Берия запретил политические довески к явной уголовщине. Но после его ухода из НКВД 1945.12.29 практика довесков возобновилась: ведь кодекс оставался слишком мягок. Только принятие 1960.10.27 и вступление в силу 1961.01.01 нового УК РСФСР (и кодексов других республик) устранило саму причину этой юридически неблаговидной практики.
Кстати, Королёва при Хрущёве полностью реабилитировали. По счастью, сведения об его уголовном деле сохранились, что и позволяет оценить реальную его вину. Сохранились и сведения о большинстве дел, пересмотренных при Берия. Насколько сейчас известно, эксперты, знакомившиеся с этими делами, в большинстве случаев признают обоснованность решений, принятых при пересмотре. А вот оценить обоснованность хрущёвской реабилитации куда труднее, ибо при ней материалы уголовных дел, как правило, уничтожались (что уже само по себе порождает некоторые сомнения), а в папке уголовного дела с грифом «Хранить вечно» сохранялась только справка о реабилитации. Так что в данный момент статистика Большого Террора, исчисленная по бериевскому пересмотру, выглядит надёжнее рассказов о кровавом тиране Сталине, уничтожившем по своему произволу миллионы невинных.
Троцкизм после БронштейнаК сожалению, желание всевозможной халявы – в том числе и простейших решений – в обозримом будущем останется неизбывно. Поэтому троцкизм никуда не делся даже после убийства человека, давшего этой страсти свой псевдоним. Просто троцкисты стали группироваться вокруг других лидеров.
Многие называют Хрущёва скрытым троцкистом, взявшим реванш за гибель своего вождя сразу после смерти его победителя. Кое-кто даже подозревает Хрущёва в собственноручном отравлении Джугашвили. Нам это представляется маловероятным, но вот оставление человека в заведомо беспомощном состоянии путём отсрочки почти на сутки вызова врачей к жертве инсульта несомненно имело место. И весьма вероятно, что убийство Берия вызвано как раз тем, что он докопался до этого преступления.
Но если Берия и впрямь убит накануне разоблачения Хрущёва – это намекает на невиновность Хрущёва в отравлении. Импульсивное решение вряд ли совместимо с подготовкой столь расчётливого преступления. Вся известная нам часть деятельности Хрущёва доказывает: он троцкист именно по складу характера – по тяготению к быстрым решениям и неготовности думать об их цене. В юности он и впрямь входил в одну из молодёжных групп сторонников Бронштейна – как раз в силу собственных предпочтений. И возглавив страну, принимал такие же – импульсивные, непродуманные, обладающие тяжелейшими побочными эффектами – решения не как сознательный враг или тем более заговорщик, а просто по неспособности мыслить стратегически, планировать долгосрочную работу, добиваться результатов постоянным упорством.
Понятно, Хрущёв – как раньше Бронштейн – притянул к себе множество людей со сходными чертами характера. В основном это творческие личности – артисты, писатели, художники – да те, кого нынче именуют креативным классом – люди, не способные создать нечто интересное другим, а посему привлекающие внимание нелепым поведением, выдаваемым за свободную оригинальность творческой личности. Они прощали Хрущёву даже вмешательство в своё творчество с размахом, какого и Джугашвили остерегался. Они приветствовали и разукрасили всем богатством собственной фантазии придуманный Хрущёвым миф о кровавом тиране Сталине: ведь Хрущёв позволил им те виды свободы, каких Джугашвили не допускал, ибо они способны разрушить устойчивость – основу развития – всего общества. И они же дружно ополчились на Хрущёва, как только выявилась несостоятельность его экспериментов.
