– Не догма. Совершенно справедливо! – вдруг прозвучал уверенный голос Лобова, Маша не видела, как он подошел, но почувствовала, как на ее плечо легла рука научного руководителя.
Стрельнув взглядом в их сторону, под навес села Гронская, а за ней и Бьорн.
Тем временем Дмитрий Сергеевич продолжал:
– Однако обогащают, развивают науку новые научные теории, а не дешевые сенсации, которых вы ищете. Вы, как врач, Денис, возможно, меня лучше поймете, если я приведу такой пример. К вам, допустим, приходит человек, страдающий какой-то неизлечимой болезнью, у этого несчастного – онкология. А вы, не полагаясь на традиционные медицинские догмы, предлагаете ему пить мочу или прикладывать к больному месту камень шунгит. Это ведь тоже новые методы. Новаторское, сенсационное лечение! Но каков будет результат такого лечения?
Денис вспыхнул, сверкнул взглядом и хотел было что-то возразить, но внезапно передумал.
– А ведь в археологии все обстоит примерно так же, – продолжал Лобов. – Скажем, некоторые, назовем их любителями-кладоискателями, считают, что если они где-то выкопали какой-то предмет, срыв при этом весь археологический комплекс до основания, и принесли свою находку в музей, то за это им полагается поставить памятник. Вот мы нашли и вам отдаем. Для них это момент истины…
– А что есть истина? – хохотнув, невпопад спросил Гарик.
– Боюсь, что для вас идея не в том, что истина труднодоступна, а в том, что ее вовсе нет! По-вашему, все то, что было создано ранее, традиционная наука, утверждения, считавшиеся устойчивыми, – пустой звук, и они с легкостью низвергаются. Экстрасенс, уринотерапевт и уфолог для вас имеют больший вес, чем представитель традиционной школы, ведущий кропотливую научную работу. Правильно, это же интересней, – сказал Лобов и, помолчав, с грустью прибавил: – Таково состояние умов в нынешнем обществе.
– Дмитрий Сергеевич, не принимайте все так близко к сердцу. Это же были просто рассуждения вслух, совершенно безвредные. Своего рода плацебо, – примиряюще произнес Дэн.
– Нет, это не плацебо! – заявила Гронская. – Это обскурантизм!
Быструю разговорную речь Бьорн понять не мог, последняя реплика была единственной, которая до него дошла. Он уже хотел развить тему обскурантизма, борьбы с невежеством и мракобесием, но тут внезапно залаяла Дина, а из кустов донесся чей-то отчаянный призыв о помощи.
13. Бабка Дарья
– Дина! Ко мне! – громко скомандовал Сева. – Не бойтесь, пожалуйста, собака не кусается!
Спустя минуту из-за темных кустов появилось какое-то невообразимое существо, одетое в длинный светлый балахон.
«Призрак торновского раскопа!» – хохотнул Гарик.
– När man talar om trollen så står de i farstun. Когда мы говорить о троллях, они появляться в доме, – глубокомысленно заметил Бьорн.
При ближайшем рассмотрении призрак оказался высокой, худой как жердь старухой.
– Здравствуй, баба Даш, – протянула Ниловна. – Это наша… баба Дарья, Генки-землекопа родная тетка! – представила ее повариха, но как-то неуверенно, смущенно…
Это уже потом она рассказала Архипцеву, что в их деревне бабка Дарья является лицом отнюдь не рядовым, хоть и немного с придурью, но уважаемым. Все приходят к ней за травами, которые старуха собирает, настаивает и лечит своими настоями односельчан не хуже врача в районной больнице. Она может и кровотечение остановить, и запой, и зубную боль. Бородавки заговаривает. Ну а молоденькие девчонки прибегают к ней погадать. Ниловна призналась, что когда-то и сама к ней ходила, а та, мол, ей сказала: «Как уедет твой Тихон в город, больше его не увидишь!» Так оно и вышло. Баба Даша не обманула. Тихон, муж Ниловны, поехал в Новгород на заработки, но не проработал там и месяца, как нашел другую женщину, с которой и остался жить.
– Ты чего пришла-то, баба Даш? – с робкой улыбкой спросила Ниловна.
– А вот и пришла, тя не спросила! – произнесла ей в ответ старуха, сразу поставив повариху на место.
Говорила она строго, впрочем, без вызова и злобы, будто ворчала, смешно глотая слова, как это бывает у людей с беззубым ртом, и жевала губами. Оглядев всех присутствующих, она остановила взгляд на высокой фигуре Севы Архипцева, у ног которого уселась присмиревшая Дина.
Взгляд у бабки был пронзительным, живым.
– А вы тут, значит, собаками людяй травитя…
– Зря вы так, бабушка, у нас собака добрая, она никогда никого не укусит, – возразил Сева.
