В номере ее никто не ждал. Муза приняла душ и, включив обогреватели на полную мощность, легла под одеяло. Только когда она поспала несколько часов, голова хоть немного перестала болеть. Разбудил ее настойчивый стук в дверь.
Муза протерла глаза и открыла дверь. Там стояла молодая женщина с бледным лицом, в потертой дубленке. Муза видела ее в первый раз.
– Мне нужна Муза, – сказала женщина.
– Это я, – ответила Муза, почему-то только сейчас подумав о том, как странно звучит ее имя в таком контексте. Особенно если говорящий был бы поэтом, писателем или художником. «Мне нужна Муза…», как сказала бы молодежь – прикольно!
Теперь настала очередь женщины с удивлением рассматривать Музу.
– В чем дело? – спросила Муза. – Я плохо выгляжу? Я подозреваю.
– Я вас не знаю, я не знаю, как вы выглядите обычно, – сказала женщина, вообще выглядевшая весьма заторможенно.
– Вы меня извините, конечно, но я вас тоже не знаю, – ответила Муза.
– Так я к вам на похороны и не приезжаю, – ответила женщина.
– Не поняла. Какие похороны? Я еще жива и на свои поминки никого не звала, – ответила Муза.
– Так это вы ко мне примчались, когда я умерла, – ответила женщина, – и, говорят, были весьма опечалены этим фактом.
– Кто говорит? – спросила ошарашенная Муза, ничего не понимая.
– Павел Иванович, – ответила женщина. – Я – Тамара Зайцева, вы приезжали в Бежецк и были расстроены моей кончиной. Пили с Павлом Ивановичем за мое здоровье, тьфу! То есть за то, чтобы земля мне была пухом. А потом он сказал мне, в какой гостинице вы остановились в областном городе. Вот я и приехала посмотреть, кто печалился обо мне? Интересно все-таки…
Муза только сейчас поняла, что тяжело больна, причем в острой форме. Все эти утренние недомогания, тошнота, понос и золотуха теперь показались ей детским лепетом. Лучше бы у нее случился приступ аппендицита или воспаление легких. Пережила бы как-нибудь, а вот с психиатрией дело обстояло намного сложнее. Муза не знала ничего из этой области, и тут – такая оказия. Она обняла свою голову руками.
– Я не хочу с ума сходить, – честно сказала она.
– Кто же хочет? – поддержала ее женщина.
– Лечиться неприятно. Привязывают к кровати, а я не хочу, чтобы ограничивали мою свободу, – продолжала выстраивать логическую цепочку Муза.
– Это страшно, – согласилась женщина.
– Говорят, еще электрическим током мозги лечат, – продолжала радовать гостью Муза.
– Это больно, наверное, – согласилась пришедшая.
– Вот и мне страшно.
– А что, есть предпосылки? Вы сумасшедшая? Тогда это многое объясняет… но откуда вы меня знаете? Тоже не помните? – уточнила женщина.
– До этого мгновения предпосылок не было. Думала, что со мной все хорошо. Отобрали способность работать нормально, но зато в личном плане что-то стало налаживаться. То есть все компенсировалось. И тут – на! Такая оказия! Вот ведь Григорий расстроится, – вздохнула Муза.
– Кто у нас Григорий? – спросила женщина.
– Миллионер, красавец-мужчина, похоже, в меня влюблен, – пояснила Муза, сама для себя открывая истину.
Женщина с еще большим интересом осмотрела ее помятую фигуру и опухшее лицо.
– Да. И давно вам кажется, что в вас миллионер влюблен? – спросила она, как врач спрашивает у пациента о его самочувствии: «Как давно у вас это болит? Как долго вы на это жалуетесь?»
– Нет, недавно… Сама не верила… А почему вы меня спрашиваете об этом? Вы сами-то себя слышите? Я приезжала на ваши похороны, на вашу смерть, и вот теперь вы у меня? Вы же сгорели!
