— Что здесь происходит? — спросил Ваймс, стряхивая брызги со своего камзола.
— …Открыл дверь, — закончил Шнобби.
Десятью минутами позже.
У сержанта Колона и Шнобби, к всеобщему облегчению, закончилось дежурство. В частности, Колон наотрез отказывался понимать, зачем нужно проводить расследование, если есть признание. Это выходило за рамки его знаний и опыта. Получаешь признание, и на этом все. Нельзя же НЕ ВЕРИТЬ людям. Людям можно не верить, только когда они говорят, что невиновны. И только виновным стоит доверять. Все остальное — это подкоп под самые основы Стражи.
— Белая глина, — сказал Моркоу. — Мы нашли белую глину. Практически необожженную. А Дорфл сделан из темной терракоты, твердой как камень.
— Последнее, что видел старый священник, был голем, — напомнил Ваймс.
— И это был Дорфл, тут я не сомневаюсь ни секунды, — кивнул Моркоу. — Однако это вовсе не значит, что Дорфл и есть убийца. Я думаю, он появился, когда священник уже умирал, вот и все.
— Да? И с чего ты это взял?
— Я… не совсем уверен. Но я частенько встречал Дорфла. Он и мухи не обидит.
— Моркоу, он работает на бойне!
— И по-моему, это неподходящее место для таких, как он, сэр, — сказал Моркоу. — Также я проверил все доступные записи и не нашел ни одного упоминания о том, чтобы големы нападали на людей. Или совершали какое-либо преступление.
— Да ладно, — махнул рукой Ваймс. — Всем ведь известно, что… — Он запнулся. Да, командор Ваймс был циничным человеком, но с тем же самым цинизмом он относился и к собственным суждениям. — Что значит «ни одного»?
— О, люди любят рассказывать всякие истории о том, будто бы знают кого-то, у кого есть друг, дедушка которого слышал, как какой-то там голем кого-то убил. Но в этом нет ни капли правды. Големы не могут причинить вред человеку. Так записано в их шхемах.
— По крайней мере, я знаю одно: лично у меня от этих истуканов мурашки по спине бегут, — сказал Ваймс.
— И не только у вас, сэр.
— Но ты наверняка слышал множество историй о тупости големов, о том, как они сделали тысячу чайников или выкопали канаву длиной в пять миль, — не отступал Ваймс.
— Да, но, по-моему, тут нет ничего преступного, сэр. Самый обычный тихий бунт.
— Как это?
— Тупое повиновение приказам, сэр. Понимаете… кто-то орет голему: «А ну, иди и делай чайники!» И голем отправляется делать чайники. Его же нельзя обвинить в том, что он не подчинился? Зато никто не сказал ему, сколько именно чайников нужно сделать. Все считают, что големы — тупые истуканы, вот они и не думают.
— То есть они бунтуют, подчиняясь?
— Это просто предположение, сэр. Однако оно более или менее объясняет их странное поведение.
Автоматически стражники повернулись и посмотрели на молчаливую фигуру голема.
— Он слышит, что мы говорим? — спросил Ваймс.
— Вряд ли, сэр.
— А что насчет этой бумажки со словами, которую обнаружили во рту священника?
— Э-э… я считаю, сэр, что ОНИ считают, будто бы между мертвым человеком и живым нет никакой разницы. Просто мертвый человек где-то потерял свои шхемы. Я думаю, они не понимают, чем и как живут люди.
— Признаюсь честно, капитан, я этого тоже не понимаю.
Ваймс уставился в потухшие глаза голема. Верхушка головы Дорфла все еще была открыта, поэтому сквозь глазницы просачивался свет. Патрулируя улицы, Ваймс навидался всяких кошмаров, но этот замерший голем наводил на него дрожь. Казалось, вот сейчас глаза его загорятся, голем выпрямится во весь свой рост, шагнет вперед и вскинет вверх кулаки, больше похожие на молоты… И дело было вовсе не в разыгравшемся воображении. Эти истуканы источали немую угрозу. Поджидали удобного момента.