Устранение Хрущёва не сократило тягу к простым решениям. Брежнев ею не славился: он вообще старался ничего не решать самостоятельно, а подобно Джугашвили подолгу обсуждал любой сложный вопрос и с коллегами, и с экспертами. Соответственно троцкисты на некоторое время остались предоставлены самим себе. И легендам о прошлом. Не зря одним из известнейших символов поколения шестидесятников стал «Сентиментальный марш», посвящённый Булатом Шалвовичем Окуджава Евгению Александровичу Гангнусу (по матери – Евтушенко), с замечательным образом «комиссары в пыльных шлемах».
Кстати, Шалва Степанович Окуджава (1901.08–1937.08.04) – как и его братья Михаил (1887–1937.07.09) и Николай (1891.11.01–1939.03.04) – принадлежал к национал-коммунистам. Грузинская часть этого поветрия прославилась, в частности, тем, что в период обсуждения устройства грядущего Союза требовала для Грузии статуса государства в государстве. Они хотели оставлять на грузинской территории все собранные там налоги, но добавлять к ним дотации от союзного центра. Они требовали права – по усмотрению местных властей без права обжалования этих решений – высылать из Грузии любого негрузина и даже расторгать смешанные браки. И так далее.
Когда Орджоникидзе – тоже грузин, но много лет работавший по всей стране и представляющий себе пользу интернационализма – резко отверг эти притязания, кто-то из национал-коммунистов заявил, что Орджоникидзе подкуплен армянами. Тот ответил пощёчиной. Разбирательство дошло до Москвы. Ленин резко осудил соратника: по его словам, обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно русских настроений. Но другой обрусевший инородец – Дзержинский – после тщательного исследования обстоятельств дела признал правоту Орджоникидзе.
Не знаю, в какой мере Шалва Окуджава искупил свои былые грехи партийной работой в Нижнем Тагиле с 1931-го. Но судя по деятельности его братьев, обвинение в троцкизме при аресте 1937.02.18 – ещё задолго до Большого Террора – было в целом обоснованным, хотя их расстрел, как и расстрелы многих других оппозиционеров, скорее всего всё же перегиб.
В 1970-е почвы для троцкизма в нашей стране было немного: развитие шло без резких рывков, но неуклонно. Правда, любителям простых решений это представлялось застоем. Зато процветал троцкизм в странах, по сей день почему-то считающих себя цивилизованными: они переживали тяжелейший кризис, и простейших решений предлагалось несметное множество. Отсюда и хиппи с готовностью вовсе уйти от общества, и всплеск терроризма (у нас больше всего писали о крайне левых вроде германской «Фракции Красной армии» да итальянских «Красных бригад», но крайне правых тоже хватало), и рост популярности основанного ещё самим Бронштейном Четвёртого интернационала.
Американские новые консерваторы (неоконы), определявшие практически всю политику страны при Буше-младшем, в молодости были членами местных троцкистских организаций – естественно, ультралевых. Постарев (но вряд ли повзрослев), они стали ультраправыми, но тяга к простейшим решениям и действиям любой ценой осталась. Вспомните деятельность администрации Буша – там и не пахло ни долгосрочными планами, ни компромиссами.
У нас же новым звёздным часом троцкизма стал приход к власти Горбачёва с Яковлевым. Как я уже отметил, оба являли столь впечатляющую управленческую некомпетентность (вкупе с неплохим интриганским искусством), что от них незачем было и ждать чего бы то ни было, кроме простейших решений без всякой мысли о возможной цене содеянного.
А затем сработало правило, в 2009-м сформулированное одним из авторов (в беседе с серьёзным деятелем молодёжной и образовательной политики) так: «Управлять дураками проще, чем умными. Пока не найдётся демагог ещё беззастенчивее, не соврёт ещё наглее и не перетянет всех дураков за собою. Если же Вы полагаете, что Ваше дело правое – Вам нужны люди, способные по меньшей мере отличить правое от левого». Борис Николаевич Ельцин оказался для тяготеющих к простым решениям и не думающих о цене этих решений (в том числе и для одного из авторов этой книги, к превеликому его нынешнему стыду) куда притягательнее Горбачёва. Последствия, увы, общеизвестны.