– Я сгорела?! Нет, я не сгорела.
– Вы выжили? – спросила Муза.
– Да не я сгорела! Я пустила в свою квартиру знакомую, а сама уехала на два дня. Вот ее обгоревший труп и приняли за меня. А почему вы беспокоились обо мне? Я же вас не знаю! – волновалась Тамара.
– Так вы приехали сюда только для того, чтобы узнать, кто приезжал к вам и переживал за вашу погибель? – спросила Муза.
– Да! Именно так! Наконец-таки прояснение! Я не очень общительна! И любой человек, который проявил искренний интерес к моей скромной судьбе, – на вес золота для меня!
Тут Муза наконец включилась. Она с вытаращенными глазами схватила женщину за руку и потащила ее прочь из своего номера.
– Подождите! Вы куда меня тащите?! Постойте!
– Тише! – прошептала Муза. – Только тише! Ничего не говорите! Надо срочно покинуть гостиницу! Только не здесь! Молчите! Вы пришли прямо в обитель зла!
– Да я молчу. Я вообще в шоковом состоянии, после этого трупа в моей квартире. Что я еще могу сказать?
– Ничего и не говорите, пошли! – скомандовала Муза.
Вскоре они обе оказались на зимней улице в снегу. Муза только и выдохнула.
– Господи! Ты жива. Это так хорошо! Хоть кто-то жив!
– Да? А кто-то еще умер? – с удивлением посмотрела на нее Тамара. – Я сама тоже рада, хоть и нехорошо такое говорить. Человек-то погиб…
– Ты не понимаешь? – спросила у нее Муза, которую на нервной почве несколько потряхивало.
– Чего?! – не поняла Тамара.
– То, что это был не несчастный случай, я имею в виду, с твоей знакомой, это ты должна была погибнуть.
– Я?! – переспросила Тамара, как-то беспомощно опуская руки.
– Я уверена! И я все объясню! Ты только должна поверить мне, осознать возможную опасность и посодействовать мне в собственном спасении, – заверила Муза свою спутницу, подталкивая ее к большому пластиковому кафе со странным названием «Чай – Хана». Именно через тире и с акцентом на слово «Хана»! Почему-то, глядя на этот дешевый киоск, оплеванный и забросанный мусором со всех сторон, очень даже верилось, что если туда зайдешь и, не дай бог, что-то съешь, то тебе точно наступит хана! Ну, в лучшем случае оклемаешься в инфекционном отделении местной больницы.
– Зайдем сюда, – несмотря на внутренний страх, предложила Муза.
А Тамаре, похоже, на самом деле было все равно, лишь бы получить ответы на свои вопросы.
Глава 20
Муза вернулась в свой номер уже не под вечер, а ночью, и сразу в дверь постучали. На сей раз это оказалась Алиса.
– Я тебя ждала, тебя так долго не было! Можно? Все-таки ночевать одна не хочу, – попросилась девушка.
– Да, конечно! Проходи! Извини, я задержалась, – обрадовалась ей Муза.
– Ты где была? Я волновалась уже! – сказала девушка, проходя в комнату и осматриваясь.
– Со мной много чего произошло, – ответила Муза.
– Надеюсь, много хорошего? – спросила Алиса.
– Скорее нет. Это просто ужас какой-то. Я же поехала к девушкам, которые жили здесь год назад и могли прояснить ситуацию, о которой заикнулась погибшая горничная.
– Прояснили? – с надеждой в голосе спросила Алиса.
– Если бы, – мрачно ответила Муза и рассказала Алисе, что обе женщины погибли.
Алиса, казалось, потеряла дар речи.
– Не может быть, это нереально! Ты не шутишь?
– И я такого же мнения, что вся эта история очень плохо пахнет! – ответила Муза, вытягивая уставшие ноги. – И я не шучу! Слушай, а где Генрих?
