Ей было уже шестнадцать, и из очаровательного серьезного ребенка она превратилась в цветущую красивую девушку, рослую, стройную, державшуюся с поистине королевским величием. Сколько восторженных, хвалебных строк придворных поэтов было посвящено этому юному созданию, сколько написано сонетов, напето в честь мелодий! Она этого была достойна. В Марии еще не пробудились в полной мере ее женские чары, но пока вполне хватало и девичьих.
Ее жених дофин Франциск был влюблен в невесту без памяти, подчинялся малейшему слову, выполнял любую прихоть. Четырнадцатилетний мальчик был болен, ему тяжело угнаться за своей здоровой невестой, но он так старался! Невзирая ни на какие запреты, садился на лошадь и мчался верхом, стараясь догнать свою Мэри, чтобы потом долгими часами мучиться от боли и изводить окружающих жалобами. Конечно, Марии было жалко будущего супруга, но не могла же она целыми днями высиживать рядом с Франциском в душных комнатах только потому, что ему опасны сквозняки! Девушка понимала, что со временем придется, но это было где-то там… далеко… потом… Юности так свойственно считать, что если и будет что-то дурное, то не с ними и в далекой старости.
Перед огромным зеркалом крутились две девушки, прикладывая к прелестному личику одной из них попеременно красные ткани разных оттенков. Невеста дофина шотландская королева Мария Стюарт и старшая дочь короля Генриха и королевы Екатерины Медичи выбирали материю для свадебного наряда Марии. Елизавета на три года младше Марии, но хорошо развилась и физически, и умом. Замечательная девочка, из которой потом выйдет замечательная королева Испании. Это ее, позже вышедшую замуж за испанского короля Филиппа, новые соотечественники назовут Елизаветой Мирной, несущей мир, и даже причислят к лику святых. Чего никак не скажешь о Марии Стюарт, которая если и стала известной, то только своими прелюбодеяниями и казнью в английской тюрьме. Но это было еще так далеко… как старость в юности…
Мария недовольно кривила губы, ни один из оттенков категорически не подходил к ее нежному лицу, оно сразу становилось простым и даже чуть глуповатым. Казалось бы, к чему брать красную ткань для платья юной девушки с чуть рыжеватым оттенком волос и тонкими чертами лица. Вся его прелесть забивалась любым оттенком красного цвета. Но традиционным цветом венчальных нарядов французских королей давным-давно был красный, который мало подходил, но неукоснительно соблюдался.
Не только у французских королев была эта проблема, со времен Великого Рима красный означал королевскую власть, и англичанка Елизавета немного погодя тоже пойдет короноваться в темно-красном платье, которое категорически не идет ее рыжеватым волосам и превращает и без того не блещущую красотой девушку в бледную поганку. Но традиция сильнее…
Мария даже топнула ножкой, отбросив последний из предложенных кусков. К чести портного, их было очень много, но ни один не удовлетворил невесту.
– Ну почему Диана де Пуатье может носить те цвета, что ей подходят, а я должна буду надеть вот это?!
Елизавета мягко улыбнулась:
– Если бы Диана де Пуатье шла под венец с будущим королем, уверяю тебя, она надела бы красное платье!
Подружки уставились друг на дружку и вдруг расхохотались. Одно предположение, что Диана, которой скоро шестьдесят, может пойти под венец с четырнадцатилетним Франциском, вернуло им прекрасное настроение! И вдруг Мария пригляделась к своему изображению:
– А я сошью себе белое платье!
– Какое?!
– Белое! Роскошный белый наряд со множеством кружев, драгоценностей, длинным шлейфом…
Елизавета ахнула не зря, белый был цветом глубокого королевского траура. Если умирал король, королева первые сорок дней должна провести взаперти с завешенными окнами, сидя во всем белом. Потом она вольна менять наряд на черный или цветной по своему желанию. Но идти в белом под венец!
– Мари, ты с ума сошла! Тебе никто не разрешит! Да и к чему?
– Я сама королева, ты забыла? Кто может запретить королеве надеть платье того цвета, какой она выберет? К тому же это любимый цвет короля!
Это было так, король носил цвета своей любовницы, а у нее таковых было два – белый и черный. Но не идти же замуж в черном, Мария выбрала белоснежный.
Платье получилось великолепным, и невеста в нем была необычайно хороша! Казалось, плыло облако, в середине которого находился бриллиант, – столь нежной, царственно-спокойной, полной достоинства выглядела невеста Франциска. Сам дофин тоже щеголял в белом наряде. Всем понравилось.