– Да знаю я, кака она у вас добрая, – пробурчала себе под нос старуха и продолжила: – Вы вот, я гляжу, здеся уже не впервой копать наладились. В прошлом лете все камни от земли чистили, крепость каку нашли… И щас снова-здорово копать начали. И все-то вы про нас да про нашу деревню понимаете, а того не знаете, что завтря земля именинница. А на Духов день ниче на ей трогать нельзя, ни рыть, ни копать. Грех это! Ясно вам, грех!
– Так мы и не будем, – согласился Архипцев, стрельнув глазом на сидящего рядом Лобова.
– Ишь ты! – усмехнулась старуха. – Какой скорый да шелковый! Токо гляжу я, что твое слово тут не последнее будет.
Она довольно пошамкала губами и уставилась на Лобова, который в беседе не участвовал.
Вперед выступила Тася:
– Бабушка, это хорошо, что вы пришли. Мы вам, если хотите, официальный документ покажем, разрешение от государства, что мы имеем право тут копать. У нас все по закону.
– Все у их по закону… – повторила старуха. – И людей смущать, и покойников тревожить, все у их по закону!
«Вот с чьих слов Генка-то с Кольшей поют. У них эта баба-яга – деревенский идеолог!» – шепнул Маше Дэн, с любопытством наблюдавший за странной гостьей.
Меж тем ее недовольное, поначалу показавшееся безобидным ворчание постепенно становилось все более воинственным.
Ниловна беспокойно заерзала на лавке.
Гронская, впрочем, не смутилась и возразила старухе:
– Ну, зачем вы так, баба Дарья. Мы ничего не нарушаем…
– Да разве ж я про этот закон вам толкую! Я – про другой, про неписаный. Может, я вас упредить хочу… Вот вы думаете, что самые умные, если много книжек прочли и все знаете. Но только в книжках ваших про то не пишут. – Старуха подалась вперед. – Ведь сколь земля от себя отдаст, столь и обратно к себе заберет! – произнесла она и стала загребать руками, наглядно показывая, как все это будет происходить. – Так что лучче не будитя лихо! – грозно выкрикнула она и в этот момент, видно зацепившись обо что-то ногой, покачнулась.
Денис, стоявший ближе к ней, тотчас подскочил, хотел ее поддержать, но бабка неожиданно резко отстранилась.
– Чур меня! Чур меня! Бесоватый! Точно лёдом ожег! – тонким голосом завизжала она и, отскочив на несколько шагов в сторону, стала неистово плеваться и размахивать руками. – Никак к кощейке в гости собрался! – В глазах старухи застыли страх и безумие.
Ниловна охнула.
– Чего это она? – растерявшись, пробормотал Денис, обводя взглядом присутствующих.
Все молчали, не зная, что сказать.
Наконец вперед вышел Лобов.
– А ну-ка, баба Дарья, прекращайте спектакль! – властно скомандовал он. – Ваши наставления мы выслушали и приняли к сведению, а сейчас… Сева, Гарик, давайте-ка проводим нашу гостью домой.
Но старуха уже и сама заковыляла прочь, на ходу бормоча и оглядываясь:
– Ох, не знаешь ты, кулик, с чем связался!
14. Лерина сказка
Жили-были давным-давно в одной маленькой деревеньке у подножия горы сестра и два ее брата. Сестра была у них старшей и самой красивой. Поэтому в деревне ее прозвали Принцессой. Средний брат был тоже красивым, а еще добрым и веселым. Ну а младший брат был совсем некрасивым, можно сказать, уродцем, угрюмым и сердитым. Но его все равно все любили, и папа, и мама, и особенно дедушка, который никогда его не ругал, в отличие от Принцессы.
Бывало, по вечерам дедушка рассказывал внукам сказки, всякие разные истории про Большую гору, про Черный лес и про Волшебный сундук с несметными сокровищами, который на горе спрятан.
«Тот сундук – заколдованный, и золота в нем видимо-невидимо, – говорил дедушка. – Если зачерпнуть из него рукой золотые монеты да нагрузить дополна в карманы и мешки, то сокровища в сундуке не убавятся, а прибавятся. Эти сокровища всех-всех путников к себе манят, да не всем даются. Иные, алчные до золота, искали их, но не нашли, другие, неумелые, может, и нашли, но назад не воротились – сгинули в лесу, в камни обратились. Потому что заклятье на тот клад наложено».
– Дедушка, а кто же тогда может это заклятие одолеть и сундук открыть? Кому сокровища подчинятся? – спрашивали внуки.
– О! Только тот, у кого сила великая в руках есть, а корысти нет…
Внуки любили слушать дедушкины сказки, но больше всех они нравились Уродцу. Он вообще считал, что никакие это не сказки.