«Вот почему мы их так ненавидим, — подумал он. — Эти пустые глаза, наблюдающие за нами, эти огромные лица, поворачивающиеся нам вслед, — как будто големы все берут на заметку, запоминают имена. Поэтому, услышав, что в Щеботане или еще где-либо какой-то голем разбил чью-то голову, ты веришь этому сразу и безоговорочно».
И тут же внутренний голос, голос, который просыпался только по ночам или, как в прежние времена, где-то на полпути ко дну бутылки, с готовностью подхватил: «А если вспомнить о том, как мы их используем? Может, мы боимся, потому что заслуживаем кары?»
«Нет… за этими глазами ничего нет. Только глина и волшебные слова».
Ваймс пожал плечами.
— Я не далее как сегодня вечером гонялся за големом, — сказал он. — Он стоял на Бронзовом мосту. Проклятый голем… Слушай, у нас есть признание и иконография, снятая с глаза священника. Если ты не можешь противопоставить этому нечто более веское, чем… чем свои выводы и ощущения, мы его…
— …Мы его что, сэр? — уточнил Моркоу. — Мы НЕ МОЖЕМ с ним ничего сделать. Он и так мертв.
— Обездвижен, ты хочешь сказать?
— Да, сэр. Можно изложить и так.
— Но если не Дорфл убил стариков, то кто?
— Не знаю, сэр. Однако мне кажется, что Дорфл это знает. Возможно, он видел убийцу.
— А могли ему приказать подставиться вместо убийцы?
— Могли, сэр. Или он сам решил кого-то выгородить.
— Кажется, кто-то только что утверждал, будто бы големы действуют исключительно по чьему-либо приказу. Кстати, куда подевалась Ангва?
— Она сказала, ей надо кое-что проверить, сэр, — отрапортовал Моркоу. — И еще, сэр… Вот это он держал в руке. Странно, не правда ли?
Моркоу протянул командору то, что уронил голем.
— Половинка спички?
— Големы не курят и не пользуются огнем, сэр. Зачем бы ему носить с собой спички?
— О! — саркастически воскликнул Ваймс. — Да это же Улика с большой буквы!
След Дорфла яркой линией выделялся на улице. Богатые запахи скотобойни наполняли ноздри Ангвы.
Маршрут шел зигзагами, но в нем наблюдалась некая тенденция. Как будто голем положил на город линейку, а далее сворачивал в первую же попавшуюся улицу, ведущую в нужном направлении.
Наконец Ангва очутилась в небольшом тупичке, в конце которого располагались ворота какого-то склада. Она принюхалась. Тут смешался целый сонм ароматов. Тесто. Краска. Жир. Сосновая смола. Резкие, сильные, свежие запахи. Она снова принюхалась. Ткань? Шерсть?
Много запутанных следов в грязи. Огромных следов.
Та часть Ангвы, которая всегда ходила на двух ногах, быстро определила, что следы, уводящие в обратном направлении, накладываются на следы, приведшие в тупичок. Ангва тщательно обнюхала все вокруг. Здесь побывали около двенадцати существ, каждое из которых принесло с собой запах определенного производства. И все эти существа спускались по лестнице в некий подвал. А потом поднимались по ней же обратно.
Ангва тоже спустилась по ступенькам, но там столкнулась с непреодолимым препятствием.
Дверь.
Когтями дверную ручку не повернешь.
Она засеменила наверх. Никого поблизости не было. Только туман повис между домами.
Она сосредоточилась и ИЗМЕНИЛАСЬ, после чего, прислонившись к стене, выждала, пока мир перестанет вращаться, и отворила дверь.
Это был большой подвал. Даже острое зрение вервольфа тут не спасло бы.
