Он прорубил теслом небольшую площадку и позвал к себе остальных. Ничего не нужно было объяснять. Они стояли перед выбором: либо остаться на месте, но тогда через два-три часа все замерзнут; либо спускаться вниз так быстро, насколько возможно. Поэтому он предложил съехать вниз…
Уорсли и Крин были в шоке, в особенности от того, что именно Шеклтон предложил этот безумный план. Но он не шутил — и даже не улыбался. Он имел в виду именно то, что говорил, и все знали об этом.
Крин спросил, что будет, если они налетят на камень.
Шеклтон на повышенных тонах возразил, что они не могут оставаться на месте.
Уорсли тоже вступил в спор: его волновал склон. Что, если он не пологий и внизу их ждет еще один обрыв?
Шеклтон начал терять терпение. Он снова спросил, могут ли они оставаться на месте.
Ответ был ясен всем — Уорси с Крином нехотя признали это. Действительно, по-другому быстро спуститься вниз они не могли. Все согласились с таким решением. Шеклтон сказал, что они будут катиться вместе, держась друг за друга. Они быстро сели на снег и привязали себя веревкой друг к другу, чтобы держаться вместе. Уорсли обхватил Шеклтона ногами вокруг пояса, а руками — за шею. Крин точно так же уцепился за Уорсли. Они стали похожи на трех саночников без саней.
На все ушло чуть больше минуты, и Шеклтон никому не дал времени на раздумья. По сигналу готовности он оттолкнулся — и сердца этих трех мужественных людей замерли. На какое-то мгновение они как будто зависли в воздухе, а затем в ушах безумно засвистел ветер, и они помчались сквозь белые клубы снега. Вниз… вниз… Они кричали, не столько из-за ужаса, сколько от того, что просто не могли сдерживаться. Быстро нараставшее напряжение в ушах и груди выжимало из них эти крики. Все быстрее и быстрее — вниз… вниз… вниз!
Склон стал более пологим — и скорость начала постепенно снижаться. Через несколько мгновений они резко остановились в сугробе.
Осторожно встали. Сердца бешено стучали, они еле могли дышать. Еще миг — и все безудержно захохотали. То, что сотню секунд назад было ужасающей надеждой, превратилось в потрясающую победу.
Они посмотрели на быстро темневшее небо, на то, как вокруг горных вершин примерно в двух тысячах футов над ними собирается плотный туман, и почувствовали особую гордость человека, который в опасный момент решается на что-то совершенно невозможное, — и побеждает.
Перекусив печеньем и содержимым пайков, они пошли на восток по снежному склону. Путь в темноте был нелегким, опасались расщелин. Но с юго-западной стороны силуэты горных вершин слегка подсвечивались. Примерно через час свечение усилилось — теперь дорогу путешественникам освещала полная луна.
Какое это было зрелище! В лунном свете любая расщелина была хорошо заметна, каждый холмик отбрасывал тень. Они продолжали идти дальше, сопровождаемые дружественной луной, но после полуночи все чаще стали останавливаться, чтобы передохнуть, — усталость становилась невыносимой. Сил придавало только осознание того, что цель все ближе.
Около половины первого они поднялись уже примерно на четыре тысячи футов. Склон стал еще более пологим, затем выровнялся и постепенно начал спускаться вниз, слегка изгибаясь к северо-востоку — как раз к бухте Стромнесс. Все больше надеясь на удачу, люди двинулись в ту сторону. Между тем мороз крепчал, а может быть, из-за усталости они начали чувствовать его сильнее. Поэтому в час ночи Шеклтон разрешил всем остановиться и немного перекусить. В половине второго они уже снова были в пути.
Спускались больше часа, затем увидели воду. Там в свете луны виднелся остров Муттон, расположенный в середине бухты Стромнесс. Двигаясь дальше, они узнавали многие знакомые места и с радостью указывали на них друг другу. Через час или два они уже будут внизу.
Вдруг Крин заметил расщелину справа… а впереди еще несколько расщелин. Они остановились, сбитые с толку. Это же ледник! Но вокруг бухты Стромнесс не было никаких ледников. И тут все поняли, что жестоко обмануты собственными стремлениями и надеждами. Остров перед ними был совсем не островом Муттон, а знакомые элементы пейзажа оказались плодом воображения.
Уорсли достал карту, и все собрались вокруг него, освещаемые лунным светом. Они спустились к тому, что, скорее всего, было заливом Фортуны, который находился к западу от бухты Стромнесс. Значит, придется снова возвращаться по своим следам. Ужасно разочарованные, они начали подниматься обратно.
Два утомительных часа двигались назад, удаляясь от залива Фортуны и пытаясь дойти до той вершины, с которой спустились. К пяти часам преодолели основную часть пути и подошли к еще одной горной гряде, похожей на ту, которая накануне днем встала на их пути. Только на этот раз там было виден небольшой проход.
Все устали до изнеможения, поэтому нашли небольшое укромное место за камнем и сели там, обняв друг друга руками для сохранения тепла. Уорсли и Крин почти тут же уснули, Шеклтон тоже почувствовал, что засыпает. Он резко встряхнул головой. Многолетний антарктический опыт подсказывал ему, что это опасный знак — фатальный сон, который мог привести к замерзанию, верная смерть. Пять долгих минут он боролся со сном, а затем разбудил остальных, сказав им, что они проспали полчаса.
Даже после такого короткого сна их ноги замерзли настолько, что было тяжело выпрямить их и снова начать движение. Перевал между горными хребтами должен был находиться примерно в тысяче футов над ними, и они двинулись туда в полном молчании, боясь предположить, что их ждет на той стороне.
Когда они наконец благополучно преодолели перевал, было шесть часов утра, и в первых лучах рассвета все увидели, что путь им больше не преграждают ни горы, ни обрывы — перед ними лежала весьма ровная дорога, тянувшаяся так далеко, насколько они могли видеть. Где-то за долиной виднелись высокие холмы, находившиеся западнее Стромнесса.
«Слишком хорошо, чтобы быть правдой», — сказал Уорсли.
Они начали спускаться. Дойдя примерно до двух с половиной тысяч футов, решили отдохнуть и приготовить завтрак. Уорсли и Крин сделали ямку для примуса, а Шеклтон тем временем пошел смотреть, что ждало их впереди. Он забрался на большой утес, пробивая теслом углубления, чтобы подняться повыше. Вид сверху показался не таким обнадеживающим. Кажется, их путь заканчивается обрывом, но такой вывод вполне мог быть ошибочным.
Шеклтон стал спускаться, и в этот момент до него долетел какой-то звук. Слабый и неясный, но до боли знакомый… он напоминал паровой свисток. Шеклтон знал, что сейчас было около половины седьмого утра… Время, когда люди на китобойной базе просыпались.
Он поспешил вниз по склону, чтобы сообщить Уорсли и Крину эту потрясающую новость. Завтрак проглотили моментально, после чего Уорсли бережно снял с шеи хронометр. Шеклтон с Крином, словно завороженные, стояли рядом, не отрывая взглядов от его рук. Если Шеклтон услышал паровой свисток из Стромнесса, значит, он должен снова прозвучать в семь часов, собирая всех на работу.
Шесть пятьдесят… Шесть пятьдесят пять… Они даже дышать боялись, чтобы не издавать никаких звуков. Шесть пятьдесят восемь… Шесть пятьдесят девять… Секунда в секунду ровно в семь часов по воздуху пронесся звук гудка.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Затем, не сказав ни слова, пожали друг другу руки.
Не самая обычная вещь, чтобы ободрить человека — гудок с фабрики, услышанный на склоне горы. Но для них это был первый с декабря 1914 года звук из внешнего мира — с тех пор прошло семнадцать невероятных месяцев. В тот момент они испытали ни с чем не сравнимое чувство гордости и успеха. Несмотря на то что они не сумели даже близко подойти к достижению поставленной перед экспедицией цели, все знали, что каким-то образом им удалось достичь чего-то большего. Намного большего, чем то, что они планировали сделать.
Теперь всем казалось, что Шеклтон одержим идеей спуститься вниз как можно быстрее. Хотя слева был более безопасный, но более длинный маршрут, он решил идти кратчайшим путем, рискуя попасть на крутой склон. Быстро собрали вещи — все, кроме примуса, который без топлива теперь был пуст и бесполезен. Каждый нес с собой остатки пайка и одно печенье. Люди поспешили вниз, спотыкаясь в глубоком снегу.
Но буквально через пятьсот футов поняли, что Шеклтон действительно видел обрыв в конце склона, к тому же пугающе отвесный, почти как церковный шпиль. Однако желания возвращаться никто не выразил. Шеклтон спустился на край обрыва и начал прорезать уступы в его ледяной поверхности, постепенно спускаясь вниз. Пройдя пятьдесят футов — именно такой была длина веревки, на которой они спускались в связке, — он дождался Уорсли и Крина. Затем все повторилось снова. Они продвигались к цели, пусть даже этот путь был медленным и опасным.
Через три долгих часа, примерно к десяти часам, им удалось добраться до низины. Теперь оставался лишь маленький спуск в долину, а затем небольшой подъем.
Это был долгий спуск, хоть он и занимал всего около трех тысяч футов. Но они очень, очень устали. То, что перед ними оставался всего один холм, придавало сил. К полудню они прошли половину пути, а к половине первого добрались до небольшого плоскогорья и остановились, чтобы посмотреть вниз.
Под ними всего в двух с половиной тысячах футов разлеглась китобойная база Стромнесс. В одной из верфей стоял парусник, а в бухту заходило китобойное судно. Они видели крошечные фигурки людей, ходивших между доками, сараями и навесами.
Все трое долго смотрели на это, не произнося ни слова. Казалось, говорить нечего. Да и нужных слов, судя по всему, ни у кого не находилось.
«Пойдем вниз», — тихо сказал Шеклтон.
Они подошли так близко, что старая добрая осторожность Шеклтона снова вернулась к нему: он должен быть уверен в том, что сейчас все будет хорошо. А потому спускаться нужно крайне осторожно. Спуск был непростой, полностью покрытый льдом и напоминавший стенки миски, скруглявшиеся со всех сторон к гавани. Оступишься — и придется, барахтаясь, лететь до самого низа, потому что на пути нет почти ничего, за что можно уцепиться.
Они двигались вдоль вершины горного хребта, пока не обнаружили небольшое ущелье, по которому можно было нормально спускаться вниз. Через час стены ущелья стали круче. И по прошествии какого-то времени люди оказались по колено в потоках ледяной воды, стекавших с заснеженных вершин. Но шли дальше.
Около трех часов они увидели, что эти потоки резко заканчиваются водопадом.
Подойдя к самому краю, они посмотрели вниз. Высота около двадцати пяти футов. Но это единственный путь. Ущелье в этом месте напоминало желоб с почти перпендикулярными стенками, поэтому из него не было возможности выбраться.
Им ничего не оставалось, кроме как прыгать через край. Относительно быстро удалось найти достаточно большой валун, который мог выдержать их вес. К нему привязали веревку. Все трое сняли куртки, тщательно завернув в них тесло, котелок и дневник Уорсли, а затем бросили все это вниз.
Крин должен был спускаться первым. Шеклтон и Уорсли начали опускать его, и он, сдерживая дыхание и захлебываясь в потоках воды, благополучно достиг земли. Затем сквозь водопад спустился Шеклтон. Уорсли шел последним.
Это был леденящий душу спуск, но теперь они находились внизу, практически на земле. Веревку пришлось оставить, поэтому они взяли свои последние три вещи, обернутые куртками, и пошли к базе, до которой оставалась всего одна миля.
Почти одновременно все вспомнили о том, как они выглядели. Волосы, свисавшие почти до плеч, спутанные бороды, перепачканные солью и тюленьим жиром. Грязная, изношенная и рваная одежда.
Уорсли залез под свитер и осторожно достал четыре ржавые булавки, которые хранил там почти два года. Ими он скрепил самые большие дыры в штанах.
Глава 40
Матиас Андерсен служил станционным бригадиром на базе Стромнесс. Он никогда не встречал Шеклтона, хотя, как и все на Южной Георгии, знал, что «Эндьюранс» вышла отсюда в 1914 году… и, несомненно, вместе со всем экипажем погибла в море Уэдделла. В тот момент его мысли были очень далеки от судьбы Шеклтона и неудавшейся Имперской трансантарктической экспедиции. Долгий рабочий день Андерсена начался в семь утра, а сейчас часы показывали уже четыре вечера, и он изрядно устал. Он стоял в доках, контролируя разгрузку припасов с корабля.
В этот момент раздался какой-то крик. Два маленьких мальчика лет одиннадцати бежали к нему. Они явно не играли — в глазах отражался настоящий страх. За ними Андерсен разглядел фигуры троих людей, которые медленно и как будто через силу двигались в его сторону.
Он был озадачен. Эти трое определенно были чужаками. Но странным казалось даже не это, а то, откуда они шли — не с доков, куда может прийти корабль, а с гор, с внутренней части острова.
Когда люди приблизились, Андерсен увидел, что они были очень бородаты, лица, за исключением глаз, покрыты черным слоем грязи. Волосы, длинные, как у женщин, спускались почти до плеч. Почему-то они казались волокнистыми и жесткими. Одежда тоже очень отличалась от привычных свитеров и ботинок, которые носят моряки. На этих троих были парки, хотя разве определишь точно, если их вещи так ужасно потрепаны?
