Раечка решила заняться шантажом и поплатилась за это. В тот момент, когда я пыталась добыть из тетки-«банкомата» необходимую сумму, неизвестная личность пришла к санитарке и устроила взрыв газового баллона. Кто это был? Лариса-Розалия? Зинаида? Мальвина? Кого в недобрый час решила «тряхнуть» Раиса? И что постоянно звенит в моей машине?
Я вынырнула из раздумий, увидала мобильный, подскакивающий в подставке, и включила «ухо».
– С ума сойти! – завозмущался Тема. – Разве так можно?
– Как?
– Не отвечать! Изнервничался весь.
– Извини, не услышала сразу звонок.
– Бросили меня тут одного, – обиженно протянул Тема, – посоветоваться не с кем! Зайка в нереале, Кеша тоже.
– Ольга, наверное, в студии, а Аркаша занят с подзащитным, – принялась я оправдывать домашних.
– И Маня не отзывается. А я на рынке! Один! Пытаюсь разобраться в растениях! Скажи, что лучше – Пропотум Руче или Маркетум Блонде?
– Ты о чем?
– О деревьях! Вернее, кустарниках!
– Извини, совершенно ничего не знаю ни про какие пропотумы с маркетумами.
– Но мне нужна помощь, – заканючил Тема, – и я очень устал от Лады. Она такая активная! Носится лосем, нарезает круги – вжик-вжик! Прямо тошнит от ее мельтешения. Дашута, помоги!
– Ты где?
– Сказал, на рынке.
– Каком?
– Тут недалеко, на Рублевке, называется «Сад миллиона растений».
– Что тебя понесло в пафосное место? – вздохнула я. – Не стоит отовариваться в районе кучного проживания олигархов, лучше делать покупки в обычных магазинах.
– Лада велела покупать растения только здесь, – обморочным голосом зашептал Тема. – Ой, она идет! Даша, умоляю! Или я труп, меня ее духи с ног сшибают. Поторопись!
– Держись, – приказала я, – уже на Ильинское шоссе свернула. Если на светофоре не застряну, прилечу через пять минут.
Не успела я припарковать «Пежо», как у меня на шее с воплем: «Дашуля!» – повисла Лада.
Сегодня прорабша нацепила обтягивающие ядовито-розовые бриджи со стразами, укороченную белую майку со слишком глубоким вырезом, босоножки на спицеобразной шпильке и бейсболку со сверкающим названием известной фирмы.
Я выпуталась из слишком крепких объятий, чихнула и, стараясь не смотреть на толстую складку жира, которая выпирала у Лады из-под майки и свисала над ремнем с пряжкой, украшенной очередной пафосной надписью, растянула губы в фальшивой улыбке.
– Дашуля! – ликовала Лада. – Вот радостная встреча! А мы кустики выбираем. Поможешь?
– С удовольствием, – закивала я. – Только, знаешь, абсолютно не разбираюсь в растениях, яблоню от банана не отличу.
– И не надо, – замахала руками в золотых браслетах Лада, – у тебя есть я! Обмануть не дам! Чую вранье носом! Кстати, обладаю экстрасенсорными способностями, могу, лечить человека. А еще делаю массаж. Вот у тебя голова болит?
– М-м-м… нет!
– Не хочешь признаваться? – насупилась Лада. – Могу убрать боль в два счета. А еще… сейчас настроюсь… э… э… У тебя проблемы, да? Я кивнула.
– Вот! – подскочила Лада. – Поняла? Ощущаю поле! Поэтому растения, посаженные мною, живут столетиями! Я замечательный ландшафтный дизайнер. Другой весь исстарается, а клумбе через год кирдык. У меня же двести годков трава колоситься станет.
Я изобразила на лице полнейший восторг и предложила:
– Покажи, что решили брать Теме.
Лада вцепилась в меня железными пальцами и потащила в глубь рынка.
Глава 25
— Смотри! – с восхищением заорала Донская, тыча гелевым ногтем в гнутые веточки. – Африканская береза.