Ей пришлось остаться в человеческом обличье. Будучи человеком, она лучше соображала. Отвлекала только одна мысль, упорно долбящая в мозг: она, Ангва, сейчас абсолютно голая. А любой, обнаруживший у себя в подвале голую женщину, задаст ей соответствующий вопрос. Типа: «Не изволите ли?» Или вообще спрашивать не будет. С подобной ситуацией Ангва без труда справилась бы, но она предпочитала не рисковать. Потом очень тяжело объяснять, каким образом она умудрилась столь зверски искусать насильника.
Значит, время терять нельзя.
Стены были покрыты надписями. Большие буквы, маленькие буквы, но все до единой фразы написаны аккуратным почерком големов. Нанесенные мелом, краской, углем, а иногда просто процарапанные в камне фразы покрывали стены от пола до потолка, многократно пересекаясь и накладываясь друг на друга, так что прочесть их было практически невозможно. Только кое-где из всей этой мешанины можно было выхватить слово-другое:
…НЕ З… ТО, ЧТО ОН СДЕЛАЛ, НЕ… ГНЕВ НА СОЗДАТЕЛЯ… БЕДЫ НА ГОЛОВЫ ЛИШЕННЫХ …ЗЯЕВ… СЛОВА В… ГЛИНА ОТ ГЛИНЫ НАШЕЙ… ПУСТЬ ПРЕДАСТ НАС ОГНЮ…
В центре подвала вековая пыль была почти нетронута, как будто бы собиравшиеся тут стояли исключительно по кругу. Ангва присела, взяла с пола щепотку грязи и принюхалась. Запахи. Все те же производственные запахи. Чтобы почуять это, ей даже не нужно было принимать волчий облик. Голем ничем не пахнет, за исключением глины и того, с чем он работает в данное время…
Вдруг… она почувствовала, как ее пальцы, шарящие по полу, что-то ухватили. Маленькую деревянную палочку длиной в пару дюймов. Спичку без серной головки.
Вдруг… она почувствовала, как ее пальцы, шарящие по полу, что-то ухватили. Маленькую деревянную палочку длиной в пару дюймов. Спичку без серной головки.
Через несколько минут тщательных поисков она нашла еще десять таких спичек, раскиданных по всему подвалу.
Также она обнаружила половинку спички, валяющуюся немного в стороне от круга.
С каждой секундой она видела все хуже и хуже — глаза подстраивались под человеческое зрение. Но чувствительность к запахам сохранялась дольше. Спички пахли тем же коктейлем ароматов, что привел ее в этот сырой подвал. Однако половинка спички пахла скотобойней, и именно этот запах ассоциировался в сознании Ангвы с Дорфлом.
Она опустилась на корточки и уставилась на собранные в кучку спички. Двенадцать существ (двенадцать существ, занятых на самых разных и зачастую очень грязных работах) пришли сюда. Впрочем, надолго они здесь не задержались. Они тут… СПОРИЛИ, свидетельством чему являлись надписи на стенах. Затем что-то сделали с одиннадцатью целыми спичками (у которых не было серных головок — быть может, пахнущий смолой голем работал на спичечной фабрике?) и одной сломанной.
Потом дружно вышли и разошлись каждый в свою сторону.
А Дорфл направился к штаб-квартире Стражи, чтобы сдаться.
Но почему?
Ангва еще раз понюхала сломанную спичку. Сомнений быть не могло — слишком уж явственно пахло кровью и мясом.
Дорфл пошел признаваться в убийстве…
Она снова поглядела на настенные надписи, и ее вдруг затрясло.
— Твое здоровье, Фред, — провозгласил Шнобби, поднимая кружку.
— Завтра мы честно вернем все в Копилку, — сказал сержант Колон. — Никто и не заметит. Все равно эти деньги лежат там так, на всякий пожарный.
Капрал Шноббс подавленно посмотрел в свою кружку. В «Залатанном Барабане» подобные взгляды можно было увидеть частенько — после того как посетитель утолял первую жажду и мог рассмотреть, что он только что выпил.