Именно с этой свадьбы сначала для королевских невест, а позже и вообще для всех в Старом и Новом Свете белый цвет наряда стал традиционным. Мужчины, правда, предпочли черное, видимо, для контраста.
На великолепную пару чуть задумчиво смотрела другая пара – королева Екатерина Медичи и коннетабль Франции Монморанси. Они давно и хорошо знали друг друга, а потому иногда разговаривали весьма откровенно. Если это не мешало или содействовало их собственным интересам и тайным намерениям.
Екатерина чуть пожала плечами:
– Она совершенна… и только.
– И только? Ваше Величество говорит о совершенстве, как о чем-то обычном.
– Посмотрите на это милое дитя. Она хороша собой, стройна, умна, образованна, набожна, прекрасно выполняет все, за что ни берется. Но это просто черты, которыми обязана обладать супруга дофина. Вы можете сказать что-нибудь о самой Марии? Даже четыре ее подружки обладают какими-то чертами характера, но только не она. И знаете, чего я боюсь больше всего? Когда у этой красавицы проснется ее нрав, о, вот тогда я не завидую ее супругу. – Королева вздохнула: – Утешает одно – это будет уже не мой сын.
– Почему?!
– Франциск долго не проживет. А внутри у этой красотки пока спит такой шторм, что лучше бы ему бушевать вдали от Франции. Она из рода де Гизов, а те страсти отдаются всей душой. Когда Мария очнется, удержу в распутстве не будет.
– Ваше Величество слишком строги к юной королеве… – смущенно пробормотал коннетабль.
Екатерина усмехнулась:
– Ничуть. Именно поэтому я и спешу со свадьбой.
– Но в таком случае не лучше ли от нее отказаться?
– Зачем? На несколько лет ее благоразумия хватит, а ее дальнейшее будущее меня не волнует.
Герцога Монморанси покоробило такое откровение королевы. Всегда казалось, что Екатерина Медичи любовно воспитывала юную шотландскую королеву, как свою будущую дочь. Неужели в этом сердце столько жестокости?
Видно, его раздумья поняла Екатерина, чуть усмехнулась:
– В отличие от короля, замечающего у юной особы только оформившуюся грудь или хорошенькую головку, я должна видеть и что в этой головке есть.
– И… что в ней?
– Ничего. Она так уверена в своей божественной избранности, что даже учится, только чтобы затмить дам вокруг себя придворным блеском. Мария хороша, потому что ей полагается быть такой, пока ее совершенства бездушны, они не озарены никаким огнем. Но придет время, и эти достоинства и разум вместе со всем, что ей дано судьбой, будут брошены к ногам мужчины, который завладеет ее сердцем.
– Но это же прекрасно, разве у Вас, Ваше Величество, не так? Разве не в этом высшая женская добродетель?
– Я отдала мужу, а она отдаст любовнику. И что-то мне подсказывает, что не одному. Не хотела бы я иметь такую дочь.
Знать бы Екатерине Медичи, насколько она окажется права относительно Марии и вместе с тем какая судьба ждет ее собственную дочь Маргариту – Марго!
Коннетабль только покачал головой. Впрочем, сколько он ни приглядывался, ни тогда, ни позже чего-то настораживающего в отношении королевы Екатерины к своей невестке не заметил. До тех пор, пока та сама все не испортила некрасивым высказыванием о свекрови. Королева Екатерина не из тех, кто прощает обиды, но это случилось позже.
А тогда началось роскошное, организованное по задумке Екатерины Медичи празднество, посвященное бракосочетанию дофина Франциска с юной шотландской королевой Марией.
«Франциск II умер из-за этой большой рыжей верблюдицы Марии Стюарт», – французский историк Жюль Мишле, похоже, не питал к шотландской королеве особого пиетета. Но приходится признать, что он прав, именно попытки бедного Франциска угодить супруге сначала в постели (что у бедолаги долго не получалось, вызывая откровенные насмешки вокруг), а потом в ее бесконечных развлечениях ускорили трагический конец жизни Франциска.
Но тогда о возможных последствиях этого брака никто не задумывался. Шотландская королева, красавица и умница Мария Стюарт, выходила замуж за наследника французского престола Франциска. Ему не требовалось добавлять что-то ни про ум, ни про красоту, он был наследником французской короны, бесконечно заманчивой для слишком многих, чтобы замечать какие-то недостатки у того, кто под ней.
Никто в Европе сразу и не понял, к чему так спешить, ведь невесте нет шестнадцати, а жениху и того меньше – четырнадцать! Нужен наследник? Но едва ли хилый, бледный Франциск в ближайшем будущем сможет такого обеспечить.
