Сегодня Алексей Романович, несмотря на тишину и обилие свежего воздуха, спал плохо. Неглубокий прерывистый сон заполняли кошмары. Какие именно, он после пробуждения не помнил. Оставались только ощущение липкого, леденящего ужаса, дрожь в руках и бешено колотящееся сердце. Проснувшись в очередной раз, он взглянул на часы, решил больше не ложиться и, усевшись на кровати, закурил сигарету. Черкасову достался отдельный номер, за который он выложил круглую сумму. Преуспевающий бизнесмен, хозяин фирмы «Олимп» мог себе такое позволить. Он мог позволить себе и гораздо большее, например, круиз по Средиземному морю или поездку на Канарские острова, но предпочел пансионат «Лесной». Вовсе не из скупости. Просто Черкасов жаждал уединения, подсознательно надеясь, что в глуши, в отдалении от людей терзающие его кровожадные инстинкты заглохнут. Однако Алексей Романович просчитался. По мере приближения полнолуния он ощущал нарастающее беспокойство. «Это» неумолимо надвигалось. Затушив окурок, Алексей Романович подошел к окну. Утро выдалось пасмурное, прохладное. В сероватом небе лениво ползли стаи облаков, во дворе пансионата шаловливый ветерок перебирал опавшую листву, из трубы отдельно стоящего домика-сауны струился легкий дымок.
Немного поразмыслив, Черкасов решил прогуляться перед завтраком. Он почистил зубы, спрыснулся одеколоном, надел куртку и вышел на улицу. Там никого не было. Остальные обитатели пансионата или опохмелялись, или спали, или просто валялись в постели, бездумно глядя в потолок. Отдых, он и есть отдых. Только кормящийся от щедрот повара дворняга Мамай поджидал у черного хода ресторана своего спонсора. Завидев Черкасова, Мамай, псина от природы добродушная, завилял хвостом и подошел поприветствовать. Внезапно голову Алексея Романовича стиснул железный обруч, в глазах потемнело, стало трудно дышать. Окружающие предметы приобрели странные, фантастические очертания. Кирпичное здание пансионата превратилось в зловещий черный замок без окон, посыпанная гравием дорожка — в скользкую шевелящуюся змею, а деревья — в виселицы, на которых раскачивались полуразложившиеся трупы. Черкасов закричал. Испуганный пес шарахнулся в сторону. Мельком глянув на него, Алексей Романович остолбенел. Морда Мамая исказилась до неузнаваемости: из пасти вылезли длинные окровавленные клыки, глаза горели адским огнем, шерсть испускала зеленоватое сияние.
— Что случилось? — послышался встревоженный голос. — Вам плохо?
Черкасов встряхнул головой. Наваждение исчезло. Рядом стоял повар.
— Вам плохо? — участливо повторил он.
— Не-ет! Спасибо! — Черкасов повел по сторонам ошалелым взглядом. Все вокруг выглядело так же, как обычно. Никакой чертовщины.
— У нас есть врач, — продолжал повар.
— Благодарю. Это лишнее! Я лучше пойду прилягу…
Тот же день. Пансионат «Лесной» 9 часов утра
— Пойдем позавтракаем? — не вставая с кровати, лениво обратился Осипов к товарищам. Те давно не спали, однако подниматься не спешили. Крутой курил сигарету, меланхолично наблюдая за поднимающимися к потолку кольцами дыма, а Леонтьев пытался читать газету. То и дело он морщился, будто съел столовую ложку горчицы, и сплевывал на пол.
— Чего ты кривишься? — вяло поинтересовался Степан.
— А-а! Сплошное вранье! Смотреть тошно! Навидался я в армии этих корреспондентов! Шакалы! Трутся рядом с заискивающим видом, выспрашивают подробности о войне, а потом публично обзывают нас убийцами, фашистами! Сволочи!
— Не принимай близко к сердцу, — посоветовал Кручинин.
Леонтьев промолчал.
— Так идем жрать или нет?! — снова спросил Осипов.
Вчера, проучив обнаглевших джигитов, друзья отправились в сауну, героически удержались от искушения напиться и потому чувствовали себя сейчас вполне приемлемо.
— Пожалуй, стоит подкрепиться, — задумчиво протянул Крутой. Поднимайся, Глеб…
Народу в ресторане было мало. Сияли белизной скатерти на столах, жужжал вентилятор под потолком, пытались казаться живыми бумажные цветы в вазах. Из кухни доносились вкусные запахи.
Степан потер руки в предвкушении.
— Кофе, сок со льдом и яичницу. Все в трех экземплярах, — сказал он подошедшему официанту. Когда тот ушел, Осипов извлек из пачки сигарету, прикурил, собрался что-то сказать товарищам, но не успел. Кто-то сзади осторожно дотронулся до его плеча. Обернувшись, Степан увидел вчерашнюю горничную. Женщина казалась сильно напуганной.