— Что же мне делать?! — простонал он. — Благородные господа носят всякие там рыгалии, длинные одеяния и прочее. Это добро кучу денег стоит. Да и обязанностей по горло. — Он сделал еще один глубокий глоток. — Даже выражение есть такое, что-то там с веревками…
— Положение обвязывает, — откликнулся Колон. — Да. Это значит, тебе придется, ну, вращаться в обществе. Крутиться то есть. Жертвовать деньги на благотворительность. Быть добрым с бедняками. Отдавать старую одежду своему садовнику, хотя она еще как новенькая, лишь чуть поистрепалась. Уж я-то знаю. Мой дядя был дворецким у старой леди Силачии.
— У меня нет садовника, — угрюмо пробормотал Шнобби. — И сада нет. И старой одежды тоже, за исключением той, что на мне сейчас. — Он глотнул еще пива. — А она что, отдавала свою старую одежду садовнику?
Колон кивнул.
— Ага. Ее садовник был немного странным. — Он поймал взгляд трактирщика. — Эй, Рон, еще две пинты «Ухмельного»!
После чего посмотрел на Шнобби. Он никогда не видел своего старого друга таким удрученным. Надо бы что-то придумать, один ум — хорошо, а два — лучше.
— И Шнобби то же самое! — крикнул он.
— Твое здоровье, Фред.
Брови у сержанта Колона поползли вверх от удивления, когда Шнобби одним глотком приговорил целую пинту. Шнобби несколько нетвердо поставил кружку на стол.
— Были бы монеты, все было бы не так плохо, — сказал Шнобби, хватаясь за вторую кружку. — Я-то считал, у всех этих шишек денег хоть чем ешь. Вот деньги, а вот эти, как их, рыгалии. Одно без другого не полагается. Но быть благородным и нищим? Да где ж такое видано?! — Он осушил кружку и хлопнул ею о стол. — Простым и богатым, эт' пожалуйста, эт' сколько хошь.
Трактирщик нагнулся к сержанту Колону.
— Что случилось с капралом? Он пьет как бочка. Уже восемь кружек выпил.
Фред Колон пододвинулся к его уху и уголком рта еле слышно произнес:
— Ты только не болтай никому, Рон, но он теперь крупная шишка. По-малому не ходит.
— Правда? Что, только по-большому?
Тем временем в штаб-квартире Сэм Ваймс задумчиво перебирал спички. Ангве можно было доверять. Она легко различала запахи даже недельной давности.
— Итак, а кто были остальные? — наконец осведомился он. — Тоже големы?
— По следам не разобрать, — ответила Ангва. — Но похоже на то. Я бы их проследила, однако подумала, что лучше сначала заглянуть сюда.
— Тогда с чего ты взяла, что это были големы?
— У големов нет запаха, — пояснила она. — Они пахнут тем, с чем работают. Это и все, чем они пахнут… — Она вдруг вспомнила о стене, сплошь покрытой надписями. — Там были бурные дебаты, сэр. Големы спорили. И довольно жарко. В письменной форме, разумеется.
Она снова представила себе ту стену.
— Одни големы в чем-то убеждали других, — добавила она, припомнив размеры некоторых букв. — Выражаясь человеческим языком, они изрядно поорали друг на друга.
Ваймс угрюмо уставился на рассыпанные перед ним спички. Одиннадцать деревянных палочек, а двенадцатая была сломана пополам. Не надо быть гением, чтобы понять, что там происходило.
— Они тянули жребий, — сказал он. — И Дорфлу не повезло. — Ваймс вздохнул. — Все чертовски запутывается. Кто-нибудь знает, сколько големов в городе?
— Нет, — ответил Моркоу. — И выяснить это будет очень непросто. Големы не знают износу, хотя их не изготавливают уже много столетий.
— В самом деле? И почему же?