– О! Только тот, у кого сила великая в руках есть, а корысти нет…
Внуки любили слушать дедушкины сказки, но больше всех они нравились Уродцу. Он вообще считал, что никакие это не сказки.
– Это правда! Самая настоящая правда! – кричал он сестре и брату.
Но те над ним лишь смеялись.
– Вот увидите! Я вам это докажу! И тот волшебный сундук найду! – еще громче кричал Уродец.
Он был упрямым, этот Уродец. И вот однажды он взял да и убежал в лес. Долго ли, коротко ли, ходил, бродил он по Большой горе и Черному лесу в поисках сундука – то никому не ведомо, но все-таки воротился назад. Все в доме обрадовались и выбежали встречать Уродца. Он стал худой, черный, сам на себя не похож, а на плече его висел мешок.
– Вот, глядите! – сказал Уродец и развязал мешок.
Тут все и окаменели.
Если бы Торопко не смотрел на монитор, то подумал бы, что эту странную историю рассказывает ребенок, он и на вопросы отвечал, которые ему задавали. Однако в кабинете напротив врача сидела седая грузная женщина, только говорила она писклявым детским голосом. В этом ее голосе, в том, как она подергивала плечами, качала ногой, сидя на стуле, да и в самом рассказе было что-то неприятное, даже гадкое. Торопко поморщился и вопросительно посмотрел на жену. Та, судя по всему, уже не один раз просмотревшая эту запись, только кивнула ему, мол, следи, что будет дальше, и прибавила громкость.
«– Как так окаменели? Умерли, что ли? – Врач задал рассказчице вопрос. Спрашивал он мягко, участливо, но в то же время настойчиво, иногда что-то записывал в блокнот. – Послушай, не могли же все так сразу взять и окаменеть? Уж очень скоро у тебя получается.
– Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, – насупившись, ответила та и замолчала.
– Правильно. Так объясни мне, пожалуйста, что случилось с отцом, с матерью? – Заметив, что рассказчица молчит, человек в белом халате повторил вопрос: – Ну, ответь мне, разве дедушка окаменел?
– Нет, дедушка заснул и не проснулся, – подумав, без тени эмоций ответила пациентка. – А отец в море утонул.
– А сам Уродец? Неужели он обратился в камень?
– Уродец… – Женщина запнулась, наморщила лоб. – Ой. Я не помню. Но все равно все умерли.
– Ты говоришь все. Но ведь Принцесса осталась жива? Не так ли? – настаивал врач. – Это ты – Принцесса?
– Не-е-е-т, – энергично закачала головой женщина.
– Тогда ответь мне, пожалуйста, кто ты? Как тебя зовут?
– Лера Шамкина, – вдруг улыбнулась женщина, обнажив беззубый рот.
– Ну, вот видишь, как хорошо. Ты – молодец, Лера Шамкина. – Врач тоже улыбнулся и отложил свой блокнот…»
Светлана остановила запись и с торжественным видом сказала:
– Ты, Валер, даже не представляешь, какое это для нас для всех событие! Человек впервые за пятнадцать лет свою фамилию вспомнил, назвал себя. До этого Лера Шамкина только сказки рассказывала. А тут такая динамика! Это только тебе кажется, что мы бумажки перекладываем, ерундой занимаемся… – увлеченно объясняла мужу Светлана.
Накануне у супругов Торопко вышла ссора из-за того, что Светлана днями и ночами пропадает на работе, не отвечая на телефонные звонки. Валерий Петрович, коротающий отпуск на даче, возмутился и прикатил за объяснениями в город. В качестве оправдания Светлана продемонстрировала ему эту запись.
– И вы надеетесь, что она выздоровеет? – задал вопрос Торопко. Было очевидно, что увлеченности супруги он не разделяет и спрашивает ее из вежливости.
– Главный говорит, что полностью ее психика вряд ли восстановится. Хотя как знать… – задумалась Светлана. – Болезнь мало изучена. У пациентки – психический инфантилизм Асмуса[22].
– Ох, ничего себе, – отозвался Торопко.
– Заболела она еще в молодости, вследствие перенесенного стресса – в семье произошло страшное горе. Вот ее психика и не выдержала, это защитная реакция. Правда, может, была и наследственная составляющая, но теперь этого уже не проверить – все члены ее семьи погибли.
– Убийство? – буднично спросил Валерий Петрович.