Никто в Европе сразу и не понял, к чему так спешить, ведь невесте нет шестнадцати, а жениху и того меньше – четырнадцать! Нужен наследник? Но едва ли хилый, бледный Франциск в ближайшем будущем сможет такого обеспечить.
Сама невеста была в полном восторге – в этот день вместе с мужем она обретала надежду на французскую корону! Франциск получал шотландскую сразу, об этом подписан договор с представителем шотландского парламента. Она счастлива, а все появившиеся вопросы казались такими несущественными!
24 апреля 1558 года в Париже не осталось тех, кто не спешил поглазеть на невиданное празднество, разве лишь совсем немощные или больные. Не только весь город устремился к Нотр-Дам, казалось, вся Европа была там же! Королевскими лилиями заткано все: и голубой шелк роскошного балдахина, множество ковров, тканей, которыми застланы сиденья, даже бархат, которым они обиты… Любопытные не успевали крутить головами, показывая друг дружке то на королеву Екатерину, то на племянницу короля королеву Наваррскую Жанну, то на принцесс Елизавету, Маргариту, Клод, то на веселого, нарядного короля Генриха… но, конечно, краше всех была сама новобрачная.
Появление юной шотландской королевы вызвало немало удивления и взрыв восторга, она шла к венцу не в привычном королевском пурпуре, а в ослепительно-белом платье, сплошь украшенном жемчугом и драгоценными камнями. С того дня именно такой цвет свадебного наряда – белый – стал символом чистоты и невинности для всех европейских (и не только) невест на многие столетия.
Это был момент ее высшего триумфа! Тысячи восторженных глаз следили за юной королевой, тысячи людей восхищались ее красотой, приветствовали, бросали к ее ногам цветы, желали счастья… Больше такого всенародного ликования она никогда не увидела, да и было ли оно возможно? Екатерина Медичи постаралась, чтобы свадьба ее старшего сына Франциска превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания! Мать словно чувствовала, что жить ее сыну осталось недолго, и просила прощенья за столь слабое здоровье, которым его наградила.
Но, наверное, самым несчастным на собственной свадьбе был именно Франциск. Слабый, бледный четырнадцатилетний мальчик неимоверно устал, у него шумело в ушах, билось в висках, дрожали ноги и холодный пот покрывал чело… Очень хотелось присесть и отдохнуть от этой радостной вакханалии, от криков, шума, яркого света, а приходилось улыбаться, без конца кому-то кивать и изображать радость.
Нет, он, конечно, радовался своему бракосочетанию с кузиной Марией (Валуа и Гизы родственники), но предпочел бы радоваться в тиши своей комнаты, а не перед галдящей толпой множества незнакомых людей. В какой-то момент невеста, видно, заметила его состояние, Мария наклонилась и заботливо поинтересовалась:
– Вам дурно, Ваше Высочество?
– Нет, нет! – быстро встряхнулся дофин. Мог ли он, глядя на оживленную, немыслимо красивую девушку, сказать, что устал? Франциск заставил себя встряхнуться и дышать глубже.
Больше невеста состоянием жениха не интересовалась, не до него, слишком многие восхищались вокруг, слишком многим нужно успеть улыбнуться, сказать несколько слов, позволить полюбоваться своей красотой. Мария ничуть не сомневалась, что Франциск счастлив, ведь Париж не знал таких грандиозных праздников, в какой превратила их венчание королева-мать Екатерина Медичи. Но Мария столь уверена, что в ее жизни иначе и быть не может, что ей и в голову не пришло попросту поблагодарить свекровь за этот праздник. А каким же должен быть праздник, если это ЕЕ венчание?
То, что дофину плохо, заметила, конечно, мать, она нашла способ удалить несчастного мальчика с собственной свадьбы и дать ему прийти в себя. Мария продолжила блистать, даже не заметив отсутствия супруга. Но Екатерина увела и ее, мотивируя это необходимостью отдохнуть перед балом.
– Дорогая, посидите немного с Франциском, все-таки это Ваш муж.
Кажется, Мария впервые осознала, что замужество не только возможности, но и обязанности, и не всегда приятные. Сидеть рядом с бледным, едва живым Франциском, когда совсем рядом веселятся, улыбаются, радуются жизни ее подруги?
Франциск улыбнулся краешками губ:
– Вы довольны устроенным праздником, дорогая? Правда, великолепно матушка все придумала? Венчание в Нотр-Дам, эти шествия…
Мария удивленно уставилась на мужа:
– А как же иначе? Разве у остальных было не так?