— Дагестанцы обещали вам отомстить, — дрожащим голосом начала она. Мамед кричал, что всех зарежет!
— Где они?
— Уехали! Наверное, за подмогой!
Крутой, Осипов и даже обычно мрачный Леонтьев громко расхохотались.
— Обыкновенный чурбанский понт, — успокоившись, сказал Николай. «Всэх зарэжу! Ай-вай, джыгыты!» Не обращай внимания, детка. Больше этих «орлов» ты здесь не увидишь!
Женщина с сомнением покачала головой, однако возражать не стала.
Тот же день Пансионат «Лесной» 15 часов 45 минут
— Ваня-я, д-р-р-руг! Дай я тя поцелую!
— Осторожно, Гена, здесь ступеньки!
— Девочки-и! Не отставайте!.. И-ик…
Из новенького «Мерседеса» выбрались, пьяно покачиваясь, двое мужчин. Одному из них, худощавому, подтянутому, было на вид лет сорок, другому, низкорослому, кривоногому и пузатому, не меньше пятидесяти. Мужчин сопровождали смазливые девицы, по виду то ли секретарши, то ли проститутки, то ли просто так.
Кривоногий Ваня (он же подполковник Иван Николаевич Королев, начальник Н-ского РОВД), несмотря на более зрелые годы, выглядел довольно трезво, а вот его приятеля Гену (Геннадия Викторовича Ивлева, главу акционерного общества «Тюльпан») основательно развезло.
Генины губы слюняво обвисли, глаза сошлись возле переносицы, ноги заплетались. Через каждые несколько секунд он утробно икал и давно бы плюхнулся носом в грязь, если бы не Ванина поддержка.
— Проходите, господа! Прошу! Два номера «люкс» к вашим услугам, вертелся вокруг мелким бесом услужливый Николай Петрович. С подполковником Королевым ссориться не стоило, господином Ивлевым — тоже, а уж с ними обоими тем паче. Власть плюс деньги — мощный альянс!
— А ты к-кто такой?! — неожиданно остановившись и грозно насупив брови, спросил Ивлев. — В-вернее, к-кто вы об-ба?!
Дело в том, что у Геннадия Викторовича двоилось в глазах и хозяина гостиницы Зубова он принимал за двух различных людей.
Николай Петрович угодливо захихикал, девицы прыснули, а Королев брезгливо поморщился. «Совсем пить не умеет», — раздраженно подумал он. Друзья развлекались уже третий день, и Иван Николаевич с большой неохотой отправился в пансионат «Лесной», поскольку чувствовал — пора закругляться. Дружеская пирушка начинает переходить в запой, из которого потом ох как трудно вылезать! Два дня еще куда ни шло, хотя лучше ограничиться одним, а самое разумное вообще не пить. Ну ладно, пускай два. Потом денек поболеешь и оклемаешься… Но если три, четыре, пять или даже неделя, то тогда караул! Небо с овчинку покажется! Душа с телом расставаться будет! Поэтому подполковник Королев всю дорогу проклинал себя за слабость, заставившую его поддаться на уговоры Ивлева…
— Пойдем, Гена, в номер, — довольно неприязненно сказал он. — Тебе необходимо отдохнуть!
— В ба-аню хочу! И-ик… С девочками! — закапризничал коммерсант.
«Девочки» — Наташа и Света, работавшие в бухгалтерии АО «Тюльпан», скорчили недовольные гримаски. Им до смерти опротивела эта пьяная свинья, но отказать шефу они боялись. Вмиг лишишься работы, а другую найти сейчас весьма сложно.
— Идем, идем! Поспишь малость, а баню на вечер закажешь, — потащил приятеля внутрь здания Королев.
— Эх мор-роз, мор-р-роз! Не морозь мень-ня! — завопил во все горло бизнесмен.
Тот же день Окрестности пансионата «Лесной». 18 часов 50 минут
— Как там насчет баб? — поинтересовался Дима Разумовский.
— Откуда мне знать? — пожал плечами Валерий Авдотьев.
— Проклятье! Нужно было с собой взять!
Новенькая «девятка» с сидящими в ней двумя студентами Российского государственного гуманитарного университета (в прошлом назывался историко-архивный институт) осторожно пробиралась по узкой дороге, ведущей к пансионату. Авдотьев с Разумовским имели хорошо обеспеченных родителей и в отличие от многих других студентов, перебивающихся с хлеба на квас, могли позволить себе не экономить на отдыхе. Тем не менее Разумовский выражал недовольство, поскольку не захватили «баб». Восемнадцатилетний прыщавый Дима был, что называется, «озабочен». Он беспрестанно ныл и ругался, однако более старший, опытный и не испытывающий проблем в сексуальной жизни Авдотьев оставался равнодушен к его причитаниям.