– Если бы! Нет, там все сложнее. Запутанная история, непонятная. Кого-то вроде убили, а кто-то, возможно, сам свел счеты с жизнью… Словом, всю семью за короткий период будто злой рок уничтожил. Прямо проклятье какое-то… Я деталей не знаю, да это и неважно… – рассказывала мужу Светлана, не обращая внимания на его зевки. – Главное, что наш главный как раз по инфантильности Асмуса диссертацию пишет. Заболевание редкое. Вот он эту Леру Шамкину специально к нам и перевел, добился через Минздрав. Знал бы ты, в каком виде она к нам поступила! Просто совсем другой человек, небо и земля… Там, где она раньше лечилась, до нее никому дела не было. Да и что от них ждать, районная психбольница в Сочи…
Последние слова Светланы внезапно пробудили Валерия Петровича от спячки, он резко встал, открыл рот, намереваясь о чем-то спросить супругу, но снова сел и нахмурился.
– Валидолу дать? – последовала молниеносная реакция жены.
Торопко отрицательно затряс головой. Это сочетание – название города «Сочи» и фамилия «Шамкина» – прозвучало для него как некий кодовый сигнал.
«Невероятно! – озарило Валерия Петровича. – Как все невероятно в жизни складывается!»
Теперь странная сказка безумной Леры уже не казалась ему такой бессмысленной, как сначала. Постепенно все ее образы, и «Черный лес», и «Большая гора», и «волшебный сундук», наполнились реальным смыслом.
«Просто больной мозг смоделировал реальные обстоятельства жизни в сказку».
– Скажи, Свет, а можно мне поговорить с этой Шамкиной? – спросил Валерий Петрович.
На лице жены застыло удивление.
Поглощенная работой, Светлана не знала ни про детективный клуб, ни про дело о старой визитной карточке. А оно меж тем все более и более завладевало мыслями Валерия Петровича. С тех пор, когда они с Еленой и Алей, сидя на веранде, строили разные версии убийства Алины Дмитриевой, прошло около двух недель. Тогда с Алевтининой помощью Торопко действительно засел за компьютер, поначалу без особой надежды. Но стоило ему углубиться в старые интернет-сайты, как на него буквально обрушился поток информации. Там на все лады пересказывалась громкая история конца 90-х, в центре которой оказался тот самый антикварный магазин «Галеон». Сотрудницы магазина, по незнанию или в надежде получить большой куш (последнее вернее), приняли на реализацию кое-какие золотые изделия, оказавшиеся уникальными произведениями искусства. По всей вероятности, торговля музейными экспонатами некоторое время шла из-под прилавка, пока наконец не нашелся один сознательный покупатель и не заявил куда следует. На этой стадии, заключил Валерий Петрович, к делу и подключили аспиранта Митю Лобова. Именно тогда молодого специалиста привлекли в качестве эксперта, именно тогда он и познакомился с Алиной Дмитриевой. Затем компетентные органы без особого труда вычислили самого поставщика музейных экспонатов. Им оказался местный житель, археолог-любитель, или, проще говоря, обыкновенный черный копатель (в районе Большого Сочи этим промышляют целые села), нашедший в горах не какой-то банальный кувшин с монетами, а настоящее сокровище – золотой клад периода позднего эллинизма. Сколько предметов из найденного клада (позднее их датировали I–II вв. до н. э.) и какие он успел сбыть и кому, точно определить не удалось. Но все оставшиеся у копателя произведения ювелирного искусства – их оказалось двадцать восемь, удивительно цельная коллекция в прекрасном состоянии – были изъяты. А затем переданы приехавшим из Петербурга сотрудникам Эрмитажа на реставрацию, где, по всей вероятности, находятся по сей день.
Из прочитанного в Интернете Торопко так и не понял, было ли заведено дело на кого-то из сотрудников магазина, а также на самого археолога-любителя – ему инкриминировать могли статью 243 УК за незаконный поиск и изъятие археологических предметов. Хотя незаконный сбыт тоже имел место… Возможно, милиция просто не успела, потому что во время оперативных действий археолог-любитель странным образом застрелился. А звали его Андрей Шамкин.
До сего дня у Валерия Петровича с Алевтиной существовала довольно четкая «тюремная» версия. Согласно ей, Дмитриева и Жарко продали что-то из золотой коллекции в сомнительные руки, а потом сами же сдали покупателя. Кем он был, сказать трудно, возможно, какой-то уголовник, который был схвачен по старым делам, осужден на длительный срок, а выйдя из заключения, решил отомстить.
Теперь же, после истории несчастной Леры Шамкиной, в голове Торопко родилось новое предположение, настолько захватывающее, что его даже в жар бросило. Он вскочил и под удивленным взглядом супруги нервно забегал по комнате. Газеты писали, что никто из семьи Шамкиных не уцелел. Но ведь Лера-то жива! Может, кто-то еще выжил? Получается, кровная месть? Но опять непонятно, почему спустя столько лет?