– Генрих? Это твой бывший? Я его не видела, – ответила Алиса. – То есть меня здесь днем и не было. Я не хотела оставаться с ним один на один, если честно, – призналась Алиса, и было понятно почему.
– Как-то странно, что его нет, он такой приставучий, давно бы здесь тусовался… – поежилась Муза.
– Да, действительно, не хватает его навязчивости, – согласилась Алиса.
– А этот учредитель, как его? Петр! Точно! Пристает к тебе? – спросила у девушки Муза.
– Нет, больше нет, – ответила Алиса. – Но, если честно, прошло не так много дней, я его просто не видела, может, он уехал куда, – потупила глаза девушка.
– Генрих, Генрих, – достала свой телефон Муза и набрала его номер, – странно, не берет. Что же случилось?
– Может, напился где? – предположила Алиса. – Вроде он из таких, из пьющих.
– Может, конечно, но ночевать ему здесь негде. Что-то переживаю я за него. Вдруг что-то случилось? – предположила Муза. – Вспомнила! Он же сегодня должен был идти к Виталику!
– Какому Виталику? – переспросила Алиса.
– Куда мы с тобой ходили, в дом, построенный пленными немцами.
– А! Инвалид!
– Зачем ты так? Инвалид! – передразнила ее пренебрежительный тон Муза. – Между прочим, хороший парень! И ты ему нравишься!
– Да я что? Я ничего. Я и не говорю, что плохой, – смутилась Алиса. – Но я не представляю себя рядом с ним.
– А ты бы подумала! Что в этом такого? Он такой же человек, как и все, а любить будет еще больше и сильнее. Да и верен тебе будет, – сказала Муза.
– Ты еще скажи, что наследство ему привалило большое. Ты всегда это добавляла.
– И это тоже! Огромные деньги! А Виталик их возьмет, не сомневайся, на идиота он не похож. Если непутевый папаша решил именно таким способом заслужить прощение, то почему бы и нет? А вот была бы ты умной девушкой, ты бы его еще и уговорила. А то попадется какой-нибудь нечестной девице, обдурит бедного неопытного парня и оставит ни с чем.
– А ты бы подумала! Что в этом такого? Он такой же человек, как и все, а любить будет еще больше и сильнее. Да и верен тебе будет, – сказала Муза.
– Ты еще скажи, что наследство ему привалило большое. Ты всегда это добавляла.
– И это тоже! Огромные деньги! А Виталик их возьмет, не сомневайся, на идиота он не похож. Если непутевый папаша решил именно таким способом заслужить прощение, то почему бы и нет? А вот была бы ты умной девушкой, ты бы его еще и уговорила. А то попадется какой-нибудь нечестной девице, обдурит бедного неопытного парня и оставит ни с чем.
– Мне полюбить надо, чтобы я не оказалась такой же девицей, обманувшей наивного парня, я так просто не могу… – сказала Алиса.
– Так пообщайтесь! Может, что и проскользнет, то есть проскочит, между вами. Как ты думаешь, не поздно ему позвонить? – спросила Муза.
– Кому? – не поняла Алиса.
– Виталию. Надо спросить про Генриха. Неспокойно у меня на сердце, приходил он к нему или нет? Когда ушел? – сказала Муза и, не дожидаясь ответа Алисы, набрала телефон своего ученика. Ждала она очень долго и так ничего и не дождалась.
– Господи! И он не отвечает! – почему-то похолодела внутренне Муза.
– Так поздно уже! Спит, наверное, он пока доедет до телефона… – предположила Алиса.
– Ты как хочешь, оставайся и отдыхай, а я поеду к нему. Я и уснуть не смогу, он не отвечает, Генрих не отвечает. А ведь Генрих поехал именно к нему, он мне пообещал, да и не мог ослушаться под страхом лишиться ночлега, – снова засобиралась в дорогу Муза, подумав, что это никогда не закончится.
– Я с тобой! – сразу же отозвалась Алиса, полная решимости, и Муза не стала с ней спорить, у нее просто не было сил на это, хотя Алисе совершенно ни к чему было мотаться вместе с ней ночью в поисках ее бывшего мужа.
Они доехали на такси до того странного поселка, построенного пленными немцами, и нашли дом Виталия. Сделать это было на самом деле сложно, потому что не освещалось ровным счетом ничего. Не горел ни один фонарь, ночью тут все выглядело совсем по-другому, и от этого было еще более жутко. А вот белье и на ночь кто-то не снимал, и оно, подмороженное, шуршало в ночи, словно злобно шепча что-то поздним гостям, которых никто не звал.
Муза позвонила в дверь еще и еще раз.
– Спят люди-то, – дышала ей в затылок Алиса, – может, надо было до утра подождать?
– Подожди! Где они все? Генрих? Виталий? Господи! Теперь все люди будут пропадать, к которым я приближаюсь? Мне уже плохо! – прислонилась к двери Муза, словно готовясь потерять сознание. Дверь снова оказалась открытой, и она чуть не упала внутрь.
Уже через несколько секунд они крадущейся походкой шли по темному коридору, и Муза дрожащим голосом звала:
– Виталий! Виталий, ты где? Извини, что ворвались. Ой! – закричала Муза, споткнувшись о распластанное на полу тело. Хоть и было темно, на ощупь сразу было понятно, что это – лежащий на полу человек.
Алиса включила свет, и их глазам открылась жуткая картина. В большой комнате все было перевернуто, на полу лежал Генрих с проломленной головой, буквально в луже крови, а в углу лежал тоже окровавленный, выброшенный из инвалидной коляски Виталий.
– Что же это такое? Господи! Мамочка! – закричала Алиса.
– Вызывай полицию! – заголосила Муза, которая от ужаса даже пошевелиться не могла, не то чтобы куда-то звонить. Алиса тоже заметалась по квартире, не сразу придя в себя и плохо соображая, что ей делать.
Муза с неприязнью смотрела на уже знакомого ей полицейского Константина Сергеевича.
– Что? Все-таки пришлось со мной встретиться? – спросила она.
– Почему с такой агрессией? – хмуро посмотрел на нее следователь. – Это мне бы на вас обижаться, московская проныра. Как только вы здесь объявились, так моя спокойная жизнь закончилась.
– А вы выбрали такую профессию, что особого спокойствия ждать не приходится, – сказала с вызовом Муза, – раньше надо было определяться.
– У нас тихий провинциальный город, и не надо здесь делать «Петровку, тридцать восемь»!
Муза отвернулась. Она уже знала, что ее бывший муж был убит на месте сильнейшим ударом по голове. А вот Виталик был сильно ранен, но остался жив и находился в больнице. Он уже дал показания, что ничего не видел и не знает. Генрих пришел к нему днем уже слегка навеселе и занялся настройкой пианино. Потом позвонили в дверь, и Генрих сам вызвался открыть, чтобы не утруждать Виталия – пока тот доедет на коляске. Дальше парень сразу же услышал звуки ударов, вскрик Генриха, и свет погас. Виталий сокрушался, что сразу не успел позвонить, вызвать помощь, а покатился посмотреть, что произошло, и из темноты получил удар. Вот и все! Кто это сделал и сколько их было, он не сказал, так как попросту не видел. Больше ничем следствию помочь он не смог.
– Одни неприятности на мою голову, – покачал головой Константин.
– Какие у вас неприятности? Это моего мужа убили, хоть и бывшего!
– А у вас все так, Муза! Вы ни при чем, только трупы кругом! Надо было вас все же арестовать! – ответил он.
– Это у вас кругом трупы! Я предупреждала, что опасность может грозить женщине Тамаре из Бежецка. И что вы мне ответили? И где теперь эта женщина?! Обнаружен ее обгоревший труп!