— Кажется, приехали! — с облегчением сказал Валера, тормозя во дворе пансионата.
— Какая глушь! — заскулил Разумовский. — Наверняка одни пенсионеры здесь обитают! Неужели ты не мог пригласить пару знакомых девочек или хотя бы одну?! Тебе-то хорошо, а мне…
— Перестань канючить, — беззлобно оборвал его Авдотьев. — Сперва обустроимся, а там поглядим. Может, удастся подыскать для тебя сговорчивую потаскушку…
Ночью поднялся сильный ветер, сыгравший злую шутку со всеми нашими героями. Он яростно завывал, метался по окрестностям пансионата, мечтая что-нибудь разрушить до основания или на худой конец просто сломать. Сперва ветер с ненавистью набросился на дом, но вскоре убедился в бесплодности своих попыток. Добротно выстроенное здание решительно отвергло его поползновение. Тогда он принялся подыскивать другие цели. Наконец ветру повезло. Старое трухлявое дерево на берегу реки не выдержало мощного напора, затрещало и обрушилось прямо на хилый мостик, соединявший пансионат «Лесной» с остальным цивилизованным миром. Жалобно хрустнув, мостик сломался. Удовлетворенный ветер еще немного побесновался для приличия и затих…
— Слышь, Зина, как ветер разошелся? — толкнул в бок господин Зубов свою жену.
— Не мешай спать! — проворчала женщина, отворачиваясь к стене.
ГЛАВА 3
Воскресенье, 8 октября 1995 г.
Пансионат «Лесной».
Первый день полнолуния. 3 часа утра
— Здорово, дружок! — сказал кривобокий горбатый карлик, протягивая Черкасову когтистую лапу. — Я давно ждал этого момента.
Алексей Романович испуганно попятился. Они находились в просторной полутемной комнате без окон и без дверей. Из развешанных по стенам светильников струился голубоватый свет. Пол под ногами был вязким, как липучка, и невыразимо холодным. Смертный холод, просачиваясь через подошвы ботинок, проникал в тело Черкасова и медленно, но верно подбирался к сердцу. Алексея Романовича колотил озноб, руки дрожали. Он хотел заорать во весь голос, но крик застрял в горле.
— Ты, гляжу, мне не рад? — нахмурился карлик. — А напрасно! Начинается полнолуние, да не простое, а особое. Такое бывает раз в девятнадцать лет! Самое подходящее для нас время, а ты теперь наш человек!
— Не-е-ет! — внезапно обретя дар речи, завопил Алексей Романович. — Не хочу!
Карлик не на шутку рассердился. Изо рта показались кривые желтые клыки. Глаза загорелись рубиновым огнем. С кончиков пальцев закапала зеленая слизь.
— Не пытайся сопротивляться! — прорычал уродец. — Все равно никуда не денешься!
— Кто вы такие? — простонал Черкасов.
— Сам знаешь! — ухмыльнулся карлик и исчез.
На месте, где он стоял, появился, оплывая кровью, расчлененный человеческий труп.
Захлебываясь рыданиями, Алексей Романович бросился бежать, не разбирая дороги, с размаху врезался в стену и… проснулся. Он действительно стоял возле стены, но не в таинственной комнате, а у себя в номере, в пансионате «Лесной». Из разбитого носа сочилась кровь. Ушибленная голова гудела. За окном висела непроглядная тьма.
— Какого черта? — пробормотал Черкасов, усаживаясь на кровать, зажигая торшер и шаря рукой по журнальному столику в поисках сигарет. Внезапно он заметил, что полностью одет.
— Мама моя, — всхлипнул коммерсант. — Неужели я стал лунатиком?!
Он с трудом поднялся на ватные ноги, побродил взад-вперед по комнате, подошел к зеркалу проверить, нет ли шишки на лбу, и ужаснулся. Оттуда на него смотрело совершенно чужое лицо. Нет! Даже не лицо, а рожа! Кривая, дегенеративная, страшная.
— Приветик! — хихикнула рожа. — Хочешь, поцелую? — Из зеркала вылезли длинные слюнявые губы и потянулись к Черкасову.
Тот отпрянул, поскользнулся, ударился затылком об угол шкафа и потерял сознание…
Тот же день. Пансионат «Лесной». 5 часов утра
— Чего не спишь? — вяло спросил Осипов Леонтьева.
Степану приспичило в туалет по-маленькому. Он кое-как поднялся, побрел к туалету и неожиданно наткнулся на Глеба, сидевшего на стуле возле окна. Судя по доверху заполненной окурками пепельнице, Леонтьев бодрствовал давно. Сквозь приоткрытую форточку в прокуренную комнату вливалась струя прохладного воздуха. Глеб не ответил, и Степан протопал куда собирался. Сделав свои дела, он вернулся обратно и присел рядом с товарищем. Спать почему-то расхотелось.
