Маргаритой Леннокс, которая являлась родственницей обеим королевам. Сестра английского короля Генриха VIII, отца Елизаветы, была замужем дважды, ее сыном от первого брака был Яков V Стюарт, отец Марии, а дочерью от второго брака – эта самая Маргарита сначала Дуглас, а потом Леннокс. Таким образом Маргарита Леннокс приходилась кузиной английской королеве и теткой королеве шотландской, что не мешало ей жить довольно скромно, тайно лелея надежды на лучшее.
Мэтью Леннокс славился своей гибкостью, он поддерживал тех, кто был в данный момент в силе, за что и поплатился, лишившись всех владений в Шотландии и будучи оттуда попросту изгнанным. Но неудачи Мэтью Леннокса не лишили его супруги, родственницы двух королев, а его сыновей небольшой толики королевской крови. Старший из них, Генри Дарнлей, и интересовал Марию Стюарт и ее посла Мелвилла. Восемнадцатилетний сын Маргариты Генри числился в списке возможных женихов шотландской королевы далеко не на первом месте, но те, кто стоял на первых трех, не торопились связать себя брачными узами с шотландской красоткой, приходилось переходить к следующим.
Мелвиллу предстояло тайно поторопить посла Испании на предмет его решения, сколько можно сомневаться?! Если испанцы снова не скажут ни да, ни нет, еще более осторожно проверить почву для переговоров с Ленноксами. В таком случае им нужно возвращать отобранные имения в Шотландии, но чего не сделаешь, чтобы заполучить мужа, если замуж уж очень хочется! Марии, видно, хотелось, она была готова поступиться землями Ленноксов (все равно в конце концов вернулись бы ей же). Кроме того, посол должен своими глазами посмотреть, что собой сия драгоценность представляет, кривого или внешне уж совсем захудалого шотландской королеве не хотелось, больного тоже, еще не стерлись из памяти месяцы первого замужества.
Если Генри Дарнлей не придурок, не урод и не немощен, то он в случае отказа других приемлемый жених для Марии Стюарт, потому что это первый принц крови, замужество с которым, если Елизавета исполнит свое намерение не выходить замуж вообще, принесло бы Марии вожделенную английскую корону и без войны или тайных интриг, если не считать таковыми переговоры о замужестве за спиной той же Елизаветы.
Посла Мелвилла пригласили на церемонию обряда посвящения в рыцари того самого Роберта Дадли, которого Елизавета пыталась женить на Марии Стюарт. Правда, и в качестве графа Лестера бывший любовник английской королевы шотландскую тоже не прельстил. Заодно Мелвилл начал переговоры с четой Леннокс по поводу их старшего сына.
Сам сынок ему не слишком понравился, то есть Дарнлей был из красавчиков, этакий крепкий, хорошо сложенный румяный мальчик, у которого и пушка на щеках не видно, ничего не выражающие глаза с поволокой, блестящая вышколенность, умение держаться в седле, с придыханием декламировать стихи, делать комплименты, танцевать и нравиться женщинам, особенно старше себя. Мария Стюарт не настолько стара, чтобы брать любого, но Мелвилл помнил слова Джеймса Стюарта, что лучше красивый дурак, чтобы не лез в дела, чем умник, который будет вмешиваться. Дарнлей скорее был первым. «Какой из него король?» – с тоской вопрошал сам себя Мелвилл, но служба заставляла выполнять задание.
Хитрая и страшно честолюбивая Маргарита Леннокс встрепенулась, как старая боевая лошадь, услышавшая звук трубы! Брак с королевой… пусть и не английской (Елизавета давно дала понять, что этот пустозвон ее ни капли не прельщает!), что может быть лучше?! Она дала самую лестную характеристику своему мальчику, которой проницательный Мелвилл не поверил, но какая же мать станет хаять своего отпрыска, если его сватают за королеву?!
Дарнлей и Риччи
В Эдинбург прибыл граф Моретти со своей свитой. Ничего необычного, блестящий граф, блестящая свита. В такие дни Мария начинала остро чувствовать, во-первых, свою причастность к тому большому миру, который лежал за Англией и Английским Каналом, а во-вторых, свою оторванность от этого самого мира. Прошло не так много времени с тех пор, как она покинула берега прекрасной Франции, а уже столько новостей! Новости политики регулярно докладывали советники, Мария не всегда в них и вдумывалась, житейские новости были куда интересней (кто на ком женился, у кого с кем роман…), но еще интересней были новости мира моды! Женщина и на престоле женщина, особенно молодая и красивая. Услышать новые стихи, узнать, что теперь танцуют, как причесываются, что носят… Для этого дипломатическая почта не годилась. Мария уже хорошо поняла, что это во Франции политика активно смешивалась с любовью и развлечениями, в Шотландии так не удавалось, от этого было скучно.