Нынче российских троцкистов притягивают белые ленточки, Pussy Riot и прочие формы дестабилизации общества. Не ждать же, пока неспешный расчётливый ход дела принесёт результат, далёкий от идеальных воздушных замков! Основные виденные нами претензии к Владимиру Владимировичу Путину – хоть с правого фланга, хоть с левого – сводятся к тому, что он пока овладел не всеми навыками Албуса Персивалевича Дамблдора и Харри Джэймсовича Поттёра, а потому не смог в одночасье сделать страну, полтора десятилетия до него старательно разрушаемую, сильнее и богаче той, какой она была до начала претворения в жизнь троцкистской тяги к простым решениям.
Недаром значительную часть нынешних белоленточников и защитников хулиганок в шапках «балаклава» составляет так называемый офисный планктон – люди, неизвестные даже самим себе, но непокоБеЛимо (увы, не ведаем автора этой оЧеПатки) уверенные в заслуженной ими лучшей участи. Они свято веруют: государственный переворот принесёт им всё, чего они безуспешно жаждут, глядя на своих кумиров, уже вознесённых неисповедимой случайностью на вершины сводок популярности. Их не пугает даже предостережение их же кумира в начале 1990-х Егора Тимуровича Гайдара. В своей последней прижизненно выпущенной книге «Смуты и институты» он исследовал механизмы, неукоснительно приводящие революционную страну к разрухе, так что даже если революцию и впрямь совершают из наилучших побуждений, её плодами всё равно воспользуется в лучшем случае следующее поколение. Они-то и есть следующее поколение, воспользовавшееся скудными плодами государственного и хозяйственного переворота, совершённого при активном соучастии самого Гайдара. И не думают о цене, заплаченной за эти плоды всей страной. Именно такие юнцы – если не по возрасту, то по образу мышления – составили костяк троцкистских течений в межвоенный период. И они же сейчас каждым своим демагогическим словом, каждым повторением бездумно воспринятых пропагандистских штампов (в свою очередь составленных при соучастии людей, неплохо знакомых с историческим опытом троцкизма) доказывают: троцкизм не устарел – он так же опасен для общества, как при жизни Бронштейна, и будет так же опасен и впредь, пока существуют стремление к простым быстрым решениям и неумение думать об их цене.
А затем сработало правило, в 2009-м сформулированное одним из авторов (в беседе с серьёзным деятелем молодёжной и образовательной политики) так: «Управлять дураками проще, чем умными. Пока не найдётся демагог ещё беззастенчивее, не соврёт ещё наглее и не перетянет всех дураков за собою. Если же Вы полагаете, что Ваше дело правое – Вам нужны люди, способные по меньшей мере отличить правое от левого». Борис Николаевич Ельцин оказался для тяготеющих к простым решениям и не думающих о цене этих решений (в том числе и для одного из авторов этой книги, к превеликому его нынешнему стыду) куда притягательнее Горбачёва. Последствия, увы, общеизвестны.
Нынче российских троцкистов притягивают белые ленточки, Pussy Riot и прочие формы дестабилизации общества. Не ждать же, пока неспешный расчётливый ход дела принесёт результат, далёкий от идеальных воздушных замков! Основные виденные нами претензии к Владимиру Владимировичу Путину – хоть с правого фланга, хоть с левого – сводятся к тому, что он пока овладел не всеми навыками Албуса Персивалевича Дамблдора и Харри Джэймсовича Поттёра, а потому не смог в одночасье сделать страну, полтора десятилетия до него старательно разрушаемую, сильнее и богаче той, какой она была до начала претворения в жизнь троцкистской тяги к простым решениям.
Недаром значительную часть нынешних белоленточников и защитников хулиганок в шапках «балаклава» составляет так называемый офисный планктон – люди, неизвестные даже самим себе, но непокоБеЛимо (увы, не ведаем автора этой оЧеПатки) уверенные в заслуженной ими лучшей участи. Они свято веруют: государственный переворот принесёт им всё, чего они безуспешно жаждут, глядя на своих кумиров, уже вознесённых неисповедимой случайностью на вершины сводок популярности. Их не пугает даже предостережение их же кумира в начале 1990-х Егора Тимуровича Гайдара. В своей последней прижизненно выпущенной книге «Смуты и институты» он исследовал механизмы, неукоснительно приводящие революционную страну к разрухе, так что даже если революцию и впрямь совершают из наилучших побуждений, её плодами всё равно воспользуется в лучшем случае следующее поколение. Они-то и есть следующее поколение, воспользовавшееся скудными плодами государственного и хозяйственного переворота, совершённого при активном соучастии самого Гайдара. И не думают о цене, заплаченной за эти плоды всей страной. Именно такие юнцы – если не по возрасту, то по образу мышления – составили костяк троцкистских течений в межвоенный период. И они же сейчас каждым своим демагогическим словом, каждым повторением бездумно воспринятых пропагандистских штампов (в свою очередь составленных при соучастии людей, неплохо знакомых с историческим опытом троцкизма) доказывают: троцкизм не устарел – он так же опасен для общества, как при жизни Бронштейна, и будет так же опасен и впредь, пока существуют стремление к простым быстрым решениям и неумение думать об их цене.
Предостережение по личному опыту ВассерманаЯ сам, увы, также любитель простых решений. И тоже не склонен задумываться о возможной цене предлагаемых мною очевидных мер. Оттого и был много лет пламенным либералом – поборником ничем не ограниченной политической свободы личности – и либертарианцем – поборником ничем не ограниченной экономической свободы личности. Не заботясь о диалектике соотношения личности с обществом.
Надеюсь, сейчас мне удаётся чаще всего сдерживать свои порывы «в неслыханную простоту» (по выражению Пастернака). Но всё равно едва ли не ежедневно повторяю слова Менкена: «У всякой проблемы всегда есть решение – простое, удобное и, конечно, ошибочное». Думаю, если мы все запомним эти слова, у нас будет куда меньше шансов провалиться в очередные приступы злокачественного троцкизма.
Фритьоф Нансен и Россия
В 2011-м году всё прогрессивное человечество, как у нас в своё время говаривали, отмечало 150 лет со дня рождения выдающегося норвежского путешественника Фритьофа Нансена[7]. Человека, которого едва не выбрали королём Норвегии! Но он был настолько умён, что предпочёл личную свободу, и в полной мере как никто иной из современников распорядился своей жизнью на благо мира.
Рисковые путешествия в последние десятилетия XIX века, вначале – сквозь Гренландию, затем – дрейф в ледовом плену почти до самого Северного полюса, высоко вознесли Нансена (а с ним и саму Норвегию) в глазах мировой общественности.
«Вмёрзнуть на судне во льды и предоставить себя полярному течению. С помощью этого течения проникнуть в ту область, которую тщетно пытались достигнуть все те, кто раньше шёл против течения. Если попытаться работать заодно с силами природы, а не против них, то мы найдём вернейший и легчайший способ достичь полюса», – писал Нансен. «Мы отправляемся не для того, чтобы отыскать математическую точку, составляющую северный конец земной оси; достижение этой точки само по себе малоценно, но чтобы произвести наблюдения в обширной неисследованной части земного шара, окружающей полюс» – говорил он.
Географы всех стран считали дерзкий проект Нансена бессмысленным самоубийством и чистым безумием. Но в Норвегии идея Нансена превратилась в дело национальной чести. Многие норвежцы жертвовали сбережения ради того, чтобы на Северном полюсе взвился флаг их страны.