– Да? – с легким сомнением протянула я. – Выглядит обыкновенно.
– На ствол посмотрите, – вступил в разговор продавец.
– Наши чахлые, больные, на гормонах выращенные, – запела Лада, – африканские здоровее, пятьсот лет простоят.
– Тема столько не проживет, – ляпнула я, – и дом за столь долгий срок развалится.
Лада захлопнула рот, но тут же вновь разинула его:
– Не нравятся березки, возьмем пегие клены, из Австралии. Сторговала недорого, пять штук за ствол.
– В какой валюте? – осторожно осведомилась я.
Лада вновь повисла на моей шее:
– Дашуль! Неужели заставлю потратить лишнюю копейку? Ясное дело, в долларах, не в евро же. Клены привиты от оспы, абсолютно здоровы.
– У деревьев бывают болезни? Продавец закатил глаза:
– Дама, вы откуда?
– Из Ложкина, – честно призналась я.
– Тогда понятно, – с невероятным презрением выплюнул торговец. – Наши-то, рублевские, хорошо в сути вопроса разбираются.
– Олег, не хами! – взвизгнула Лада. – Дашуля не чета всяким, с позволения сказать, новым русским. Она, кстати, преподаватель. Хорош из себя профессора по баобабам корчить, лучше покажи Орангус Лягушкас.
– Это чего такое? – всполошился молчавший до сих пор Тема.
– Цветок, – зевнул Олег, – вон, плоская кадка. Мы с Темой уставились на неаккуратный куст с одним бутоном, похожим на ярко-красный теннисный мяч.
– Ерунда какая-то, – задумчиво протянул Тема, – и совсем некрасивый.
Лада и Олег громко рассмеялись.
– Орангус Лягушкас распускается ночью, – снизошел до нас торговец, – цветок потрясающей красоты, с дурманящим ароматом. Сейчас он имеет непрезентабельный вид, но после полуночи… Это надо видеть! Вы возьмите один на пробу, поставьте у крыльца и полюбуйтесь. У наших, рублевских, целые аллеи из Лягушкаса.
– Олег прав, – закачалась на каблуках Лада. – Хватай, Тема!
– Сколько? – деловито осведомился сын полковника.
– Для вас девятьсот девяносто девять, – заулыбался Олег. – Скинул, как лучшим оптовым покупателям, остальным по тысяче отдаю.
– В какой валюте? – задала я ставший традиционным вопрос.
– В евро! – выкрикнул Олег.
– В долларах! – рявкнула Лада. Воцарилась тишина.
– Ладно, – ожил через минуту продавец, – забирай.
– Неси в машину, – приказала Донская. – Кто у нас платит?
Тема покорно зашуршал купюрами. Олег свистнул – из-за палатки вышел чумазый парень.
– Оттащи Лягушкас, – приказал Олег.
– Не, – затряс нечесаной головой юноша, – боюсь.
– Прекрати идиотничать.
– Он меня сожрет! – чуть ли не со слезами на глазах закричал работник.
– Кретин, – откликнулся продавец растений.
– Страшно!
Мне стало смешно.
– Право, нет нужды опасаться растения, оно не кусается!
– Еще как хватает, – загундосил паренек. – Раз, и руку отчекрыжит!
Я глянула на Ладу, та постучала себя кулаком по лбу и сурово спросила:
– Юра, урод, хочешь на мороженое?
– Да, – с восторгом произнес юноша.
– Тогда бери Лягушкас и шагай вперед и с песней! – рявкнула Донская.
Юра перекрестился, поднял кадку, сделал пару шагов и заорал, словно слон, которому в хобот забралась мышь: «У меня мурашки от моей Наташки…»
Тема споткнулся, я уронила сумочку, а Лада гавкнула:
– Заткнись!
— На вас не угодишь. Сами приказали «вперед и с песней»! – обиделся Юра.
– Идиот… – начала было Лада и замолкла.
