С этим твердым намерением Дима и пристал к Свете.
— Иди! Не ломайся! — грозно насупив брови и дыша перегаром, продолжал он. — Не буди во мне зверя!
Девушка не на шутку перепугалась. Она была от рождения робкой, пугливой. Как известно, у страха глаза велики, поэтому в настоящий момент прыщавый недоносок представлялся Свете опасным бандитом, с которым лучше не ссориться. Вместе с тем мысль о том, что придется лечь в постель с подобным типом, приводила в содрогание.
— Последний раз предупреждаю! — видя испуг жертвы, окончательно осмелел Разумовский.
Неожиданно он поднялся в воздух, нелепо размахивая руками, отлетел в сторону и врезался в стенку. Света сперва изумленно вытаращила глаза, но потом сообразила, в чем дело. Над телом поверженного Димы стоял Глеб Леонтьев и презрительно его разглядывал.
— Запомни, сопляк, — сквозь зубы процедил он. — Если женщина тебя не хочет, то нечего клеиться! Усек, заморыш?!
Чудесным образом отрезвевший Дима пробормотал нечто утвердительное. Не дожидаясь благодарности от девушки, Глеб двинулся дальше, как вдруг его остановил грозный окрик:
— Ты чего себе позволяешь?! Давно по фейсу не получал?
Заступником Разумовского оказался Валерий Авдотьев. Не то чтобы он испытывал к сокурснику особо теплые чувства, но начинающееся полнолуние подействовало и на Валеру. Правда, в отличие от господина Черкасова он не мучился ночными кошмарами, не горел жаждой убийства. Однако сделался нервным и раздражительным. Родители Авдотьева, следуя модному увлечению, отдали его в школу карате, и он дослужился аж до коричневого пояса. Правда, школа была бесконтактной, или, как говорят профессионалы рукопашного боя, «балетной». «Бесконтактные» каратисты умеют принимать красивые стойки, лихо махать ногами по воздуху и устрашающе кричать «кия» {7}. Тем не менее в настоящем бою они немногого стоят, поскольку не умеют держать удар и легко пасуют даже перед обычным уличным драчуном.
— Извинись немедленно, — прорычал Авдотьев, вставая в «кибадачи».
Леонтьев презрительно усмехнулся. Он тоже занимался карате, но не бесконтактным, а боевым, с жестокими спаррингами в полный контакт на каждой тренировке.
Опустив руки, он подошел к Валере, который, продолжая сидеть в «кибадачи», так что зад едва не касался пола, начал шипеть, подвывать и делать пассы руками, изображая боевую готовность.
— Попей холодной водички, детка, — ласково посоветовал Глеб. — Тебе вредно волноваться. Можешь описаться ненароком!
— Ки-я! — завопил Авдотьев, попытавшись нанести удар ногой {8}, и тут же, получив локтем сверху в переносицу, рухнул на пол, обливаясь кровью.
— Перестань изображать из себя Брюса Ли, — нравоучительно произнес Леонтьев. — И будь немного вежливее с незнакомыми людьми.
Из ближайших номеров высунулись головы любопытных отдыхающих.
Таким образом, первый день полнолуния начался со скандала, пока еще пустякового. Худшее ожидало впереди.
Тот же день. Пансионат «Лесной». 14 часов 15 минут
В зале ресторана висел, смешиваясь с табачным дымом, приглушенный гул голосов. Люди обедали, наслаждаясь отлично приготовленными блюдами. Впрочем, кто как. Господин Ивлев, к примеру, главным образом дегустировал спиртные напитки, причем, чтобы лучше распробовать, потреблял их сразу целыми стаканами. Периодически он приставал к насупленному подполковнику Королеву, предлагая составить ему компанию, но тот неизменно отказывался. Подполковник первым узнал неприятную новость насчет сломанного моста. С утра пораньше он, вспомнив о служебных обязанностях, решил потихоньку смотаться на работу, справедливо полагая, что президент АО «Тюльпан» с пьяных глаз даже не заметит его отсутствия. Добравшись до сломанного моста, единственного связующего звена между пансионатом «Лесной» и остальным миром, Иван Николаевич разразился такой отборной руганью, что Коля, личный шофер Ивлева, зажмурился от удовольствия и обратился во внимание, стараясь запомнить изощренные выражения, которыми намеревался блеснуть потом в компании друзей. В довершение всего зловредная стихия ухитрилась повредить телефонный кабель. Поэтому подполковник Королев и позвонить не мог в райотдел.
«Всему виной этот мудак! Дернул меня черт приехать с ним сюда!» раздраженно думал он, без всякого аппетита ковыряя вилкой в тарелке.
— Ва-ня-а, др-руг! Давай по маленькой, — не отставал Геннадий Викторович. Подполковник брезгливо морщился.
Наташа со Светой неприязненно поглядывали друг на друга, так как час назад разругались из-за… Впрочем, не важно. Женщины при желании всегда найдут повод.
Николай Петрович Зубов мрачно слонялся по залу, подсчитывая возможные убытки из-за отсутствия новых постояльцев.
Студенты в ресторан не пришли, они остались у себя в номере зализывать моральные и физические раны.
Кручинин, Осипов и Леонтьев с аппетитом поедали вкусный обед. Правда, Степан время от времени с подозрением поглядывал на странного человека, сидевшего за соседним столиком.
На Алексея Романовича Черкасова действительно стоило посмотреть. Он весь осунулся, посерел. В уголках рта образовались глубокие морщины. В помутневших глазах вспыхивали безумные огоньки. Черкасову мерещилось, будто окружающие его люди и предметы колеблются, принимают странные очертания, да и вели они себя довольно подозрительно. К примеру, Николай Петрович неожиданно поднялся в воздух и начал, кривляясь, приплясывать под потолком. У сидящей неподалеку пожилой дамы отрос хвост с пушистой кисточкой, которым она обмахивалась, словно веером. Официант блеял, дробно стуча копытцами по полу. Кое-кто из отдыхающих смачно похрюкивал, пожирая обед.
Алексей Романович потряс головой. Наваждение исчезло. Черкасов облегченно вздохнул, но когда заглянул в свою тарелку, волосы у него на голове стали дыбом. Там вместо аппетитного, поджаристого бифштекса лежал кусок разложившейся плоти, покрытый белесыми червями, густо облепленный зелеными трупными мухами.
Глава фирмы «Олимп» дико закричал. Все удивленно обернулись в его сторону. В зале воцарилась гробовая тишина.
— Вам плохо? — участливо спросил подоспевший Николай Петрович. Черкасов поднял затуманенные глаза.
— Плохо ли мне? — с ненавистью процедил он. — Конечно плохо! Почему вы кормите людей такой гадостью?!
Хозяин пансионата на миг онемел от изумления, но сразу взял себя в руки. Клиент солидный, платит хорошо, значит, имеет право покапризничать.
— Сейчас заменим, один момент! — сияя дежурной улыбкой, затараторил он.
— Да уж пожалуйста!
Бифштекс унесли. Зубов лично отправился на кухню и дал повару указание: в рекордно короткий срок приготовить что-нибудь из ряда вон выходящее, могущее удовлетворить самого избалованного гурмана. Повар послушно засеменил к плите.
— Оборзел барыга хренов, — не понижая голоса, сказал Осипов товарищам, характеризуя поведение Черкасова. Постепенно все отдыхающие, кроме Черкасова, забыв об инциденте, вернулись к прерванной трапезе. Кое-кто разбавлял ее солидными дозами горячительного. Некоторые рассказывали друг другу анекдоты.
— Слушай, Гриша, хохму: генерал просыпается после жуткого перепоя, смотрит — адъютант его китель стирает. «Боже мой, — думает генерал, наверное, облевался! Надо что-то придумать, дабы не уронить престиж». Подзывает адъютанта. «Знаешь, какая беда со мной случилась? Иду вчера по части, вдруг откуда ни возьмись подбегает пьяный лейтенант и всего меня облевал. Ну, я ему десять суток ареста объявил!» — «Мало, товарищ генерал! Этот гад вам еще и в штаны нагадил!..»
— Ха-ха-ха, ну уморил! Молодец! Теперь я. В кабинет врача входит трясущийся пациент и сразу же агрессивно заявляет: «Только не говорите, что я много пью!» — «Ну что вы, — спокойно отвечает врач, — просто вы мало закусываете!»
— Гы-гы-гы! Класс! Кстати, давай по маленькой?!
— Единогласно!
Алексей Романович Черкасов постепенно успокоился, и ему стало стыдно за свое недавнее поведение: «Нужно было сказать как-то повежливее, мол, извините, господин Зубов, но мне сегодня почему-то не хочется мяса. Принесите лучше рыбу или просто овощи. Разве он виноват, что повар занимается вредительством! Странно, почему другие посетители ресторана не замечают, какую гадость едят? Привыкли, наверное! Вон у той женщины, к примеру, на тарелке голова дохлой кошки, а она ее преспокойно кушает! Воображает небось, дура, что это мороженое!» Черкасов почувствовал острый приступ тошноты, торопливо вышел в туалет и вывернул в унитаз содержимое желудка. Немного полегчало. Он попил холодной воды из-под крана, сполоснул лицо, причесался и, прислонясь спиной к кафельной стене, закурил сигарету…
Между тем повар тужился изобрести «что-нибудь из ряда вон выходящее». На ум приходили цитаты из книги Гиляровского «Москва и москвичи», где со смаком описывались блюда, подаваемые в трактирах и ресторанах дореволюционной России. «Огромная кулебяка с начинкой в двенадцать ярусов, где было все, начиная от слоя налимьей печенки и кончая слоем костяных мозгов в черном масле»… «солянка из почек с расстегаями, а потом жареный поросенок» и т. д.
Между тем повар тужился изобрести «что-нибудь из ряда вон выходящее». На ум приходили цитаты из книги Гиляровского «Москва и москвичи», где со смаком описывались блюда, подаваемые в трактирах и ресторанах дореволюционной России. «Огромная кулебяка с начинкой в двенадцать ярусов, где было все, начиная от слоя налимьей печенки и кончая слоем костяных мозгов в черном масле»… «солянка из почек с расстегаями, а потом жареный поросенок» и т. д.
К сожалению, в настоящий момент у повара не было ни времени, ни средств для приготовления подобных кушаний. Он в раздумье почесал затылок, махнул рукой и принялся готовить то, что был в состоянии: очистил от костей судака и нарезал кусками, уложил их на овальное железное блюдо, добавив сметанного соуса. Сверху положил жареный лук, грибы, дольки вареных яиц, а вокруг поместил ломтики жареного картофеля (благо и первое, и второе, и третье, и четвертое имелось на кухне уже в готовом виде). Затем полил сверху оставшимся сметанным соусом, посыпал тертым сыром и сухарями, сбрызнул маслом и поставил в духовку…
«Надеюсь, теперь он останется доволен», — утирая пот со лба, подумал повар.
Выкурив подряд три сигареты, Черкасов вернулся в зал и с удивлением заметил: теперь люди едят вполне нормальную пищу. Никакой тухлятины!..
«Мама родная! — подумал Алексей Романович. — Похоже, у меня была галлюцинация. Очень странно! У нас в роду, насколько помню, ни одного сумасшедшего! Неужели я рехнулся?» Он покрылся с ног до головы холодным потом, руки затряслись, в горле пересохло. Черкасов схватил со стола бутылку минеральной воды и выпил залпом прямо из горлышка.
Пьяный в лоскуты Ивлев удивленно уставился на него.
— Ни х-х-хрена с-себе, — пробормотал Геннадий Викторович, утробно икая. — В-воду пьет! Д-дурак!
Прошло некоторое время. Рыба в духовке поспела. Повар удовлетворенно оглядел дело рук своих, полил топленым маслом, присыпал зеленью и передал официанту. Тот заторопился в зал, памятуя строгий наказ Николая Петровича: обслужить в лучшем виде.
— Думаю, вам понравится, — вкрадчиво промурлыкал он, ставя блюдо на стол перед Черкасовым.
Глава фирмы «Олимп» глянул, истошно завопил и выбежал из ресторана. Вместо рыбы, запеченной по-московски, Алексей Романович увидел полусгнившую человеческую руку…
— Больной какой-то, — пожала плечиками Наташа.
— В-ваня! Давай по этому поводу тяпнем! — незамедлительно предложил Ивлев Королеву…
Тот же день. Пансионат «Лесной». 17 часов 45 минут
— Проклятый ветер! Он меня обанкротит! — ругался Николай Петрович Зубов, расхаживая из угла в угол, как тигр в клетке. Он с супругой жил здесь же, в трехкомнатном, оборудованном всеми удобствами номере. — А строители тоже хороши! Не могли нормальный мост построить! Сволочи!
Зинаида Дмитриевна Зубова, полная тридцатилетняя женщина, томно возлежала на диване, наблюдая за мужем с ленивым интересом.
— И в придачу псих этот свалился мне на голову, — продолжал бушевать Николай Петрович.
Неожиданно послышался стук в дверь. Чертыхнувшись, Зубов отворил и замер в удивлении. На пороге стоял Черкасов.
Выглядел Алексей Романович ужасно: всклокоченные волосы, бледное до голубизны лицо, дикий взгляд.
— Что вам угодно? — опомнился хозяин пансионата, с трудом натягивая на физиономию приветливое выражение.
— Я уезжаю, — прохрипел Черкасов. — Не могу больше!
— Вы хотите получить деньги за неизрасходованные дни? — догадался Зубов (оплата здесь всегда производилась вперед. Народ-то разный попадается. Вернее, жулье сплошное! Поживет, а потом смоется, не заплатив). — К сожалению, это невозможно…
— Да оставьте их себе, — устало отмахнулся Черкасов. — Просто я…
— Невозможно по другой причине, уважаемый э-э-э… Уважаемый господин! Ночью был сильный ветер, он сломал дерево, которое, в свою очередь, разрушило мост через реку, а другой дороги нет! Мне очень жаль!
Черкасов ошалело поглядел на Зубова, тяжело вздохнул и, резко развернувшись, зашагал прочь.
— Псих ненормальный, — убежденно сказала Зинаида Дмитриевна. — Зачем ты вообще сюда таких пускаешь! Пусть для начала справку от врача предъявляют!
— Деньги не пахнут, — философски изрек Николай Петрович. — Не лезь в дела, в которых ничего не понимаешь!
ГЛАВА 4
Понедельник, 9 октября 1995 г.
Пансионат «Лесной».
Второй день полнолуния. 3 часа ночи
Этой ночью Черкасов не рискнул ложиться спать, опасаясь вновь увидеть горбатого карлика, внушавшего ему животный ужас. Однако уловка не сработала. Сперва вроде все было нормально, но после полуночи начали происходить странные вещи.
У журнального столика выросли мохнатые крылья, и он закружился под потолком, мерзко хихикая. Кровать стала приплясывать на месте, высоко вскидывая деревянные ножки. Перепуганный Алексей Романович хотел убежать из номера, но дверь бесследно исчезла. Его окружали сплошные ровные стены. Тогда глава фирмы «Олимп» уселся на пол и горько заплакал. Кто-то за спиной издевательски захохотал. Черкасов резко обернулся. Из зеркала на него смотрела глумливая, неописуемо отвратительная физиономия.
— Салют, придурок, — сказала рожа. — Спорим, не догонишь?
Алексей Романович попытался ухватить чудовище за длинный нос, но оно ловко увернулось.
— Не догонишь! Не догонишь! — издевался скрипучий голос.
Страх придал Черкасову мужества, и он ринулся прямо в зеркало. Появилось ощущение полета, затем сильная боль во всем теле от удара о землю. Немного опомнившись, он огляделся и понял, что сидит у подножия черного замка, на кроваво-красной траве. В отдалении кривлялась рожа.
— Чего же ты расселся, — верещала она. — Иди ко мне! Иди!
Черкасов пошарил руками по земле, нашел тяжелый железный лом и двинулся по направлению к монстру. Тот попятился скуля, но почему-то не убежал. Приблизившись на достаточное расстояние, Алексей Романович широко размахнулся и нанес удар…
Начиная со вчерашнего вечера Мамая преследовало хроническое невезение: сперва повар, обозленный капризами Черкасова, отвел на Мамае душу, обругав пса последними словами, затем хозяин пансионата пнул его ногой, пробормотав сквозь зубы: «Осточертела мне эта проклятая дворняга!» — потом Дима Разумовский запустил из окна пустой бутылкой. Поэтому Мамай, пес от природы впечатлительный, страдал бессонницей, бродя по двору взад-вперед и жалобно поскуливая. Высоко в небе зловеще сияла белесая луна. Деревья в лесу сгрудились угрюмой, недоброй толпой, словно собираясь кого-то линчевать. Слабенький ветерок воровато шелестел опавшей листвой. Мамаю хотелось горестно завыть, но он сдерживался, понимая, что таким образом накличет на свою голову новые неприятности. Внезапно пес замер, насторожился. На втором этаже распахнулось окно, и оттуда вывалилась темная фигура. Некоторое время человек сидел на земле, напряженно уставившись куда-то вдаль, потом направился к нему, к Мамаю. Пес на всякий случай завилял хвостом, заскулил, как бы говоря: я не кусачий, хороший, ласковый.
Последнее, что увидел Мамай, — блеснувший в лунных лучах железный лом. Затем голова взорвалась от боли, и он полетел в бездонную черную пропасть.
— Вот тебе, сволочь! Получи! Мало?! На еще! Будешь знать, как из зеркала дразниться! — приговаривал Черкасов, обрушивая на чудовище удар за ударом. Лишь когда оно превратилось в кровавое месиво, Алексей Романович успокоился, вернулся в номер и прилег на кровать. Спустя несколько минут глава фирмы «Олимп» крепко спал…
Тот же день. Пансионат «Лесной». 8 часов утра
— Господи! Какой ужас!.. Кому это понадобилось?! Бедная собака! Мерзавцы! — доносились со двора возмущенные голоса. Лениво потягиваясь, Осипов выглянул в окно. Несколько человек из числа постояльцев столпились вокруг останков несчастного Мамая. Немного в отдалении стоял повар. На глазах его блестели слезы.
— Что случилось? — спросил Леонтьев, не поднимаясь с кровати.
— Собаку кто-то убил, вернее, растерзал! Смотреть противно!
— Падлы! — резюмировал Кручинин, затягиваясь сигаретой. — Сейчас не народ пошел, а сплошное зверье!
Глеб молчал, о чем-то напряженно размышляя.
— Так я и думал! — выдал наконец он. — Начинается!
— Что именно? — поинтересовался Осипов.
— Начинает сказываться воздействие полнолуния! Кто-то из живущих здесь людей находится под сильным влиянием дьявола. Собака — только начало. Дальше будет хуже…
Осипов в ответ скептически усмехнулся, а Кручинин выразительно покрутил пальцем возле виска.
В это самое время Алексей Романович Черкасов тоже наблюдал из окна за происходящими во дворе событиями.