Нансен полагал: если придать обводам корабля яйцевидную форму, то судно при сжатии льдов будет выпираться наружу. Судно получило имя «Фрам», по-норвежски «вперед!» Когда выяснилось, что течение не принесёт вмороженный в лёд «Фрам» к полюсу, Фритьоф cо своим молодым штурманом покинули судно. Они двинулись к самой северной точке планеты на собачьих упряжках, а потом – на лыжах. Норвежцам удалось продвинуться ещё более чем на двести километров к желанной цели, выше восемьдесят шестого градуса. Но дальше – сквозь ледяные торосы – можно пройти только «на своих двоих» (и не вернуться). Нансен и его спутник, скрепя сердце, повернули назад.
Они шли на юг несколько месяцев и на исходе человеческих сил, полумертвыми выбрались к Земле Франца-Иосифа. Там они сложили хижину из камней, питались же мясом убитого белого медведя. Несмотря на жесточайшие испытания, Нансен вёл записи о флоре, фауне и геологии Арктики.
Удача улыбнулась Нансену. На остров прибыла английская полярная экспедиция – и спасла норвежцев. В Скандинавию он вернулся, даже опередив «Фрам». Нансена считали погибшим, теперь же его ждал триумф. Не в одной Норвегии, во всей Европе, мире!
Но слава, доходившая до обожания, страшила Нансена, как и всякого нормального человека: «Никогда я не чувствовал себя таким бедным, ничтожным, как теперь, в качестве героя, которому курят фимиам, – признавался Нансен. – Я так устал от всей суматохи, суеты. Куда же это приведёт… Моя душа словно разграблена, обшарпана незваными людьми. Я хотел бы убежать и спрятаться, чтобы вновь найти самого себя».
Желая способствовать славе родины, Нансен несколько позднее предоставил знаменитый корабль «Фрам» в распоряжение соотечественника – Амундсена. Тот отплыл на «Фраме» к берегам Антарктиды и покорил Южный полюс. В то же время сам Нансен огибал Шпицберген в северной части Земли на собственной небольшой яхте.
Ещё до Первой Мировой Нансен пересёк и Россию и даже оставил о том свидетельство своих литературных талантов – книгу «В стране будущего», где признавался в любви к «этой огромной стране». В Хабаровске Нансен познакомился с Владимиром Арсеньевым – путешественником и автором романа «Дерсу Узала». «Это человек от бога, состоявший в несомненной связи с высшими силами», – скажет Арсеньев о норвежце.
После войны исследователь представлял Норвегию уже в Лиге Наций, вёл переговоры по возвращению военнопленных по домам и весям, в том числе и русских. Более четырёхсот тысяч солдат благодаря усилиям Нансена вновь обрели отчизну! А когда в Советской России на Волге вспыхнул голод, именно он оказался тем единственным европейцем, который силой своего авторитета и бескорыстия, не считаясь с ложью и клеветой в свой адрес, привлёк из-за рубежа колоссальные частные пожертвования. Частные! Ведь Лига наций постановила считать оказание помощи гибнущим людям делом не государственной важности.
Нансен обвинил Запад: тому милее построить новый дредноут, чем следовать гуманизму. Он заявил, что Запад просто боится «укрепить советскую власть». На одном из заседаний Лиги Нансен сказал: «Но допустим даже, что это на самом деле так. Найдётся ли в этом собрании хоть один человек, который мог бы сказать: пусть погибнет лучше двадцать миллионов людей, чем помогать советскому правительству. Допустим ли мы, чтобы зима навсегда остановила сердца миллионов людей?
Время ещё есть. Но его осталось немного. Если вы знаете, что это значит – бороться с голодом и морозом, тогда положение в России будет вам ясно… Именем человечности, именем всего благородного, я призываю вас – вас, которые сами имеют жен и детей, – подумать о том, какой это ужас – видеть, как жена и дети идут навстречу голодной смерти. С этой трибуны я призываю правительства, народы Европы, весь мир оказать помощь. Спешите, действуйте, пока ещё не поздно!»