По ее враз вытянувшемуся лицу стало понятно – Донская увидела нечто малоприятное. Не успела я сообразить, что произошло, как Лада с грацией владимирского тяжеловоза ринулась вперед.
Я прищурилась и заметила в двадцати метрах от нас Виталия, плотно упакованного в вызывающе белые брюки. Донской разговаривал с черноволосым мужчиной, а позади прораба, возле пластмассовых вазонов, из которых торчали лохматые пионы, сидела на табуреточке ярко размалеванная девица с сине-черными, свисающими почти до талии патлами.
С трубным воплем: «Сука!» Лада подскочила к цветочнице, вцепилась в ее космы и стала тыкать ничего не понимающую бабенку мордой в бело-розовые «шапочки».
– Сволочь! – бушевала прорабша. – Я видела, как ты на задницу Вити глядела! Голодными глазами! Раздевала чужого мужика! Гадина! Убить тебя мало!
Донской обернулся, резко покраснел и попытался схватить жену, я бросилась на помощь прорабу. Но в Ладе проснулась звериная сила, она легко вывернулась из моих рук и вновь напала на торговку. Но у цветочницы первый испуг прошел, она подняла один из вазонов, опрокинула его на Ладу, затем ловко сбила растерявшуюся Донскую с ног и, сев на поверженного врага верхом, начала тыкать ее носом в лужу, приговаривая:
– Нужен мне твой кобель! У него небось и сифилис, и СПИД, и гонорея, и блошки всякие. Перетрахал тут весь женский контингент без разбора. А я девушка честная, мне с таким неохота связываться…
Красный как рак Витя начал оттаскивать Ладу. Розовые брючки дамы стали черными, бейсболка свалилась в воду, золотые браслеты стучали по асфальту. Весь рынок, затаив от восторга дыхание, наблюдал за фарсом. Над местом побоища летали мат, визги и висел густой запах французской парфюмерии, которой, как всегда, излишне щедро была полита Лада.
Тема дернул меня за плечо:
Тема дернул меня за плечо:
– Поехали.
– Бросить Донских в неприятной ситуации? – растерялась я.
– Ага, – кивнул Тема, – лучше сделаем вид, будто не видели скандала, а то их потом стыд съест. Тебе бы понравилось общаться со свидетелями своего позора?
Признав правоту Темы, я пошла к «Пежо». Лягушкас, который после одиннадцати вечера должен был из непонятного растения трансформироваться в райский цветок, Юра впихнул в джип Темы.
– Хорошие вы люди, – чуть не прослезился несчастный олигофрен, получив чаевые, – поэтому предупреждаю: Олег гад, он не сказал небось, что Лягушкас опасный. Он вас всех сожрет! До единого! У Петра Михайловича с Рублевки тещу съел. Правда, потом сгнил. Не переварил!
– Наверное, у Петра Михайловича была ядовитая теща, – на полном серьезе заявил Тема. – Спасибо тебе, золотко, иди домой. Вот, держи, купишь себе еще мороженое.
Лягушкас мы поставили недалеко от крыльца.
– Умираю спать хочу, – зевнул Тема. – А ты не ложись, выйди потом и на цветок посмотри. Интересно, он и впрямь хорош?
– Маловероятно, – хмыкнула я. – Из котенка не получится тигр.
— Да? – расстроился Тема. – Думаешь, зря потратился?
– Но вполне возможно, что Лягушкас шикарно расцветет, – быстро изменила я точку зрения.
– Ой, только не надо меня жалеть! – скривился Тема.
После ужина я почитала книгу, потом, осторожно озираясь, выползла на балкон и вытащила тщательно спрятанную под железным подоконником пачку сигарет. Противные домашние объявили Ложкино безникотиновой зоной, и мне приходится туго. Если думаете, что активные противники «раковых палочек» Кеша, Зайка и Дегтярев сумели когда-то избавиться от пагубной привычки к табаку, то ошибаетесь – они никогда им не баловались. Мне отчего-то кажется, что, имей Ольга пристрастие к курению, в особняке на каждом шагу стояло бы по десять пепельниц, но Зая не выносит даже намека на запах, как она выражается, «сухого навоза, завернутого в дурацкую бумажку».