– Да, кстати, по поводу этого, ясновидящая вы наша, тоже показания напиши.
– Я напишу вашему начальству, что вы не реагируете на жалобы населения! – сказала Муза.
– Не жалобы, а бредни безумных! У меня такие каждый день приходят толпами, если бы я на все реагировал, то давно сидел бы в психушке. И не надо мне угрожать, а то точно закрою тебя в КПЗ! – прищурился следователь. – А уж повод найду, только вы и знаете заранее обо всех преступлениях, что совершаются потом! Это многим покажется странным. Не находите? Поэтому, Муза Юрьевна, я хочу предложить вам одну чудную вещь…
– Я вся внимание. Вы наконец-таки поверили мне?! Начнете расследование? Для этого понадобилось столько трупов?!
– Молчите, гражданочка! Я не об этом! – оборвал ее Константин Сергеевич с весьма недружелюбным взглядом. – Я снимаю с вас подписку о невыезде.
– Что? – не поняла Муза.
– Ничего! Проваливайте отсюда подобру-поздорову! Уезжайте в свою Москву! – сказал он.
– Я же прохожу подозреваемой, – опешила Муза.
– Скорее свидетелем. Много на себя берете, – ответил ей Константин, нервно вороша какие-то бумаги, – нет прямых улик против вас, одни догадки…
– Хорошо! Свидетель! И что?
– Ничего! Не нужен мне такой свидетель, от которого одни неприятности! Выведу я вас из дела! Уезжайте! Головной боли будет меньше, это точно! – сказал он в приказном тоне.
– Понятно. Решили пойти по пути наименьшего сопротивления? Избавиться от меня?
– Слово «избавиться» – именно то, что идет из самой души, от самого сердца. Просто проваливай отсюда, и все! – захлопнул он какую-то папку, словно ставя жирную точку.
– А если я захочу пожить еще в вашем чудном старинном городе сама по себе, как турист? – спросила Муза.
Следователь смерил ее тяжелым взглядом.
– Я не советовал бы, но и запретить не могу, конечно.
– Запомните последнюю фразу, что запретить не можете, потому что я здесь останусь и продолжу свою миссию.
– Сеять вокруг смерть? – уточнил Константин Сергеевич.
– Обучать Виталия музыке, для чего меня и нанял его отец, правда, тоже посмертно, но это не имеет никакого значения.
– Того Виталия, который сейчас с проломленной башкой в больнице? – усмехнулся следователь. – Ему, думаете, до музыки? Она у него в голове звучит сейчас. Бах. Знаете, так «бах», «бах»! Не смешно? Мне – тоже и моему начальству.
– Не очень смешно. Но не вы меня нанимали и оплачивали обучение, не вам и отменять! – заявила Муза.
– Тот, кто оплачивал, мертв? – скорее для проформы уточнил следователь. – Так вас теперь никто не сможет остановить? Это, Муза, как в фильме ужасов – учительница музыки, которую не остановить. Хочет человек или не хочет заниматься музыкой, она все равно приходит и пишет нотную грамоту кровью испытуемого, то есть обучаемого. Это – страшный сон. Тетенька, не надо! У меня нет слуха, нет способностей! Я умираю! Я болен! Оставьте меня в покое! Я не хочу! – вдруг визгливо произнес Константин Сергеевич и продолжил: – Нет! Будешь учиться! Слуха нет – разовьем! Пальцы не слушаются – заставим! В нотах не разбираешься – начнешь разбираться! Я буду приходить днем и ночью, пока ты не заиграешь!
– Очень смешно! – ответила ему Муза.
– Мое дело – вас предупредить и отпустить, и на вашем месте я бы унес отсюда ноги! Возвращайтесь в столицу и живите своей жизнью, не суйте нос в чужие дела.
– Я подумаю, – согласилась Муза, поняв, что никто здесь не собирается ничего расследовать и ворошить прошлое.