— Так почему не спишь? — повторил Осипов прежний вопрос.
— Полнолуние начинается, — неохотно объяснил Леонтьев, — мерзкое время. Я всегда в полнолуние бессонницей страдаю. А это особенное!
— С какой стати? — удивился Степан.
— Видишь ли, полнолуние испокон веков считается периодом разгула нечистой силы. Черти веселятся, ведьмы устраивают шабаши… Но такое, как теперь, бывает один раз в девятнадцать лет. Тогда нечисть особенно активизируется…
— Чушь собачья, — убежденно отрезал Осипов, — начитался всякой белиберды!
— Да-а? — скептически прищурился Глеб. — Ладно, Фома неверующий! Поговорим по-другому. Статистика (ей ты, надеюсь, доверяешь?!) неопровержимо свидетельствует: именно на полнолуния приходится наибольшее количество убийств, автомобильных катастроф со смертельным исходом. Сумасшедшие в дурдомах начинают бесноваться, и так далее, и тому подобное…
Осипов потер в раздумье лоб. Действительно, он читал нечто подобное.
— Ну и?.. — неуверенно промямлил Степан.
— Ну и ничего хорошего, кстати, пару часов назад я слышал, как кто-то истошно вопил неподалеку от нашего номера. Есть люди, на которых полнолуния оказывают наиболее сильное воздействие. Они становятся крайне опасны…
— Сумасшедшие?
— Не только! Но поскольку ты у нас атеист, я не буду попусту молоть языком…
Леонтьев замолчал и прикурил очередную сигарету. Во дворе проснувшийся Мамай звонко гавкал, проявляя служебное рвение. Вскоре должен был появиться благодетель-повар. Поэтому пес старался изо всех сил, доказывая, что недаром получает свой харч.
— Заткнись, сволочь! — рявкнул сиплый голос из окна второго этажа. Развели, понимаете ли, безобразие! Поспать спокойно не дают!
Сообразительный Мамай послушно замолчал и принялся ожесточенно выкусывать из шерсти блох.
Тот же день. 10 часов утра
— Ох, не могу! Помираю! Сейчас сдохну прямо здесь! — болезненно стонал Геннадий Викторович Ивлев, держась обеими руками за чугунную, трещавшую по швам голову. Президент АО «Тюльпан» сидел в одних трусах на кровати, раскачиваясь из стороны в сторону. Лицо коммерсанта распухло, глаза заплыли, из груди вместо дыхания вырывался надрывный хрип. В баню он вчера сходил, но до парилки не добрался, застряв в предбаннике, где его дожидался стол, обильно накрытый все тем же заботливым Николаем Петровичем. Дорвавшись до бутылки, господин Ивлев забыл обо всем на свете, даже о девочках, чему, кстати сказать, те были чрезвычайно рады. Впрочем, им в любом случае ничто не грозило. Господин Ивлев в течение последних трех дней наклюкивался до такой степени, что даже стоять не мог без посторонней помощи.
Какие уж тут женщины!
В настоящий момент одна из них, а именно Света, лежала рядом, брезгливо поглядывая на всклокоченного шефа.
— Умираю! Помогите! — продолжал слезливо причитать бизнесмен. Светочка, лапочка, принеси из ресторана пивка!
Слово «лапочка» звучало настолько необычно в устах обычно надменного и спесивого бизнесмена, что девушка невольно вздрогнула. Поспешно одевшись, она вышла в коридор и двинулась по направлению к ресторану.
Неожиданно дорогу ей загородил тощий прыщавый тип с блудливыми глазами…
— Какая красивая женщина, — загундосил он. — Пойдемте к нам в номер, выпьем шампанского…
Дима Разумовский, а это, как вы уже, наверное, догадались, был именно он, всю ночь страдал бессонницей. Диму терзала неутоленная похоть. Перед глазами неотступно стояли видения обнаженных женщин. Красотки кокетливо жмурились, виляли задами и принимали столь соблазнительные позы, что Разумовский подвывал от вожделения. Он беспрестанно ворочался с боку на бок, мычал и сучил ногами. Намокшая от пота подушка липла к щеке. Окончательно измучившись, Дима встал, открыл чемодан и достал одну из припасенных в дорогу бутылок. Однако спиртное не успокоило, а еще больше распалило Разумовского. Трусоватый по натуре, он внезапно ощутил себя крутым, могучим супермужчиной. «Дождусь утра и подцеплю любую, первую попавшуюся! Никуда она не денется! Бабы любят силу! С ними нечего церемониться! Брать за шкирку да тащить в постель! Чем я хуже других?» размышлял студент, периодически подкрепляясь солидными, по его меркам, дозами вина.
С этим твердым намерением Дима и пристал к Свете.