Я облокотилась на парапет и стала смотреть вниз. Ой, а что там такое огромное у крыльца? Может, забытая сумка? Причем не дамская, а спортивная! Любопытство стало нестерпимым, я спустилась на первый этаж и спросила:
– Собаки, гулять пойдем?
С громким лаем к моим ногам кинулась одна Жюли. Снап, Банди, Хуч и Черри даже не пошевелились.
– Не желаете размять лапы? – повторила я предложение.
На этот раз отозвался Хуч. Он поднял круглую крупную голову с черными висящими ушами и укоризненно сказал:
– Гав.
Помолчал мгновение и добавил:
– Гав, гав.
На человеческий язык данное высказывание следовало перевести так:
«Мать, ты сошла с ума! Какие гуляния ночью? В животе мурлыкает каша с мясом, вредно топтать лапы, когда идет процесс пищеварения. Иди спать, завтра утром погоняем по саду».
– Ваша позиция ясна, – улыбнулась я. – Значит, пойду смотреть на сумку одна.
Нечто мягкое, нежно-пушистое коснулось моей босой ноги, я посмотрела вниз. Жюли преданно заморгала.
– Не переживай, выйдем вдвоем, – успокоила я йоркшириху, и та, счастливо взвизгнув, полетела к двери.
Из всех собак Жюли – самая бойкая и бесстрашная. Вообще говоря, она принадлежит няне близнецов, детей Аркаши и Зайки. Спустя некоторое время после переезда Серафимы в Ложкино Жюли абсолютно адаптировалась, и теперь нам кажется, будто крохотная, весом чуть больше булки с вареньем, псинка всегда обитала в доме.
На лето близнецы Алька и Валька отправляются ко второй бабушке. Зайкина мама живет под Киевом, у нее тоже немаленький особняк и огромный сад, в котором растут плодовые деревья и кустарники. Серафима, естественно, едет с ребятами. Няня бы с удовольствием прихватила с собой и Жюли, но имеются три мешающих вывозу животинки обстоятельства. Теперь между Россией и Украиной существуют таможня и паспортный контроль. Вернее, проверок две. Но российские кордоны вы минуете спокойно – то ли наши парни более профессиональны, и им хватает беглого взгляда, чтобы определить, везет ли пассажир контрабанду, то ли здесь есть еще какая-то причина, но паспорт они отдают мгновенно и, вежливо пожелав счастливого пути, уходят. А вот их украинские коллеги намного более шумные и въедливые, они непременно полезут в вещи и начнут придираться к мелочам. Провезти собачку будет трудно. На Жюли потребуют кучу справок и сертификатов, а потом посадят несчастную иоркшириху на карантин, и дрожащая от ужаса псинка проведет в специальном боксе кучу времени. Это раз. Во-вторых, Жюли очень любит Ложкино и страдает, когда ей по какой-то причине приходится выезжать из коттеджа. В-третьих… Впрочем, для того чтобы оставить йорка дома, хватает и первых двух пунктов.
Я отперла тяжелую входную дверь и сказала:
– Вперед!
Жюли молнией метнулась было в сад, но притормозила, осела на задние лапы и возмущенно залаяла.
Жюли храбрая до безрассудства. В ней всего-то восемьсот граммов веса, а сердце и характер боевого слона. Крошка обладает заоблачной самооценкой и абсолютно искренно считает, что она способна справиться с разбуженным зимой медведем. Скорей всего, сейчас отважное существо увидело мышь и загорелось желанием во что бы то ни стало ее проглотить. Ну какое право имеют грызуны разгуливать по саду, если в него вышла Жюли? Хорошо, что Банди не пожелал сейчас совершить поздний моцион. Наш питбуль боится полевок до одури: обычно, встретив на дорожке мышь, собака бойцовой породы валится со стоном на бок и лежит в обмороке, пока хозяева не приведут Бандюшу в чувство.