— Запрещено. Священнослужители очень строго относятся к этому вопросу. Говорят, мол, это приравнивается к созданию жизни, а такое дозволено лишь богам. Но тех големов, что уже существуют, ломать не стали. Все-таки големы весьма полезные создания. Некоторые замурованы внутри рабочих колес или валов, кого-то отправили в шахты. Одним словом, големам поручают всю опасную работу, посылают туда, где ни один человек долго не продержится. Так что их могут быть десятки, а то и сотни…
— Сотни? — переспросил Ваймс. — И теперь они начали устраивать сходки и плести заговоры? О боги! Так, я понял. Придется поработать кувалдами. Надо срочно очистить город от големов.
— Почему?
— До тебя что, не доходит? У этих истуканов появились СЕКРЕТЫ! Ты сам подумай! Тролли и гномы — с ними все понятно, даже нежить — она каким-то боком живая, всякие там уродские вампиры, зомби, вер… — Ваймс натолкнулся на взгляд Ангвы и вовремя прикусил язык. — В общем, некоторые ее представители очень даже ничего. Но големы? Они просто рабочие инструменты. Это все равно, что группа лопат собралась поболтать!
— Э… сэр, там было еще кое-что, — медленно промолвила Ангва.
— В подвале?
— Да. Э-э… Но это трудно объяснить. Тут все на уровне чувств. Я почувствовала…
Ваймс пожал плечами. Он знал, что на ощущения, Ангвы можно положиться. Например, она всегда знала, где Моркоу. И если она, к примеру, сидя в штаб-квартире, вдруг поворачивалась к двери, все сразу понимали: сейчас войдет Моркоу.
— Да?
— Почувствовала… глубокое горе. Печаль, тоску, сожаление…
Ваймс кивнул и потер переносицу. День выдался долгим и тяжелым, и, кажется, конца ему не будет.
Так, нужно срочно выпить. Мир встал с ног на голову. А если посмотреть на него сквозь дно стакана, все снова вернется на свои места.
— Вы сегодня кушали, сэр? — спросила Ангва.
— Чуть перекусил на завтрак, — промямлил Ваймс.
— Помните то слово, которое так нравится сержанту Колону?
— Какое? «Голимо»?
— Именно так вы сейчас и выглядите. Если уж вы здесь, давайте хоть выпьем кофе и пошлем кого-нибудь за фиггинсами.
Ваймс задумался. Он не раз пробовал представить себе, что означает «голимо». Наверное, это когда пьешь дня три подряд, а потом просыпаешься после тяжелого похмелья, голый как снаружи, так и внутри. Неужели он именно так и выглядит? Кошмар какой…
Ангва взяла старую кофейную банку, она же Копилка, в которой хранились общественные деньги. Банка оказалась на удивление легкой.
— Эй? Здесь должно быть по меньшей мере двадцать пять долларов, — сказала она. — Шнобби только вчера собирал взносы…
Она перевернула жестянку. Оттуда высыпались лишь какие-то крошки.
— Что, даже расписки нет? — спросил Моркоу.
— Какая расписка? Это же ШНОББИ.
— А. Ну да.
В «Залатанном Барабане» было очень тихо. Счастливый час, когда наливали на халяву, прошел достаточно мирно — случилась лишь одна драка. Теперь приближался несчастливый час — когда денег уже нет, а выпить еще хочется.
Перед Шнобби стоял лес из пустых кружек.
— Я вот думаю, какой во всем этом смысл? Правильно говорят: суета суёт… — едва ворочая языком, пробормотал он.
— А че ты мучаешься? Загони кому-нибудь свои рыгалии, и делов-то, — предложил Рон.
— Отличная идея, — согласился сержант Колон. — Есть полным-полно богатеев, которые выложат за твой титул мешок монет. У них уже есть большие дома и все такое, а рыгалий нету. Да они все на свете отдадут, лишь бы стать такими же благородными, как ты, Шнобби.