Все рабочие остановились, изумленно рассматривая приближавшихся незнакомцев. Бригадир вышел вперед, чтобы поприветствовать их. Человек, шедший посредине, заговорил по-английски.
«Отведите нас, пожалуйста, к Антону Андерсену», — спокойно произнес он. Отрицательно мотнув головой, бригадир пояснил, что Антона Андерсена больше нет в Стромнессе. Его заменили обычным управляющим фабрики Торальфом Сорлем.
Англичанин казался довольным. «Прекрасно, — сказал он. — Я знаю Сорля довольно хорошо».
Бригадир показал дорогу до дома Сорля, стоявшего справа от них буквально в ста ярдах. Почти все рабочие с причала сбежались, чтобы посмотреть на незнакомцев, появившихся у доков, и теперь выстроились цепью вдоль дороги, с любопытством наблюдая за бригадиром и его тремя спутниками.
Андерсен постучал в дверь управляющего, и через мгновение Сорль собственной персоной предстал перед ними, одетый в рубашку без рукавов и, как всегда, с закрученными усами.
Увидев незнакомцев, он отшатнулся, по его лицу пробежала тень изумления. То, что он видел, казалось невозможным. Повисло долгое молчание.
«Кто вы такие, черт побери?» — оправившись от шока, произнес Сорль.
Человек, стоявший посредине, сделал шаг вперед.
«Мое имя Шеклтон», — ответил он тихим голосом.
Повисла тишина. Некоторые говорили, что Сорль отвернулся и заплакал.
Эпилог
Кроме Шеклтона, пересечь Южную Георгию удалось лишь одной экспедиции, да и то почти сорок лет спустя, в 1955 году. Это сделала исследовательская группа под руководством Дункана Карса. Команда состояла из профессиональных альпинистов и была оснащена всем необходимым для подобного путешествия. И несмотря на это, они говорили, что маршрут был ненадежным и опасным.
В своих записях, сделанных во время этой экспедиции, в октябре 1955 года, Карс объяснял, что у них было два пути: по верху и по низу.
Он писал: «По расстоянию они различаются не более чем на десять миль; но по сложности едва ли сопоставимы.
Сегодня мы идем не спеша и довольно просто. Все хорошо подготовлены физически, у нас есть сани и палатки, достаточно еды и времени. Мы идем по никем не пройденной дороге, но у нас есть свободное время и возможность исследовать, что будет дальше. Мы сталкиваемся только с рассчитанным и предполагаемым риском. Ничьи жизни не зависят от нашего успеха, кроме наших собственных. Мы выбрали путь по верху.
Они — Шеклтон, Уорсли и Крин — пошли по низу.
Я не знаю, как они это сделали. Знаю только одно: это были три мужественных человека из того самого героического века великих антарктических исследователей, имевшие при себе только пятьдесят футов веревки и плотничье тесло».
Все удобства, которые только можно было предоставить, китобойная база, конечно же, предоставила Шеклтону, Уорсли и Крину. Сначала они насладились роскошью настоящей ванны и побрились. Затем им дали новую одежду из хранилища базы.
Вечером после обильного ужина Уорсли на борту китобойного судна «Самсон» отправился вокруг Южной Георгии к лагерю Пегготти, где их ждали Макниш, Маккарти и Винсент. К утру «Самсон» причалил к бухте Короля Хокона. Об этой встрече почти ничего неизвестно, кроме того, что обитатели лагеря сначала не узнали в тщательно выбритом человеке в новой одежде своего товарища Уорсли — уж слишком его внешний вид отличался от того, к которому они привыкли. Макниш, Маккарти и Винсент забрались на борт китобоя, туда же погрузили и многострадальный «Кэйрд». «Самсон» прибыл обратно в Стромнесс на следующий день, 22 мая.
Тем временем Шеклтон начал прилагать все усилия, чтобы как можно быстрее отправиться на деревянном китобойном судне «Южное небо» к острову Элефант и спасти остальную часть команды.
Вечером был организован настоящий мужской прием «по-простому» в месте, которое Уорсли описал, как «большую комнату, заполненную капитанами, помощниками и матросами, всю в густом тумане от табачного дыма». Вперед вышли четыре седых норвежских капитана. Главный говорил на норвежском, и Сорль переводил его слова. Капитан сказал, что они с товарищами бороздят антарктические моря уже сорок лет и знают о них все. Поэтому хотят пожать руку людям, которые смогли дойти от острова Элефант до Южной Георгии через пролив Дрейка на двадцатидвухфутовой шлюпке.