– Эй, Жюли, – тихо сказала я, – успокойся, иначе разбудишь Зайку.
– Р-р-р… гав-гав.
– Кому сказано, прекрати!
– Тяв, тяв, тяв!
– Ну, погоди, – пригрозила я и стала спускаться по ступенькам, – не стану долго уговаривать, возьму под мышку и отнесу в дом. Сиди там, если не умеешь себя вести…
Остаток назидательной речи застыл в горле, я ахнула и чуть было сама не начала лаять, как Жюли. В паре метров от центрального входа покачивался на короткой толстой ножке удивительный цветок. Ярко-красный колокольчик был размером с десятилитровую кастрюлю, лепестки торчали в стороны, внутри виднелись тычинки, покрытые черной пыльцой. Цветоложе окружали глянцевые мясистые листья, лаково блестящие в свете фонарей, а в воздухе разливался запах… ммм… не особо приятный, напоминающий «аромат» несвежего мяса. Очевидно, и Жюли оценила красоту, потому что она, перестав заливаться, стала подбираться к невероятному растению, нервно подергивая носом. Точь-в-точь так йоркшириха поступает, когда видит свежепожаренные котлеты.
– Ни фига себе! – всплеснула я руками. – Торговец не обманул, Лягушкас и впрямь раскрывается по ночам. Как думаешь, Жюли, не позвать ли нам домашних полюбоваться на невиданное зрелище? Конечно, Зайка начнет ругаться, но ведь днем Лягушкас похож на обычный теннисный мячик, только экстремального, красного цвета. Единственно, что мне не нравится в потрясающем цветке, это его резкий запах. Ой, а к Лягушкасу просто толпой летят всякие бабочки и ночные насекомые! Наверное, у него сладкая пыльца. Эй, Жюли, не смей грызть цветок! Фу, отойди, фу!
Йоркшириха, абсолютно не обращая внимания на гневное замечание хозяйки, попыталась оттяпать кусок от одного из лепестков, а потом, коротко взвизгнув, влезла внутрь роскошного цветка.
– Жюли! – с возмущением заорала я, забыв о необходимости соблюдать тишину. – Вот придумала! Ты сломаешь Лягушкас! Мало того что растение дорогое, так оно еще и невероятно красиво!
Пованивает, правда, но это детали. Вылезай немедленно!
Не успел отзвенеть мой гневный крик, как одно из окон второго этажа с треском распахнулось и высунулась растрепанная Зайка.
– Смею напомнить, – зашипела она, – что кое-кому завтра вставать в шесть утра. Полнейшее безобразие! Отчего вопишь? На дом напали пираты? Или в сад влезли шанхайские барсы? И чем тут пахнет? Ты куришь сигары? Ну ваше!
– Это Лягушкас приванивает, – замела я хвостом, – никаких изделий из табака даже в руках не держу, честное слово!
Зайка прищурилась:
– Жабы с запахом? Первый раз о подобном слышу!
– Лягушкас не земноводное, он цветок, – охотно пустилась я в объяснения, – растение так называется. Какой-то Лягушкас и еще одно слово, только я его забыла.
– Да? – с легким сомнением протянула Ольга.
– Ага, – закивала я, – спустись и посмотри.
– Давно сплю, – зевнула Зайка.
– Как хочешь, но Лягушкас хорош лишь по ночам.
– Ладно, – после недолгого колебания согласилась Ольга, – уже ползу.
Выйдя на крыльцо, Зайка спросила:
– И где твой жабешник?
– Лагушкас, – засмеялась я, – вон там, левее. Кстати, даже Жюли оценила прелесть экзота, представляешь, она залезла…
Ольга, никак не отреагировав на чужие речи, пошлепала по ступенькам, дошла до нужного места и с явным недовольством спросила: