-- Что вы, дядя Гриша, какой я жених? Студент еще, ни кола ни двора, да и зарплата сто двадцать,-- опешивший Рашид попытался охладить пыл Авдеева.
А вышло наоборот -- дядя Гриша точно воспрянул духом:
-- Да мы знаем, и пусть твоя головушка об этом не болит... Учись хоть еще десять лет на профессора там, или на академика, или ученого какого,--поддержим, не боись, это мы на себя берем. А насчет хаты? Анюта сказывала, в городе кооперативную квартиру купить можно, так купим какую захотите. А раз у Анюты нашей с образованием не вышло, как у тебя, так мы с матерью решили и этот недочет покрыть: пока живы, бедствовать не дадим, слово мое ты знаешь. Наверное, дочь с тобой счастлива будет, мы же видим, как она на тебя глядит, да и люди кругом говорят, что вы пара замечательная, спроси кого хочешь... Да и Ильяс с Кашфией, думаю, не против, а уж у меня со Стешей какой бы камень с души снял... -- И могучий Авдеев вдруг всхлипнул, видимо, случился с ним какой-то нервный срыв.
Рашид пытался его успокоить, еще надеясь, что на шум выйдет отец и все уладит, но куда там... Плакал Авдеев шумно, навзрыд, но отец не шел, словно предоставил ему возможность самостоятельно решать свою судьбу. Теперь уже Рашид был в отчаянии, хоть плачь, как дядя Гриша, а всего четверть часа назад жизнь казалась ему такой прекрасной.
Вот так в одночасье в его руках скрестились судьбы нескольких людей, да и своя тоже, и надо было на что-то решиться сейчас, немедленно. А ведь таких далеко идущих жизненных планов он не строил, да и об Анюте как о возможной жене ни разу не подумал, хотя она ему и нравилась.
Он поглаживал дядю Гришу по вздрагивающей спине, вглядывался в темноту за забор,-- не раздадутся ли спасительные шаги отца? -- и вдруг у него устало вырвалось:
-- Успокойтесь, дядя Гриша, люблю я вашу Анюту.
Конечно, ни о каком приданом, ни о каких выгодах он в ту минуту не думал, просто не хотел чувствовать себя в чем-то виноватым перед родителями Анюты, обманувшим их надежды, что ли. По-человечески ему было их жаль, а о себе он как-то в эту минуту не думал.
Уехал Рашид из отпуска женатым, и с того дня оказался привязан к Степному крепче, чем та пегая корова за забором. Оборви цепь -- и разладится покой и благополучие семьи, ведь трехкомнатную кооперативную квартиру купил тесть, он же дал деньги на кооперативный гараж. Его родители разорились на недешевый ремонт и мебель -- от кухонного гарнитура до кабинетного, чтобы Рашид мог по вечерам заниматься.
Да что там ежемесячная помощь! Через год родители, скинувшись, подарили "Жигули", хотя сами крепко влезли в долги. Анюта даже наладила постоянный мост между Степным и Ташкентом... Если в городе перебои со стиральным порошком или мукой, яйцами или маслом, она звонит домой матери или свекрови, которая души не чает в невестке, и те тут же выносят к поезду нужное, на другой день только встречай -- никаких проблем.
По осени, когда ударят заморозки, родители частенько передавали со знакомыми проводниками кур и индюков, свежей говядины и барашка, копченую свинину и домашнюю колбасу, замороженные домашние пельмени. Конечно, и проводников за услуги щедро одаривали свежим мясом, яйцами, картошкой, что растет без химикатов... Да, повязали крепко его благополучием и достатком... Может, потому и уезжал по осени на хлопок без особого недовольства и сопротивления, как другие коллеги.
-- Рашид, идем обедать,-- окликнул Баходыр приятеля.
Рашид, очнувшись от нерадостных дум, заметил, что двор уже опустел.
-- Что с тобой, опять нездоровится? -- участливо спросил Баходыр, подходя к скамейке у арыка. -- Час назад вроде уже напевал, а теперь опять чернее тучи.
Рашид улыбнулся, благодарно кивнул головой: ничего, мол,-- и они вдвоем направились к столу, где их уже поджидал Самат. Не успели они усесться и взяться за ложки, как вдруг что-то загрохотало в соседнем дворе, затрещал ветхий забор, и через двор чайханы галопом пронеслась знакомая корова --сорвалась с привязи. Самат, сидевший с краю, тут же вскочил, пытаясь догнать корову и ухватить гремящую цепь, но Рашид с несвойственной для больного энергией закричал:
-- Не смей! Пусть бегает, пусть хоть час на свободе побудет!
-- Что с тобой, Рашид? -- спросил удивленно Баходыр. -- Какое тебе дело до чужой коровы? На тебе лица нет. Успокойся!
-- Извини, Самат,-- устало сказал Рашид, выискивая глазами корову, трусившую к Кумышкану.
"Вот и корова нашла в себе силы порвать цепь и хоть на миг вырваться на свободу, а ты ведь человек, мужчина..." -- мелькнула вялая мысль. Есть расхотелось, в животе опять замутило...
После обеда Баходыр предложил съездить вместе в райцентр по делам, а заодно и в баню сходить. В другое время Рашид с радостью согласился бы, но сегодня не было желания. После ухода Баходыра он еще долго бесцельно бродил по двору, поправляя забор, выломанный взбунтовавшейся коровой. Потом снова взял посох и направился к речке.
Осенний день короток и после обеда уже ничем не напоминает летний, хотя по-прежнему тепло и солнце светит, но на всем явственно проступают приметы ноября. Если с утра небо отдавало голубизной, то сейчас померкли, посерели небеса, стали тяжелее, ниже. Вблизи воздух был все еще по-осеннему прозрачен, но то, что утром виделось далеко, теперь уже погрузилось в сизую мглу, с размытыми краями, и оттого терялось реальное ощущение пространства, расстояния. Обманчивый, зыбкий свет, и даже Кумышкан за спиной зажурчал иначе -- исчезли серебряные флейты. Тихо, пустынно, грустно; как ни обманывай себя -- на дворе осень...
"Через неделю буду дома",-- вяло подумал Рашид, и представил район, в котором живет. Красивый, ухоженный район кооперативных домов на реке Бозсу, что означает "ледяная вода". Шесть кирпичных пятиэтажных домов особой архитектуры. Живут тут молодые семьи, большинство -- ровесники Рашида. Оттого и название кооператива "Ешлик" -- "Молодость". Попали они в этот кооператив случайно, но прожив месяц-другой, Рашид сделал вывод, что многие жильцы так или иначе знакомы друг с другом. Некоторые жили раньше в одном районе, учились в одних и тех же спецшколах, коих немало в Ташкенте, занимались в модных полулегальных клубах каратэ и кун-фу, другие были завсегдатаями одних и тех же кафе, дискотек, ресторанов, учились в одних и тех же престижных институтах, еще детьми отдыхали вместе, и не однажды -- в Артеке, третьи держали машины в одних и тех же гаражах. Конечно, была там и иная прослойка, весьма незначительная, но и она не выпадала из общей массы.
Когда Рашид получал "Жигули", поначалу огорчился: в огромном дворе стояли машины невзрачных расцветок -- зеленые, желтые, коричневые. Да в очереди предстояло выстоять чуть ли не весь день, а может, даже пришлось бы прийти завтра -- точно гарантировать время никто не мог, каждый подолгу и тщательно выбирал машину. Вдруг его окликнул парень в форменной спецовке ВАЗа. Хотя они и не были знакомы, узнали друг друга -- оба жили в "Ешлике". Через час Рашид выехал с территории базы на белой машине, такой, о которой мечтал, и даже проверять ничего не стал, ибо сосед уверил: обнаружится неисправность, хоть через неделю, хоть через месяц,-- заменит дефектную деталь тут же.
Жили в соседних домах несколько барменов из ресторанов, знаменитый солист из популярного вокально-инструментального ансамбля, не менее известный футболист, бывший хоккейный кумир из Москвы, доигрывавший в ташкентском "Бинокоре", и даже иглоукалыватель - молодой кореец, к которому уже с утра выстраивались в очередь пациенты, приехавшие со всех концов республики, а может и страны, кто их знает.
Живя в Ташкенте холостяком, Рашид не знал и не любил города. Да и откуда ему было его знать и за что любить? Днем работа, вечером учеба, и так целых пять лет до диплома. Пять лет учебы он всегда с нетерпением ждал воскресенья, чтобы выспаться. По ночам ему нередко снились дорожные кошмары, всевозможные гибриды городского транспорта и даже транспорта будущего --движущиеся тротуары, пневмотранспорт, потому что работа находилась в одном конце города, институт -- в другом, а комната, которую он снимал,-- в третьем. Чего-чего, а пускать корни в столице он не хотел и отцу объявить об этом собирался, как только получит диплом. Вышло же так, что собственными руками привязал себя к Ташкенту.
А что касается Анюты, то она нашла здесь свою жизненную кочку и была счастлива. Работала она рядом с домом, в каком-то республиканском ведомстве по хлопку, занималась статистической отчетностью. В начале месяца два-три дня "висела" на телефоне, обзванивая области, требуя данные. Через годик-другой, обретя опыт, она и без телефона, обходясь цифрами за предыдущие годы, могла составить отчет шефу, и никогда грубо не ошибалась, потому что знала, какая цифра нужна. И в областях, наверное, об этом тоже догадывались и не сердили начальство. Какую картину хотели иметь, такую и имели, и в управлении всем было хорошо от такого благополучия.
А что касается Анюты, то она нашла здесь свою жизненную кочку и была счастлива. Работала она рядом с домом, в каком-то республиканском ведомстве по хлопку, занималась статистической отчетностью. В начале месяца два-три дня "висела" на телефоне, обзванивая области, требуя данные. Через годик-другой, обретя опыт, она и без телефона, обходясь цифрами за предыдущие годы, могла составить отчет шефу, и никогда грубо не ошибалась, потому что знала, какая цифра нужна. И в областях, наверное, об этом тоже догадывались и не сердили начальство. Какую картину хотели иметь, такую и имели, и в управлении всем было хорошо от такого благополучия.
Получала Анюта сто два рубля и относилась к работе соответственно заработку: бывала на службе два-три часа, не более, да и то не каждый день. В одну из многочисленных кампаний по наведению порядка и трудовой дисциплины ее пытались приструнить, но бойкая на язык Анюта ответила, что не по зарплате требования, и уволилась. Полгода место пустовало -- какой же нормальный человек пойдет работать за сто рублей, да еще в солидную организацию, где все в мраморе и дубе, и нужно уметь соответственно держаться и одеваться? -- а потом бывший начальник сам позвонил домой и пригласил Анюту вновь, но теперь она уже работала по личному графику, когда ей удобно.
Анюта легко нашла общий язык с жильцами "Ешлика", более того -- в женском активе она играла не последнюю роль. Впрочем, это и немудрено: была она веселой, общительной, острой на язык, но вместе с тем доброй, мягкой,--неудивительно, что люди к ней тянулись. К тому же Анюта была сильна не только в речах, чем отличается большинство нынешних людей, но и жизненной крепостью, передавшейся ей от родителей,-- она не терялась в ситуациях, от которых раскисали ее новые подружки и знакомые, потому что умела твердой рукой вести дом, хозяйство... И Анютины способности, чисто женские, хозяйские, не столь частые, к сожалению, нынче у женщин, не пропали даром: у нее консультировались и как лучше испечь пироги, и как солить и мариновать огурцы и помидоры, как сварить варенье. Но чаще всего забегали перехватить взаймы то одно, то другое и удивлялись -- у нее всегда все было, и она никогда не отказывала. А еще соседки любили забежать к Анюте на чашечку кофе, по-женски обсудить новости, новинки моды, и всегда поражались уюту, чистоте, ухоженности в квартире.
Конечно, жизнь Рашида в Ташкенте до Анюты и с ней разительно отличалась, точнее -- была несравнима. Собственная квартира, собственная машина, избавившая от кошмарных сновидений, и вечера его стали иными, институт остался позади. Без Анюты не обходилось ни одно мероприятие в "Ешлике", всюду они оказывались званы в гости, и сама Анюта принимала друзей днем и ночью -- благо квартира позволяла, да и временем хозяйка располагала,-- и Рашид невольно общался с людьми, о знакомстве с которыми вчера еще и помышлять не мог.
Как-то у них в доме после возвращения со спектакля в экспериментальном театре Дома молодежи стихийно собралась компания. Постановка удалась, и расходиться не хотелось. Один из постановщиков, видимо желая сделать приятное хозяину дома, сказал:
-- Вашей бы Анюте, Рашид, при ее вкусе, энергии, обаянии, немного бойцовских качеств, целенаправленности действий -- далеко бы пошла.
-- Мне кажется, что мы как раз в воспитании борцов, бойцовских качеств несколько переусердствовали,-- мягко ответил Рашид. -- Куда ни пойди: в театр, кино, какую книгу, какую телевизионную программу ни возьми -- везде борются или культивируют бойцов, и в результате одни бойцы и борцы -- и те, кто чего-то добиваются, и те, кто им противостоит. В трамвай не войти --электрическое поле в тысячу ватт, никто никому ни в чем не уступит -- все борцы, искры повсюду сыплются, как только двое по любому поводу сойдутся. В любую организацию за каждым пустяком идем, как на смертный бой, а там с такой же готовностью нас поджидают.
По мне, не бойцовским качествам, а нормальной работе, нормальным человеческим отношениям людей учить надо, и отпадет нужда в борьбе по пустякам. А пока одна моя знакомая, весьма тонко и своеобразно чувствующая время, придумала милый повод для развода, и, поверьте, чрезвычайно эффективный,-- трижды за последние четыре года проверено. Желая развестись с очередным мужем, она просит его сделать за неделю три-четыре покупки и получить две-три справки. Разумеется, и покупки, и справки тщательнейшим образом продуманы. И думаете, какой результат? За одним приезжала "неотложка", и по состоянию здоровья молодой муж съехал к маме, другой после обширного инфаркта мыкается по больницам, инвалидность оформляет, а третий, кажется, умер. Все бы выглядело так же смешно, как девушки-каратистки или девушки-хоккеистки, если бы не было по-настоящему грустно. А вы о бойцовских качествах... Нет уж, увольте, это без Анюты.
Ответ Рашида поразил не только соседей, но и режиссера, который даже вынул записную книжку и стал торопливо делать пометки, приговаривая:
-- Черт возьми, а ведь в этом что-то есть. Рашид верно нащупал болевую точку времени...
Хотя дорогостоящую аппаратуру -- японские кассетные магнитофоны, музыкальные центры, стереосистемы, телевизоры, диктофоны, телефоны с блоками памяти -- со всего жилмассива ремонтировал Рашид, он понимал, что в "Ешлике" его привечают из-за Анюты, не обходят вниманием на всяких мальчишниках, приглашают в сауну, подсказывают, к кому подъехать, когда ломается машина,--словом, что и говорить, выручают постоянно.
Да, здесь жили ребята с крепкой хваткой. Помнится, они только заселились, а через месяц неподалеку вырос целый городок самодельных гаражей. Хотя стояли они строго в ряд и не было среди них ни одного ржавого, самострой портил пейзаж вдоль Бозсу, и жители близлежащих домов запротестовали, посыпались жалобы. Жалобы сыпались, а гаражей день ото дня прибавлялось. Куда только не писали: в Комитет советских женщин -- женщины, в Комитет ветеранов войны -- пенсионеры, в ЦК комсомола -- пионеры и их матери... Жалобы приурочивались и к великим датам, 2000-летию Ташкента, например, или к Международному кинофестивалю стран Азии, Африки и Латинской Америки, или просто к приезду важного иностранного гостя, и, кажется, допекли -- тучи над гаражами начали постепенно сгущаться.
Но в один прекрасный день появились какие-то ловкие молодые люди из вновь созданного добровольного общества автолюбителей, врыли у въезда в гаражный городок столб и прибили на нем вывеску с неряшливо сделанной надписью: "Кооперативный гараж "Восход" Всесоюзного общества автолюбителей. Председатель - Новохаткин Ф.П.".
Шустрые молодые люди в джинсах и кожаных пиджаках быстренько оформили всех в члены общества, содрав с каждого по десятке, вручили председателю размноженный на ксероксе устав, сплошь состоящий из ошибок, отчего иные пункты можно было толковать и так и эдак, и укатили, оставив ликующих автовладельцев в неописуемом восторге. От подобного цинизма онемели даже самые рьяные жалобщики и борцы за справедливость -- мозговой трест кооператива наносил только нокаутирующие удары.
Мозговой -- он на то и мозговой, и поэтому не довольствовался победой в первом раунде, понимая, что когда-нибудь времена могут измениться и не помогут парни из липового общества. Оттого решили основательно заняться строительством вблизи массива типового гаража. Новый этап оказался потруднее, но все равно через два года они получили ключи от новенького подземного сооружения на законных основаниях, как пайщики кооператива. Самострой на берегу Бозсу, сменив владельцев -- прежние вернули свои деньги,-- просуществовал ровно год, потом его в один день снесли,-- он действительно портил вид респектабельного района, так решил мозговой трест.
Вспомнилось Рашиду и строительство АТС. Возведение автоматической телефонной станции началось одновременно с массивом, и по плану жильцы должны были въехать в телефонизированные квартиры -- явление в общем-то нормальное и узаконенное строительными нормами, но в жизни подобные радости редки. Когда новоселы въехали в дома, АТС едва поднялась из фундамента, и, глядя на двух-трех копошащихся там рабочих, даже несведущий в строительных делах человек мог безошибочно определить -- очередной долгострой. Но не те люди жили в кооперативе "Ешлик", чтобы ждать телефонов годы. Собрали, по традиции, только мужчин, и председатель, уже взвесивший все "за" и "против", объявил:
-- Если мы не намерены ждать пять лет ввода АТС, то должны действовать, то есть взять на содержание начальника управления, ведущего стройку, и прораба, ответственного за объект,-- двести рублей ежемесячно каждому, пока не сдадут.
Кто-то робко поинтересовался:
-- Мы будем платить почти год, как вы запланировали, а если они не сдадут, плакали денежки?
Ответить на вопрос поднялся из президиума Новохаткин, тренер по каратэ, бывший чемпион, а теперь еще и председатель гаражного кооператива.