Неудивительно, что каждый приезд кого-то нескучного и понимающего с континента становился событием. Но на сей раз куда большим оказалось присутствие в свите графа Моретти секретаря Давида Риччи. Настоящая находка для Марии Стюарт!
Эти мужчины ничего не понимают в женских сердцах! Красивая, умная, властная женщина никогда не полюбит обычного мужчину. Чтобы привлечь ее внимание, нужно быть необычным. Так всадник, скачущий на лошади мимо леса, не видит в нем отдельных деревьев, но всегда заметит отдельно стоящее, неважно, стройное ли оно…
Чем должен быть необычен мужчина? Неважно: умом, умением общаться с женщинами, внешностью… И эта внешность не обязательно может быть красивой. Иногда умное уродство куда привлекательней красивой обычности. Особенно если оно подчеркнуто талантом.
Таковым оказался и Давид Риччи. Немолодой, некрасивый, глазастенький и почти тщедушный, он, однако, был обожаем женщинами. Стоило зазвучать мягкому голосу итальянца, как все попадали под его обаяние. Хотелось слушать и слушать этот бархатный голос, вдохновенно, с придыханием исполнявший мелодичные напевы своей родины. Если добавить ум, несомненный поэтический дар и определенную ловкость, получалась смесь, не оставлявшая равнодушной ни одну даму, для которой прежде законы любви, а уж потом строгие требования морали.
Строгие пуританки, крестясь, шарахались от большущих черных глаз итальянца как от нечистой силы, а те, кто посмел глянуть в эти глаза, теряли способность сопротивляться. Правда, находились и такие, кто не терял самообладания, но все же увлекался.
Такой оказалась Мария Стюарт. В первый раз глянув в глаза Давида Риччи, королева сразу почувствовала в нем родственную мятущуюся душу, для которой тесны стены замков и места мало даже в бескрайнем небе. А уж услышав его голос и толковые рассуждения, Мария вообще решила, что лучшего помощника в отношениях с Францией ей не сыскать!
Итальянец принял предложение с радостью. Служить красивой, умной женщине, жаждущей не просто разумно изложенных и изящно написанных на бумаге писем, а скорее общения, истинное удовольствие! К тому же за это удовольствие еще и платили! Граф Моретти потерял одного из членов своей свиты, зато королева Мария Стюарт обрела нового статс-секретаря. Сначала Риччи занимался лишь делами, связанными с Францией, но скоро его обязанности уже не знали границ. Но главной стало – развлекать общество остроумными рассказами и прекрасным пением.
Вечерам в Холируде добавилось прелести…
Свечей, как всегда, зажжено много, камины жарко натоплены, чтобы не чувствовалась сырость с улицы, великолепное дамское общество в сборе. Среди дам один-единственный мужчина, зато какой!..
– Ах, Давид, вы так танцуете, что кажется, будто учились у самого Франческо Леньяно!
Риччи скромно потупился:
– Так и есть, Ваше Величество…
Сначала Мария отреагировала на свой титул:
– Но мы же договаривались, что вы будете называть меня просто мадам. Ма-дам! Ясно?
И только потом резко обернулась к итальянцу снова:
– Вы учились у Леньяно?!
– Не совсем так, мадам… но несколько уроков брал. Мастер был уже немолод, чтобы учить танцам многих.
– Я знаю, в его учениках были короли Карл и Филипп!
Присутствующие дамы при имени знаменитого учителя танцев заверещали, Франческо Леньяно в Европе слыл непревзойденным танцором, отличавшимся своей легкостью и грацией!
– Ах, Давид, пожалуйста, расскажите о Леньяно! Покажите хотя бы одно па из его танцев!
Риччи оказался в центре внимания. Он пошептался с оркестрантами, и немного погодя дамы, выстроившись вокруг единственного кавалера, усиленно пытались все сразу станцевать с ним павану. Для тех, кто хотя бы немного пожил во Франции, ничего особенного в этих танцах не наблюдалось, павану танцевали давно и на всех балах, она уже приелась, потеряла свою прелесть и стала казаться слишком медленной и чопорной.
Сетон пожала плечами:
– Павану уже даже скучно танцевать.
Подругу поддержала живая Мэри Ливингстон, ставшая Сэмпилл:
– Говорят, королева Елизавета танцует вольту!
Разгорелся спор, прилично ли королеве танцевать вольту. Кто-то морщился:
– Фи! Королеве подскакивать, как козе…
Кто-то возражал:
– Если красивые ножки и надеть калесоне, как для верховой езды, то вполне прилично!
Марию коробило от разговоров о сопернице, но что она могла поделать, не затыкать же рот всем дамам сразу. Приглядевшись к слегка нахмуренному лицу своей королевы, Риччи мгновенно понял, в чем дело, и перевел разговор на другое:
– Я мог бы показать движения другого танца – «Биззариа д’аморе», но для этого мне нужно, чтобы кто-то изобразил еще одного кавалера, танцуют по две пары сразу.