– Нет, что Вы! Все венчались в Реймсском соборе и много скромнее. Это королева Екатерина сделала нам с Вами столь роскошный подарок. Ее надо поблагодарить.
Почему-то Марии совсем не понравилась необходимость благодарить Екатерину Медичи за то, что она считала само собой разумеющимся. Не хватало быть обязанной этой женщине! Но она взяла себя в руки, да, конечно, обязана, конечно, поблагодарит.
Несколько дней продолжались празднества, поразив всех оригинальностью придумок, роскошью нарядов, красотой невесты и… болезненностью жениха. Не раз кавалеры качали головами: эх, в какие руки попадает такая прелесть!
Между делом, не особенно вдумываясь в то, что творит, Мария подписала акт, в котором, словно в своей духовной, отписала на случай преждевременной смерти или отсутствия наследников свою страну и наследственные права на шотландскую, ирландскую и английскую короны Франции. Узнав об этом, забеспокоилась ее подруга Мария Сетон:
– А ты имеешь на это право?!
– На что, распоряжаться в случае своей смерти своим наследством?
– Я не знаю, Мария, как это называется, но разве ты можешь без ведома парламента определять, кому отойдут права на твою шотландскую корону? Может, надо было спросить у моего брата Джорджа, а потом подписывать?
Мария разозлилась:
– Почему я должна спрашивать Джорджа, если сделать это мне посоветовали де Гизы?!
– Вот этого я и боюсь, де Гизы ничего не делают просто так.
Чтобы не поссориться с юной королевой по-настоящему, Мария Сетон поинтересовалась другим:
– А как же английская корона, ведь в Лондоне своя королева Мария Тюдор?
– Ну, это все на самый крайний случай, если вдруг все перемрут! – Увидев, как округлились от страха глаза подруги, она даже рассмеялась: – А ты беспокоишься! Я не собираюсь умирать!
– Пожалуйста, не надо! – расхохоталась и Сетон. – Поживи еще!
Их веселье прервало появление Франциска, он переводил взгляд с одной хохочущей Марии на другую:
– Вы о ком? Кто должен пожить?
– Я! Сетон уговаривает меня пока не умирать!
Им было весело, а дофин ужаснулся, он каждый день так близко был возле черты, за которой небытие, что от шуток на эту тему содрогался.
Франциск первое время откровенно мучился. У него ничего не получалось в постели, потому будущий король отчаянно хватался за каждое даже робкое желание, тут же таща свою супругу в постель. Но пока добегали… Измучил и себя, и жену… Ему не приходило в голову откровенно поговорить с отменным любовником – своим отцом, почему-то дети в таких вопросах крайне редко советуются с родителями. На счастье молодых, через некоторое время им на помощь пришел дядя невесты Франсуа де Гиз. Причем обоим… Больше проблем не было, правда, и детей тоже.
Они весьма забавно смотрелись рядом – Мария Стюарт, супруга дофина Франциска, королева Шотландии, и младшая сестра ее мужа Маргарита, или, как ее называл брат Карл, Марго. Мария – высокая, суховатая, со спокойными чертами лица, словно еще не проснувшаяся для жизни. Марго – полная противоположность, она крепенькая, с хорошим румянцем на щеках и лукавыми быстрыми глазами, выглядевшая куда старше своих шести с половиной лет. Мария спокойная, выдержанная, знающая себе цену, недаром она столько училась, подглядывая за любовницей короля, самой красивой и необычной женщиной королевства Дианой де Пуатье. Маргарита, напротив, сама живость, ей трудно даже смотреть спокойно, не то что вести себя, сразу видно, что внутри у девочки непроходящий пожар; будь она мальчишкой, большего сорванца не найти бы.
Она принцесса, но ей некуда девать бьющую через край энергию, и лукавство находило применение совсем не там, где следовало бы. Недаром Екатерина ужасалась своей дочери, считая ее наказанием господним. Видно, от избытка чувств Марго слишком рано заинтересовалась отношениями полов и быстро преуспела сначала в осведомленности, а потом и в практике. У Маргариты уже в одиннадцать были два любовника!
Стреляя лукавыми глазками во все стороны, она куда-то тащила Марию. Юная женщина обратила внимание на то, что Маргарита и на бегу успевает строить глазки даже пажам и слугам.
– Маргарита, зачем вам этот паж? Перестаньте глазеть на него!
– У него такая аппетитная попка! Представляю, как он хорош без одежды!
– Что?! – обомлела Мария. – Что за мысли приходят вам в голову?!
– А каков мой братец Франциск? У него с ягодицами все в порядке или они так же невыразительны, как и его скучное лицо?